Рожден для тебя

      — Пришла полюбоваться зрелищем? — без каких-либо эмоций на лице поинтересовался Чимин, наблюдая в зеркало за тем, как его гримируют. Ты стояла позади него, но он даже на секунду не взглянул на тебя. Только смотрел на свое отражение, словно сломленная кукла. Яркая подсветка по краям зеркала больно слепила тебе глаза, а он даже не моргал.       В гримёрной было шумно. Людно. Работники суетились, возились с красочными костюмами, в которых, по всей видимости, должен сняться Чимин; одевали однотипные белые манекены и выносили их за следующую дверь, где находилась фотостудия. Все сотрудники одеты в одинаковую темно-синюю форму с надписью «Filter» слева на груди, и лишь у некоторых, видимо, высокопоставленных, рубашки были белого цвета.       С твоим появлением сотрудники склонились в почтительном поклоне и сразу притихли. Комната постепенно стала свободней. Большинство под видом невероятной занятости разбежалось кто куда, а те, кто все же остался, избегали твоего взгляда и старались держать дистанцию. Рядом с Чимином остался только молодой парень, который старательно выравнивал ему тон кожи бежевой пудрой.       Ты все никак не могла привыкнуть к такому отношению людей к себе и своей семье. После новости о том, что твой род в скором времени официально сменит класс с «Б» на «А», такое поведение встречалось все чаще.       Неловкость неприятной щекоткой пробежала по телу. Нарастало чувство вины, что ты потревожила людей своим присутствием. Но самое ужасное — видеть перед собой полное безразличие человека, который был твоей мечтой.       Ты сглотнула, но заставила себя поднять выше голову и заговорила уверенным и размеренным тоном:       — Пришла. Что такого? — спросила ты, за самодовольной улыбкой скрывая обиду от его вопроса. — Это здание принадлежит мне. Ты, кстати, тоже… Забыл?       — Они позаботились о том, чтобы я это помнил. Всегда, — тихо ответил он тебе. Последнее слово ты смогла разобрать, лишь прочитав по губам.       Его готовили. Для тебя. Готовили его фотобук, который тебе вручат, как рекламную брошюру, когда Чимин окончательно станет твоим.       Таково отношение к плебсам, которым суждено стать нексусами в Корее. В 1900 году их предки работали в тайных лабораториях, разбросанных по всему миру. Одни занимались созданием инновационных технологий, другие же работали над фармацевтикой. Но в один из дней они совершили ужаснейшее преступление, поставившее под удар сотню стран. Человеческие потери были колоссальными. Последствия, которые пережила твоя страна из-за них, до сих пор дают о себе знать. «Великая чистка» — так принято называть тот ужасный период в истории, который, на удивление, практически не изучали в современных школах.       После Великой чистки и из-за стечения обстоятельств в Корее не осталось правителя, а строжайшие санкции других стран и угроза нападения Японии полностью вносили раздрай и хаос в общество. Лишь девять семей, сплотившись, смогли навести порядок в стране. В современном мире им присвоили класс «А» с порядковым номером, который зависит от уровня значимости каждой из семей. Они сделали невозможное, но только пять из них по праву могут претендовать на поочередное управление страной.       Но за сотню лет было еще двенадцать семей, которые хорошо себя зарекомендовали, коим был присвоен статусный класс «Б», и они также имели порядковый номер.       После случившегося совет девяти правящих семей принял решение отправить в ссылку в северный регион Кореи всех, кто работал в преступных лабораториях. Им присвоили класс «плебсы», и если в древнем Риме это слово значило «простой народ», то сейчас оно приняло более уродливую форму. Посыпая голову пеплом, правящий класс перед всем миром лишил этих людей человеческих прав, свободы и заклеймил вечным позором. Плебсы терпели и принимали все наказания правящих семей, но, когда высший класс обрек на ту же участь их детей и все их следующие поколения, они взбунтовались. Началась гражданская война в и без того тяжелое для страны время.       