***
В восемнадцать Тсуна понимает, что она действительно глупая, как и говорили ей учителя. Всю жизнь она думала, что соулмейта встретит в Японии. Может приедет иностранец, может кто-то учится на переводчика, а может это коллеги отца заедут в гости, как тогда в детстве. Она точно не ждёт, что сама поедет в Италию. Учиться. Становиться мафиози. О работе Емицу сложно не быть в курсе. Нана знала. Тсуна тоже. О мафии, Вонголе и пламени. Но Емицу обещал, что их это не затронет. Затронуло. Пламя Тсуны оказалось непредсказуемо сильным, и терять такой потенциал никто не хотел. Тсуну трясёт. От неуверенности. Страха. И от вездесущего итальянского вокруг. В самолёте она вздрагивает от каждого слова, на Сицилии прищуром окидывает всех, словно бросая вызов: подойти и заговори, давай, обругай. Однако этого не происходит. Занзас, который будет её боссом в будущем, ругается грязно и много, но не теми фразами и не в том порядке. Тсуна выдыхает с облегчением, такого наказания, как он, она точно не заслужила. А потом становится не до этого. Слишком много всего наваливается, и лучше думать о тренировках и выживании, чем о соулмейте, который теперь мог появиться в любой момент.***
Её окликает отец, и Тсуна, откладывая книгу, встаёт. – А это Реборн, лучший киллер и твой репетитор. Поверь, ты и твоё пламя теперь в хороших руках, – с улыбкой говорит Емицу, рядом с которым шёл незнакомый мужчина. Высокий и мрачный. Красивый, но пугающий. Он окидывает её своими чёрными глазами. Сканирует. Низкий рост. Узкие плечи. Раскосые глаза и неуверенный испуг в них. Реборн перевёл взгляд на Емицу и мысленно вопросил, какого чёрта тот не спрятал свою хилую дочь, а притащил в мафию. Совсем с ума сошёл? Совсем не ценит, что имеет? – Fottere, che cazzo, – не сдерживается, ругаясь на бестолкового папашу и его слепую верность Вонголе. Емицу вздрагивает. Тсуна тоже. За последние месяцы она не так и продвинулась в итальянском, но эти слова давно заучила. И миллион раз представляла, как и каким тоном – она точно не ожидала таких бархатистых и усталых перекатов в голосе – они будут произнесены. Она теряется. Смущается. Потом хмурится. Злится. И успокаивается. Уверенно выпрямляет спину, сжимает кулаки и выдаёт на японском: – Да пошёл ты нахуй! И Реборн, выучивший японский давным-давно, чтобы точно не остаться в долгу у соулмейта-грубиянки, узнаёт. Узнаёт фразу, иероглифами вырисованную на его руках. Им требуется два месяца, чтобы перестать грызться между собой. Полгода, чтобы научиться доверять. Год, чтобы пойти на свидание. И два года, чтобы гордо не скрывать свои запястья и хитро усмехаться на удивлённые взгляды.***
– Да пошёл ты. – И я тебя люблю.