***
Отсутствие знаний или способностей в спорте никогда не было для Ремуса проблемой, по крайней мере, во взрослом возрасте. Никто из его друзей не увлекался спортом, а дни, когда его выбирали последним на физкультуре давно позади. Ремус никогда не думал о какой-либо физической активности. Так было до тех пор, пока он не встретил Джеймса Поттера. Он никогда не встречал настолько увлеченного спортом человеком, до того, как переехал к Джеймсу. Парень постоянно смотрел матчи, проверял счёт, когда не мог смотреть, словно встревоженная мать, звонящая няне. С Марлен они обсуждали одни и те же вещи, каждый приводя одинаковые аргументы. По всей видимости, им это нисколько не надаелало, но Ремусу — да. Остальные также любили посещать матчи Марлен и Джеймса, а это означало, что Ремус часто бывал один на чердаке по субботам в послеобеденное время. За исключением случая, когда Сириус заставил Ремуса прийти, сказав, что он теряет групповую связь. Хотя сам спорт его не заботил, но он должен был признать, что было забавно смотреть и болеть за друзей. Даже со своими ограниченными знаниями Ремус мог видеть, что Джеймс был очень талантлив и явно выделялся в команде. Поэтому, несмотря на полное отсутствие интереса ко всему, что связано со спортом, Ремус не возражал против посещения матчей Джеймса и Марлен. Был прохладный осенний день, он и Мэри сидели пол толстым пледом, а его руки обхватывали чашку горячего яблочного сидра, которую передал Сириус (после этого, безусловно, матч стал более интересным). — Быстрее, Поттер! — крикнул Сириус. Он стоял рядом со стулом Ремуса, крича на игроков. Джеймс быстро показал ему средний палец, прежде чем вернуться к матчу. — Они выигрывают? — спросил Ремус у Мэри. Мэри наморщила лоб, ища табло: — Понятия не имею. Сириус наклонился, а его волосы коснулись лба Ремуса: — Мы побеждаем, 2 — 1. — Мы? — спросил Ремус, приподняв бровь. — Прошу прощения, что стараюсь поддерживать команду. —Мы часто выигрываем? — спросила Мэри. Ремус застонал: — О, и ты туда же. — В большинстве случаев да, — сказал Сириус, снова выпрямляясь. — Но эта команда всегда составляет нам серьезную конкуренцию. Однако, похоже, мы выигрываем. — Значит, мы скоро поедем домой? — заскулил Ремус. Сириус улыбнулся: — Потерпи немного. Кроме того, мы празднуем после этого. Посмотрев на часы, Ремус сказал: — Да? Как долго это будет продолжаться? Блэк пожал плечами: — Не знаю, наверное, довольно долго. А что случилось? У тебя есть работа, которую нужно сделать в субботу? — Вообще-то да, — сказал Ремус, выпрямляясь в кресле. — У меня есть несколько тестов, которые мне нужно проверить до понедельника. Я немного не успеваю. — Всё свободное время посвящается ученикам, не так ли? — с издёвкой спросил Сириус. Когда он впервые переехал в квартиру, Ремус вряд ли назвал бы Сириуса наблюдательным. Во всяком случае, он бы описал его как эгоцентричного и не обращающего внимания ни на какие проблемы, кроме своих собственных. Но это было далеко от истины, особенно когда дело касалось Люпина. Сириус улавливал каждое изменение тона, чувствовал ложь и отговорки парня. К сожалению, он, казалось, всегда знал, когда он что-то скрывает, и определенно догадывался, что у Ремуса не было экзаменов, которые нужно было проверять. — Эй, Эванс! — крикнул Джеймс, махая руками в сторону друзей. — Ради Христа, — пробормотала Лили себе под нос. — Разве тебе не нужно следить за мячом, Поттер? — Просто проверяю, как ты, — сказал Джеймс и согнул руки. — Знаешь, не каждый раз ты приходишь посмотреть игру. Все в компании застонали, а Сириус отчитал его: — Это было ужасно, приятель, — крикнул он в ответ Джеймсу. Лили закатила глаза и прижала руки ко рту: — Ты думал весь матч, как окликнуть меня, и остановился на этом? — Штраф в несколько фунтов, — крикнул Питер, а ребята кивнули в знак согласия. В лофте 4 –D Ремус считал особенно очаровательным «Банка-придурка». Всякий раз, когда Джеймс говорил или делал что-то, что соответствовало штрафу на банке, то ему приходилось класть туда деньги (учитывая, что он занимал высокое положение в компании своего отца, то всё было более чем честно). Сириус сказал, что однажды они собираются сделать что-то с деньгами, но Питер признался, пока они понятия не имеют как именно. Так что они просто наблюдали, как накапливаются деньги. Прозвучал свисток, и с поля к ним выбежали Джеймс с Марлен. Сириус, Джеймс и Питер вместе подпрыгнули в воздух, практически визжа. Мэри наклонилась к Ремусу: — Думаю, мы выиграли. — Наверное, да, — сказал Ремус, вставая со стула и возвращая его Доркас, которая раздавала их. — Увидимся дома. — Куда ты? — спросил Джеймс, тяжело дыша. — Я думал, мы всё вместе пойдём в паб. — Не могу, — сказал он. — Извините. Мне нужно проверить много работ. — Ты имеешь в виду тесты? — спросил Сириус, положив руки на бедра. — Верно, — сказал Ремус. — Это то, что я хотел сказать, — он попрощался со всеми и пошел домой.***
