Вечность

Ханма идёт по коридору женского общежития не боясь, что его поймают и заставят объяснять директору очевидные причины пребывания здесь. Длинный коридор с множеством одинаковых коричневых дверей не отличается от мужской части ничем, кроме номеров комнат. Всё точно такое же. Бледные стены, чёрные квадраты-светильники тонкий ковёр на полу, делающий шаги бесшумными. Минимализм, так любимый всеми. Сегодня пятница. Профессора отдыхают, видя сотый сон в уютной постели или распивая вино, болтая о неразумных студентах, младшие ученики лежат в кроватях и, может, шёпотом обсуждают недавно прочитанную книгу и учителей, старшие делают тоже самое, кто-то из студентов зависает на еженедельной секретной вечеринке в одном из общих залов. Т/и была из той категории, кто предпочитает либо расслабляющий фильм, либо крепкий сон под тяжёлым одеялом. Шуджи же особо не интересовался спокойным досугом, предпочитая выпивать с друзьями и теми, кого никогда ранее не замечал, под грохочущую музыку, мало, что различая, в дыму сигарет, заполневшем комнату. После недели, которая длилась по ощущениям вечность, это помогало расслабиться и забыться хоть на какое-то время. Но, как там говорится? Если любишь, то умей подстраиваться? Вот и он подстроился. Отказаться от вечеринок было легче, чем от тёплой постели, по словам Т/и и после недолгих раздумий Ханмы. И вдвоём быть интереснее наедине, чем в кругу любопытных людей. Парень вглядывается в металлические трехзначные цифры, выискивая в темноте нужные, и наконец находит. Стучит по дереву три раза, не волнуясь о том, что откроет не та, кого он ждал, Ксентея, соседка его любви, в конце концов, сама подкралась, пока он готовился к контрольной по истории, и, не сумев напугать, недовольно сообщила, что сегодня уезжает из Академии на три дня. Подмигнула, давая понять, что знает все об их отношениях, и скрылась за одним из многочисленных стеллажей с книгами. Шуджи долго не думал о том, что знание чужаков будет неприятно Т/и— Ксентея более менее нормальная и не будет трепаться, это парень знал точно, учась с ней на одном курсе пятый год. Он не даёт опомниться выглянувшей недовольной Т/и, сразу заталкивая её внутрь. Захлопывает дверь громче, чем следовало бы, и целует девушку так, будто не видел её вечность. Жадно и собственнически. Сильно наклоняясь и не давая ей, потерянной из-за такого напора, отстраниться. Ханма обхватывает талию ладонями и проводит пальцами по ребрам, подавляет губами стон. В комнате сразу становится жарче, когда мелкими шагами парень направляет их в слепую к кровати. —Ты что делаешь? — она спрашивает, задыхаясь, выгибается в спине, чтобы отдалиться хоть немного и сжимает в ладонях большую старую футболку. —Целую тебя? — Ханма смотрит на неё как на ничего не понимающую дурочку, — ладно тебе, — снова приближает свое лицо к её и быстро целует, — я соскучился, — большие руки приглаживают растрепавшиеся волосы и гладят залитые румянцем щёки, — ещё скажи, что ты— нет. Самодовольная лыба украшает лицо. Но он правда соскучился. В Академии не так легко найти время, чтобы остаться наедине на неделе. Приходится учиться, торопиться и стараться стать лучше, чем ты был вчера. Слабым в военном деле не место, и таких здесь не держат. Но подростки, какими бы серьёзными и сильными им не нужно было быть, чувствуют много, любовь— ярче всего. —Нет, — встав на носки шепчет в малиновые губы довольно и быстро отстраняется. —Засранка. Она идёт к кровати, легко выпутываясь из паучьих объятий, и плюхается на неё, взяв книгу, которую читала до чужого прихода. Не смотрит на него специально, а Шуджи не может перестать улыбаться по-дурацки, влюбленно смотря на неё. Домашняя из-за большой пижамы и растрепанного пучка и строптивая. —После тренировок господина Хуана хочется медленно умирать в кровати, да? — Т/и спрашивает устало, взглянув на него поверх книги. —Разве что в твоей? — ухмыляется и падает сверху, вызывая тихое шипение. —Предсказуемо, засранец, — отвечает змеей. —Но Хуан и в правду убивает, — Ханма кряхтит, устраиваясь удобнее, и кладёт голову на женское плечо, вдыхает привычный запах мяты и лимона, раслабляясь