Оставалось только догадываться, как оружие оказалось в руках плебсов, но, вооружившись, они безжалостно убивали всех мирных граждан южного региона. Вновь полились реки крови. Плебсы показали истинную жестокость, сражаясь за свои отобранные права, но только усугубили ситуацию и оправдали все назначенные наказания в глазах высших семей.        Благодаря поддержке Франции и Российской империи восстания плебсов удалось подавить, а их поселения по всему периметру оградили стеной, которая поделила страну на две части: в северной, в изгнании и без каких-либо прав, жили плебсы под строгим контролем военных, в южной — нобели — простые граждане и благородные семьи.       Это неотъемлемая часть истории, но... Чем больше проходило времени, тем меньше новые поколения знали предысторию, принимая действительность как должное. Может, кому-то было невыгодно, что бы люди помнили это пятно прошлого. Но пятна так просто не выводятся.       Однако изгнания плебсов, полного лишения их прав, всеобщего презрения и отсутствия возможности покидать отведенную им территорию было недостаточно. В одной из их тайных лабораторий нашли тест под названием «Amor», который научным путем вычислял идеальную пару по особой вибрации, исходящей от человека и его ДНК.       Вначале люди это не принимали, но вечная любовь человека к тирании взяла свое.       Особо зажиточные и обеспеченные семьи могли подарить своему новорожденному ребенку «100% любовь». Всего по крохотной капле крови из плебсов выбирали ребенка, в которого в будущем мог бы влюбиться отпрыск из богатой семьи. Бедной семье избранного ребенка давали семь лет на то, чтобы они могли накопить денег и внести залог за свое дитя. В противном случае его забирали из семьи в «Filter» — интернат, где уже полностью готовили и растили по требованиям заказчика. Они делали из человека нексуса — идеальную игрушку, полностью подстроенную под все желания богатея.       Еще в первый «учебный день» на молодого плебса надевали небольшой ошейник и на этом относительная свобода заканчивалась. Это устройство следило за мозговой активностью своего носителя и в случае недопустимого поведения подавало электрический разряд: не смертельный, но боль была невыносимой.       В Фильтре обучали, как вести себя с человеком, которому несчастный принадлежал. Преподавали грамоту и науки, которые выбирала семья заказчиков и которые могли бы пригодиться хозяину, особенное внимание отводя его защите. Следили за тем, чтобы «живая кукла» стала искусным любовником в утеху подрастающему наследнику, а так же своеобразным секретарем и даже охранником. В нексусе искусственно взращивали желание жить лишь для конкретного человека. Подстраивали под него, ломали.       На выходе такая практика давала идеальный предмет обожания, который рос с одной мыслью: «Нужно сделать счастливым своего хозяина». Никто из элиты не задумывался, насколько жесток и бесчеловечен этот метод. Он ломал, менял, перестраивал человека, словно машину. Только бедным детям известно, что они испытывают, проходя это жестокое обучение.       Пока ты росла, у тебя постоянно спрашивали пожелания, каким должен быть твой любимый. С самого детства ты понимала весь ужас подарка родителей и осознавала, что твое желание не ломать человека под тебя родители не одобрят. Особенно мама. Поэтому пришлось об этом договариваться с работниками и учителями Фильтра лично всеми возможными способами. И все ради мальчика, которого ты на тот момент даже не видела.       Как маленькая девочка может приказывать чужому, взрослому человеку? На тот момент твоя семья ещё имела класс «Б1». Это значит, что вы стояли по рангу выше остальных благородных семей с таким же классом, не говоря уже о простых гражданах. Но юный возраст не играл на руку. Пока у твоих ровесников была лишь одна забота — школа, тебе, помимо нее, пришлось еще учиться договариваться с людьми, учась на собственных ошибках.       Находить к каждому подход оказалось непростой задачей. Подкуп, ведение переговоров, а порой манипулирование и даже угрозы. Все это только ради того, чтобы работники убрали до минимума количество жестоких «настроек» под тебя, которые должен был выучить еще незнакомый тебе мальчик.       