Убийца и сломанная

Вспыльчивый сын Алисенты лежит на дне озера с дырой в башке и выглядит почти прозаично. Деймон хмыкает, в ушах все еще немного звенит, в правой руке фантомно ощущается отдача. Облегчения нет, нет и какой-то злости. Он ничего не чувствует. Парня надо было убрать. Парень слишком много начал приносить проблем: и ему, и холдингу, и жителям ближайших к столице городов. Другого выбора не было. Не то чтобы ему нужно оправдание. Он взгляд переводит на беременную Риверс, стоящую далеко у машины теперь мертвого племянника. Она его боится, он знает. И сейчас, наверное, стоит и понять не может, бежать ей или дождаться, пока он уедет. Она хоть водить умеет? Интересно, как быстро она выберется отсюда, если он просто бросит ее здесь. Любовница племянника никогда Деймона не интересовала; и уж тем более никакой угрозы он в ней не видит. Алис смотрит прямо на него, издалека он не видит выражение ее лица, не знает, плачет она или нет. Но хорошо чувствует, как она напрягается и замирает, стоит им пересечься взглядами. Думает, наверное, что теперь он примется за нее. Идиотка. Он не мясник, у его жестокости всегда есть причины. Деймон разворачивается и направляется к машине. Будет буря; черные тучи клубятся над озером. Вода в озере кажется почти черной, отражая небо. Вдалеке раздается раскат грома, и мелкие-мелкие капли воды начинают падать с неба. Природа словно добавляет драматичных аккордов произошедшему. Вот же ирония. Он еще раз оборачивается на Алис, вросшую в землю и не шевелящуюся, кажется. Пара капель падает на лицо, он вытирает их кожаной перчаткой. — С ней что делать? — спрашивает водитель. — Ничего, — коротко отзывается Деймон, садясь в машину. — Поехали отсюда. Может, он потом пожалеет. Да только Алисента скорее удавится, чем даст хоть волос со своей головы, а доказать отцовство Эймонда по-другому не получится. Не полезет же Алис в озеро за его телом. За ним вообще никто не полезет, уж об этом Деймон позаботился. Племянник на нее ничего не переписывал, он специально поднял все документы, чтобы знать, насколько стоит вообще брать в расчет еще одного нерожденного родственника. Если он что-то знает об Алисенте, то это то, что она не захочет делиться акциями холдинга и деньгами, оставшимися после смерти Визериса. И какая-то беременная любовница ее сына точно будет волновать ее в самую последнюю очередь. Пистолет с глушителем оказывается в глубоком кармане пальто. Он все еще ничего не чувствует, когда ливень становится таким сильным, что дворники не особо спасают. Вода стучит по стеклам, Деймон смотрит в окно и хмыкает себе под нос. Машина выезжает на скоростную трассу, и он заговаривает только тогда, обращаясь к водителю. — Навестим мою невестку, пусть она узнает о случившемся от меня. Это не злорадство, это почти милосердие с его стороны. Алисента не станет поднимать на уши своих людей, искать внезапно исчезнувшего сына. Не станет обращаться в полицию и не спать ночами. Он сделает ей одолжение — расскажет о том, как пристрелил ее щенка, решившего, что ему море по колено и никто не сможет найти на него управу. Сможет, еще как сможет. В столице грозы нет, только тучи висят, но по сравнению с Харренхоллом, Гавань встречает его почти что светло-серым небом. Деймон пальцами в черных перчатках барабанит по приборной панели, пока охрана сверяет номера машины и заглядывает в окна, будто кто-то другой осмелится сесть в его машину. — Хозяйка не говорила, что вы приедете, — несколько сконфуженно отвечает охранник, но шлагбаум все же поднимает. — Решил устроить сюрприз, — туманно отвечает Деймон и лезет в карман за вибрирующим телефоном, тут же переключая внимание на внезапное оповещение. — Поехали, — это уже водителю. В перчатках становится неудобно, он их стягивает и смотрит на экран, сообщение от жены, с которой за последние месяцы они не то чтобы вообще разговаривали. «Ты где?» Деймон фыркает. Приходится приложить усилие, чтобы не написать что-то вроде «между ног у проститутки» или «слизываю текилу с Мисарии, а что?». Накалять обстановку не стоит, поэтому он убирает телефон в карман брюк, когда выходит из машины и тихо захлопывает дверь. Взгляд поднимает на фамильный особняк, в котором столько лет не был, что даже воздух кажется каким-то странным, когда он делает вдох. Брат оставил все своей жене (или она подделала его бумаги, но это уже не так важно), не то чтобы ему когда-то нравился этот дом достаточно сильно, чтобы пытаться его заполучить. Деймон полы распахнутого пальто чуть назад отводит, руки засовывая в карманы брюк. Он осматривает фасад почти безразлично, взглядом скользит и уже собирается идти внутрь, когда замечает распахнутое окно на третьем этаже. Занавески колышутся на ветру, вылетают из окна. И он взглядом спотыкается об это окно всего на мгновение, но этого мгновения достаточно, чтобы заметить поставленную на подоконник ногу. А дальше все происходит быстро. Он срывается в места, отпихивает от себя швейцара, который предлагает взять его пальто, и кидается к лестнице, преодолевает по две-три ступени за раз. Хрен бы побрал высокие потолки, из-за которых до третьего этажа слишком высоко. Хрен бы побрал его привычку замолкать каждый раз, когда Рейнира хочет поговорить. Помогает только то, что он родился в этом доме и прожил