Веснушчатое чудо

Когда она упоминает его имя, Фред вдруг испытывает неприятные чувства. И ведь странно, она не сказала ничего такого, но то, что она вспомнила о нем, еще и на их, возможно, первом полноценном свидании, когда они остались наедине, без Розы… это его серьезно задевает. Он не ревнует, нет, просто ему неприятно вообще думать о том, что если бы этот человек оказался чуточку интереснее, то Фред мог бы лишиться таких моментов, как сейчас. В гостиной квартиры Фреда полумрак, пространство освещают немногочисленные свечи, парящие в воздухе. Приготовленная Гермионой утка уже почти съедена, Фред готов поспорить, что не сможет есть ближайшие несколько дней, потому что сейчас он наполнен под завязку. Они сидят с Гермионой в обнимку, медленно пьют принесенное Грейнджер красное вино и разговаривают, разговаривают, разговаривают… Несмотря на то, что былой холод уже далеко позади, что Фред проводит теперь с Гермионой и Розой каждую свободную минуту, они, кажется, по-прежнему никак не могут наговориться. Потому что разговаривать вот так, наедине — это что-то особенное. Именно поэтому он меньше всего хочет, чтобы в воцарившуюся идиллию вмешался Гектор. Пусть даже не физически. Все ведь начиналось хорошо. Грейнджер просто рассказывала какую-то историю с работы, Фред слушал ее с улыбкой, задумчиво наматывая на палец локон каштановых кудрявых волос, когда вдруг прозвучало это имя. — И тогда Гектор… — Гектор? — стараясь сохранять спокойствие, перебивает ее Фред. — А вы с ним разве общаетесь? — Ну да, — пожимает плечами Гермиона. — Мы же коллеги. Да и в последнее время мы как-то сдружились. — Еще бы, — недовольно хмыкает Фред. — Ему только на дружбу с тобой и остается рассчитывать. Гермиона поднимает голову и внимательно разглядывает Уизли, а затем усмехается как-то игриво. — А ты что, ревнуешь? — Я? — притворно удивляется Фред. — Вот еще. К кому? — Ты ревнуешь! — громче восклицает Гермиона и отстраняется от Фреда с улыбкой. — Ты правда ревнуешь! В ее голосе искреннее удивление вместе с детским восторгом. Она смотрит на него блестящими в свете свечей глазами и широко улыбается: — Не ревную, — бурчит Фред. — Фред, милый, а я-то думала, мы оба уже поняли, что никуда нам друг от друга не деться, — усмехается Гермиона. — Пытались ведь уже, все равно не получилось. Она молчит некоторое время, а затем игриво добавляет: — К тому же, вино, которое ты так нахваливал, подарил Гектор. Уизли замирает, а затем медленно ставит бокал с недопитым вином, разом переставшим казаться таким уж вкусным, в сторону и напряженно смотрит на Гермиону, которая, заметив его действия, кажется, веселится только больше. — Он еще и подарки тебе дарит? — спрашивает Фред. Он совсем не ревнует, просто это как-то странно. Ему казалось, что Гермиона уже давно перестала общаться с этим… Гектором. А оно вон как получается. Дружат, он ей делает подарки… — Не ревнуй, — улыбается Грейнджер, подается вперед и быстро чмокает его в губы. — Мне, кроме тебя, никто не нужен. Честно-честно. — Ну, если честно-честно, — снисходительно говорит Фред и тянет Гермиону на себя. Она вскрикивает от неожиданности и валится на него всем телом. Их лица оказываются близко-близко, и они замирают, с