***
Дилюк открывает глаза, с трудом разлепив тяжелые и будто воспаленные веки. Несмотря на слабость в теле и ощущение, что потолок слегка плывет, он чувствует себя лучше, словно наконец хорошенько выспался после бесконечно долгих недель в своем обычном суматошном ритме, состоящем из рабочих будней и полных сражений ночей. Он безошибочно узнает легкую анемо энергию Джинн, ощущающуюся в теле остаточными элементальными следами. Тянущая тупая боль кусает за бок, Дилюк нащупывает пальцами край плотной повязки, пробегает кончиками по срезу ткани, бинтами обхватывающей тело и прикрывающей свежую рану. Воспоминания о прошлом вечере разом обрушиваются на голову. Фатуи, переворачивающие его кабинет вверх дном. Кэйа… Дыхание перехватывает на мгновение. Где Кэйа?! С ним что-то явно было не так. Ранен? Отравлен? Сердце резко ускоряется в тревожном рывке. Нужно узнать, что произошло после того, как он отключился. Дилюк пытается приподняться на локтях, перед глазами все смазывается на секунду - сначала это, шаг за шагом, потом попробовать встать... Рана на боку отзывается тянущей болью при малейшем напряжении мышц пресса. Ставшее заполошным дыхание и беспокойно скакнувшее куда-то в горло сердце совершенно не помогают, Дилюк, упрямо сжав челюсти, уже почти решает просто скатиться с кровати вместе с тяжелым одеялом, но наконец смещает взгляд в сторону и замечает лежащую на соседней подушке растрепанную синеволосую макушку. Громкое сонное сопение Кэйи становится различимым за утихнувшим шумом крови в ушах. Дилюк, глупо моргая, пару долгих мгновений смотрит на расслабленное лицо напротив, после чего с шумным выдохом опускается обратно на подушку, прикрывая глаза. Кровь перестает покидать сердце яростными паническими толчками, спустя пару минут Дилюк приводит в порядок дыхание и осторожно поворачивается на бок, пристально уставившись на Кэйю. Тот лежит прямо поверх одеяла, полностью одетый, будто так и спал всю ночь неподвижно, в той позе, в которой упал на кровать. Повязка съехала на лоб, обнажая веко и более светлый, чем остальная кожа, росчерк шрама. Челка, для приема зачесанная и уложенная назад, растрепалась и тонкими прядями падает на лоб, под глазами залегли усталые тени. Его дыхание медленное и глубокое. Дилюк вслушивается в этот мерный звук, успокаиваясь, чувствуя, как и его сердце замедляется. Кэйа выглядит таким расслабленным во сне, исчезает эта его хищная собранность, с которой он не расстается ни днем на службе, ни вечером в праздные часы в таверне. Дилюка относит на долгие годы в прошлое, когда для них чем-то привычным был сон в одной комнате в компании друг друга или под открытым небом в лагере во время рыцарских патрулей и заданий ордена, они могли урвать минуты сна, привалившись спиной к спине. Иногда Кэйа спал прямо в его кабинете, во времена, когда Дилюк был капитаном. Вваливался внутрь во время обеденного перерыва с неизменной плутовской ухмылкой, подпирал дверь стулом и падал на диван. Дилюк до сих пор помнит его заумные рассказы про инадзумскую технику сна инэмури, которые Кэйа безжалостно вливал в его уши, лишь бы заставить прилечь на несколько минут на чужое плечо для короткого отдыха. Теперь все иначе, Кэйа едва ли способен расслабиться в его присутствии. Театр одного актера - трюк, который он иногда проворачивает в таверне, изображая пьяного уставшего капитана, прикорнувшего прямо на стойке, может и работает прекрасно на тех бедолагах, для которых он предназначен, но уж точно не способен обмануть Дилюка. Слишком давно он знает Кэйю, сложно ошибаться в человеке, с которого ты