Многих усилий стоило, чтобы родители ничего об этом не узнали. За это желание пришлось отдать большую сумму подкупа. Не все получалось гладко, но результат оправдан. Чимина не сломали. Однако это и стало причиной, по которой Чимин, в отличие от других «живых кукол», безгранично любящих тех, ради кого их растили, прекрасно понимал, что с ним делали. И ради кого.       «Он презирает меня», — от этой мысли в сердце больно кольнуло. Да, ты действительно старалась улучшить его жизнь в Фильтре, хотела вовсе освободить от бремени быть с тобой, когда у тебя появится на это право, но… увидев его, не смогла это сделать. Тест работал исправно. «Amor» угадывал любовные предпочтения еще не умеющего лепетать младенца. Ошибок система не допускала. Никогда.       Человека, прекраснее Чимина, ты никогда не видела. На первом официальном показе, когда тебе позволили на него взглянуть три года назад, ты влюбилась в него и не смогла освободить. Не смогла заставить себя отказаться от него. Не было и дня, чтобы ты не переставала себя презирать за такую слабость, но этот парень завладел всеми мыслями. Ты с нетерпением ждала этот фотобук, который снимали для тебя, и просто хотелось прыгать от счастья и от мысли, что этот человек принадлежит тебе.       — Стоит ли ему сделать губы ярче, когда он наденет черный костюм? — поинтересовался гример у главного дизайнера, не отрываясь от макияжа его глаз.       — Этот вопрос нужно задавать моей хозяйке, — с каменным лицом вдруг заговорил Чимин и через отражение в зеркале впервые посмотрел на тебя. Его лёгкий тенор приятно ласкал слух, но от его холодного взгляда, адресованного тебе, хотелось скрыться. — Достаточно ли я хорош для тебя, Т\и? — он ядовито выплюнул последнюю фразу.       Ты забыла, как дышать, теряясь от его взгляда. Он был красив до дрожи: пухлые губы, широкая нижняя челюсть, шелковые волосы цвета льна, но в его взгляде виднелась невероятная печаль. Будешь ли ты счастлива, держа его рядом с собой, но наблюдая, как он умирает внутри?       — Выйдите, — приказала ты на выдохе, не в силах разорвать зрительный контакт с человеком, которому принадлежит твое сердце. Да, оно именно его. Хотя должно быть наоборот.       Оно было бы твоим, если бы ты позволила Фильтру сломать его.       — Госпожа, простите, но мы и так не укладываемся в сро…       — Прочь! — повысила голос ты, перебивая стилиста, и гримерная быстро опустела.       Чимин вздохнул, когда вы остались наедине, позволил себе немного помедлить, собираясь с мыслями, и встал. Он развернулся к тебе, облокотившись о гримерный столик.       Одно его такое действие, а у тебя бабочки в животе заплясали, дыхание стало прерывистым. В этих одеждах он был бесподобен: просторная шелковая рубашка нежнейшей золотистой тканью накрывала его торс, идеально сидящие черные расклешенные брюки, а уложенные темные волосы дополняли образ. Твой нексус стоял босиком, что тебя смутило: не простудится ли он? Однако это придавало ему меланхоличный, нежный вид.       Такой образ был словно подобран под, пожалуй, самую важную и ужасающую деталь, символ всех нексусов — ошейник, черный, похожий, скорее, на чокер. Такой неприметный, но такой мощный кнут за неподчинение. Символ отсутствия свободы и полной принадлежности своему хозяину. Он буквально впивался в кожу, был ее продолжением, не имел зазора и напоминал больше странный пигмент, чем аксессуар.       Ты незаметно потерла ногтем большой палец, рассматривая его ошейник, пока не почувствовала боль. Перевела взгляд на его глаза и глубоко вздохнула. Сохранять статусный вид перед ним становилось сложнее.       — Что ж… — начал он, расстегивая свою шелковую рубашку, при этом не отрывая от тебя взгляда. — Ты такая нетерпеливая. Официально я твоя собственность уже завтра… Хотя какая разница, верно? Я принадлежу тебе с девяти лет.       Взгляд замер на его ключицах, которые ты впервые могла рассмотреть. Он расстегивал пуговицы одну за другой, оголяя тело. Фарфоровая кожа, подтянутый торс. Он был совершенен. Притягивал к себя взгляд, пленил. Ты просто сходила по нему с ума. Не могла мыслить здраво каждый раз, когда его видела.       