Люпин никогда не чувствовал сильную связь с религией и не был верующим человеком. В детстве его отец был католиком, а мать — еврейкой, то есть он ходил в церковь примерно раз в месяц, также посещая её во время больших праздников, то же было и с храмом. За исключением одного короткого периода в детстве, когда Хоуп несколько месяцев регулярно водила Ремуса в их синагогу. После того как умерла его мать, он чувствовал временное религиозное чувство вины, а затем вернулся к обычному графику посещения религиозных мест, когда период горя прошёл. Все всегда думали, что Ремус, выросший в среде двух разных религиозных верований, будет сбиваться с толку, но всё на самом деле было не так. Родители знали, что он не был тесно связан с религией, и посещение религиозных служб было больше связано с корнями, чем с желанием. Но когда парень повзрослел, то перестал нести родительские традиции. Он прогуливал храм, чтобы тусоваться с друзьями, перестал соблюдать Шаббат. Его отцу было все равно, но Хоуп была разочарована. Для нее было важно, чтобы единственный сын продолжал традиции народа, но она ничего не сказала, увидев, что его менора. Ремус всегда уверял себя, что вернется к своей культуре, когда освоится, когда жизнь перестанет давить на него, когда появятся деньги. Но только когда мама ушла, Ремус вернулся к своей вере и традициям. Его отец был против празднования любого праздника, даже решение Ремуса сделать это в одиночку было для него позором. Он сказал, что это неуважение к памяти его матери — праздновать, когда Хоуп мертва, ведь праздновать нечего. Но для Ремуса воссоединение с верой почтило память об матери. Ничто не доставляло Ремусу такого удовольствия, как отмечать традиции и праздники в квартире, которую он оплачивал самостоятельно и находясь за много миль от отца. Когда он вернулся к своим традициям, было уже слишком поздно, и ему пришлось довольствоваться временем, которое у него было после смерти Хоуп. Поначалу празднование Хануки было болезненным, и он проигнорировал приглашения своей тети на Седар. Каждое соблюдение праздника и посещение храма было всего лишь напоминанием о ее смерти. Но как оказалось присутствие матери никогда не было таким сильным, как в те ночи, когда он зажигал менору и смотрел, как мерцают свечи в тускло освещенной комнате, а голубые и белые капли воска стекают на основание. — Знаю, ты хотел побыть один, но я принес немного чипсов, если ты проголодался. Ой, что это? Ремус резко обернулся и увидел, что Сириус держит пакет с едой и глуповато улыбается: — Я думал, что сказал о желании побыть один, — фыркнул, наблюдая, как Сириус вытаскивает тарелку и называет в неё еду. Он переложил чипсы, а затем, облизнув пальцы, поставил тарелку на подоконник: — Нет, ты просто намекнул. — И ты не понял намека? — он старался не злиться на Сириуса, это было не трудно, ведь тот принёс еды. — Мне не нравится быть одному, — просто сказал Блэк. Ремус усмехнулся, взяв чипс и положив его в рот: — Это значит, я тоже не люблю одиночество? — он обхватил руками спинку стула перед собой, опираясь на них. — Нет, я просто решил проверить тебя, — сказал шатен. — Так ты еврей? — указав на манор. — Нет, я хотел зажечь несколько свечей, а у нас были только эти, — сказал, легонько шлепнув Сириуса по руке. — Конечно, я еврей. Моя мать была еврейкой. — Была? — Да, была. — Сожалею. Как она умерла? Обычно разговор о его мертвой матери заканчивался словами «извините», но только не Сириусом: — Рак. Это было почти десять лет назад, так что всё в порядке, — он сжал руки. — Мои родители не были особо религиозны, — сказал Сириус. — Они думали, что это ерунда. Зато они устраивали рождественские балы. — Моя мама не была особо религиозной, но традиции были для нее очень важны. — Ты продолжаешь следовать традициям для нее. Ремус моргнул. Его сцепленные руки напряглись: — Ну, стараюсь. Какое-то время я не почитал традиции. — Почему? — Сириус продолжал продвигаться вперед, желая