глаз не сводил без малого две трети своей жизни. Дилюк малодушно надеется, что последние недели хотя бы отчасти изменили это, и то, что Кэйа забылся глубоким сном рядом с ним сейчас, заслуга не только его разбитого состояния и смертельной усталости. Кэйа чуть хмурится во сне, Дилюк скользит взглядом по дрогнувшим темным ресницам, прямой нос, расслабленная линия рта. Кэйа красивый, но это не все. Для Дилюка этим все не ограничивается. Он не в одном ряду с теми, кто отмечает очевидную привлекательность капитана на расстоянии. Он из тех, кто хочет быть рядом и дотронуться. Принять желание прикоснуться к Кэйе становится до удивительного легко. Идя на сближение медленными шагами, Дилюк думал, что у них есть все время мира, чтобы излечить раны друг друга, но сколько раз за последние недели под угрозой оказывался Кэйа? А он сам? Могут ли они позволить себе тратить время на молчание и недомолвки, бессмысленное хождение вокруг старых обид? Он высвобождает руку из под теплого одеяла и обнаженное плечо покрывается мурашками от контраста температур на коже. Дилюк тянется к чужим волосам быстрее, чем успевает подумать о том, что делает, но когда пальцы подцепляют мягкие гладкие пряди, он уже не способен остановиться. Не хочет этого. Он осторожно заправляет иссиня-черный гладкий шелк за ухо, кончики волос легким касанием щекочут Кэйе лицо, и он слабо морщится и мычит что-то недовольно во сне, ресницы дрожат, но он не открывает глаза. Дилюк скользит взглядом по острым скулам, линии челюсти, шрам, пересекающий тонкую кожу века, неизменно притягивает его взор. Он вспоминает, как совсем недавно касался его губами в темной кухне, поддавшись эмоциям, и чувствует, как кровь приливает к лицу. Сердце снова частит, но не тревожно, как моментом до, а в трепетном волнении. Кэйе хочется сделать приятно. Расчесать волосы, как раньше, размять вечно напряженные плечи, но только если он сам позволит, конечно. Дилюк намеренно не заходит дальше в своих мыслях. Он тут же одергивает себя: наверное это глупо, в текущей ситуации, да и вряд ли у них есть на это время. Если ему удастся удержать Кэйю на винокурне хотя бы до завтрака, уже победа. Если он что и уяснил о Кэйе после своего возвращения, так это то, что с неугомонного капитана станется рвануть в орден, едва разлепив веки, прямо через окно, если того потребует ситуация. А в случае Кэйи, не способного пустить на самотек хоть что-либо, ситуация требует всегда. Дилюк хмурится, в голове прикидывая способы, которыми он может заставить Кэйю хоть немного замедлиться и остаться. Он слабо фыркает себе под нос - с раной в боку количество его возможностей и гипотетических методов заметно сокращается, и самый действенный из них, по прежнему, призвать на помощь Аделинду, бесстыдно пользуясь чужой привязанностью. Дилюк замечает, что повязка, съехавшая на лоб, впилась в кожу тонкими ремешками и наверняка доставляет Кэйе дискомфорт, он пытается осторожно стянуть ее с волос. Кэйа мычит что-то невнятное во сне, его брови сходятся вместе в недовольстве, как вдруг лицо разглаживается, мгновенно съедая сонную расслабленность. Он резко распахивает глаза, одновременно перехватывая руку Дилюка за запястье и сжимая до боли. Пара мгновений, и в его глазах мелькает узнавание, Кэйа тут же ослабляет хватку, но не разжимает пальцы до конца, продолжая удерживать ладонь на расстоянии. Дилюк игнорирует легкую вспышку волнения, будто подросток, пойманный на месте преступления. Медленно выдыхает, продолжая рассматривать. Кэйа молчит тоже, смотрит в ответ, золотой янтарь и морской штиль, скрываются