Веснушчатое чудо

Когда Джордж выходит из больничной палаты и вздыхает, мама порывисто хватает Фреда за руку и сжимает с такой силой, что точно останутся синяки. Папа, до этого разговаривавший с Биллом, резко замолкает, следя за движениями Джорджа. В коридоре воцаряется такая тишина, какой в их семье никогда раньше не было. У них всегда было шумно, они всегда находили о чем поговорить, покричать, над чем посмеяться, и эта мертвая тишина пугает. Фред даже дыхание задерживает, потому что любой звук кажется оглушительным. Джордж со вздохом снимает маску. Опускается на скамейку. Прикрывает глаза. И Фред по усилившейся хватке мамы чувствует, что ее нервы уже на пределе. Он и сам готов вот-вот сорваться, потому что все произошло так быстро, так неожиданно, никто их них этого не ожидал… Первым подает голос Билл. Он отстраняется от Флер, подходит ближе к Джорджу и опускается перед ним на корточки. — Ну что? Джордж приоткрывает один глаз, молчаливо смотрит на Билла, а затем расплывается в глупой широкой улыбке. — Мальчик. Три четыреста. Фред еще не успевает обработать поступившую информацию, мозг отказывается работать, но по громким восторженным крикам сразу понимает — все хорошо. Схватки начались раньше срока, пусть не критично, но значительно, и Джордж успел изрядно перепугаться сам и перепугать всех, находившихся рядом. Они с Фредом были в магазине, когда позвонила Джинни и сообщила, что они с Анджелиной едут в больницу, и в этот момент рабочий день для обоих близнецов был завершен. Джордж впал в панику, ничего не соображал, метался из стороны в сторону, пытаясь понять, что делать дальше… и тогда мыслить рационально пришлось Фреду. Джордж успел как раз вовремя. Но, признаться честно, в тот момент, когда Джордж скрылся за дверями палаты, из которой доносились крики и весьма красочные эпитеты, Фред больше не думал, что совсем близко, буквально через стенку от него, на свет появляется его племянник. Мысли его были сосредоточены на Гермионе и Розе. С каждой девушкой из его семьи, включая невесток, во время родов всегда находился кто-то из близких. Не важно, муж ли это, свекровь или мать — никто из них не был один. А Гермиона… Розе пришлось появиться на свет в совсем чужой стране, и Фред очень сомневается, что рядом с Гермионой мог быть хоть кто-то, кроме врачей. У нее ведь там даже друзей-то толком не было. Она была совсем одна, и это осознание теперь тяжелым грузом лежит на душе Фреда. Вот его брат Джордж. Только что он стал свидетелем рождения своего ребенка. Он смог взять его на руки сразу после рождения, смог услышать первый его крик, смог поддержать Анджелину в такой важный момент… А Фред до недавнего времени даже не знал о том, что у него есть дочь. И в очередной раз становится обидно от того, сколько же он пропустил. — Поздравляю, братишка, — улыбается Фред, усаживаясь рядом с улыбающимся Джорджем. — Как назовешь? Брат смотрит на него некоторое время, молчит, думает, а затем пожимает плечами с усмешкой: — Фредом. Этот ответ застает Фреда врасплох. Он округляет глаза и недоверчиво отзывается: — Нет, а серьезно? — А я серьезно. Фред прищуривается, некоторое время смотрит на заметно успокоившегося брата и усмехается. Надо же. Интересно, Анджелина знает о таком решении Джорджа? — Джордж, милый, какое счастье! — восклицает мама, подскакивая к близнецам. — Сынок, первенец! Это прекрасно! Может быть, когда-нибудь и Фред сможет испытать это счастье! Фреду не удается сдержаться и не закатить глаза. С