Moments

      Киму кажется, что пора заканчивать с этим всем. Киму кажется, что с каждой секундой он увязает всё глубже. Ким точно знает, что ничего нового не сможет добиться от Порчэ. Ким уверен, что Чэ его погубит.       Кимхан пропускает вперёд Порчэ, сам бросает ключи на подставку и стягивает туфли, пока подросток неловко мнётся на пороге, оглядывая коридор.       – Проходи давай, чего застрял, – улыбается уголком губ Ким, подталкивая его в сторону гостиной и занося туда чехол с гитарой, подаренной им же, – садись, куда хочешь, а я что-нибудь приготовлю перекусить, – он уже делает шаг в сторону кухни, когда ощущает обвившиеся вокруг его запястья тонкие холодные пальцы:       – Я ничего не хочу, Пи’, – Порчэ спохватывается, выпускает из захвата его руку и жутко краснеет, кидаясь к гитаре, открывает чехол, чтобы хоть чем-то себя занять. Кимхан закатывает глаза и стаскивает с себя куртку, бросая её в кресло, а сам усаживается на диван. Чэ мнётся ещё несколько минут, оглядывается вокруг себя, цепляясь взглядом за огромный портрет Вика на стене. Ким прослеживает за тем, куда он смотрит и тихо поясняет:       – Это подарок фанатов, мне понравился.       – У тебя есть очень талантливые фанаты! – парень расплывается в широкой улыбке и садится рядом с Кимханом, укладывая гитару на колени, и на пробу нежно перебирает струны. Ким внимательно, с исследовательским интересом следит за ним, уставая отвешивать себе мысленные отрезвляющие пощёчины, потому что за Порчэ наблюдать интересно. За его тонкими, красивыми пальцами, аккуратно перебирающими струны, за положением его тела и мимикой на очаровательном лице. Чэ весь был интересным, забавным и слегка неуклюжим. Ни Кимхану, ни Вику никогда такие не нравились (а Киму не нравились вообще никакие), но вот он, Порчэ, сидит перед ним, бренчит незамысловатую мелодию, а сердце в груди мафиози заходится в неровном, отчаянном стуке. Потому что отзывается на всё, что делает этот мальчишка. Слишком проблемный, слишком не для этого мира, слишком не подходящий ни одной из его личностей, но такой отчаянно желанный, что Кимхану становится от этого не по себе.       – Чэ, у тебя было домашнее задание разучить одну из мелодий, верно? – парень прикусывает губу и неловко кивает, – давай с этого и начнём.       – Хорошо, Пи’, – Порчэ слегка краснеет, не в состоянии взять под контроль свои эмоции и переполняющую его радость. Пусть их с Кимом отношения перешли на новый уровень только номинально, но поцелуй, оставленный на щеке в той студии до сих пор горел не просто огнём, а самым настоящим пожаром.       Чэ берёт несколько аккордов, зажимая струны пальцами, потом ещё и ещё, заставляя мелодию звучать переливами... фальши. Кимхан терпит, стойко терпит такое издевательство над его музыкальным слухом, а потом тянется вперёд и прижимает ладонь Порчэ, тяжело выдыхая.       – За те несколько дней, что мы не виделись, ты разучился играть? – и пусть это звучит немного грубо, но Чэ точно не обижается, только неловко вытаскивает из захвата свою руку, удивляясь тому, как дрожат его пальцы.       – Я... Я немного нервничаю и мне неловко, поэтому я... – он делает глубокий вдох и поворачивается к Киму, – просто не могу поверить, что ты и я... Что мы...       – В то утро ты был более красноречивым, – замечает с улыбкой Кимхан, ещё больше вгоняя парня в краску, а потом отодвигается назад и проваливается спиной в мягкую обивку дивана, расставляя шире ноги, – иди сюда, – он хлопает по месту между бёдер, а потом тянет опешившего Порчэ за локоть к себе, – тебе нужно расслабиться, потому что ты сам натянут, как струна, – Чэ неловко мнётся, рассматривая Кима сверху и вниз, и вертя в руках гитару, а потом усаживается на самый край, стараясь не соприкасаться с парнем. Он не знает, почему для него сейчас это так смущающе, в конце концов, они проснулись у него дома после вечера в студии в обнимку. Но после этого Кимхан не предпринимал никаких попыток для более тесного контакта, а свой лимит смелости Порчэй использовал на годы вперёд.       – Пи’Ким, я не думаю, что...       