под ресницами, он заторможенно моргает, будто пытаясь отогнать сон, после чего расслабляет плечи и опускает их зависшие и сцепленные вместе в воздухе руки на покрывало. — Хмуришься с самого утра, Дилюк, — хриплым ото сна голосом тянет Кэйа. У Дилюка внутри тепло разливается: никаких «мастер». Хороший знак. — Такими темпами обзаведешься кучей морщин и будешь выглядеть хуже чем отец в его годы. — Не страшно, — он на пробу шевелит пальцами, Кэйа не отнимает своей руки, и Дилюк перехватывает инициативу и чуть сжимает его ладонь, — думаю достаточно и того, что в нашей семье красивым останешься ты. Дилюк замечает, как Кэйа удивленно вскидывает брови, как он чуть вздрагивает при упоминании «семьи». — Возмутительное перекладывание ответственности. — Кэйа щурится, поддерживая его шутливый тон, возится на постели, устраиваясь удобнее и зарываясь лицом в подушку, в надежде спрятаться от яркого света. Дилюк улыбается, сейчас все ощущается идеальным. Пусть он ранен и устал, Кэйа очевидно тоже, Дилюк был бы не против провести так целый день, в этой самой спальне в ленивой неге и дурацких разговорах, но он понимает, видит как в глазах напротив начинает раскручиваться вихрь мыслей. Кэйа будто частью сознания уже не здесь, собирает воедино факты, строит цепочки и планы. Дилюк тяжело вздыхает. Если уж шторм подхватил твою лодку, не борись, просто иди по течению, верно? Иначе буря, по имени Кэйа Альберих, просто оставит тебя за бортом. — Расскажи мне, что я пропустил. — Дилюк сжимает его ладонь привлекая внимание, после чего осторожно переплетает их пальцы в замок. Ощущения совсем не такие, как раньше в детстве или юности. Жест поддержки, участия, обещания будто обретает новую сторону. Он чувствует трепет ускоряющегося сердца, как сжимается в груди и животе тревожное нечто, когда Кэйа не отнимает своей руки, а едва ощутимо стискивает его пальцы в ответ, посылая мурашки и приятное покалывание, рассыпающееся искрами под кожей. Сколько еще нужно подтверждений? Дилюк не привык заниматься самообманом или бегать от собственных чувств, но почему-то именно сейчас, именно с Кэйей, это становится таким сложным - дать определение, произнести вслух. Глубже простого желания защитить, глубже семейных и братских уз. Несравнимо с простыми плотскими желаниями тела, хоть и неотделимо от непреодолимой жажды касаться и чувствовать тепло бронзовой кожи под своими пальцами. Впрочем Дилюк не уверен испытывал ли он что-то подобное к кому-то другому в принципе, чтоб иметь возможность сравнить. Как облечь в слова то, что плавится под ребрами… Испытывать что-то к Кэйе страшно. Страшно получить новые глубокие раны, поверх старых, тех, что только затянулись и стали уродливыми рубцами. Но как же сильно хочется, словно яростное жадное пламя, получить любовь и взаимность в ответ. Кэйа опускает глаза и молчаливо наблюдает за их ладонями, золото и морская синь скрываются под ресницами. Тепло его кожи ощущается совсем иначе, Дилюк сходит с ума от внезапной вседозволенности, от своих волнительных мыслей и крепче сжимает пальцы усиливая хватку, выбивая из Кэйи шумный выдох. Что если притянуть его в объятия прямо сейчас? Оттолкнет? Дилюк прикрывает глаза на мгновение, приводит в порядок бесконтрольно мечущиеся в голове мысли. Ловит сосредоточенный взгляд Кэйи, скользнувший по его лицу. Тот явно намеревается нагрузить его информацией о вчерашнем вечере здесь и сейчас, видя под смятением Дилюка совсем не то, чем оно на самом деле является. Дилюк опасается, что если они останутся в его постели, то на возможности сосредоточено вести диалог