Веснушчатое чудо

Новость о беременности Джинни становится неожиданностью. По крайней мере, учитывая то, как долго Гарри и Джинни умудрились это скрывать. Теперь становится понятно, почему Джинни вдруг взяла отпуск на работе (никто и не предполагал, что отпуск окажется декретным!), почему вдруг снова стала носить еще более объемные толстовки и почему на последних семейных праздниках вежливо избегала алкогольных напитков. Разве не Джинни говорила, что двоих детей более чем достаточно и что она никогда в жизни не станет рожать третьего ребенка? Последние ее роды были достаточно тяжелыми, поэтому они с Гарри, кажется, решили, что на двоих можно остановиться… Но, кажется, не вышло. Они объявляют об этом на дне рождения Гарри, вызывая восторженные восклицания мамы. Сами же счастливые будущие родители не выглядят так, как будто девочке, которая вот-вот родится в их семье, очень рады. — Ну что, отец большого семейства, поздравляю, — Фред ловит Гарри на заднем дворе. Тот даже не замечает появление Уизли до того момента, пока последний сам к нему не обращается. — Почему скрывали-то? — Было не до этого, — неопределенно отвечает Гарри. Он хмурится, не отрывая задумчивого взгляда от жарящегося на гриле мяса. — Вы не выглядите особенно счастливыми, — серьезно замечает Фред, подходя ближе. — Зато миссис Уизли радуется за троих. Да и остальные тоже. Фред кладет руку на плечо Гарри и заставляет того повернуться и посмотреть на него. Только теперь Уизли видит, насколько парень напряжен. Его губы сжаты в тонкую полоску, брови нахмурены, между ними залегла глубокая складка, а под глазами образовались темные синяки. Поттер совсем не выглядит именинником и парнем, ожидающим ребенка. И дело здесь в чем-то более глубоком, чем просто ребенок, которого они не ожидали. — Что случилось? — обеспокоено спрашивает Фред, и Гарри качает головой. — Мы с Джинни договорились, что не будем об этом ни с кем говорить. В этой реплике Фреду чудится крик о помощи. Гарри явно очень нужно выговориться, но обещание, данное Джинни, сковывает его по рукам и ногам. — Джинни на кухне с Гермионой, и я уверен, что ваша тайна уже известна еще одному человеку, — возражает он с мягкой улыбкой. В школе Джинни и Гермиона едва ли были лучшими подругами, но сейчас окончательно сблизились, и Фред точно знает, что они доверяют друг другу больше, чем кому-либо еще. — Это другое, — качает головой Гарри. — Гермионе можно. — Ты хотел сказать, что Джинни можно выговариваться о том, что ее беспокоит, а тебе — нет? Гарри снова мотает головой. — Нет. Просто Гермиона — это совсем другая ситуация. Фред не понимает, хочет задать уточняющие вопросы, но вместо этого решает сконцентрироваться на более насущных проблемах — на том, что заставляет Гарри выглядеть таким… изможденным? напряженным? печальным? Все это недостаточно подходящие слова. Гарри Поттер, главная знаменитость магического мира, сейчас выглядит тенью самого себя. — Я обещаю, что не стану никому рассказывать. Даже Джорджу. Кажется, последняя фраза заставляет Гарри задуматься. Он молчаливо смотрит на Фреда несколько минут, как будто пытаясь для себя решить, хорошая ли идея говорить об этом именно с ним, а затем вздыхает. — Я просто волнуюсь. — Нормально волноваться, когда у тебя будет еще один ребенок. Даже если у тебя есть еще двое, — пытается возразить Фред, но Гарри его не слушает. — Понимаешь, когда вторая беременность Джинни сильно подорвала ее здоровье. Мы очень хотели третьего ребенка, но нам сказали, что он может родиться… нездоровым. Сейчас пока анализы не показывают отклонений, и мы решили рискнуть, — Гарри глубоко вздыхает, как будто ему не хватает воздуха. — Но я очень боюсь, что ребенок родится с серьезными проблемами со здоровьем, справиться с которыми мы будем не в силах. — Я думаю, вы себя накручиваете, — честно говорит Фред. — Нет, я абсолютно уверен, что все будет отлично, потому что Уизли всегда отличались отменным здоровьем. Он улыбается, но улыбка тут же спадает с его лица, когда Гарри смотрит на него как-то странно, как будто знает больше, чем он. — Она тебе не говорила, да? — усмехается он. — Не говорила о чем? Фред прекрасно понимает, о ком говорит Гарри. Кажется, тот и правда знает больше, чем Фред, и это немного обижает. Он что, вообще обо всем должен узнавать одним из последних? — Это не моя тайна, — качает головой Гарри. — Но она касается меня, — отвечает Фред. — Она касается Гермионы и ее ребенка. — Моего ребенка, — вырывается у Уизли. Он замирает, наблюдая за реакцией Гарри. Тот на секунду зависает, словно пытаясь обработать полученную только что информацию, а Фред запоздало вспоминает о том, что Поттер вообще-то думали, что Роза — ребенок Рона. Не так