Ким не дослушивает его, закатывает глаза и укладывает руки на чужую талию, прижимая парня спиной к своей груди. Он обнимает Чэ крепче, гладит аккуратно по животу, укладывает подбородок на угловатое плечо и шепчет:       – А теперь закрой глаза и попробуй расслабиться, здесь только ты и я, тебе незачем нервничать, – и сам опускает веки, слушаясь своего совета. Ему так уютно и безумно хорошо, будто их окружает непроницаемый кокон, в который не проникает ни одна проблема из внешнего мира. В этом коконе они – двое влюблённых и нуждающихся в друг друге людей, без оговорки о разных жизнях и ценностях, без каких бы то ни было препятствий. И здесь Ким может быть собой, позволить себе не думать о кознях отца, о братьях и Вике, может разрешить себе зарыться носом в пахнущие ванилью волосы, нежно поцеловать за ухом и ощутить чужую дрожь.       – Пи’... – звучит отрезвляющей пощёчиной, которая напоминает, что он не достоин этого мальчика, не достоин его улыбки, его смеха и голоса, его прекрасных глаз в обрамлении длинных ресниц.       – Прости, Чэ, я слишком много...       Только Порчэ не даёт ему договорить, перебивает, поворачивая к нему голову и укладывая гитару на диванные подушки рядом с ними. Он мажет носом по щеке и выдыхает, отрыв у себя внутри ещё немного смелости для тихих, но таких горячо желанных слов:       – Поцелуй меня, Пи’Ким.       И вот сейчас Кимхану нужно очнуться, отодвинуться, снова вытащить на свет своё «голоден», чтобы позже не ранить, чтобы не было так невыносимо больно потом отталкивать. Но он смотрит в темные глаза, переливающиеся разными оттенками янтаря, смотрит на пухлые, розовые губы и отцепляет поводок, прижимаясь к ним своими, одной рукой продолжая обнимать поперёк живота, а второй скользя по тонкой шее и подбородку, вовлекая Чэ в поцелуй.       Порчэ не знает, куда от волнения деть себя и свои руки, вцепляется пальцами в большую горячую ладонь Кима, приваливаясь, вплавляясь лопатками в широкую грудь, ощущая отбивающее сумасшедший ритм чужое сердце, бьющееся в унисон с его собственным.       Ким мягко, аккуратно ласкает нежные губы, прихватывает их своими, не давит и не напирает, плавясь от разливающегося по венам тепла, поэтому тихо выдыхает, когда Чэ приоткрывает рот и неуверенно, робко касается своим языком губ Кимхана. Парень думает, что он ведёт себя слишком развязно или торопится, даже пытается отстраниться, но Ким не даёт, толкаясь языком в ответ и углубляя этот неумелый, но очень горячий и сладкий поцелуй. Порчэ доказывает, что он очень талантливый ученик и на примере поцелуев, с каждой секундой смелеет, тихонько стонет, сталкиваясь языками и разрешая прикусывать свои припухшие, зацелованные губы.       Он не может остановиться, сходя с ума от банального вылизывания чужого рта, хоть и знает, что дальше этого у них точно не зайдёт, но даже несмотря на это, Ким уверен, что Чэ его погубит.       И Кимхан убеждается в этой мысли, когда диким взглядом обшаривает все уголки этого грёбаного клуба, стараясь найти Порчэ до того, как он влипнет в какую-то задницу.       Ким не помнит, как он наносил удар по чужому мерзкому лицу, не помнит, как выбивал таблетку из грязных пальцев. Зато отчётливо помнит мягкие приоткрытые губы, готовые принять этот наркотик.       – Какого чёрта, Чэ? – срывается Ким, когда Порчэ выдёргивает из захвата свою руку.       – Это я должен спрашивать, какого чёрта ты забыл здесь, Пи’Ким? Брата со мной нет, информации о нём тоже, – парень старается через силу ухмыльнуться, в момент трезвея и складывая руки на груди.       Мафиози злит чужое поведение, ему хочется встряхнуть этого мальчишку хорошенько, сказать, что он играет в детский сад, но вместо этого Кимхан подходит ближе, смотрит холодно и зло, тыкая пальцем в грудь.       – Я здесь, потому что ты занимаешься хуйнёй. На наркоту потянуло, а? А ты хоть подумал о том, что с тобой могли потом сделать? Тебя могли...       – Плевать! – Порчэй больно бьёт по чужой ладони, – ничего не может быть хуже того, что уже ты сделал со мной.       Ким отшатывается от этих слов и ледяной решимости в глубине любимых глаз, когда-то искрящихся теплом.       – Чэ...       – Что тебе нужно ещё от меня? Я не доставляю тебе неприятностей, я не хожу за тобой. Оставь и ты меня в покое! – он срывается на крик и не замечает, как по его щекам катятся слёзы, – а ещё лучше просто... – он подходит вплотную к мафиози, – убей меня. Потому что я не хочу жить в мире, где мне все лгут.       – Порчэ, – глаза Кима расширяются, и он обхватывает парня поперёк спины, стойко терпит удары в грудь, переживая, туша чужую истерику, – Порчэ, – он снова зовёт будто в бреду, не в состоянии осознать, что такие страшные слова были произнесены этими губами. Этими губами, которые Ким впервые за долгое время снова целует, прижимая Чэ к стене и зажимая его ослабевшие руки, сжатые в кулаки, между их телами.       Порчэ крупно трясёт, он приходит в себя и уворачивается, не давая продолжить поцелуй.       – Отпусти меня, – хрипит он, – отпусти меня немедленно. Ты ничем не лучше них, – Чэ идёт наперекор своим словам, роняет голову на плечо парня, разрешая себя обнимать. Вот только говорит такие слова, что если бы они были бы ядом – Кимхан был бы уже мёртв, потому что, – ты говоришь, что со мной могли сделать, что угодно. Изнасиловать? – он поднимает заплаканные, болезненно затуманенные глаза и смотрит Киму прямо в его чёрную душу, – да, они бы воспользовались моим телом. А ты... ты воспользовался мной целиком, моей любовью и доверием. И знаешь, моё тело – оставшаяся оболочка, – он криво усмехается, впервые озвучивая то, что у него творится внутри. Поршу, как и Киму плевать. Они же такие важные, со взрослыми проблемами. А он что? Он всего лишь малыш Чэ, который ничего не понимает, у которого нет никаких переживаний и никаких проблем. Как фарфоровая, бесполезная, глупая кукла, с которой иногда хотят поиграть в семью или возлюбленных.       – Прекрати, – Кимхан всё же встряхивает его, ужасаясь тому, что на самом деле натворил.       – А что прекратить, Пи’? Если ты не хочешь это всё слушать, отпусти меня и дай мне вернуться к моей компании.       – Нет. Теперь точно нет, не с таким настроением, Чэ.       – Да какая тебе к чёрту разница, – и Порчэ даже не повышает больше голос, наоборот говорит тихо, вкрадчиво, – подумаешь, кумир бросил ещё одну свою подстилку.       – Ты не подстилка, ты...       – Ну вот кто, кто я для тебя был всё это время, Пи’Ким? Ты, блять, выведал всё о брате задолго до вечера в студии, задолго до нашего поцелуя в квартире. И потом ты говоришь, что я не подстилка. Хотя, ты, наверное, прав. С подстилками ещё спят, а вот я не удостоился такой чести. Или ты хочешь закрыть этот гештальт?       – Прекрати, – цедит Ким, снова его встряхивая, ощущая бегущие по щекам слёзы, – подстилок не любят.       – Хах, ты и об этом решил напомнить. Правильно, всё верно, не любят, – их обоих волнами цунами накрывает истерика в перемешку со злостью и паникой. Они оба давятся собственными слезами, сгорая в агонии боли. Порчэ больше не может смотреть на Кима, слушать Кима и стараться его ненавидеть. Когда его нет рядом, это делать легко и просто, но когда он стоит вот так, обнимая, гладя по спине и пояснице, роняя крупные слёзы, ненавидеть его не получается.       Чэ выворачивается из чужих рук, но его снова обнимают со спины и вместе с ним оседают на пол.       – Мне жаль, мне так, блять, искренне жаль, что я причинил тебе столько боли. Я думал, что тебе будет лучше без меня, что тебе будет спокойнее и тебя не так сильно затронет мой мир. И я совсем, Чэ, я совсем не думал, что твой брат так глубоко погряз в этом всём и утянет тебя за собой. Мне нет прощения, я знаю, что нет. Но каждый раз, когда ты пропадаешь из виду, я до ужаса боюсь не успеть. Я любил тебя и люблю до сих пор. И мне будет достаточно, если ты разрешишь хотя бы тебя охранять, хотя бы не давать тебя в обиду. Пожалуйста, Порчэ.       Кимхан стоит на коленях, сжимая в своих руках самое ценное, что было в его ёбаной жизни, и рыдает, не находя больше сил сдерживаться. Его нежный, хрупкий мальчик больше не пахнет ванилью, от его волос ощущается терпко-горький запах апельсина, но даже это не делает его другим человеком. Именно поэтому Чэ разворачивается в его объятиях и обнимает за шею, дрожа от слёз и боли, разрушающей его изнутри. Потому что он не простил. И никогда не простит. Но разрешит быть рядом, разрешит заслужить второй шанс. И даже несмотря на то, что Ким уверен, что Чэ его погубит, он добьётся этого шанса.