можно сразу поставить крест, а поговорить им все же надо. Секундная внутренняя борьба, и рациональный взрослый мастер Рагнвиндр все-таки побеждает. Дилюк тяжело вздыхает, прежде чем предложить: — Если вчера не произошло ничего, о чем я должен узнать немедленно, и никто больше не умер, я бы предпочел сначала спуститься вниз и позавтракать. Он понимает, что сказал что-то не то, по чуть дрогнувшему лицу Кэйи. Всего мгновение, но Дилюк уверен, что ему не показалось. — Кэйа? — Нет, все в порядке. Ничего такого. — он поднимает глаза, встречаясь взглядом с теплым кармином напротив. — Давай спустимся и поедим. Дилюк старается стойко игнорировать сожаление, которое накрывает его от необходимости отпустить чужую теплую ладонь. Он готов поклясться, что видит отражение этой же досады и на лице Кэйи тоже.***
Сползти с кровати оказывается тем еще испытанием для них обоих. Кэйа путается в собственных ногах, едва слышно бормочет себе под нос сдавленные ругательства и чуть не сносит с прикроватной тумбочки лампу, пряча внезапную слабость за неловким смехом. Дилюк спешит подскочить на ноги, чтобы поддержать его за предплечье, но, когда он встает, перед глазами суматошным роем вспыхивают разноцветные точки, и его самого ведет в сторону. Дилюк поспешно хватается за подоконник, пережидая головокружение, и чуть не обрывает тяжелые плотные шторы, зацепив их неосторожным движением. Кэйа фыркает и смеется в голос. — Да уж, если мы хотим продолжать противостояние с Фатуи, нам явно стоит взять паузу на восстановление. — он скользит цепким взглядом по широким полосам бинта, пробегает мимолетно по старым шрамам на белом мраморе кожи и останавливается в дверях, дожидаясь пока Дилюк отыщет рубашку в шкафу, чтобы накинуть на плечи. — Джинн хочет, чтобы я остался на винокурне на пару дней, но финальное решение, конечно, за тобой. Могу я…? Дилюк поворачивает голову так резко, что его опять качает в сторону, и он крепче вцепляется в дверцы шкафа. — Конечно, — досада вскипает внутри: Дилюк из раза в раз повторяет, что Кэйа может оставаться здесь столько, сколько посчитает нужным, но тот все продолжает спрашивать. Надо будет отправить Джинн корзину цветов и вина или лучше солидный чек на нужды ордена. Дилюк раздумывает мгновение, если магистр осознанно пособничает ему в чем бы то ни было, то, пожалуй, он сделает и то, и другое. Дилюк заканчивает одеваться, и Кэйа протягивает ему руку, предлагая помощь. За вчерашний суматошный день Дилюку не удалось ни пообедать, ни поужинать, он надеется сытный завтрак прибавит ему сил хотя бы до такого уровня, чтобы иметь возможность стоять прямо без посторонней помощи. Хотя он не может не отметить плюсы. Это приятно - чувствовать чужое крепкое плечо и поддержку. Кэйа уверенно обхватывает его предплечье, помогает опереться на себя. — Погоди, — осекается Дилюк, — ты сам едва… — Я уже в порядке, — прерывает его Кэйа. Дилюк прекрасно чувствует, напряжение в его мышцах, иногда прорывающееся наружу едва ощутимой короткой судорогой, остро выкручивающей нервы, но Кэйа упорно улыбается уголками губ и только притирается боком крепче, перенося большую часть веса тела Дилюка на себя. Дилюк вспоминает однажды оброненную Дарелом фразу: сколько раз Кэйа говорил, что он в порядке, и сколько раз из них это было правдой? Ему кажется он уже может составить перечень таких моментов, в лидеры несомненно выбьется вчерашнее «я в порядке, меня отравили». Он тяжело выдыхает, Кэйа оценивает это как сомнение. — Внезапный факт о каэнрийцах специально для вас, господин Рагнвиндр, — менторским тоном беззаботно изрекает