тут же, — у нас с ним тренировка в понедельник, а я уже хочу повеситься. —Бедняга, — треплет по волосам излишне сильно, пока парень обнимает крепче, — ходят слухи, что он отбирает сильнейших старшаков для спецотряда, — внезапно начинает серьёзным шёпотом. Он устало выдыхает и трется носом о кофту. Ему не хочется обсуждать что-то глобальное и важное. После напряжённой недели единственное желание — валяться с Т/и и шутливо переговариваться, или, на худой конец, слушать какие яды она теперь умеет готовить. —Верить слухам не стоит, — Ханма пробирается костлявыми пальцами под одежду и рисует круги на теплом животе. —Но они могут быть правдивыми, — девушка поворачивается на бок, — ты только представь. Сразу после выпуска отряд будет направлен в главный корпус. Деньги, оружие, хорошее жильё. Это же все, о чем мечтает большинство. В ее словах восхищение и ожидание. Желание попасть на войну и жертвовать собой ради Японии, желание получить признание как один из лучших наёмников страны. —О смерти не многие грезят. —Шуджи, — она хмурится, — прекрати. Разве тебе самому не нужны деньги? Не хочешь быть полезен Родине? Ханма прикрывает глаза, ужасаясь. Он слышит «полезен Родине», «стать достойным гражданином» и «умереть ради дома не страшно» очень часто. Влияние воспитания и образования. Промывка мозгов, которой вынуждена заниматься страна, чтобы получить лучших солдат, которые сделают все для блага Отечества. Но ему отвратна мысль, что Т/и действительно хочет этого. По-настоящему верит в это. —Хочу жить в безопасности. —Придя сюда, ты сам решил, чтобы будешь обеспечивать её для населения. Он не смотрит ей в глаза, пока девушка пытается поймать взгляд золотистой радужки. —Я пойду в военную полицию. Будут и деньги, и безопасность. Всё, что нужно. Ты не хочешь того же? Жить со мной? Долго и счстливо, а? — захватив своим мизинцем её, Шуджи шутливо бадается, пытаясь увернуться от внезапно возникшей серьезности. —Хочу, — она зарывается пальцами в отросшие волосы и поглаживает голову. Ей тоже тяжело. Действительно хочется быть с Ханмой, но она обещала бабушке, что пойдёт по стопам отца, отомстит за его смерть на поле боя убийцам. Обещание у больничной палаты въелось в мозг и не оставляет в покое, как и два шрамика-полумесяца, случайно оставленные ею в предсмертной агонии. —Но я должна, — фраза задушенным шёпотом, объяснение которой в слух сказать очень трудно. Он не понимает её, а она его. Но чувства не дают успокоиться. Шуджи— он любит, когда Т/и называет его по имени, это означает, что они близки по-особенному, — хочет, чтобы его Т/и жила. Не спокойно, может, но без возможности не вернуться домой, а Т/и хочет в бой. Рвать противников, мстить, освобождать невинных, становиться героем и гордостью своего народа. —Не должна ничего, — ярость в голосе, не свойственная вечно расслабленному Ханме, напрягает. Но он чувствует, что девушка вот-вот готова сдаться. Он не одергивает себя, когда давит на неё жестоко, потому что Т/и может дать отпор. Ей достаточно сказать его имя, посмотреть со злостью, отвернуться, и Шуджи перестанет говорить на ядовитую тему. Но она ничего не делает, только с надеждой смотрит ему в глаза, будто пытается отыскать там подтверждение его слов, и сжимает его обе ладони в своих, не понимая того, пытается согреть вечно ледяные пальцы. Как делал отец с ней в детстве, когда говорил на особенно важные темы. Т/и правда не должна быть одной из тех, кто спасёт народ. Правда не должна ничего и никому. Правда достойна любви и спокойной жизни. —Полиция тоже не самое лучшее место. Всё хорошее у богатеев. Но вот он, шанс выбраться, там тоже работают достойные люди. Почти произносит «гражданин» и еле сдерживается, чтобы не скривиться. У Ханмы перед глазами с детства стояла разруха и бедность. Люди в его районе ходили в грязных обносках, терпели выхлопы многочисленных фабрик, видели, как по железной дороге в один конец поутру отправлялся поезд с солдатами и тащили любые вещи, чтобы сдать в комиссионку, в надежде хоть так получить денег на еду. Мама говорила, что ей жаль, что она родила его и обрекла терпеть всё это. Умирая от болезни