тех пор, как Анджелина и Джордж сообщили всем о том, что ждут первенца, мама стала просто невыносимо настойчивой в своем желании поскорее женить Фреда. И кажется, она не намерена успокаиваться. — Да, Фредди, когда же и у тебя появятся карапузы? — насмешливо вторит ей Джордж, а затем многозначительно подмигивает, за что получает не слишком болезненный, но весьма ощутимый толчок в бок. — Твои братья и сестра уже обзавелись семьей, у них уже дети, а ты что? — продолжает мама, и Фред не может сдержать смешка. — А Чарли что, уже выписан из семьи? Мама замирает с раскрытым ртом, не найдя ответа на вопрос Фреда, а затем решает, видимо, что безопаснее всего будет переключиться на более важную тему дня — рождения Фреда-младшего. В их семье вообще-то прослеживается какая-то странная закономерность в выборе имен — Джеймс Сириус, Молли-младшая, Колин, Альбус Северус… Последнее имя и вовсе вызывает у Фреда кучу вопросов. И может быть, хорошо даже, что у него не было абсолютно никакого шанса дать имя собственной дочери, а то была бы она не Розой, а какой-нибудь Минервой Долорес. Жуть. — Хочешь посмотреть на племянника? — спрашивает вдруг Джордж, и Фред, немного подумав, кивает. Когда он, облачившись в медицинский халат, входит в палату, его встречает какая-то спокойная тишина. Анджелина, уставшая, сонная, смотрит на него с полуулыбкой и кивает в знак приветствия, а Фред замирает на пороге палаты, не решаясь пройти дальше. В небольшой кроватке рядом с постелью Анджелины лежит крошечный сверток, в котором Фред не сразу узнает младенца. Вообще-то он уже видел новорожденных, в конце концов, у него куча очень плодовитых братьев, но никогда прежде он не заходил в палату сразу после родов. Здесь даже запах стоит какой-то… другой, совсем не больничный. В голове всплывают воспоминания о его пребывании в больнице после Битвы за Хогвартс. Тогда все было совсем иначе. И атмосфера в палате была не такой спокойной, а какой-то тягостно-напряженной, тоскливой, что ли. Интересно, с Гермионой было так же? Раньше Фред вообще-то всерьез не задумывался, через что прошла Гермиона, рожая их дочь, это как-то его совсем не занимало, но сейчас… Сейчас, стоя у выхода из палаты и не решаясь пройти дальше, Уизли думает только об этом. — Давай, Фредди, не мнись, — слышит он голос Джорджа. Это немного отрезвляет. Первый шаг дается тяжело — тело Фреда сдвигается с места как давно не смазывавшийся механизм, но с каждым шагом становится проще. Уизли замирает рядом с детской кроваткой, когда Джордж осторожно, но неожиданно умело берет сверток в руки и поворачивается с ним к брату. Фред неуверенно смотрит на Анджелину, а та спокойно кивает. — Привет, — шепчет Фред, глядя на личико спящего племянника. Его кожа какая-то красноватая, а голова как будто имеет какую-то неправильную форму. Или это только кажется? Малыш вообще выглядит странно — какой-то сморщенный, глаза как будто припухшие, на лбу темноватый пушок. И Фреду становится интересно, выглядела ли Роза так же странно, когда только-только родилась. Потому что сейчас она очень отличается от этого маленького сверточка в руках Джорджа. — Фред, спасибо, что привел Джорджа, — подает голос Анджелина, и Уизли кивает. — Одной было бы гораздо страшнее. Фреду кажется, что она вкладывает в свои слова какой-то дополнительный смысл. Как будто она имеет в виду что-то большее, чем говорит. Но Фред сейчас на этом не концентрируется. Он смотрит на племянника, а мыслями находится где-то очень далеко.