он планировал раскрыться. — Стоило догадаться, — хмыкает наконец Гарри, когда первый шок проходит. — Тогда тебе тем более стоит поговорить с ней о детстве Розы. Поверь, все было совсем не безоблачно. И я сейчас не о том, что первые шесть лет ее жизни у нее, по сути, вообще не было отца рядом. — Я знаю, что Гермиона хотела отдать ее в приемную семью, — хмурится Фред, предполагая, что речь идет об этом. — А о том, почему она передумала, она не рассказывала? — спрашивает Гарри, приподняв бровь и даже немного оживая. С одной стороны, Уизли радуется, что ему удалось отвлечь Поттера от гнетущих мыслей, но с другой, ему совсем не нравится, куда идет этот разговор. — Она вообще не особо разговорчива, — отвечает он. — Это правда. Даже мы с Джинни сейчас избегаем разговоров про первые месяцы жизни Розы, — он замолкает на мгновение, а затем добавляет: — Я не должен с тобой это обсуждать, это не моя тайна, но Роза и мне, и Джинни очень дорога. Поэтому скажу только, что первые месяцы, а то и годы жизни Розы прошли в больницах. Фред и раньше предполагал, что со здоровьем Розы было что-то не так, это было практически очевидно, но сейчас, когда у него появился шанс окончательно в этом удостовериться, хочется задавать больше вопросов. Но не Гарри должен ему об этом рассказывать. Он находит Гермиону в гостиной. Она сидит на диване, тупо разглядывая детские фотографии Альбуса и Джеймса. Лицо ее спрятано за волосами, плечи опущены, руки нервно мнут истерзанную бумажную салфетку, которую, она, видимо, взяла со стола, но так и не выбросила. — Гермиона? Все в порядке? Она вздрагивает, но не смотрит на него. — Все хорошо, — отвечает она, не поднимая головы, и Фред слышит нечто странное в ее голосе. — Ты что, плакала? Она наконец поднимает голову и смотрит на него, а Фред убеждается в правильности своей догадки: ее нос и глаза опухли, лицо покраснело, а на щеках блестят свежие дорожки пролитых слез. — Просто разговаривала с Джинни и вспомнила кое-что неприятное, — неопределенно отвечает она, торопливо вытирая лицо. — Вспомнила о Розе и больницах? — вырывается у него вопрос. Глаза Гермионы широко раскрываются, она смотрит на него с удивлением и какой-то беспомощностью, как будто ее поймали с поличным на чем-то постыдном. — Гарри сказал? — невесело усмехается она. Фред кивает. — Я бы все равно тебе рассказала. Как много ты узнал? — Только о том, что в детстве Роза много времени провела в больнице, — честно отвечает он. — Я не думаю, что готова сейчас об этом говорить. Можно мы просто… немного посидим? Вместе, — заметив сомнение на лице Уизли, она просит почти жалобно: — Пожалуйста. И Фред в очередной раз не может ей отказать. Они сидят на диване, Фред осторожно сжимает ее руку, пока на нее, кажется, накатывает новая волна истерики. Уизли никогда прежде ее такой не видел. Сейчас она уже не скрывается — плачет открыто и искренне, ее плечи дрожат, она всхлипывает, снова и снова пытаясь стереть продолжающие течь из глаз слезы. А затем, когда наконец немного приходит в себя, тихим хриплым голосом говорит: — Прости. Их лица так близко, что у Фреда перед глазами невольно встают картинки их первой и единственной ночи. Ему немного стыдно за эти мысли, но он цепляется за эти воспоминания, разглядывая мокрое от слез лицо Гермионы. Язык словно бы прилипает к небу, он не может ничего ей ответить, только внимательно разглядывает черты ее лица, как будто сейчас все может снова повториться и тогда она снова исчезнет. — Иногда я задаюсь вопросом, почему ты все еще рядом со мной, — шмыгнув носом, тихо говорит она. — Ты не заслуживаешь всего того, что произошло в твоей жизни из-за меня. А я не заслуживаю такого хорошего человека рядом. После всего, что я сделала… — Это уже пройденный этап, — тихо возражает Фред. — Все могут ошибиться. Это нормально. Главное — признать свои ошибки и пытаться все исправить. Она мотает головой и кладет руку на его ладонь. — Спасибо тебе, что не отвернулся и не ушел. Они слишком близко. У Фреда горят щеки, и он понимает, что нужно отодвинуться, что если он этого не сделает, то может очень пожалеть, но сил сделать это нет. Напротив — хочется податься вперед, сводя это расстояние между ними к абсолютному минимуму. Она делает это первой. Подавшись вперед, она целует его, и Фред неосознанно прикрывает глаза и кладет руку на ее лицо. Ее губы солоноватые от слез, щеки мокрые, и Фред осторожно проводит пальцем по мягкой коже, размазывая влажную дорожку. В этот момент он думает обо всем, что так надежно хранил в себе долгое время — о том, как ему не хватало Гермионы, как он хотел вот так поцеловать ее еще хоть раз, как хотел бы, чтобы она все время была рядом, как скучал, когда она уехала… Она