лёгких, распространенной среди тех, кто живёт рядом с заводами по производству тяжёлой техники, она умоляла его не оставаться здесь, попытаться выбраться. Ханма выбрался, умирать там он не планировал. Похоронил мать, найдя последние сбережения, и пошёл в академию. Разрывался между полицией и корпусом. С одной стороны почёт, большие деньги и безопасность, с другой— почёт, большие деньги, адреналин и возможность умереть каждый день. Ему умирать было не страшно, потому что не было того, ради чего можно жить. А потом он встретил Т/и. Боевую девчонку с проблесками жестокости и холодным взглядом. Смотря на неё на совмещённых тренировках, Шуджи понимал, что именно такие наёмники и нужны военным. Расчетливые, не отступающие, готовые жертвовать собой и убивать не дрогнувшей рукой. Забавно, но первое время парень обходил её стороной. Но чем сильнее ты избегаешь что-либо, тем сильнее это тянется к тебе. Ещё один общеизвестный факт. —Ты избегаешь меня? Такие вопросы задают друзья или бывшие, но не мало знакомые люди, пусть ты их правда избегаешь. Интуиция подсказывала не приближаться, а ей Ханма верил безоговорочно. Та не раз спасала его задницу, когда он крал хлеб к вечернему столу в магазине или конфеты как подарок маме на ее день рождения. —Боишься, что ли? — в глазах у неё искреннее удивление, сейчас она не похожа на смертоносную воительницу. Т/и уставшая и любопытная, с короткой расхлябанной косичной и бледными губами, красивая. И Шуджи, после недолгого первого разговора в библиотеке почувствовал, что ему нужно доказать, что не боится эту вечно одинокую студентку. И, сразу после сближения с ней, закрыл для себя двери в корпус. А Т/и, что ходит с призраками прошлого под руку не расставаясь, закрыть двери туда не может. Даже если иногда, сидя на кровати в темноте ночи, не подавляет в себе такое желание. У неё в голове обязательства, ненависть и боль. Погибший любящий отец, бабушка, которая до последнего вздоха держала её ладонь в своей крепкой хваткой, умоляя наказать за смерть своего сына виновных. Даже если те уже сдохли мучительно. Всё это тьмой кружит над ней и не даёт вздохнуть, при этом делая сильнее в бою. А потом Шуджи берет её за руку в коридоре, наполненном учениками, так, чтобы никто не увидел, и все проходит. Дышится легче и света становится больше. Он, дурачась, подмигивает ей в столовой, желает шёпотом удачи на зачёте, отдаёт яблоко, заставляет глупо танцевать в тишине коридора, целует так, будто задохнется, если не сделает это. Он ловит ее в библиотеке в объятия, шепчет на ухо глупости, которым, казалось бы, не место в этом мире. Он делает её действительно живой. Ханма отдаёт так много чувств, что это кажется диким. Ей тоже хочется делать столько же для него, но не потому, что чувствует, что обязана, а из-за того, что находит Шуджи совершенно драгоценным. —Наверное, ты прав. —Я всегда прав, — ворчит, закатывая глаза, пока Т/и, усмехаясь с его слов, гладит мочку уха с небольшой серьгой. А ещё Шуджи может всего одной фразой сбросить все напряжение, что ещё секундой ранее достигало апогея. —Я хочу быть с тобой, Шуджи, — девушка смотрит ему в глаза со всей честностью. —Но? —Без «но». Просто хочу. Больше всего на свете. —Воу, прямо-таки больше всего на свете? — ухмыляется довольным котом как и всегда, когда слышит редкие слова любви шёпотом от неё, разжигающие пожар в сердце. А ещё понимает, что она не приукрашивает. Говорит то, что в голове всегда, и её слова правдивы до невозможного. Ханме кажется, что сейчас, в объятиях друг друга, в небольшой комнате, освещенной тепло-желтым светом слабой лампы, они оба— хрустальные статуэтки, готовые разбиться. Хрупкость момента и искрящая фейерверком любовь между ними делает дыхание учащеннее. Т/и закатывает глаза, ей всё ещё непривычно говорить о чувствах, ещё и о таких сильных. В их паре в сопливые моменты балом правит Ханма, который не стесняется, кажется, ничего. —Ты дурак, Шуджи, — девушка целует его спокойно, вкладывая все чувства, что сверкают в груди. Поцелуем говоря, что да, больше всего на свете. —Любимый. —Любимый. Заставляющий выбирать себя, а не мёртвых, и правильный путь.