Покои Чимина готовы. Они как раз начинались за следующей дверью от твоих. Личная спальня, гостиная, санузел, игровой и спортивный залы — его апартаменты по богатству и удобству ничем не уступали даже родительским, что являлось просто неслыханной роскошью для бесправного нексуса.
Родители к твоей причуде отнеслись терпимо. Скорее всего, из-за подготовки к повышению класса у них накопилось слишком много дел и просто не было желания разбираться ещё и с каким-то нексусом.
Ты смотрела на закрытую дверь, которая оберегала комнаты будущего владельца. Твое лицо не выражало эмоций, но внутри шла настоящая война с самой собой. Мешанина чувств была настолько сильной, что не давала ни шанса разобраться в себе. Радость, гордость и предвкушение вперемешку с печалью, стыдом и нестерпимой ненавистью к себе. Эта дверь была для тебя позорным результатом принятых и не принятых решений, а для него будет парадным входом в золотую клетку избалованной, эгоистичной девчонки. Ты почти физически ощущала душащую тяжесть ответственности за чужую испорченную жизнь.
Вчера он впервые попросил тебя об одолжении: честно ответить ему на вопрос. Это была его первая просьба и, вероятно, последняя.
Все то время, пока ты тайно наблюдала за ним в интернате, он был скуп на мимику. За три года у тебя появился навык различать малейшие изменения в его взгляде, движении губ и жестах. Этот важный навык позволял читать редкие эмоции на его лице. Вчера, когда ты пришла на его фотосессию, задав вопрос, он слегка приподнял брови, отчего его взгляд стал более пронзительным, а пухлые губы приоткрылись. Он впервые посмотрел на тебя так. С надеждой.
«Я… приеду за тобой завтра. Хорошо выспись к этому времени», — вспомнила ты свой ответ. Сразу захотелось принять душ. Смыть с себя грязь железной губкой или самой жесткой щеткой, но поможет ли это избавиться от мерзкой стороны себя, с которой ты только начинаешь знакомиться?
— Я понял, — единственное, что он ответил, когда ты уходила.
Ты прикрыла глаза, не в силах больше рассматривать его закрытую дверь. Так хотелось забыть его ответ. Так хотелось избавиться от чувств, которые твоему социальному классу испытывать неестественно. Особенно к таким, как он.
— Наверное, я бы огорчила бабушку этим, — проговорила себе под нос ты и, наконец, стала спускаться по парадной лестнице в гостиную на первом этаже.
Стук каблука о мраморную ступень отозвался раздражающим эхом. Ты бросила взгляд к основанию лестницы. Четыре горничные осторожно сворачивали в массивный рулетик напольное произведение искусства. Похоже, твоя мама вновь приказала выкинуть недавно постеленный ковролин. Наверняка дизайнеры уже подыскали новый, поломав перед этим головы, как наконец угодить хозяйке.
«Откуда этот привезли? — раздумывала ты, глядя как бедные девушки еле справляются с тяжелой роскошью. — Ах да, из Ислама».
Прислуга в черно-белой форме, словно трудолюбивые пчелки, подготавливали особняк вторую неделю подряд. Стряхивали несуществующую пыль с массивных картин, меняли букеты свежих цветов, заменяли одну мебель на другую. Им и самим нравилось это занятие, ведь все, что хозяйка прикажет выбросить, они смогут продать на уже хорошо знакомых аукционах, а после поделить доход.
Такие перемены в доме не столько прихоть матери, сколько реальные требования к условиям жизни семьи класса «А». Твои предки поколение за поколением стремились к этому, доказывая гражданам Кореи свою пользу. От класса «Б8» они поднялись до класса «Б1» и все же сумели проломить стену к Олимпу.
Когда тебе было три года, твои родители получили, пожалуй, самую счастливую новость: возможность перейти в класс «А10». Однако условий и требований оказалось так много, что их выполнение заняло без малого семнадцать лет. Условия приходили год за годом от пяти высших семей, но все же твои родители добрались до финиша. На балу «Девяти наследников», который должен пройти в следующем месяце, ты выступишь от лица своей семьи, и ваша фамилия Джин, наконец, заполучит долгожданный класс «А10».
От мысли, что придется выступать перед твоими сверстниками, которые гораздо выше тебя по классу, да еще в прямом эфире, становилось жутко. Ты научилась влиять лишь на мелких сошек: простых нобелей, которые вовсе не имеют класса. И то, когда вы оставались один на один.
С одним человеком можно договориться. От толпы лучше бежать.
Расправив плечи и подняв подбородок, ты стала спускаться.
