Кренник, но я же тебя люблю!

Кто-то настойчиво звонил в дверь. Заставляя Орсона Кренника оставить ненадолго своих милых гостей без присмотра. На пороге обнаружилась Джин Эрсо. Четырнадцатилетняя пигалица в полной боевой раскраске, которая у её ровесниц идёт за понятие «взрослой» женщины. Тонна пудры, тёмные круги вокруг глаз а-ля смоки-айз, красные губы (помада неряшливо заходит за края губ, делая их нарочито больше, а заодно и неряшливей). Длинные, распущенные волосы с непременно прямой чёлкой. Ультра короткая джинсовая юбка и топик в обтяжку. На плечи накинута куртка на полтора размера больше, вероятно, модный в этом сезоне у молодежи оверсайз. Тонкие ножки-спички обуты в сабо, которые совсем не отсюда. Хотя, конечно в сборной солянке выбранного Джин образа не сочетается вообще ничего. Притом, бедный ребёнок, наверняка считает, что это всё очень красиво. — Джин, что ты здесь делаешь? — ещё более хриплым, чем обычно, голосом от выпитого алкоголя спрашивает Кренник и, не дожидаясь ответа, решительно затягивает девочку в квартиру. Что бы ни случилось, не стоит разговаривать в прихожей. — Что-нибудь сучилось? Сначала он предполагает, как всегда худшее. Определённо случилось что-нибудь плохое, иначе и быть не может. Джин молчит, не находя слов и растеряв, кажется все остатки своей храбрости и наглости. На самом деле просто потерявшая голову, узрев своего драгоценного и ненаглядного Орсона Кренника почти полностью обнажённого. Ибо в наличии было лишь белое махровое полотенце, обернутое директором вокруг бёдер. Но собственно, одеваться уже было поздно. Кренник усадил Джин на диван в кухне и теперь раздумывал, чем бы её напоить. В смысле, какой напиток ей предложить. Алкоголь, конечно же, точно нет, каф тоже, вероятно, не стоит. Чая в доме отродясь не бывало. А вот что есть, так это бутылочка минеральной воды. — А теперь расскажи мне, что случилось, Джин, — произносит Кренник, пока девочка делает пару глотков. — Я люблю тебя, Орсон, — с губ Джин слетает признание. Кренник устало трёт переносицу. Только этой старой игры ему сейчас и не хватало. Он вспоминает совсем маленькую Джин, которая на вопрос кем ты хочешь стать, когда вырастешь, лет в пять-шесть решительно заявляла, что станет женой папы. Вполне себе обычный ответ для такого возраста. — Папа уже женат на маме, Джин, — мягко отвечал на это Гален. — Тогда за дядю Кренника, — отвечала маленькая Джин. Такой ответ приводил в бешенство Лиру, которая терпеть не могла друга своего супруга, не без оснований полагая, что раньше узы дружбы между этими двумя были очень и очень крепки. До конца не ослабнув даже после свадьбы и рождения Джин. — Прости, но сейчас у меня нет времени на эту игру, Джин, — произнёс Кренник, закуривая. — Это не игра, Орсон, — произносит девочка. Слишком серьёзным голосом. Вот только этого ему и не хватало сейчас. Влюблённой в него малолетки, дочери…. Очень близкого друга. И ведь он знал наверняка, что Джин упряма (как Гален) и просто так от него не отстанет, закатив как минимум истерику (как Лира), если он будет разговаривать с ней как с маленькой девочкой. Кренник глубоко затягивается, выпускает струю сигаретного дыма, откинув голову на спинку дивана, прикрывая на пару мгновений глаза, чувствуя, зная, что Джин пользуется моментом и смотрит на него во все глаза. — Если это не игра, — легко соглашается Кренник, решив действовать аккуратно. Так, чтобы не ранить чувства девочки и вместе с тем не попасть в неприятности самому. — То всё равно слишком много проблем и препятствий. Ты слишком молода для меня, Джин. Сколько тебе сейчас? Четырнадцать? — Четырнадцать с половиной, — уточняет она. — О, это многое меняет, — Кренник открывает глаза, на губах сама собой появляется незлая насмешка. — Всё равно слишком мало. Возраст согласия — шестнадцать. Ты же не хочешь, чтобы у меня были неприятности из-за тебя, Джин? — Я никому не скажу, — с жаром заверяет его Джин. Кренник