отстраняется резко, порывисто, изумленно приложив ладонь к губам, а затем коротко извиняется и снова пытается сбежать. Фред ловит ее, когда она уже вскакивает на ноги. — Подожди, — просит он, пытаясь удержать призрак так резко прекратившегося поцелуя. — Подожди, не уходи. — Я не знаю, что на меня нашло! — беспомощно восклицает Гермиона. — Фред, я не хотела, правда, я… — Нам нужно перестать притворяться, — тихо говорит он, но она быстро мотает головой. — Фред, мы друзья и друзьями нам лучше оставаться. Если мы перейдем эту черту, то можем все испортить. — Почему мы не можем просто попробовать? Она молчит некоторое время, а затем, осторожно вынув руку из его мягкой хватки, качает головой. — Прости. Она уходит, а Фред почему-то впервые не чувствует себя преданным, не чувствует печаль или тоску. Напротив — ему хорошо. Ему кажется, что все может измениться, что они все-таки могут стать кем-то большим, пусть пока Гермиона к этому и не готова. Теперь Уизли перестанет себя обманывать. Он так долго притворялся, что уже ничего не чувствует к Гермионе, но сейчас делать это больше нет ни сил, ни желания. Лили Луна Поттер, совершенно здоровая девочка, рождается тринадцатого ноября 2007 года, и ее появление становится самым счастливым событием для ее родителей. Фред никогда не забудет облегчение, которое он увидел на лице Гарри, когда тот вышел из палаты роженицы и объявил присутствующим о рождении нового члена семейства Уизли. Крестными малышки становятся Фред Уизли и Гермиона Грейнджер. Уже выйдя из церкви, Гермиона вдруг шутит Фреду на ухо, что они теперь стали родителями для еще одного ребенка. Пусть и крестными. А Фред не может отделаться от мысли, что хочет, чтобы у них с Гермионой были еще дети. Родные.

***

— А можно моим папой будешь ты, а не дядя Гектор? — спрашивает вдруг Роза, когда снова остается в квартире у Фреда. — Мне он не нравится. Он скучный. Фред усмехается. Надо же, он должен злиться из-за того, что Грейнджер убежала на свидание с этим чудиком, но он абсолютно спокоен. Бывают такие дни, когда ты точно знаешь, что все сложится удачным для тебя образом. И этот день точно из таких — с самого утра все получается как нельзя лучше, погода отличная, и даже когда Гермиона приводит Розу к Фреду и предупреждает, что идет на свидание с Гектором, то он нисколько не расстраивается. Ничто не может испортить ему настроение в этот день. Вообще-то Гермиона и Гектор гуляли и раньше, но чаще всего их общение ограничивалось встречами в Министерстве или дорогой до дома или Вредилок, куда Гектор периодически ее провожал. Но теперь они, кажется, решили попытаться перейти на новую ступень своих отношений и устроить себе настоящее свидание. Фред почему-то уверен, что из этого мало что выйдет. — Роза, то, что твоя мама гуляет с ним, не значит, что ты обязана считать его своим папой, — терпеливо объясняет он. — Точно? — недоверчиво интересуется она. — Точно, — с улыбкой кивает Фред. Роза заметно приободряется и начинает с удвоенным удовольствием раскрашивать картинки в одной из многочисленных раскрасок, купленных для нее Фредом. Рисовать ей совсем не нравится, а вот раскрашивание — это едва ли не ее любимое занятие. Поэтому в квартире Фреда почти нет альбомов, зато множество специальных книжечек с самыми разными картинками. Гермиона возвращается после полуночи. Роза уже уснула на бывшей кровати Джорджа, поэтому она не видит, какой недовольной выглядит ее мама, когда приходит после свидания с Гектором. Хотя Роза определенно бы порадовалась — кажется, она совсем не хочет, чтобы Гектор вошел в их с матерью жизнь. — Что-то случилось? — спрашивает Фред, пропустив Гермиону в квартиру и закрыв за ней дверь. — Кроме того, что это было худшее свидание в моей жизни? Ничего, — невесело усмехается она, привычно заходя в квартиру. — Он же не сделал ничего непристойного? — интонация Фреда неожиданно опасная, и Гермиона смеется, хлопнув Уизли по плечу. — Не волнуйся, мой смелый рыцарь, моя честь не пострадала. Фред удовлетворенно кивает и следует за Гермионой на кухню, где привычно усаживает ее за стол и заваривает чай. — И все-таки. Почему это худшее твое свидание? — интересуется он как бы невзначай, а на душе как-то до гадкого хорошо. — Ну, не сказать, что я вообще бывала на свиданиях, так что я мало с чем могу сравнить… Вообще-то я ни разу не была на свиданиях, — рассуждает Гермиона. — Но кажется, свидания — это не для меня. Либо Гектор — просто тот еще зануда. Но я чуть не заснула посреди ужина. Фред давится смешком, когда Гермиона добавляет: — Могу сказать, что в моем топе встреч с людьми это свидание на последнем месте. На первом, кстати, наши посиделки во Вредилках. И Фреду кажется, что это хороший знак.