Кэйа и пинает дверь носком сапога. — На каэнрийцев не действуют яды. У чистокровных с этим очевидно получше, им и другие бонусы перепали, не то чтобы я завидовал… — Погоди, как… — Дилюк обрывает его, пока Кэйа не успел пуститься в пространные рассуждения. Липкий страх снова поднимает голову, кто-то сумел подобраться так близко, чтобы отравить капитана кавалерии, одного из рыцарской верхушки Ордо Фавониус, прямо на приеме, в его собственном, Дилюка, доме, и если бы не происхождение, Кэйа был бы мертв. Он сглатывает, горло будто пережимает чья-то рука, безжалостно перекрывая воздух, Дилюк пытается выдавить хоть слово внезапно охрипшим голосом. — Ты знаешь, кто это сделал? Как?! — О да! Некоторые детали я опущу, это не имеет важного значения, — Кэйа выглядит смущенным на секунду, - ты должен понимать вот что… Зандик знал, что так будет, он в курсе про мою резистентность к ядам, поэтому это не было попыткой меня убить или вроде того. Притуши свой пылающий праведным гневом взгляд, дыру во мне прожжешь. Он намешал какую-то безднову смесь из ядов, и оказалось, что те, что обладают паралитическим действием имеют некоторое влияние, краткосрочное, но все же. Все было бы в порядке сейчас, но я попытался побороть действие яда прежде, чем мой организм сам с этим справится, поэтому… Он замолкает, преодолевая последние ступени лестницы. Дилюк слушает внимательно, все это: откровенность Кэйи и полное отсутствие дистанции - кружат ему голову не хуже вина. Кровопотеря вероятно тоже, но… Он и подумать не мог, насколько легко Кэйа может быть готов дарить искренность. Всего-то и нужно было спросить, выслушать. Дилюк хочет перестать гонять эту самоуничижительную мысль в своей голове, но ему так жаль времени, глупо потраченного на то, чтобы лелеять свои обиды, страхи и недоверие, даже если это уже часть пройденного пути. Другая мысль внезапно обрывает его самокопание. — То есть… Он знает о твоем происхождении. — произносит Дилюк обманчиво спокойно, пока внутренности будто ледяным ужасом сковывает от осознания. — Да. — Кэйа кивает с длинным усталым выдохом и прикрывает глаза. — Есть кое-что еще… но об этом позднее. Он кивает в сторону распахнувшейся двери в коридор, который ведет в сторону кухни. Оттуда появляется Аделинда, заметив их она замирает на пороге, рот приоткрывается в немом удивлении, когда она окидывает взглядом композицию из двух шатающихся фигур, судорожно цепляющихся друг за друга. В гостиной никого кроме них нет, часть столов еще не убрана, напоминая о вчерашнем вечере, темно-синие атласные скатерти собраны в одну аккуратную стопку, большие серебряные подносы башней высятся на соседнем столе. Остальной посуды не видно, видимо Аделинда с раннего утра гоняет горничных с уборкой. Кэйа расплывается в лучезарной улыбке, невольно пытаясь еще сильнее выпрямить спину. По грозно прищуренным глазам горничной Дилюк делает вывод, что никакая, даже самая сладкая улыбка, капитана кавалерии уже не спасет. — Кэйа Альберих! — в изумрудных глазах Аделинды вспыхивает опасная искра. — Если ты думаешь, что в момент опасности, я не имею права знать, что происходит, — она прерывисто втягивает воздух, пытаясь восстановить дыхание, — что лучше держать меня подальше от всего... Ты явно слишком плохо осведомлен! Кэйа нервно сглатывает, пытается вставить хоть слово, но Аделинда непреклонно продолжает свою речь. — Я - человек семьи Рагнвиндр, и я знаю, чем занимается мой господин, — палец тыкает в сторону Дилюка, тому жест кажется обвиняющим, на что он удивленно вскидывает бровь. — Уж поверь, я в состоянии держать лицо