улыбками разглядывая друг друга в тусклом свете свечей. И Фред не может от нее взгляда отвести, такая она красивая. — И вообще-то Гектор — не такой уж плохой парень, — некоторое время спустя добавляет Гермиона, и Фред с обреченным стоном отстраняет ее от себя. — А можно нам не говорить о Гекторе? — Просто не хочу, чтобы между нами были какие-то недомолвки, — серьезно говорит Гермиона. — Гектор — мой коллега и друг. А ты — мой любимый человек. Эти две вселенные не могут пересечься, понимаешь? — Понимаю, — кивает Фред. — Знаешь, после рождения Розы все, кто был в курсе, так боялись мне лишнее слово сказать. Относились ко мне, как к хрустальной вазе — лишь бы не разбить, — вдруг продолжает Гермиона. — А Гектор — один из немногих, кто всегда говорит все, что думает. Именно поэтому мы дружим. Каждому нужен человек, который в нужный момент отвесит тебе словесную пощечину и подтолкнет к действию. Если бы не он, то мы бы, может быть, еще долго не сошлись. Фред сглатывает. Он ведь тоже был одним из тех, кто боялся задать интересующие вопросы, боялся предпринять хоть какие-то действия, чего-то ждал, лишь бы не спугнуть Гермиону. И сколько же времени он потерял. Ему кажется, что сейчас, учитывая затронутую тему, самое время задать интересующий его вопрос. — И все же. Что такого случилось с Розой, что ты решила ее оставить? Ты ведь хотела отдать ее в приемную семью. Гермиона резко садится прямо. Все ее тело напрягается, плечи опускаются, она резко становится такой несчастной, что Фред слишком близок к тому, чтобы снова пойти на попятную. Но пути назад нет, Рубикон пройден. Сегодня он все выяснит. — Нам обязательно об этом сейчас говорить? — тихо спрашивает она, глядя себе под ноги. — Да, — так же тихо отвечает Фред. — Мне кажется, сейчас я уже точно имею право знать. Что там случилось? — Она умерла, — голос Гермионы неожиданно хриплый. Фред замирает, пытаясь осознать сказанное. Что это значит? Утром ведь он видел Розу, живую и здоровую, она прибежала к нему, едва услышав, что он пришел, обняла его, Фред поднял ее на руки, она успела показать ему свою новую куклу, пока Гермиона собиралась, а сейчас она сидит дома у любимых тети Джинни и дяди Гарри и наверняка играет с Джеймсом и Альбусом (Лили пока еще слишком мала, чтобы с ними играть). Что значат слова Гермионы? Грейнджер не спешит объясняться, а Фред пытается подавить в себе желание аппарировать прямо домой к Поттерам и проверить, все ли хорошо с Розой. — Это несмешная шутка, — сипит он. — Я не шучу, — едва слышно отвечает Гермиона. — Это я виновата. — Я не понимаю. Гермиона полувздыхает-полувсхлипывает и поворачивается к Фреду. Глаза ее блестят в свете свечей, но на этот раз потому, что в них стоят слезы, но она пока еще не плачет по-настоящему. — Это была тяжелая беременность, — некоторое время спустя, собравшись с мыслями, говорит она. Теперь ее голос спокоен, лишен жизни: — Я постоянно находилась в состоянии стресса, у меня постоянно происходили срывы, я ненавидела себя, этого ребенка, тебя, Рона — вообще всех. И молилась, чтобы это закончилось быстрее. Фред дотягивается до ее руки и чуть сжимает, давая понять, что он рядом. И Гермиона, снова немного помолчав, продолжает.