— Наконец-то Т\и получит его. Не верится, что мы целых тринадцать лет потратили на его обучение, — подходя к гостиной, услышала ты неестественно сладкий и радостный голос мамы. Опешив, остановилась. Лишь раз на твоей памяти она говорила таким голосом, не сдерживая свои эмоции. Как раз в тот день ваша семья получила предложение перейти из класса «Б» в «А».
В щель приоткрытой двустворчатой двери виднелись твои родители. Они сидели у незажжённого камина и разговаривали, периодически поглядывая на включенный телевизор. Редкая картина. Они не любили компанию друг друга и редко находились вместе, кроме случаев, когда им нужно было играть счастливую семью на публику.
Удержаться от желания подслушать разговор было невозможно, да ты и не пыталась. Такое необычное настроение матери вызывало вопросы и непонимание, как вести себя с ней в этот момент, поэтому ты решила не торопиться присоединяться к их беседе. Шагнула в сторону, подбирая лучший обзор, и чуть не сбила китайскую фарфоровую вазу, вовремя ее подхватив.
С нового ракурса тебе удалось увидеть еще и телевизор. На нем показывали по новостям тот самый интернат, в котором учился Чимин. Звук выключен, но по бегущей информационной строке ты поняла главную тему репортажа: «73 волна уже у финиша! Выпускники интерната «Filter» сегодня отправляются в их новые дома к своим заказчикам. Тест «Amor» для поиска идеальных возлюбленных вновь получил награду за самый точный результат. Еще ни разу за всю историю появления системы не поступило ни одной жалобы со стороны заказчиков».
— Ну, во-первых, не мы, дорогая, его обучали, а «Filter», — поправил маму отец, не отрывая взгляда от книги. Он сидел к тебе спиной, поэтому выражение его лица увидеть не удалось, но в его интонации читалось безразличие к редкой радости жены. — А, во-вторых, если бы мы побаловали еще тогда несовершеннолетнюю Т\и, подложив ей нексуса в кровать… Обществу бы это не понравилось. Мы не должны смешить народ. На кону стоят труды нескольких поколений моей семьи. Не забывай.
Женщина не ответила, одарив мужа ледяным взглядом, от которого тебе захотелось содрогнуться. Улыбка с ее лица спала, вернув привычные суровые черты худощавого лица. Мать осторожно поправила тонкими пальцами с ухоженными ногтями легкую светлую прядку, выбивающуюся из высокой прически. Она сдерживалась. Ты прекрасно знала, что она не терпит, когда ее исправляют. Папа тоже это понимал, но все равно решил усмехнуться. Он мог это сделать. Все же именно его предки носили фамилию Джин.
Фамилия и чистота крови в благородных семьях играла ключевую роль. Брак по расчету был так же естественен для них, как смена дня и ночи. И если для представителей «А» класса нельзя заключать браки с обычными гражданами, пусть даже очень богатыми, то для класса «Б» это еще возможно.
Семья Мигён, твоей мамы, имеет дюжину автозаводов в Европе и северной части Кореи. С ее наследством брак с представителем семьи класса «Б» вполне предсказуем, но не более. Выиграть в лотерею гораздо реальнее, чем получить все привилегии класса «А», будучи выходцем из обычных нобилей. Мама это знала. И ей приходилось улыбаться отцу.
Кадры в новостях сменились. Вместо красивых, величественных зданий Сеула с большой территорией между ними теперь виднелись маленькие однотипные выстроенные в ряд дома, между которыми вовсе не было пространства. Вместо парков, цветущих садов и идеальных дорог, к которым ты привыкла, — грязь, ямы и заводы. Следом показали незнакомую тебе площадь и то, как разгневанные люди, вооружившись лопатами, палками и даже ножами, нападали первыми на военных. Улицу быстро оккупировали. Люди в форме с противогазовыми масками превзошли количеством и кинули дымовые шашки. Плотная завеса дыма окутала улицу. Новая бегущая строка поясняла: «Очередное восстание плебсов подавлено вооруженными силами. Никто не пострадал. Зачинщиков отвезли на допрос в…».
— Военные не хуже нас знают, что плебсы каждый год, в день выпуска из интерната устраивают хаос. Не понимаю, почему не пресечь все восстания до кровопролития?
Мать промолчала, смахнув с бежевого обтягивающего платья несуществующую пылинку.
— Для них мы оказываем большую честь, — продолжил отец. Похоже, он был доволен тем, что вывел Мигён из себя. — Тому отпрыску, которому посчастливилось стать любовником для ребенка из благородной семьи или хотя бы из богатой, несказанно повезло. Ты только посмотри, как они живут.
Ты отвела взгляд, скрывая неприязнь. Иногда было сложно поверить в то, что вы кровные родственники. Они говорили о Чимине, словно о вещи, а о людях, живущих за стеной, словно это другая раса. Хотя, похоже, ты была не лучше своих родителей.