и действовать, как того требует ситуация, что бы ни случилось. Хочу, чтобы ты… чтобы вы оба уяснили это. Кэйа слушает, молчаливо сжав губы в тонкую линию. К концу тирады он побеждено опускает голову, будто сдувается весь. Дилюк уверен, если бы тому не приходилось поддерживать его, он бы уже попытался обнять Аделинду, успокаивая ее. Оба прекрасно видят, что за напускным гневом скрываются дрожащие ладони, нервно теребящие ткань белоснежного передника, и застывшие в напряжении хрупкие плечи. Она просто испугалась за них. Слишком переволновалась за двух идиотов, снова ввязавшихся в опасную игру. — Прости, Ади… — голос Кэйи непривычно мягкий и тихий. — На самом деле, похоже это я тот, кто не в состоянии верно оценивать ситуацию и действовать так, как нужно, — горький смешок срывается с губ, он склоняет голову, слова звучат с неподдельным сожалением. Аделинда мгновенно смягчается, поспешно выпускает передник из рук и подходит ближе, кладет ладонь Кэйе на щеку, заставляя взглянуть в свои глаза. Ему приходится чуть склонить голову, чтобы ей, маленькой и хрупкой, было удобнее обхватить его щеки руками. Аделинда мягко оглаживает его скулу пальцами, Кэйа замирает, улыбка пропадает с вечно изогнутых губ. — Я рада, что вы в порядке, насколько это возможно… — она тяжело вздыхает, прежде чем повернуть голову и взглянуть на Дилюка таким же пронзительным взглядом. Их немой диалог длится секунды. — Мастер Дилюк, в гостиной мы еще не закончили, предлагаю вам позавтракать на террасе. Погода сегодня чудесная. Хилли принесет все прямо на улицу через десять минут. Дилюк коротко кивает, краем глаза посматривая на Кэйю. Когда Аделинда скрывается в коридоре, напоследок в материнском жесте нежно потрепав его по плечу, тот наконец отмирает и коротко невесело хмыкает. — Вот уже второй день подряд я расстраиваю важных для меня женщин, и они кричат на меня. — Еще немного и начнешь оправдывать свою скверную репутацию разбивателя дамских сердец. — Дилюк ляпает первое, что приходит в голову, лишь бы отвлечь Кэйю от его мыслей, вытянуть из налипших, словно тени, печалей. Он тянет Кэйю в сторону распахнутых дверей на террасу. Солнечные лучи, падающие внутрь через дверной проем, чертят яркие прямоугольники на полу, с улицы доносится мерный шум, разговоры и смех работников, занимающихся рутинными делами среди виноградных лоз. Приглушенно звучат пение птиц и стрекот насекомых. — Правда? — Кэйа удивленно вскидывает брови. — Я думал, меня считают завидным женихом. — Считают. Но ты ведь не отвечаешь никому взаимностью, вот и... — Дилюк ловит краем глаза чуть удивленный насмешливый взгляд, в котором загорается искрами веселье, и поспешно добавляет, — старики постоянно болтают о тебе в таверне. — Ах, ну если старики болтают… — тянет Кэйа, продолжая улыбаться уголками губ. — Так это правда? — слова вылетают изо рта быстрее, чем Дилюк успевает подумать. Кэйа вопросительно склоняет голову, синий шелк волос ловит солнечные лучи, играет ультрамариновыми бликами в ярком свете, Дилюк замечает: пара прядей — пронзительное серебро. Он спешит добавить уточняюще, — про взаимность. Кэйа смеривает его долгим взглядом, становясь неуловимо серьезным. — Правда.***