здесь до самого колледжа. Найти комнату, которой принадлежит окно, не составляет труда. «Не прыгай, идиотка», — мысленно обращается он к жене. — «Не смей, блядь, прыгать, дура». И замирает на пороге комнаты, когда понимает, что вцепившаяся в оконную раму и почти вставшая на подоконник очень похожа на Рейниру, но Рейнирой не является. Осознание бьет в голову облегчением, и он отмирает, узнавая ее младшую сестру — тихую и несколько странную Хелейну, которую он из-за высоты и принял за свою эксцентричную и взбалмошную супругу. — Хелейна, слезай! — громко, пока пересекает комнату. Реакции никакой. Не то чтобы он надеялся, что она резко остановится, но небольшая доля вероятности была. Деймон ловит ее где-то в районе живота в тот момент, когда она выпрямляется, стоя на подоконнике. И теперь разница между ней и Рейнирой настолько разительная, что он не понимает, как вообще мог их спутать. Ее всю трясет, когда он пытается стащить ее с подоконника. Хелейна цепляется за оконную раму, сопротивляется. И кричит, ревет как дикий зверь — Деймон не заботится о том, чтобы быть с ней поосторожнее. Если на ней и останутся синяки, то это все лучше, чем если она все же вышагнет. — Разожми руки! — рявкает он, но это тоже не имеет никакого действия. Она ломает ногти, она пыхтит и все пытается вылезти в чертово окно. Все это превращается почти что в драку. В драку за ее жизнь. По ощущением они сражаются слишком долго. Она отпускает раму, но вцепляется ногтями в его руки, раздирая кожу, пытается вывернуться из его рук и брыкается. Ее волосы попадают ему в лицо, но он лишь крепче сжимает руки вокруг нее, стаскивая наконец ее с окна. По ощущениям проходят часы прежде, чем она оказывается ногами на полу. По факту — всего лишь несколько минут. Деймон разворачивает ее к себе лицом, Хелейна брыкается, пытается отпихнуть его от себя. И он видит ее зареванное лицо, видит красные глаза и влажные дорожки на щеках, губах, подбородке. — Ты что творишь? — и для верности встряхивает ее. — Где вообще твоя мать? Она не отвечает. Лишь заходится в очередных рыданиях и дергается в сторону окна. — Ебаный в рот… — обреченно выдыхает Деймон, удерживая ее на месте. — Да стой ты! Она его не слышит. Он может делать все, что угодно, но она его не слышит. Планы на день точно были другие, но он прижимает ее к себе, буквально вжимает в собственный бок и тащит, силой тащит ее к выходу из дома. Няня ее детей, кажется, что-то говорит ему вслед, но Деймон не слушает. Отмахивается и вытаскивает трясущуюся в истерике Хелейну из дома. — Что сказать хозяйке? — спрашивает швейцар, смотря на него огромными глазами. — Чтобы катилась к херам, — язвительно отвечает Деймон. Хозяйка! Надо только придумать такую чушь. Даже у него не настолько раздутое эго, чтобы прислуга в доме обращалась к нему так, будто он по меньшей мере какой-то плантатор. Они тут все поехавшие. Хелейна пытается уйти от невольной близости, упирается ему в бок, в грудь, но силы у нее заканчиваются, поэтому все это — детский лепет по сравнению с тем, что было на злосчастном подоконнике. На заднее сидение машины он запихивает ее без каких-либо усилий. Слезы продолжают катиться по ее щекам, она прячет лицо в ладонях, и Деймон, недолго думая, залезает с ней на заднее сидение. Не хватало еще, чтобы она решила выпрыгнуть из машины на полном ходу. Она ноги подтягивает к себе, сжимается в комок и себе под нос тихо повторяет: — Мертв, мертв, мертв… Он блокирует двери и смотрит на нее, оставив ей личное пространство. Сомнений не возникает, что она говорит про Эймонда. Откуда только она могла узнать — это уже другой вопрос, но больше не о ком говорить. — Куда дальше? — спрашивает водитель, но Деймон даже головы в его сторону не поворачивает. Все так же смотрит на Хелейну, которая, кажется, не замечает ни его, ни того, где она находится. Он видел-то ее всего несколько раз, не то что проводить с ней хоть какое-то время. Рейнира о сестре почти никогда не говорила. Но то, что с ней творится, вызывает определенные и вполне понятные опасения. — Домой, — глухо отзывается Деймон. — Я не могу оставить ее здесь. Ладони неприятно саднят, он замечает кровавые полоски-следы от ее ногтей, которыми она так отчаянно сражалась с ним в желании расстаться с жизнью. Неужели все это из-за обезумевшего в своей жестокости и беспринципного мальчишки? Что вообще творится в этой светловолосой голове? Машина выезжает с территории особняка беспрепятственно, Деймону даже в голову не приходит сообщить Алисенте о том, что он забирает ее дочь. Не оставлять же ее в таком состоянии в пустом доме. Дети и прислуга не считаются. Кто знает, что она сделает, если останется одна. Кто знает, что с ней стало бы, не прими он ее за Рейниру и не бросься наверх снимать ее с окна, думая не столько о себе, сколько о сыновьях, которые рискуют остаться без матери. Кто же знал, что это не мать его детей, а ее сестра. Хелейна прижимается лбом к прохладному стеклу и затихает, обхватив себя руками. Телефон вибрирует в кармане, сообщая о новом сообщении от жены. Деймон понятия не имеет, что делает, но продолжает наблюдать за сломленной и обессиленной от истерики Хелейной. Тучи на небе становятся все темнее, грозясь пролить тот же беспощадный дождь, что и над озером, на дне которого лежит тело ее брата.