༄༄༄
«Не рождён я быть другом…» Рождён умереть. В душе зияет дыра, оцепенелая и затравленная, хотя отголоски обиды ещё жгут глаза, и я, понимая это, поспешно моргаю, прогоняя её. Шаман не заслуживает моих слёз. Да и какой в них смысл? Слезы придуманы, чтобы помочь нам прожить эмоции, выразить их, отпустить и двигаться дальше. «А мне двигаться дальше некуда». Конец. Подтянув колени к подбородку, сижу посреди башни, смотрю на видимый из-под крыши клочок затянутого облаками неба. Дождь закончился, но по-прежнему холодно и промозгло, и зубы начинают стучать по мере того, как перепуганное недавно сердцебиение утихает. Пытаюсь их усмирить, но в итоге лишь защемляю меж зубов щёку, и рот наполняется тошнотворным вкусом крови. Закат давно перетёк в ночь, обратившуюся предрассветным часом, однако ни звезды на небе мне в компанию нет, а свет восходящего солнца не может пока пробиться сквозь тучи. «Зато теперь тихо». Нет никого, кто кричал бы, хватал меня за горло, заставлял пульс стучать в ушах. Эта тишина уже сама по себе напоминает мне смерть. Печальное окоченение. Смерть. Я знал, что затеял опасную игру в тот самый миг, когда солгал о своих способностях, знал, что шансы мои на победу невелики, но… на секундочку поверил, что могу выиграть. Поверил, что у меня появился друг. — Лоретто Тэйен, — шепчу зачем-то, но само имя на губах теперь пропитано предательством кроваво-металлической горечи. «Ненавижу». Никогда в жизни меня и не предавали, понимаю вдруг. Даже мысль об этом кажется нереальной, и где-то на задворках сознания я всё ещё простодушно осмеливаюсь надеяться, что Лоретто вскоре успокоится и вернётся. Попросит прощения, скажет, что просто эмоции захлестнули и помутили рассудок, как говорил всегда Кайл, срываясь на меня, когда я был маленьким, надоедливым ребёнком. Но время идёт, и никто, разумеется, не возвращается. Наследники богов не извиняются, верно? Не приходят собирать осколки игрушек, которых сломали. Наверное, это даже забавно. Утром в библиотеке я спас Лоретто жизнь, и вот, что заслужил в награду — медленную, одинокую смерть. Хотя чего я ждал? Что поковырявшись в старых часах разок вместе и разделив торт, мы внезапно станем друзьями? Что позволив мне подержать себя за руки, Тэйен начнёт мне доверять? «Но чувство казалось таким настоящим…» Может, это тоже какой-то колдовской трюк. Или я и впрямь наивный. Однако в любом случае, здесь всецело моя вина. Всю жизнь мне твердили, что нельзя доверять волшебникам, а я при виде первого же доброжелательного лица убедил себя, что самый умный. Убедил, что смогу проложить свой собственный путь. «Но неужели вера в лучшее в этом мире карается смертью?» Стиснув окровавленные зубы, опускаю глаза на свои руки, на чёрную, как смоль, ленточку, грубо врезавшуюся в кожу запястий, натёршую уже красные полосы. «Конечно, я наивный». Иначе с чего бы я погнался за чем-то большим, чем то, что мне предназначено? Да если б мне было предназначено нечто большее, я не был бы всю свою жизнь на второстепенных, корявых ролях, не был бы вечно чьим-то помощником — все были б моими! Не нуждался бы я в постоянной опеке родителей, Кайла, Лоретто… Я бы всё делал сам. Ненавижу. «Ненавижу весь этот лживый мир!» Когда очередной порыв ветра забирается под рубаху и кусает своим морозным прикосновением кожу, не могу больше сидеть. Карабкаюсь на ноги и начинаю прохаживаться по башне — отчасти, чтобы согреться, отчасти в надежде на то, что если хорошенько устану, то просто свалюсь замертво, и тогда не придётся вспоминать все свои ошибки в жизни. Не знаю зачем, но осторожно подхожу к сломанной лестнице, вглядываясь в темноту внизу. Но по-прежнему кажется невозможным спуститься со связанными руками. Может, конечно, если я разбегусь и прыгну, моему искалеченному мёртвому телу повезёт приземлиться достаточно близко к земле, и кто-нибудь обнаружит его утром. «Тогда Лоретто не удастся сказать всем, что я сбежал, и моя смерть не сойдёт Их Всемудрости с рук». Или я могу спрыгнуть с балкона с