Они выбирают столик на залитой солнцем террасе, поближе к пышущим влажным жаром виноградным рядам. Кэйа жадно скользит взглядом по плотным резным зеленым листьям, будто насмотреться не может. Дилюк немного задыхается от осознания того, как, вероятно, Кэйа скучал по таким вот спокойным дням на винокурне, среди знакомых ему мест и людей, где каждый виноградный куст, был свидетелем почти десятилетия его прежней беззаботной жизни. Должно быть ощущается, как, наконец-то, после долгого пути вернуться домой… Кэйа падает на стул рядом, молчит несколько мгновений, уставившись в сторону снежной вершины Драконьего хребта, едва различимой в плотных далеких облаках, после чего наконец переводит взгляд на Дилюка. — Джинн распорядилась насчет патрулей. Хоффман здесь, вместе с отрядом. Они присматривают за окрестностями в треугольнике от входа в каньон Светлой короны, по побережью до восточного тракта и вдоль южного края нагорья Ревущих ветров. — Кэйа суетливо барабанит пальцами по столу, на его ладонях по прежнему нет перчаток, и Дилюк невольно прикипает взглядом к тонким длинным пальцам, тыльную сторону правой ладони пересекает коротким росчерком едва заметный шрам, о происхождении которого Дилюк не имеет ни малейшего понятия. Хочется взять Кэйю за руку, почувствовать плотность давно зарубцевавшейся раны кончиками пальцев. — Ты слушаешь, Дилюк? Никаких возражений, если не хочешь увидеть действующего магистра, вооруженного ножом, на своем пороге. Дилюк коротко фыркает от смеха. В дверях слышится шум, к счастью вместо Джинн с мечом наперевес на пороге появляется Хилли с подносом, она быстро находит их взглядом и направляется к столику. После вежливых приветствий, горничная резво переставляет все чашки на стол и испаряется так же быстро, как появилась. — Пусть заходят на обед, я предупрежу Аделинду. — произносит Дилюк, Кэйа даже перестает стучать по столу на мгновение, выглядит удивленным. Дилюку, собственно, плевать, пусть хоть весь Ордо Фавониус топчет его виноградники. Пока Кэйа восстанавливался на винокурне после своего «визита» в лабораторию Дотторе, он как-то смирился с нашествием рыцарей на свои земли, сможет справиться снова. Да и сам Дилюк не прочь переброситься парой слов с Хоффманом, который всегда весьма добродушно выкладывает ему все «особенные» поручения своего капитана. Голод берет свое, и они не сговариваясь хватаются за приборы. Кэйа разливает чай из маленького желтого латунного чайника, пар поднимается над напитком, запах мяты слабо разносится вокруг и быстро истончается, украденный ветром. Стопка пышных круглых блинчиков еще теплая, их аромат заставляет слюну скопиться во рту, Дилюк чувствует, как болезненно сводит в спазме желудок на мгновение. Взгляд Кэйи такой же нуждающийся, будто он и сам не ел целую вечность. Они откладывают все разговоры на потом, ровно до момента, пока все нежные и мягкие блинчики не исчезают с тарелки. Кэйа довольно выдыхает, неприлично громко сербая чаем из кружки. Дилюк от этой картины тихо фыркает себе под нос. Раньше, ни при Аделинде, ни при отце, Кэйа ни за что бы себе такого не позволил. Да и сейчас вряд ли с кем-то другим он ведет себя так - порушило бы образ идеального капитана. Но здесь и сейчас, рядом с Дилюком он расслаблен, и это вызывает знакомое трепетное тепло где-то за ребрами. — Джинн ждет от меня отчет, поэтому я хотел бы занять… — Кэйа осекается, явно вспоминая про кабинет и разом мрачнея. Улыбка слетает с его лица, а плечи каменеют. — Мы можем разместиться в библиотеке, — предлагает Дилюк, упорно стараясь поймать чужой взгляд, который то и дело ускользает теперь в сторону окон кабинета, выходящих на задний двор поместья, — там есть все необходимое, а с кабинетом я разберусь позже. — Кстати об этом, — Кэйа мнется, — я могу позаботиться о том, чтобы убрать тела… ммм… без огласки. Вряд ли нам нужны новости об убитых в твоем доме агентах Фатуи, даже если ты сам не имеешь к этому никакого отношения. Есть люди… Дилюк