Красная Земля

      Кацуки медленно ехал верхом вслед за Деку, всматриваясь в его спину. Одежда на нем до сих пор оставалась мятой и испачканной мокрой грязью со следами багровой крови, хотя он старался привести её в порядок, как мог. Изуку тогда не поддался бандитам, он сопротивлялся, что было заметно не только в его испорченной одежде, но и в синяках, и ссадинах на всём лице. Они серьёзно его побили перед тем, как связать и отвезти в свой лагерь. Когда Кацуки только увидел Деку, у него перехватило дыхание от гнева и сожаления, но именно с такими чувствами его встретил Изуку. Тот был зол, расстроен и постоянно повторял, что Бакуго не должен был никого убивать.       Деку был известным пацифистом, он был против смертной казни, против насилия, хотел быть шерифом именно потому, что считал, что только так сможет повлиять на систему и как-то её изменить. Убивать могли только уполномоченные люди, это было легально, но Деку считал, что это неправильно, что нужно реорганизовывать этот институт, делать как-то по-другому, к чему люди были непривыкшими. Кацуки мог его понять и был в целом согласен с его стремлением изменить систему, но в отличие от него, он знал, что это бессмысленно. Они ни на что не влияли, они могли только подстроиться под существующие реалии и пользоваться её недостатками. Да, у Бакуго не было права убивать этих людей — пусть и преступников, — это и пытается вбить ему в голову Деку, — но система сама допускала подобные случаи, сама создавала их и зачастую никого не наказывала. Он был обязан взять всё в свои руки, в ином случае Деку мог просто погибнуть. Но только бестолкового Изуку это не волновало, он никогда не ставил свою жизнь превыше принципов — в этом была его сила, и в этом же заключалась его слабость. Он был слаб. Как бы он не пытался казаться сильным, ему была нужна помощь, и только Кацуки мог её оказать.       Он продолжал идти позади, его конь, расслабив шею и плечи, неторопливо перебирал ногами, двигаясь за лошадью Изуку. Старая кобыла шла ещё медленнее, низко опустив голову, она была измучена недавней скачкой, подобные которой её затёртые суставы не могли больше выдерживать. Кацуки видел, как у Изуку скопились в глазах слёзы, когда он встретил Селесту, но он не заплакал, он просто погладил её и ласково пробормотал что-то, что Кацуки не услышал. Изуку выглядел таким же измученным и уставшим, но у них не было времени отдыхать, он насколько мог быстро перевязал раненное плечо Бакуго дрожащими от злости и слабости руками, чтобы остановить кровь, почти ничего не говорил в этот момент и не смотрел в лицо Кацуки, а только отдавал приказы. Изуку быстро взобрался в седло и повёл лошадь на север, к дороге, которая вела в направлении их города. И шли они около часа, пока Кацуки не подал голос:       — Нам стоит сделать привал, — сказал он, повысив голос, чтобы его услышали. У него отчего-то звенело в ушах. — Лошади устали. И нам тоже нужно отдохнуть.       Изуку не повернул головы, однако потянул повод в сторону, уводя лошадь с дороги к лесу. Он искал место для ночлега. Кацуки немного приободрился: возможно, у него получится сказать Деку то, что он чувствует, и тот услышит его. Он ненавидел, когда Изуку молчал, когда тот становился грустным и угрюмым, это был плохой знак. Изуку должен был быть счастливым, ему так шла его улыбка, она согревала подобно солнцу, притягивала к себе, давала надежду. Видеть его таким бессильным, означало для Кацуки самому лишаться сил, но именно силы и мотивацию ему давал Изуку. Всегда. Особенно это было нужно сейчас.       