сдержался от того, чтобы не засмеяться. В самом деле, было что-то очаровательно-комичное в этой влюблённой девчонке. — Прости, но честь офицера не позволяет мне, — он замялся на секунду, подбирая слова помягче, — ответить взаимностью на твои чувства. И потом, я предпочитаю взрослых женщин. Как нельзя кстати, одна из его гостей, потеряла терпение и отправилась на поиски хозяина. — Кренничек, мы тебя заждались! — сладкоголосо пропела женщина: пышногрудая блондинка, появившаяся в двёрном проёме. Обнажённая. Заметила Джин. — Упс. Блондинка выразительно посмотрела на Кренника, мужчина ответил столь же выразительным взглядом. И коротким жестом прогнал блондинку прочь, беззвучно произнеся «жди». Женщина послушно скрылась. Слёзы дрожали на ресницах Джин, готовые вот-вот сорваться вниз. Ей было горько и обидно, узнать правду о дядюшке Креннике. Прекрасный принц оказался обыкновенным мужчиной, который её не ждал… Вот только рыдающей навзрыд Джин ему сейчас и не хватало. Ему вообще сегодня подозрительно много чего-то не хватало… Точнее наоборот. Оба проверенных способа остановить женскую истерику не подходили в сложившейся ситуации. Ни залепить пощечину, ни хорошенько оттрахать. Оставалось применить военную хитрость. — Джин, послушай меня, — Кренник добавил успокаивающего бархата в голос. — Сейчас то, что ты хочешь, невозможно. По многим причинам. Ты слишком молода, ты только-только начинаешь превращаться в молодую, красивую девушку, — он не стал говорить «ты ещё совсем ребёнок», справедливо полагая, что такое отношение только всё испортит. — Не торопи события, Джин. — Но я же люблю тебя, Кренник! — истеричные нотки прокрались в голос, слёзы-предательницы поползли вниз, пачкая щеки чёрным от неумело наложенного макияжа. — И я люблю тебя, Джин, но не так, как ты этого хочешь, — фраза, дающая надежду, пусть и призрачную. — Давай так. Мы вернёмся к этому разговору, лет через семь. — Семь лет — это так долго! Мне будет двадцать один! Почему не в мои восемнадцать? — Восемнадцать — это ещё так мало. Я хочу разговаривать с по-настоящему взрослой девушкой, получившей высшее образование, начавшей работать на благо Империи. Ты как раз успеешь всё это к двадцати одному году, Джин. — Не обманешь? — шмыгнув носом, настороженно спрашивает Джин. — Я разве обманывал тебя прежде? — в свою очереди спросил Орсон. — Нет, — обижено отвечает она. А вот было бы неплохо, если наоборот. В том смысле, что, ну, вы поняли… — Только у меня есть одно условие. Чтобы разговор был успешен, я желаю разговаривать с неиспорченной девушкой. Так что никаких мальчиков, никаких поцелуев и никаких прочих глупостей. Он внимательно смотрит на неё: размалёванную девчонку, которая отчаянно хочет казаться старше, с размазанными по щекам слезами. Зелёный взгляд серьёзен, по-настоящему, по-взрослому. — Хорошо, договорились, — соглашается Джин. — Вот и славно, сейчас вызову штурмовиков, пусть тебя проводят. — Не надо, я доберусь сама. — Уверена? — Уверена. Он соглашается отпустить её одну. Но только с условием, что она обязательно напишет ему, как доберётся до дома. Она соглашается, хотя терпеть не может сообщать маме или папе о том, где она, с кем она и всё в таком духе. Но для Орсона Кренника она готова сделать исключение. Мужчина провожает девочку до двери. — Никаких глупостей, — произносит он, по-отечески целомудренно целуя Джин в лоб. Дверь закрывается. Кренник закрывает глаза, глубоко вдыхает и выдыхает. — Кто это был? — спрашивает брюнетка, потерявшая терпение. Почти застаёт мужчину врасплох, стоя у него за спиной, обнимая. Пальцы скользят по телу, спускаются ниже, добираются до пушистых, кудрявых волос внизу живота, развязывают полотенце, заставляя то упасть на пол. — Джин Эрсо, — отвечает Кренник. — Ещё одна моя головная боль. — В таком случае, у меня есть лекарство, — женщина целует его в висок. Ладонь ложится на член мужчины, гладит неспешно. — Пойдём, вылечим сейчас тебя, Кренничек.