узнать о нем все, будто он являлся загадкой, которую нужно было решить. Никто никогда так не интересовался Ремусом. Большинство людей просто пропускали его слова мимо ушей, но парень не позволял уйти от него и капли информации. Он резко вдохнул: — Думаю, на сегодня хватит душевности. Сириус кивну: — Хорошо. Итак, что нужно теперь делать? Задуть свечи? — Нет, нет, — рассмеялся Ремус. — Они должны гореть не менее тридцати минут, но мы с мамой всегда наблюдали за ними. Сириус на мгновение замолчал, затем повернулся к Ремусу и сказал: — Мы должны именно смотреть на них или можно заняться чем-то помимо этого? — Ты можешь заниматься другими делами, тебе необязательно смотреть за ними, — объяснил он, находя странным, что традиции, с которыми он был так хорошо знаком, были совершенно чужды Сириусу. — Мы с мамой обычно сидели вместе и смотрели, как мерцают огни. Это занимает несколько часов, поэтому мы смотрели телевизор или играли в игры. Она заворачивала меня в большое одеяло, и мы угадывали, какая свеча погаснет первой. Если я выигрывал, она давала мне ещё одно мороженое. — Если бы ты проигрывал? — Мне нужно было убрать тарелки. Но в любом случае я почти всегда получал ещё одно мороженое. Сириус ничего не ответил на это, изучая Ремуса какое-то время: — Завтра в это же время? Ремус моргнул: — Да, но это занимает довольно много времени. — Хорошо, — сказал Сириус, затем откинулся на диван со своей тарелкой чипсов. — Мы можем завтра приготовить латки, или как они правильно называются? — слово сорвалось с языка, как будто оно было ему совершенно чуждо. Ремус не мог не рассмеяться: — Они называются латкес, но почему бы и нет. По правде сказать я ужасно готовлю. — Все в порядке, я тоже.***
Сириус умел прятать вещи от других почти так же хорошо, как Ремус. Помогло то, что друзья не ожидали чего-то космического, поэтому они не сочли подозрительным, когда он дал компании свою карту на напитки в пабе, сказав сходить с ума за его счёт. Сириус даже не спросил Ремуса, почему он хочет сохранить свою веру в тайне. Он просто понимал, что сохранение конфиденциальности было зоной комфорта Люпина. Парень никогда не позволял себе подорвать эту зону. Стоя у плиты рядом с Ремусом, глаза Сириуса расширились от голода и изумления, когда латкесы подрумянились и стали золотисто-коричневыми. Он не мог перестать хвалить их, пока они ели, даже когда Ремус не напоминал ему, что они были невероятно простыми и Сириус помогал. Облизнув пальцы, Блэк встал и принёс из своей комнаты небольшой сверток, положив его перед Ремусом. — Что это? Сириус остановился на секунду, а затем посмотрел на подарок: — На Хануку же дарят, верно? Я не ошибся? — Нет-нет, — успокоил его Ремус, глядя на аккуратно завернутый подарок, перевязанный серебряным бантом. — Я просто… Извини, я не знал, что мы будем дарить друг другу подарки. — Тебе не о чем беспокоиться, — сказал Сириус, снова садясь на свое место. — Я не еврей. Ремус провел руками по упаковке: — Спасибо. — Итак, ты собираешься открывать его? Сириус зачарованно наблюдал, как Ремус вынул менору и объяснил, что такое Шамаш. Сириус молчал, пока Ремус произносил благословение и зажигал свечи, и они вместе смотрели, как тени меноры мерцают на стене, а воск капает на основание. — Подарок? Ремус подчинился, отойдя от меноры и вернувшись к столу со своим подарком. Подняв его, он слегка встряхнул его, и внутри загрохотало. Осторожно, чтобы не порвать оберточную бумагу, Ремус открыл маленькую коробочку с ювелирной этикеткой. Он с любопытством посмотрел на Сириуса и открыл коробку. Внутри был кулон в виде луны, прикрепленный к серебряной цепочке для ключей. — Тебе нравится? — нерешительно спросил Сириус. — Видишь ли, я провел небольшое исследование твоего имени, и твое имя, и твоя фамилия связаны с волками. Ремус был воспитан волком, а Люпин происходит от латинского слова «принадлежащий волкам». Поэтому я подумал, что кулон с луной пойдёт тебе, — сказал он, подводя Ремуса к лампе. — Поднеси его к свету. Ремус так и сделал и тихо ахнул, увидев детальный контур волка, сияющего в лунном свете, кратеры соединялись, образуя морду и уши. — Это очень здорово. Спасибо. — Всё для тебя, Лунатик, — мужчина рассмеялся. — Ты понял, что я сделал? Лунатик, как твое имя в… — Да, понял, — он перебил Сириуса. — Не называй меня так. — Да ладно, это будет твоим подарком для меня, — сказал Блэк. — Счастливой Хануки, Лунатик. — Счастливой Хануки, Сириус.