другой стороны, обращённой к окраине Кабракана, не старого шаманского города. Там мой труп с размазанными по всей брусчатке мозгами уж точно найдут, и может, народ даже поглазеть соберётся. «Но выглядеть будет так мерзко…» Почему я должен умирать мерзко из-за какого-то сбрендившего предателя? Злая обида вспыхивает в груди с новой силой. Делаю ещё круг по башне. И ещё. И ещё… Волосы всё ещё не до конца высохли после дождя, и вода с них капает, противно стекая по шее. Всё больше злясь, вытираю её тыльной стороной руки. Хожу, и хожу, и хожу, но не чувствую ни толики усталости — наоборот, кажется, только пробуждаюсь, кровь в жилах разгоняется, согревая, разум яснеет. «Да и даже если я спрыгну, где гарантия, что Тэйен не выдумает очередную байку в своё оправдание? Не скажет, что такой дикарь как я имел дикое хобби прыгать с крыш, когда не находил, кому вмазать по роже?» Мои родные в это не поверят, конечно. Братья ни за что не позволят Лоретто избежать наказания за мои размазанные мозги. «Искупают в серебре так, что голый скелет без мяса останется». Эта мысль немного да утешает, но… как братья узнают, кого винить в моей смерти? Шаманы могут и не сказать им, что моим куратором назначали Лоретто! Стерев очередную гадкую каплю стекающей по шее воды, с ненавистью пинаю камешек, попавшийся под ноги. Тот перелетает через край разбитых перил, вниз по лестнице, разносясь зловещим эхом в стенах и заставляя меня замереть и послушать. Чужих шагов по-прежнему не слышно. «Сука шаманская». Зачем я вообще жду? Единственная причина, по которой Тэйен захочет вернуться — чтобы проверить, выклевали ли стервятники мне уже глаза или нет. А прямо сейчас мой бывший куратор, поди, нежится в тёплой постели, гордясь бессердечностью, с которой растоптал мои чувства в мусор. Негодование разгорается ярче, сжигая и печаль, и обиду, и боль. Ненавижу. Мои чувства не мусор! Моя жизнь не дешевле жизни шамана! И я не готов с этой своей жизнью прощаться. Не готов… А раз я не готов, то должно же быть что-то, что я ещё могу предпринять. «Раз я сам себя загнал своей наивностью в этот тупик, то сам себя из него и выведу. Всё по-прежнему у меня под контролем, да». Поёжившись, вновь оглядываю башню. Может, когда солнце взойдёт, остатки лестницы не будут выглядеть так уж непроходимо? «Да и ленточка не канат, можно попробовать перегрызть зубами», — подхожу к кромке балкона, чтобы рассмотреть связанные руки получше в свете луны. Лента и впрямь выглядит достаточно тонкой, гладкой и блестящей, и… на тыльной стороне руки у меня что-то ещё. Пятно столь же тёмное, будто шёлк ленты растёрли, оставив от неё след. Тёмный и влажный след, и какой-то мглистый как… «Аура». Дыхание спирает. От испуга попятившись, спотыкаюсь, чуть не падая, но к счастью, за спиной оказывается колонна. Скорее инстинктивно, пытаюсь стряхнуть с себя ауру, но она сходить отказывается. Пытаюсь вытереть о рубашку, но пятно лишь размазывается по всей руке. Однако теперь по крайней мере частично вижу под ней кожу, и — ожога, какие обычно появляются, нет. Да и жжения не ощущается. «Какого…» Чтобы удостовериться, что мне всё не мерещится, осторожно прикладываю руку измазанной стороной к щеке. Не больно. Щёку тоже не обжигает. Мой мимолётный испуг стихает в растерянность. Не то чтобы я особо переживал бы из-за ожога сейчас, когда у меня проблемы посерьёзнее, связанные с поиском способа выжить, но… неужели Лоретто удалось сделать со мной что-то ещё? Яд в чай мне подсыпать? Этот недоучитель болтал что-то о том, что я провожу время среди шаманов, ем их еду… Может, в местных блюдах есть что-то, что для простокровных опасно, что затмевает нам разум, лишая способности предчувствовать угрозу и ощущать боль от магии? В конце-то концов, Марисела же как-то сумела втереться в доверие последнему Монтехо на троне и отнять у него корону, а он вряд ли был таким же падким на улыбки, как я, чтобы с радостью принять отраву прямо из её рук, раз был королём. Ветер хлещет в лицо, а я всё смотрю на