***

— Ты сегодня какой-то не такой. Фред вздрагивает и вскидывает голову, глядя на веселую Гермиону, активно передвигающуюся по кухне и готовящую сразу несколько блюд одновременно. Такой многозадачности можно только позавидовать. Уизли усмехается, вспоминая свой пятый курс. Тогда Гермиона удивляла всех своими способностями быть в нескольких местах одновременно, а близнецы искренне не понимали, зачем она набрала столько предметов и как ей удается все успевать. Это потом, слоняясь по коридору и прогуливая урок Снейпа, Фред увидел, как Гермиона, воровато оглядываясь, достает что-то из-под рубашки, а затем исчезает. Фред тогда так никому и не рассказал об увиденном. И даже пытаться выведать, что именно произошло, не стал. Удивительно, откуда в нем тогда взялось столько чувства такта? — Что-то случилось? — спрашивает Гермиона, на мгновение переставая помешивать кипящий в кастрюле суп и поворачиваясь к Фреду. Уизли кивает и, заметив, каким обеспокоенным становится взгляд Грейнджер, поспешно добавляет: — У меня племянник родился. Фредом назвали. Ему кажется, что после этого Гермиона должна перестать выглядеть такой… напряженной, но она даже подается вперед, смотрит на него взволнованно, даже как-то напуганно: — Ты не выглядишь очень счастливым. С ним все хорошо? — Да. Да, с ним все отлично, — быстро отвечает Фред, и только тогда Гермиона расслабляется. — И чего ты тогда такой хмурый? — интересуется она, снова возвращаясь к кастрюле с супом. Фреду требуется время, чтобы ответить. Он и сам вообще-то не знает, почему рождение Фреда-младшего произвело на него такое впечатление. — Когда Роза родилась… какой она была? — тихо спрашивает он, и постукивание ложкой по стенкам кастрюли резко прекращается. Фред поднимает голову и видит застывшую Гермиону. — Маленькой, — тихо отвечает она, немного помолчав. Фред кивает сам себе. — У тебя есть фотографии? Ну, из роддома или… — Или, — прерывает его Гермиона. — Когда она была совсем маленькой, я ее почти не фотографировала. Но у меня есть фотографии, когда она стала чуть постарше. Если хочешь, могу потом тебе показать. — Я буду благодарен, — тихо отвечает Фред. Они молчат еще какое-то время. Гермиона переключается на жарящее на сковородке мясо, пока Уизли молчаливо наблюдает за ее движениями. В комнате повисает странная напряженная атмосфера, словно вот-вот в воздухе замерцают искры. Никто из них не решается нарушить тишину. — Поможешь нарезать овощи на салат? — наконец спрашивает Гермиона, кладя перед ним разделочную доску и нож. Фред кивает. — Помоешь их сам? Тяжело поднявшись со стула, Уизли подходит к холодильнику, достает все необходимое, быстро моет овощи и возвращается на свое место. Становится как-то неприятно на душе. Тоскливо. Он столько пропустил. Пусть и не по своей вине вообще-то, но это нисколько не умаляет это печальное гнетущее чувство. — Что ты почувствовала, когда впервые увидела ее? — вдруг вырывается у него вопрос. В какой-то момент Фреду начинает казаться, что Гермиона не ответит. Она молчит, неторопливо передвигая мясо на сковороде, и Уизли жалеет уже, что вообще спросил, когда она наконец подает голос. Она говорит хрипло, в ее голове больше практически нет эмоций. — Отчаяние. Фред вздыхает. Ну конечно. Гермиона ведь не хотела этого ребенка. Глупо было ожидать, что она почувствует счастье, когда впервые увидит его. Тогда Роза была напоминанием обо всех совершенных ошибках, и неудивительно, что Грейнджер не испытывала к ней теплых чувств. Неудивительно, но чудовищно неправильно. Их жизни вообще сложились чудовищно неправильно, и худшее — то, что это сказывается на Розе, которая ни в чем не виновата. Страдать из-за ошибок родителей… вот что страшнее всего. — Ты брала ее на руки, когда она только родилась? Фред и сам не знает, откуда у него вообще взялся этот вопрос. Ему просто кажется невероятно важным узнать именно это. Металлическая лопатка, которую Гермиона взяла, чтобы переложить мясо на тарелку, с грохотом бьется о плиту, а Грейнджер выдыхает так, как будто из нее выпустили весь воздух. Она стоит спиной к Фреду, ее голова опущена, она даже как будто стала меньше. Ответ, произнесенный почти шепотом, кажется оглушающим: — Нет. Уизли не понимает, что чувствует в этот момент. Ему жаль Гермиону, потерявшуюся в собственных ошибках и теперь точно испытывавшую угрызения совести за все, что сделала. Фред видит в ней эти эмоции, и ему действительно жаль ее. Ему жаль самого себя. Что не смог быть рядом с дочерью просто потому, что не знал о ее существовании. Просто потому, что Гермиона решила за них троих. Но больше всего ему жаль Розу, родная мать которой даже не взяла ее на руки, когда она была наиболее уязвима, когда она только-только появилась на свет. Когда ей так нужна была мама рядом. Когда она была такой маленькой и хрупкой. Розу, которая даже не догадывается пока, кем ей приходится Фред. Которую ждет жуткое потрясение, когда она об этом узнает. А рассказать ей все равно придется. Из-за глупого стечения обстоятельств они втроем оказались в этой ситуации, найти выход из которой будет чертовски сложно. Но сделать это все равно придётся. Рано или поздно.