***

Говорят, что нужно бояться своих желаний. Я поняла эту философию на сто процентов только тогда, когда начались роды. Я так мечтала, чтобы все закончилось побыстрее, и когда роды начались раньше срока… я так испугалась. До этого я несколько раз лежала на сохранении с угрозой выкидыша, но тогда мне не было так страшно, как в тот момент, когда я поняла, что Роза правда родится раньше срока. Не знаю, что именно на это повлияло — постоянные стрессы или антидепрессанты, которые мне выписали на ранних сроках и которые я не перестала принимать даже будучи уже глубоко беременной. В любом случае, в том, что Роза не дышала, когда родилась, виновата я. Я даже не поняла, что произошло. Мне было так плохо, я почти теряла сознание, но знала, что должна услышать ее плач. Она должна была заплакать, но не плакала. Ее даже мне в руки не дали, понимаешь? Просто унесли. И тогда я поняла, что все. Что все мои проблемы разрешились. Но радости от этого я не испытывала. Она ведь была тогда моим единственным родным человеком. Родителей не было рядом, в личной жизни — полный бардак, Джинни и Гарри в другой стране. А я одна.

***

Фред по-прежнему не понимает. Роза, его дочь, жива. Фреду приходится раз за разом об этом себе напоминать, чтобы не начать паниковать. Всего каких-то полтора года назад этот рассказ едва ли произвёл бы на него такое же впечатление, как сейчас. Тогда он еще не был знаком с Розой, солнечной девочкой, которая каждый день освещает его жизнь своим присутствием. Но теперь, когда его дочь стала для него одним из самых важных в его жизни людей, он чувствует, что еще немного — и он и правда аппарирует прямо в дом к Поттерам, просто чтобы проверить, все ли хорошо с Розой. — Гермиона, — терпеливо обращается к ней он. — Роза ведь… жива. — Жива, да, — кивает Гермиона, обреченно глядя перед собой. — И медсестра, которая ухаживала за мной после родов, убеждала меня, что она жива. Только я-то ее даже не видела, я могла знать о том, что с ней происходит, только по рассказам медсестер и врачей. Но я больше верила тому, что видела сама. А последнее, что я видела, прежде чем ее унесли — это ее синенькое тельце. Знаешь, как мне страшно стало, когда кто-то из врачей сказал, что она не дышит? — Не знаю, — честно говорит Фред. Он ведь и правда представить себе не может, что именно испытала тогда Гермиона. Он вообще не до конца понимает ту, прошлую Гермиону, которая совсем не хотела, чтобы Роза появилась в ее жизни. Слишком уж этот образ не вяжется с заботливой и любящей мамой Гермионой. — Не знаешь, — согласно кивает Гермиона. — Я тогда поняла, что все, не смогу ее отдать. Если она останется жива, я сделаю все, чтобы эта малышка была счастлива. Потому что… Потому что это все из-за меня, понимаешь? Это из-за меня она не дышала. Из-за меня родилась раньше времени. Из-за меня настрадалась еще в самом начале своей жизни. Гермиона роняет голову на руки, и Фреду в первое мгновение кажется, что она начинает плакать, но ее плечи совсем не дрожат, Уизли не слышит всхлипов. Грейнджер сидит абсолютно неподвижно некоторое время, а Фред не знает, куда себя деть. Он мог потерять свою дочь еще тогда, когда даже не знал о ее существовании. Не было бы Розы. Не было бы посиделок в доме Гермионы. Не было бы ее смеха в магазине. Не было бы кучи ее игрушек по всей его квартире и огромного множества платьев в его шкафу. Не было бы ее первого «папа», которое окончательно перевернуло его мир. Ничего бы этого не было, и он бы даже не узнал о том, сколько потерял. — Из-за асфиксии, — вдруг продолжает Гермиона. — Из-за асфиксии при рождении все пошло не так. Фред кладет руку ей на колено и жадно вслушивается в каждое ее слово.

***

Возможно, кто-то очень хотел меня наказать, оторвавшись на моей дочери. Но знаешь, Роза все равно — невероятно удачливый ребенок. То, что она родилась раньше срока, могло на ней и не сказаться совсем. Я читала потом. Я вообще много про это читала. Почти везде написано, что роды на таком сроке — это не что-то критичное. Такие дети могут и вовсе не столкнуться с проблемами со здоровьем. Но эта чертова асфиксия… Если бы не было асфиксии, то все было бы хорошо. Но она была. Я только потом поняла, к чему это все могло привести. Ей был год или около того, когда я стала замечать странности в ее поведении. Она очень медленно развивалась. Я-то думала, что все будет как в книжках, подготовилась, а все пошло совсем не так. И я очень поздно об этом догадалась.