— Мы и они слишком разные, — подытожил глава семьи. — За стеной живут только невменяемые и заразные плебсы.
Ты помедлила перед тем, как выйти к родителям. Слова отца заставили задуматься, а кадры убогих маленьких домов, которые показывали по новостям, притянули внимание.
«Неужели папа прав? Неужели ваши миры настолько разные?»
***
— Почему ты не захотела, чтобы твой нексус выступил перед благородными семьями, как остальные выпускники? — поинтересовалась мама, оценивающе рассматривая комнату отдыха для посетителей Фильтра. Стиль барокко, пусть и подстроенный под современные стандарты, никогда ей не нравился. Слишком вычурный. В руке она держала блюдце из костяного фарфора и чашку чая. Отпив, скривила лицо и тут же бесшумно поставила напиток на кофейный столик. — Мерзость.
Ты ничего не ответила. Это не концерт, а выставка живых людей, чтобы потешить тех, у кого есть деньги. Мерзкая традиция, очень позорная, но благо необязательная. Нечего Чимина заставлять это делать.
— Он станцует другой танец, мама, который только мне можно видеть, — произнесла ты безупречно натренированной дикцией. Уверенно, твердо. Так, как тебя учили. Так, как нравится маме.
Ты врала. Из-за него. Ради него. Ты научилась врать еще с тех пор, когда начала тайно пробираться к нему в интернат.
Женщина усмехнулась уголками губ. Ответ ей понравился.
Двойные двери распахнулись, и через них спешным шагом вошел полноватый и дорого одетый высокий мужчина. Лысина блестела от солнца, пробирающегося сквозь широкие окна, пока он прямой наводкой шел к маме. После низкого поклона поцеловал женщине руку. Белоснежная улыбка казалась ещё ярче на фоне бледного лица.
— Госпожа Джин! — протянул он, улыбаясь, словно чеширский кот. — Для меня большая честь…
— К делу, господин директор. Ближе к делу.
— Разумеется, — тот еще раз поклонился и в полуобороте указал куда-то позади себя.
В первый миг взгляд просто скользнул по белой фигуре человека, который так и остался стоять в дверном проеме, и вновь вернулся к директору. Но потом до тебя дошло.
Директор наконец развернулся в твою сторону. Его черные глазки-бусинки и неестественно узкий, вытянутый нос предавали ему удивительное сходство с крысой. По спине пробежали мурашки от такой ассоциации, но ты ответила ему не менее широкой улыбкой.
— Госпожа Т\и, — торжественно заговорил тот. — Позвольте наконец вас поздравить с долгожданным приобретением. Чимин. Он ваш.
Рот от изумления открылся сам собой. Ослепителен.
Ослепителен настолько, что задерживать на нем взгляд было невыносимо — до того он был хорош собой. Ему шел белый костюм, особенно в сочетании с черными, как уголь, волосами и глазами. Он словно принц из сказки, вот только сдавливающий шею черный ошейник, как у него, благородные люди не носят.
Ты видела много мужчин, но ни один из них не затронул твоё сердце настолько. Еще на первой встрече ты поняла, что попала. По-крупному. Ты ругала себя, ненавидела, призирала, но как только видела его, понимала, что не сможешь отпустить. И пусть ценой будет любовь и уважение к себе.
«Он ваш». Только сейчас до тебя дошли слова директора. От счастья захотелось плакать, прыгать, как ненормальная, и кричать об этом на каждом шагу, каждому встречному, но, только лишь взглянув в его глаза, желание пропало.
У него не было никаких эмоций. Ни радости, ни печали, ни даже ненависти. Он смотрел куда-то перед собой и почти не моргал. Можно ли убить в себе все чувства? Может ли душа действительно умереть, оставив существовать лишь тело? Сейчас, глядя на него, ты могла бы ответить на эти вопросы. Положительно.
Чувство эйфории прошло.
— Почему не улыбается? — услышала ты где-то недалеко от себя голос матери, но сил оторвать от Чимина глаз просто не было. — Как это понимать? — тон в ее голосе явно не предвещал ничего хорошего.
— Ч-что? — вдруг запаниковал директор, также предчувствуя неладное, и с ненавистью бросил взгляд на воспитанника.
Чимин положил руку на грудь, начиная сгибаться в поклоне, видимо, желая извиниться, но ты встала перед мамой, закрывая его собой.
— Это были мои требования, — затараторила ты от волнения, но, осознав свою непростительную ошибку, заставила взять себя в руки. Вдохнула, выдохнула и продолжила с четкой, статусной речью. — Мне нравится такой тип.
Любой собеседник не заметил бы на лице женщины никаких изменений. Но только не ты. Мама скривила губы. Ее глаза сузились. Она услышала твое волнение в голосе. Она что-то заподозрила.
