Необратимые последствия чёрного колдовства

Шэнь Цинцю ненавидел Систему. Но он очень любил своего мужа. Поэтому, когда Система поставила его перед выбором: или он в обозначенный ею срок выполняет квест, или — отправляется в гарем к Ло Бин-гэ, лорд Цинцзин без раздумий выбрал первое. И в течение практически двух недель до самого Григорианского Нового Года его родного мира под безобидным званием праздничного квеста он постигал премудрости «Тысячи поз любви»… Вполне закономерно, что под самую новогоднюю полночь Шэнь Цинцю, после безостановочного мастер-класса по Камасутре, был не в состоянии пошевелиться и ничком лежал на постели под боком у удовлетворённого, насытившегося демона. Лорд Цинцзин равнодушно выслушал поздравления Системы. Ему хотелось тишины и спокойствия. А ещё — чего-нибудь сладкого, сочного и освежающего. — Бинхэ, — пытаясь говорить с достоинством, а не как побитая собачонка, позвал заклинатель. — Я хочу мандаринов. Слово обожаемого мужа — закон. Ло Бинхэ, конечно, не хотелось покидать возлюбленного, но оставлять его расстроенным не хотелось ещё больше. Небрежно набросив на себя лёгкий халат, Владыка Демонов поцеловал Шэнь Цинцю в висок и отправился на поиски мандаринов. Как назло, в бамбуковой хижине не отыскалось ни одного фрукта. На дворе стояла поздняя ночь, лавки да рынки были закрыты, да и на поиски времени тратить совсем не хотелось. Однако Ло Бинхэ знавал одного страстного почитателя мандаринов, поэтому без зазрения совести позвал короля Ледяных Пустошей, в чьём подчинении тот самый почитатель находился. Главный герой есть главный герой. Кому под силу противиться его безоговорочной силе и удачливости? Вызванный Владыкой Демонов, Мобэй-цзюнь, в тот самый миг ступивший в заветную комнату супруга, чьей взаимности он с таким титаническим трудом добивался, немедленно предстал пред ярые очи Ло Бинхэ. — Владыка, — Мобэй-цзюнь учтиво поклонился повелителю. Конечно, в сердце своём он чувствовал досаду на то, что он так некстати потребовался Цзюнь-шану, а также смутное беспокойство. Шан Цинхуа, пережив столько бед, вдруг остался один. Кто знает, что он мог надумать со своей достойной восхищения фантазией? — Учителю захотелось мандаринов, — заявил Ло Бинхэ. — Пусть Шан-шишу поделится со своим шисюном. Если Мобэй-цзюнь и удивился такой необычной просьбе, то во всяком случае вида не подал. Его точёное аристократичное лицо не тронула ни единая эмоция. Однако повелитель Северных Пустошей нашёл такую причину для его внезапного вызова слишком ничтожной, и он, сохраняя почтительный тон, произнёс: — Цзюнь-шан, простите меня за грубость, но вы срываете мне брачную ночь… Ло Бинхэ удивлённо приподнял бровь, потом понятливо ухмыльнулся. — Шан-шишу?.. — поинтересовался он. И не успел Мобэй-цзюнь дать утвердительный ответ, как из спальни появился Шэнь Цинцю, несмотря на явные признаки усталости держащийся величественно и статно. Веер в его изящной руке, казалось, намертво прикипел к лицу пикового лорда. — Бинхэ! — как-то сипло произнёс Шэнь Цинцю. — Учитель больше ничего не хочет. Отпусти его… — кивнув в сторону Мобэй-цзюня, лорд Цинцзин на мгновение замялся, прежде чем поставить точку в этом неловком разговоре, — к жениху. В алых глазах Ло Бинхэ мелькнуло изумление поведению мужа, но он, подчиняясь его изменившемуся настроению, одобрительно кивнул Мобэй-цзюню. — Благодарю, Цзюнь-шан, лорд Цинцзин, — произнёс король ледяных демонов и, не тратя больше ни мгновения, исчез. Шэнь Цинцю, разбитый и уставший, вновь возвращаясь в постель, сокрушённо простонал: — Никогда в жизни больше не возьму в рот ни одного мандарина… Лорд Цинцзин с сожалением осознавал, что отныне ароматный, сладкий и освежающий цитрус никогда не сможет создать для него новогоднего настроения, навсегда превратившись в напоминание о брачной ночи Шан Цинхуа.