В маленьком городе

…Я бы хотела жить с Вами В маленьком городе, Где вечные сумерки И вечные колокола… Цветаева

      — Не советую вам брать льежские вафли. Карамель застревает в зубах.       Запах. Почему-то знакомый. Шоколада.       Кретин! Это гребаная кондитерская в гребаной Бельгии! Тут и должно пахнуть шоколадом.       — Не ожидала вас здесь встретить.       Четыре тридцать. Гарри уже сел в машину и едет в аэропорт.       — Да я… в общем, не люблю сладкое. Так… Подумал, стоит попробовать…       Напоследок.       — Давайте я закажу. А вы найдите столик.       Улыбается. В волосах снежинки.       — Эм… Ладно.       Четыре сорок пять. Гарри застрял в пробке на мосту Ватерло.       И все-таки странный запах…       — Вот. Раз не любите сладкое, это вам должно понравиться. Называется Speculaas.       — Как?       — Speculaas. Долгое «а»… Это печенье в Бельгии пекут на Рождество. Такая традиция. Как у вас в Англии — пудинг.       — Я ирландец.       — О…       — Но у нас тоже есть рождественский пудинг.       Засмеялась.       — Когда я была маленькая, мама пекла это печенье в Сочельник. И не разрешала есть до утра. А мы с братом потихоньку пробирались ночью на кухню…       — Вы здесь выросли? В Брюгге?       — Да. Эту кондитерскую помню еще со школы. Тут поблизости, на площади Бург, заливают каток. Мы ходили туда по выходным. Часами могли кататься! А потом пили здесь горячий шоколад.       Точно! Запах горячего шоколада.       — Тут всегда очень тихо, хоть и самый центр. Я люблю сюда приходить… когда нужно подумать.       О чем можно думать в таком маленьком городе? В таком сказочном городе…       — У нас для этого ходят в паб.       Пять ноль одна. Если пробка рассосется за полчаса, Гарри успеет на рейс до Брюсселя и там пересядет на поезд в Брюгге.       В маленький сказочный Брюгге.       — Знаете… Люди, которые сюда приезжают, обычно думают, что у нас здесь какая-то особенная жизнь… Сказочная… — Усмехнулась. — Но на самом деле она такая же, как и везде.       — Трудно, наверное, держать гостиницу.       — Да нет! Я привыкла. В детстве делала уроки под разговоры постояльцев, помогала маме накрывать столы и стирать полотенца.       — Я думал, гостиница вашего мужа.       — Что вы! Ее держали еще мои родители. А до них — мои бабушка с дедушкой…       -…А потом будет ваш сын или дочка…       — Надеюсь! Патрис все это терпеть не может…       Пять восемнадцать. Гарри матерится и давит на клаксон.       — Но он вам хоть помогает?       — Да как сказать!.. Когда мы только поженились, конечно, обещал помогать… А теперь все уговаривает меня продать гостиницу, переехать в Брюссель. И ведь отлично знает, что я этого не сделаю! Вот даже сегодня… Хотя неважно… Извините меня…       — В семейной жизни бывает всякое. Иногда кажется, что все трещит по швам, а потом глядишь — и еще можно заштопать.       — Вы, наверное, долго женаты.       — Нет. В смысле… я вдовец.       — Ой… простите! Я подумала… у вас на пальце кольцо и…       — Давно уже.       — Извините!       — Ничего. Может, принести еще печенья?       — Сами разберетесь?       — Sрeculaas, долгое «а».       Пять сорок пять. Гарри добрался до аэропорта. Или все еще в пробке?       Хотя какая разница.       Запах горячего шоколада.       — Как ваш друг? Утром он был такой… странный…       — Он… нормально.       Насколько можно быть «нормально», после того как пристрелил ни в чем не повинного мальчишку и запорол свое первое задание. А потом — чуть не вышиб себе мозги на скамейке в парке в долбаном Брюгге. А потом тебе чуть не вышиб мозги твой напарник…       — Теперь — нормально.       Теперь он уже где-нибудь в Италии… или в Румынии…       А Гарри — в самолете до Брюсселя.       Если рассосалась пробка.       — Я очень рада.       И ведь она это не из вежливости. Она правда рада.       Рада, что с его дружком, запоровшим первое задание, все хорошо. Что он так и не сумел вышибить себе мозги на скамейке в парке. А у его напарника так и не поднялась рука сделать то, что он должен был сделать.       И поэтому Гарри в самолете до Брюсселя.       Если рассосалась пробка.       — Ему, кажется, не очень здесь нравится.       — М?       — Вашему другу. Не очень нравится в Брюгге.       — А… Да… То есть нет. Он просто не привык. Видите ли… каналы… средневековые улицы…       Смеется.       — Лебеди!       — Вот-вот! Лебеди. Для парнишки из северного Дублина это немного чересчур.       Как будто она знает, что такое северный Дублин!       Да и зачем ей?       — Он, понимаете, урбанист…       — А вы?       — Ну, я… дебил, который вырос на ферме! Эм… Простите. Шутка для посвященных… Родители мои были из Голуэя. Это на западе Ирландии. По-английски не говорили вообще. Только на гэльском. Это я еще кое-как выучился. История мне нравилась. Нам даже рассказывали про Фландрию… какие-то там войны… восстания… Очень интересно… Школу пришлось бросить и идти работать, когда умер отец.       — Я тоже не доучилась. Выскочила замуж. Родители ругались, говорили, что Патрис — лентяй. В общем-то, они были правы… Они отдали нам гостиницу, а сами живут в Лимбурге у моего брата. Мама до сих пор ворчит, что я плохая хозяйка.       — Передайте ей, что она не права.       — Спасибо.       Если Гарри не успеет на самолет, есть еще ночной поезд. С пересадкой в Амстердаме.       — Мистер Кранхэм… то есть… мистер Блэйкли?..       — Зовите меня Кен.       — Кен… Вы меня не проводите? На улице скользко…       — Конечно.       Мостовая обледенела — что твой каток. А снег растаял. В Лондоне тоже всегда тает. Вот в Голуэе, бывало, лежал сугробами на Рождество. Хрустел под ногами, как вата. И вата хрустела, как снег, когда мать, причитая, промывала ему разорванную щеку. Соседский мальчишка попал ему в лицо снежком — а в нем оказался кусок стекла. Мать боялась, что останется шрам. И руки у нее были в крови.       А через много лет сын этого мальчишки стоял, сжимая пистолет, посреди пустой церкви. И руки у него были в крови. И осколки выбитого стекла хрустели, как вата.       — Кен… Я за вами не успеваю…       — Извините.       Пальцы крепче хватаются за рукав.       Запах горячего шоколада — совсем рядом.       — Кен, а вы… действительно думаете то, что сказали в кафе?       — М?       — Что отношения можно заштопать?       — Знаете, моя жена говорила, что поправимо все, кроме смерти.       — Да, не поспоришь…       Она улыбается левым уголком рта. Дайана делала так же.       И на столе в белой комнате с кафельным полом, накрытая простыней, она улыбалась. Левым уголком рта.       — Берегите себя, Мари.       Маленькая ладонь еще сжимает рукав. И запах горячего шоколада еще рядом.       — Идите в дом, холодно.       — А вы… не зайдете?       — Я еще погуляю. Поднимусь на колокольню. Вы знаете… мне очень нравится в Брюгге.       В маленьком сказочном Брюгге.       — Тогда… до завтра, Кен…       — До завтра, Мари.       В маленьком сказочном Брюгге снова тихонько падает снег.       И запах горячего шоколада растворяется в морозном воздухе.