***
— Как мне называть тебя?
— Что? — ты прервала свою речь, когда показывала Чимину его новые покои.
Вы вернулись в дом лишь под вечер. Солнце с каждой минутой меньше освещало комнаты, становилось сложнее разглядеть какие-то детали, но ты все равно не могла позволить себе взглянуть на него, а не видя его реакции, ты не имела ни малейшего представления, нравится ему его новый дом или нет.
— По имени, — начал перебирать варианты тот, — госпожа, милая, чаги, хозяйка. Как-то иначе?
Тишина завладела комнатой. За весь день он впервые заговорил с тобой. Он вновь, как и вчера, задал вопрос, но на этот раз в его интонации не было заинтересованности. Не было ничего… живого. Ты обернулась, все же найдя в себе смелость взглянуть на него, и встретила ледяной взгляд черных глаз.
— Если ты злишься за вчерашнее, то… — ты остановила себя на середине мысли. Почему ты оправдываешься перед ним? Он задал тебе совсем другой вопрос и не ждет каких-то объяснений.
Чимин молчал. Он не торопил и ни к чему не склонял. Лишь ждал.
Ты кивнула в сторону ближайшего кресла. Он понял твое приглашение и сел туда, куда ты ему велела.
Вновь тишина. Вы смотрели друг на друга. Долго. Словно только сейчас у вас появилась такая возможность. Это напоминало знакомство. Никаких слов, лишь взгляды. Да и что скрывать? Было страшно говорить с ним. Казалось, чем больше ты беседуешь с Чимином, тем больше ты узнаешь демона внутри себя. Разочарование и презрение к себе возрастали.
Ты сделала шаг в его сторону. Потом еще один и еще. Его тяжелый взгляд, прикованный к тебе, не изменился, даже когда ты встала почти вплотную к креслу, на котором он сидел. Коленка уперлась в твердую границу сиденья. Вдруг захотелось выбить его на эмоцию. Любую. Сделать хоть что-то, чтобы он перестал так на тебя смотреть. Его взгляд был невыносим. Мучителен. Безразличен и пуст.
Ты поставила ногу на край сиденья прямо между его колен быстрее, чем смогла осознать эту идею. И тут же пожалела об этом, захотела убрать, но не смогла.
Чимин провел рукой по голени и стал медленно подниматься выше. Он наклонился и полностью выбил из твоих легких воздух, когда начал покрывать горячими поцелуями внутреннюю часть бедра. Нежная, теплая ладонь блуждала по твоему бедру, умело проникая под юбку. Связь с реальностью пропадала. Ты приоткрывала рот в немом стоне, когда он всасывал нежную кожу, проходился по ней обжигающим языком. От его ласк бедро стремительно стало мокрым, а по телу пробежали мурашки.
Видимо, он не совсем правильно тебя понял. Или только ты себя не понимала?
Парень притянул тебя за ягодицу, а другой рукой властно сжал ногу, на которой ты каким-то чудом смогла устоять, несмотря на такой напор. Он не торопился, не настаивал, но его прикосновения и движения выдавали в нем настоящего доминанта.
Ты смотрела на Чимина сверху вниз и не верила своим глазам. Его длинная сережка в ухе доставала до мощной нижней челюсти, которая двигалась туда-сюда от поцелуев. Густые пряди щекотали твою кожу, а губы сминались от тесных прикосновений к ноге. Поцелуями он поднимался все выше, укусы становились более жадными, языком он вырисовывал только ему понятные узоры.
Появилось непреодолимое желание запустить руки ему в волосы, когда он уже макушкой касался трусиков. Внизу приятно мучали сладостные спазмы пробуждающегося желания. Правильно ли это? Нормально ли? Неважно, ведь мысль о том, что это делает именно он, овладела разумом, подчиняя логику и здравый смысл.
Все неважно. Господи, как же все неважно, если конечный результат — твое полное владение им. Как же хорошо, что ты его не отпустила. Желания отпускать его не было и не появится вовсе.
Ты резко открыла глаза. Такое умозаключение, словно сильный удар, выбило тебя в жестокую реальность. Ты убрала ногу и сделала несколько спешных шагов подальше от Чимина.
Все же тебе удалось пробить его на эмоцию. Он поднял в удивлении брови. Хотя, возможно, тебе удалось это сделать не действиями, а выражением твоего удивленного лица. Долгие годы тренировок эмоций, вечная школа манер не смогли помочь тебе успокоиться. Все, что ты учила, весь самоконтроль рядом с этим парнем просто превращались в ничто.
Ты не могла быть с ним. Но и без него жизнь свою ты тоже больше не представляла.
— Добро пожаловать, — проговорила ты, спешным шагом покинув его апартаменты.