чернильные следы на руке, силясь найти в них смысл. «Откуда аура взялась вообще?» Я не шаман, чтобы призвать её самостоятельно. На ленте была? Или на полу, и я упал, не заметив, в лужу? На пальцах у Лоретто? Я всё вытирал капли с шеи, но дождь закончился достаточно давно, да и волосы у меня не настолько мокрые, чтобы с них текло, понимаю теперь. «Шея. Которую мне чуть не свернула Лореттова рука». А ведь пальцы этой твари и правда показались мне странными в первый миг — мокрыми, — но я списал всё на погоду… «Однако и на шее у меня, судя по ощущениям, ожогов нет». Мурашки ползут по телу. Мне вдруг неуютно в собственной шкуре, пока то ли магия, то ли мозг надо мной шутки шутит. Ещё раз неуверенно обхожу башню, разглядывая трещины в стенах, ища богам весть что — ответ? Знак свыше? «А что, если я уже сошёл с ума после того, как обжирался отравленной едой весь этот месяц, что провёл в Тик’але? Вот почему я не почувствовал боли и в библиотеке, держа руку Лоретто, наблюдая, как закрывается бездна», — при мысли об этом в горле пересыхает. «Да, вот оно». Я уже обезумел и, вероятно, скоро непременно умру — поэтому-то и сейчас ожога не чувствую. Лореттова аура уже выжгла изнутри все мои нервные окончания, все те ниточки, на которых держалась душа, и я обращусь в прах как проклятый демон, как только последний отблеск моего сознания угаснет. «И поэтому-то я начал любить шаманов, начал наслаждаться времяпрепровождением с Лоретто и подвергать сомнениям все свои решения, принятые в жизни до этого. Ну конечно, проблема не во мне! Не моя доверчивость, не мои ошибки, не моя вина… Я просто сошёл с ума». Другая отрезвляющая мысль приходит следом: «Если я уже обезумел и скоро непременно умру, мне и терять нечего». Зажмуриваюсь. С аурным кольцом на пальце мне всегда нужно было лишь как следует визуализировать место, чтобы энергия в его камне подчинилась команде и открыла портал. С тик’альскими чарами портал здесь не открыть, но он мне и не нужен, мне нужно… Мятное покалывание растекается по руке и шее, будто аура впитывается прямо в кожу, а затем мчится по венам возбуждённой волной. Глухой треск раздаётся в ночной тишине в следующий миг. Тяжесть на запястьях спадает, и, открыв глаза, вижу ленту Лоретто валяющейся на полу у моих ног, рассечённую, будто раскалённым ножом. «Сработало». Сработало и слишком уж легко, магия подчинилась простокровке, как я, вопреки логике и здравому смыслу — что это, если не признак безумия? Сначала безумие позволяет тебе преображать реальность вокруг, а когда начинаешь верить, что всё в твоей власти, она преображает тебя. Уничтожает тебя. Завлекает в ловушку, которую твой искалеченный разум, не способный различать больше добро и зло, путает с дорогой к спасению. Ещё один признак моего зарождающегося безумия — противоречивое чувство панихидного восторга — расцветает в сердце, когда я поднимаю с пола ленту, а затем снова кошусь на лестницу. Безумец я или нет, но с аурой спуститься по шатким ступеням тоже не составит труда. Я могу уйти. Мне нечего терять. У меня есть причина наказать предателя за мои горести. Неужели Тэйен думает, что если оставить мне немного ауры и та не уничтожит меня на месте, то я прибегу обратно как верный щенок, нашедший свой хвост, и буду снова выполнять все приказы, чтобы лишь увидеть очередную двуличную улыбку, прежде чем испущу последний вздох? Я безумцем стал, не мазохистом. И хватит с меня второстепенной роли пажа, я заслуживаю большего. «И докажу это». Первые лучи рассвета окрашивают горизонт в ало-багряный, хотя в мире вокруг ещё темно, когда я сжимаю разорванную ленту в кулаке и отправляюсь к ступенькам. «На этот раз я всё сделаю правильно». Если не могу быть героем и спасти свой народ от колдовства, что ж, могу довольствоваться и местью — пусть это и последнее, что будет в моей жизни. Сойду с ума и умру, но только после того, как выберусь отсюда и отомщу тому, кто решил сыграть на моих чувствах и разрушить мне жизнь. После того, как убью Лоретто Тэйен.༄༄༄