Moments

      Джефф улыбается, спотыкаясь на деревянных скрипучих ступеньках, но хватается за стену, поднимается выше и выше, идёт на ощупь, по памяти, ступая совсем осторожно, будто любой звук, любой шорох и шум могут спугнуть... спугнуть наваждение, развеять марево предрассветной дымки, прогнать видение и оставить его наедине с самим собой.       Сатур держится за деревянную лутку, понимая, что он почти достиг цели, скидывает поношенные сапоги для езды на лошади и идёт босиком, ощущая, как стопы щекочет прохладный ветерок, веющий из окна.       – Я здесь, – звучит нежный, такой любимый голос как раз в тот момент, когда Джефф упирается коленями в кровать и слепо опускается на неё ладонями, шарит по поверхности, немного неуклюже двигается, когда его грубую от тяжелой работы руку сжимают тонкие, длинные пальцы. Они скользят выше: по запястью, предплечью, плечу и достигают повязки, аккуратно тянут белую ткань с красивого лица, чтобы позволить одним глазам встретиться с другими, тёплыми, улыбающимися, сияющими любовью.       – Нашёл, – хрипло произносит Сатур, поднимаясь дальше, нависая над красивым, манящим и изящным мальчиком, совершенно не приученым к тяжёлой мужской работе.       – Нашёл, – вторит ему Баркод, преданно смотря вверх, нежно поглаживая затылок и ярко, искренне улыбаясь. Он так сильно и преступно влюблён, что не знает, куда деть свои чувства, как спрятать их и скрыть... хотя, он и не хочет прятать, ему всё равно, что другие говорят, что считают будто Джефф его не достоин. Глупости какие. Только те, кто так думают не достойны ничего: ни любви, ни тепла, ни верности.       – Я люблю тебя, – шепчет Сатур, наклоняясь ниже, вплавляясь телом в тело, ощущая через тонкую одежду жар мягкой кожи, нетронутой лучами полуденного солнца. Не пристало детям богатых родителей в солнцепёк находится на улице, не пристало выполнять тяжёлую работу или пасти лошадей, как... как и не пристало любить безродных оборванцев, не имеющих за душой ничего, кроме обветшалого дома покойных родителей, лошади и небольшого поля, засаженного зерном.       – Я тоже тебя люблю, – Баркод словно слышит его мысли, второй рукой гладит шею, касается большим пальцем мочки уха, царапая кожу сплетённым из прутьев деревянным колечком, и разводит шире ноги, позволяя возлюбленному прильнуть ещё ближе, – а вот когда ты хмуришься не люблю.       – Баркод...       – Ш-ш-ш, не говори ничего, не нужно, лучше просто поцелуй меня, – а Джефф не может сопротивляться этому голосу, улыбке, рукам и уж тем более этой просьбе, наклоняется ниже, ловит открытым ртом горячее дыхание, поглощает его, впитывает как живительный эликсир, чтобы в следующую секунду прильнуть к этим чувственным, манящим губам и утратить ощущение времени и пространства, утонуть, погрузиться в самый сладкий, медовый поцелуй, потеряться в прикосновениях, жаре, капельках пота, стекающих по коже, хриплых стонах и очередных «люблю», произнесённых на выдохе...       – Я не хочу уходить, – шепчет Баркод, удобно располагаясь на широкой груди, – я вообще не хочу от тебя никогда и никуда уходить.       – Я знаю, я всё знаю, Код. Но я... – Джефф гладит голую спину, ровную кожу, поправляет простынь, прикрывающую их обнажённые тела, и приподнимает голову своего мальчика, касаясь большим пальцев припухших от поцелуев губ, смотрит с тоской и сожалением, – но я так боюсь, что если однажды ты задержишься и твой отец узнает, где ты был, то мы не сможем больше видеться, что он запретит...       – Не запретит! – Баркод вскакивает, садится, забывшись, и охает, залившись румянцем, – я не позволю ему что-то мне запретить! Я люблю тебя и хочу быть с тобой, и вообще, – он поднимается выше, гладит сильную грудь, кое-где покрытую старыми шрамами и царапинами, – я собираюсь ему о нас рассказать...       – Что?! Нет! – Сатур пугает его своим возгласом, тянет отпрянувшего мальчишку к себе в объятия, говорит еле слышно, торопясь и спотыкаясь на словах, – не делай этого, Код, не делай. Он никогда не разрешит нам быть вместе, никогда не признает меня равным, никогда больше не подпустит меня к тебе, сделает всё, чтобы мы...       – Тогда давай сбежим. Прямо сейчас, соберём самые необходимые вещи, сядем на лошадей и уедем. И мне не важно куда, я готов работать, я готов делать всё, что делаешь ты лишь бы быть с тобой, я...       – Код, послушай, послушай меня, – Сатур обхватывает его лицо, видя как в уголках глаз блестят слёзы, и сам еле сдерживает свои, переливающиеся через край, – ты просто не знаешь, о чём говоришь, ты не понимаешь, насколько это тяжело, ты даже не представляешь... Одной любви иногда не достаточно, Код, чтобы...       – Нет, Джефф, достаточно, если в её силу верят оба, – Баркод небрежно смахивает таки сорвавшиеся с ресниц слёзы и встаёт с кровати, натягивая разбросанные по полу вещи. И когда парень полностью собран, он оборачивается и смотрит на снова хмурого, практически несчастного Сатура, произносит едва слышно, но уверенно, – я не шутил, когда предлагал сбежать. Подумай об этом, – и уходит, прикрывая дверь спальни, в которой ему было так же хорошо, как и в первый раз.       А Джефф смотрит ему вслед, ощущает, как сомнения ворочаются в груди, словно клубок змей, но знает только одно: он слишком любит Баркода, чтобы заставлять его страдать, заставлять его изнурять себя тяжёлым трудом, стирать эти нежные тонкие пальцы в кровь, а кожу обжигать злым, палящим солнцем.       Наверное поэтому он уезжает, оставив в этом доме нетронутым всё: каждый предмет, который хранит воспоминания об их любви, каждый камушек в саду и каждую травинку. Он оставляет здесь своё сердце и свою любовь, сжимает в кулаке поводья, ощущая, как прутики немного кривоватого деревянного колечка впиваются в кожу, придавая сил.       И когда Код на следующий день придёт в этот дом, обыщет каждый уголок и каждую комнату, найдёт наверху букет уже немного привявших ромашек и письмо, Сатур всё ещё будет уверен, что сделал правильно, потому что он верит в силу их любви.

«Я не бросаю тебя, любовь моя, и обязательно к тебе вернусь. Вернусь человеком, готовым предложить тебе ту жизнь, которую ты заслуживаешь. И тогда, даже если твой отец будет против, я заберу тебя, потому что верю в нас, верю в то, что мы сможем провести свои чувства через года».

      И Джефф убедится в своей правоте, когда спустя почти пять лет подъедет на лошади к небольшому, но уютному, только отстроенному их дому, а из него выйдет улыбающийся красивый парень, который дождался даже через боль и тоску, некоторое время назад без сомнений кинулся в его объятия и согласился уехать хоть на край света, только бы не расставаться больше никогда.