***

Фред уже понимает, к чему ведет Гермиона, но зачем-то спрашивает: — У нее была какая-то болезнь? — Фактически и сейчас есть, — кивает Гермиона. — Ее мозг пострадал. Это не лечится. — Почему же она удачливая? Действительно, фраза про удачу Розы сейчас кажется Фреду издевательством. О какой удаче может идти речь, если она больна? Больна чем-то, что невозможно излечить? — Потому что все могло быть хуже, — тихо говорит Гермиона и смотрит на него спокойно-спокойно. Фред это спокойствие сейчас совсем не разделяет. Его сердце бьется так быстро, как никогда, горло сохнет, а руки почему-то начинают дрожать, и он спешит сложить их на груди, чтобы не выдать Гермионе своего волнения. Он немного жалеет, что придумал всю эту затею со свечами, потому что в комнате вдруг становится невыносимо жарко.

***

Понимаешь, у любого же заболевания есть разные формы течения. Розе повезло, ей досталась легкая форма. Она развивается позднее других ребят ее возраста, но она развивается. Для меня это было самым важным. Она могла ходить, она понимала меня, она постепенно училась говорить, постепенно начала ползать. Нам с ней пришлось проделать большую работу, не обошлось без операций, и я не хочу сказать, что мне было легко. Но у меня хотя бы был шанс увидеть, как моя дочка начала ходить. У меня есть шанс разговаривать с ней каждый день, слушать ее рассказы, вешать на стену ее рисунки. И у меня будет шанс увидеть, как она будет вести жизнь здорового ребенка и в будущем.

***

— Так значит, она здорова? — не понимает Фред. Он ведь и правда не видел в Розе особых черт больного ребенка. Хотя, возможно, он не знал, куда смотреть? — Если говорить совсем просто, то да. Почти, — говорит Гермиона. — Ей и в дальнейшем будет тяжело в обучении, а еще ей тяжеловато ходить по неровным поверхностям. Но в целом — да, она практически здорова, от основных симптомов мы избавились. Фред снова подавляет в себе острое желание аппарировать прямо к Поттерам. Они с Джинни договорились, что Роза останется там на ночь, и сейчас они, вероятно, должны отходить ко сну, но Уизли хочется, чтобы в эту ночь Роза была поближе к нему. И в последующие ночи тоже. Фред и раньше понимал, что многое пропустил, но только теперь он осознает насколько. Вся та тяжелая работа, которую пришлось проделать его девочкам, прошла мимо него. Они боролись за здоровье Розы, пока он работал в магазине, заводил какие-то отношения и даже почти радовался жизни. Он не должен испытывать за это вину, но ему все равно стыдно. И Гермиона, словно почувствовав это, осторожно кладет руку ему на плечо и тихо и серьезно говорит: — Фред, все, что случилось — только моя вина. Ты не знал о том, что происходило. Фред хочет возразить, но вместо этого задает возникший в голове вопрос: — А ее… приемные родители? — он выделяет слово «приемные». — Они отказались от нашей сделки сразу же, как только узнали о том, что случилось во время родов. Побоялись, что это приведет к серьёзным проблемам со здоровьем. Как понимаешь, не безосновательно, — спокойно говорит Гермиона. — Но мне это было только на руку. Они молчат какое-то время. Фред пытается осознать сказанное, Гермиона берет в руки бокал с недопитым вином и разглядывает его содержимое, давая Уизли время. — Знаешь, что? — Фред старается говорить бодро, чтобы развеять гнетущую атмосферу вечера, но получается плохо. — А давай заберем Розу у Джинни и Гарри и проведем этот вечер вместе? Я давно обещал ей, что мы посмотрим вместе мультик с ее нового диска. Я думаю, она будет в восторге, когда узнает, что можно не ложиться спать вовремя. Гермиона кивает. Когда они под недовольным взглядом Джинни забирают слишком бодрую для столь позднего часа Розу, Фред пристально разглядывает ее, пытаясь заметить хоть малейшие признаки болезни, о которой говорила Гермиона. Но на него смотрит абсолютно здоровый ребенок. Она немного прихрамывает, спускаясь к ним по лестнице, но Фред даже не берет это в расчет. У детей ведь вообще часто бывают тяжелые отношения с лестницами, правда?