Ты пыталась не смотреть на оголенные участки тела, а затем и вовсе отвернулась, чувствуя стыд за свой интерес. Совесть жалила больнее любого шмеля или даже шершня. Нет, не такой ценой ты хочешь себе счастья. Не ценой чужой жизни… Верно?       — Прекрати.       Одно твое слово, и его руки остановились. Он вел себя, словно хорошо обученный пес. Как бы ты не пыталась избавить его от ужасного обучения Фильтра, все же интернат сделал свое дело.       «Просто скажи, что ты хочешь со всем покончить», — вела борьбу внутри себя ты. Концентрировать свое внимание то на одном предмете, то на другом казалось особенно тяжело, пока ты чуть ли не физически ощущала на себе взгляд Чимина.       «Ты же хорошая. Отпусти его. Дай ему свободную жизнь», — до крови закусила внутреннюю сторону губы, стараясь внешне оставаться равнодушной, и неосознанно на него взглянула. Рубашка была расстегнута до пупка. Под тонкой идеальной кожей виднелись кубики пресса и плиты грудных мышц. — «Совершенен. Боже, как же совершенен».       Нет. Это выше твоих сил. От него невозможно отказаться. Он только твой.       — Увидимся завтра, — на пятках развернулась ты, направляясь к выходу.       «Мерзкая, — мысленно ругала ты себя. — Какая же мерзкая. Жестокая. Отвратительная». Во рту был тошнотворный вкус крови от искусанной губы, а на сердце кошки скребли — ты познакомилась с такой стороной себя, от которой просто воротило.       — Одна просьба, и я больше никогда и ничего у тебя не попрошу, — Чимин крикнул тебе вслед, заставляя мгновенно остановиться у самого выхода.       — Что? — короткий, хладный вопрос. Ты не могла позволить себе взглянуть на него. Совесть не позволяла. Было так стыдно, что ты едва сдерживала слезы.       — Твой метод… Это какой-то новый вид подчинения?       — Что? — его вопрос так обескуражил, что ты все же обернулась, столкнувшись с его изучающим взглядом. Он ловил каждое твое движение, малейшую эмоцию на твоем лице. Похоже, он давно хотел задать тебе это вопрос. Слишком давно.       — Мои условия жизни были гораздо лучше и выше в сравнении с другими нексусами. Меня не били, я не ходил на особый вид урока, которого боялись все дети, а я даже не понимал, что там с ними делают. Ко мне относились по-особенному. Сказали: «Таково желание госпожи». Ты… ты приходила ко мне почти каждую неделю в течение трех лет. Была такой тихой и незаметной, словно скрывалась от работников интерната, и всегда оставляла сладости. Скрывалась за деревьями или углами, наблюдая за мной издалека… — Чимин сделал паузу перед тем, как продолжить. — Почему ты пряталась от меня? Думала, я тебя не замечу? — голос нексуса задрожал и стал громче. Ему все труднее было сдержать эмоции, которые, как он думал, похоронил в себе давным-давно. — Почему не позволила им меня сломать? Почему?! Ты так играешься со мной? Это твоя издевка? Хочешь себе куклу, которая все чувствует, понимает и испытывает от этого еще большую боль?! Ты настолько жестока?! Или… — парень уже чуть ли не кричал, но в миг затих и отвел взгляд. Он несколько раз быстро моргнул. Глаза его блеснули.       — Или…? — тихим, подавленным голосом произнесла ты, прокашлялась и повторила вопрос, потому что парень явно не мог услышать тебя. — Или?       — Неважно, — Чимин прикрыл веки, до белых костяшек пальцев сжав кулаки. — Эта единственная моя просьба. Ответь честно. Я приму любой твой ответ и обещаю стать тем, кто будет радовать тебя до конца моих дней. Передо мной сейчас стоит высокомерная и самовлюбленная наследница благородной семьи, или я вижу лишь маску? — в конце у него словно не осталось сил на свою речь, которую, похоже, он долгое время прокручивал у себя в голове. Он говорил с хрипотцой в голосе, тихо, дрожащим голосом, неотрывно глядя на тебя.       Ты немного помедлила, рассматривая туфли, стоимость которых была такой, что несколько многодетных семей плебсов могли безбедно жить около года, и все же подняла на него взгляд, окончательно выбрав ответ.       — Я…