прерывает его, выставив ладонь вперед в останавливающем жесте. — Правда думаешь, что за столько лет я сам не обзавелся подобными связями? — он наконец ловит взгляд Кэйи и накрывает его ладонь, вновь суетливо барабанящую по столу, сжимая крепко пальцы. — Что значит «я не имею к этому никакого отношения»? Кэйа… да, они погибли от твоей руки, но только потому, что ты оказался быстрее, впрочем как и всегда. Не сделай ты этого, они все равно бы умерли. Фатуи напали первыми, и что-то мне слабо верится в мирное завершение этой встречи, а после того, как она потеряла контроль над пламенем... у нас не было иного выхода. Нет разницы, кто убил их, ты или я. — в штормовом море все еще плещутся сомнения, и Дилюк тянет Кэйю на себя, заставляя взглянуть прямо в глаза. — Это правильно, что ты не медлил. Опасность грозила не только нам, ты поступил так, как должен был поступить рыцарь Ордо Фавониус в такой ситуации. Кэйа прикрывает глаза, обдумывая его слова. Дилюк терпеливо ждет, готовый развенчивать любые его самоуничижительные мысли. — Может быть ты прав, но моя мотивация была другой, — серьезно произносит Кэйа. Зрачок-звездочка пронзительно впивается, проникает глубоко внутрь и режет острыми краями. — Хочу, чтобы ты понял. Дело не в защите людей… — он осекается, но продолжает уверенно, — я и думать забыл о чертовом приеме и всех гостях, в тот момент я думал только о том… Я хотел защитить только тебя. Дилюк замирает. У него дыхание перехватывает от того, сколько в произнесенном Кэйей ломающей хребет искренности. Он невольно сильнее сжимает хватку на узкой ладони, будто боится, что Кэйа сбежит, испугавшись собственных слов. Во взгляде Кэйи отчаянная привязанность, изломанным крошевом льда на дне лазурной бездны, забитая, спрятанная и погребенная так глубоко, что не найти под собственными запретами. Но Дилюк видит ее сейчас так кристально ясно, будто тот, беспощадным признанием, написал это у себя прямо на лбу. Чувства, что гниют глубоко внутри, отвергнутые и не принятые. Как давно? Осознает ли он сам? Дилюк узнает в них отголоски собственных эмоций, собирает частицы мозаики, складывает воедино. Он шумно сглатывает, хриплый выдох вырывается из груди, в глотке будто пустыня Сумеру разверзлась. — Не приписывай мне благородных рыцарских мотивов. — Кэйа будто не видит ничего за своей обличающей речью, прикрывая глаза и прячась под тенью ресниц и спадающими на лицо короткими кобальтовыми прядями. Ни как Дилюк поднимается со стула, ни спокойной решимости, с которой он осторожно и медленно подцепляет пальцами чужой подбородок заставляя вскинуть голову вверх, посмотреть наконец ему прямо в глаза снова. Кэйа замирает, когда Дилюк склоняется к его лицу, в карминовой радужке, почти скрытой за черным провалом зрачка, беспощадное пламя ярким фениксом взвивается вверх. Кэйа застывает, словно завороженный, дыхание замирает вместе с ним, срываясь с губ судорожными короткими вдохами. — Мальчики! — отчаянно звучит за спиной. Дилюк моргает заторможено, момент, казалось застывший во времени, рушится. Кэйа тяжело сглатывает, их выдохи смешиваются, лишь пара сантиметров до чужих губ. Зрачок Кэйи темной бездной сжирает радужку. Дилюк с огромным усилием отрывает взгляд от чужого лица. Сердце отбивает бешеный ритм где-то в горле, он оборачивается, невольно скрывая Кэйю за своей спиной. Аделинда стоит на пороге, бледная, как мел, ее руки дрожат, комкая в руках маленький прямоугольник бумаги, записку всего в пару строк. Она гасит нервную дрожь в своем голосе. — Послание от магистра Джинн. Сенешаль… Господин Шеймус Пегг мертв.