Они прошли в лес и остановились, когда нашли небольшую полянку, где не росли крупные деревья, а землю покрывала только сухая трава. Уже сильно стемнело, но ни Изуку, ни Кацуки не стали доставать свои походные лампы. Изуку даже не захотел ставить палатку, он просто снял сбрую с кобылы, отпуская её пастись, достал свой спальный мешок и, расстелив его, лёг, очень тяжело выдохнув. Кацуки некоторое время всерьёз думал поговорить с ним, но, высматривая во мраке ночи взъерошенный затылок, решил оставить это до завтра. Он лёг в свой спальный мешок, стараясь не дёргать повреждённой рукой, и прислушался к дыханию Деку, но услышал только шорох травы и опавших листьев, который создавали мелкие грызуны, что ночью становились слишком активными. Вскоре он и это перестал слышать и уснул.       Кацуки проснулся из-за холодной мокрой тряпки на лбу и чьих-то рук, которые легонько ощупывали его плечо. Он открыл глаза и увидел Изуку, который даже при условии, что он выспался, выглядел не слишком хорошо, однако отёк от ударов на его лице спал, остались только небольшие ранки с подсохшей тонкой коркой крови. Он всё равно был очень красив. Глаза его были добрыми и встревоженными.       — Ты очень долго спишь, у тебя лоб слишком горячий, я боюсь, что может начаться лихорадка, если мы не поспешим ко врачу. — Его голос ближе к концу речи начал заметно ломаться. — Мы должны были ехать дальше, зачем я тебя послушался, я такой дурак, я не должен был на тебя злиться, прости меня! Я не хочу, чтобы ты умирал!       — Эй, — позвал его Кацуки, здоровой рукой коснувшись его щеки, — я не умираю.       Однако он почувствовал усталость во всём теле, которую ощущал вчера, и она не прошла за ночь. Он чувствовал сонливость.       — Каччан, — простонал Изуку, сжимая крепче его руку. — Каччан, вставай, поехали домой, я отвезу тебя в город, нам надо поспешить.       Солнце еще не взошло, но было уже светло, скорее всего они проспали часа четыре-пять, вряд ли больше. Кацуки смотрел, как засуетился Мидория, тот схватил свой спальный мешок, быстро свернул его в рулон и прикрепил к задней стороне седла; обе их лошади уже были готовы ехать, видимо, Изуку сделал это, пока Бакуго спал. Когда он проснулся? Деку вновь сел рядом и потянул Кацуки за руку, прося его подняться. Тот не сопротивлялся, но и сил двигаться особо не было. Кровь давно была остановлена, но предательская слабость из-за кровопотери дала о себе знать, и он с трудом держал спину. Перед тем как встать на ноги, Изуку дал ему жестяную кружку полную прохладной воды. Бакуго осушил её в несколько глотков, почувствовав внезапное головокружение. Он поморщился и подождал несколько секунд, чтобы прийти в себя, а потом встал при помощи Изуку. Всё это время Деку обеспокоенно бубнил, что это его вина, что он просто недоглядел, что действовал опрометчиво, был слишком упрям и самонадеян. Он постоянно так делал, всегда брал на себя всю ответственность, даже за то, на что прямо не мог повлиять.       Слушая его речи, Кацуки сильно раздражился:       — Хватит, винить себя, ботан! — рыкнул он, теряя терпение. — Не твоя вина, что эти ублюдки — бандиты, и не ты виноват, что я из богатый семьи, а они захотели заработать шантажом деньги. Ты не виноват в этом, понял!       Изуку немного помолчал, но по выражению его лица было видно, что он не согласен с его словами.       — Я должен был настоять вчера и ехать дальше, тебе нужно в больницу.       — Мы бы всё равно не доскакали, нам всем был нужен отдых, — Кацуки поморщился, когда внезапная боль резанула его в плечо. — Кто-нибудь из нас по дороге точно бы сдох.       — Нет, Каччан…       — Садись на лошадь и поехали, — сказал он, подойдя к Хулигану.       — Ты хочешь ехать сам?       — Я не настолько плох, как ты думаешь.       Взобраться в седло было совсем не так легко, как показалось сначала, но Кацуки это сделал и даже ни одного болезненного звука не издал. Изуку почти ничем не мог ему помочь, он только ободрял его похвальными словами. Вскоре и он сел в седло, и они поехали в город.

***

      Изуку складывал в сумку фрукты, которые нарвал в своём саду, это были сладкие наливные яблоки и персики с нежной шкуркой, которые было очень приятно держать в ладони. Яркое солнце врывалось внутрь через кухонное окно и заливало разделочный стол ослепляющим теплым светом, от которого приходилось щурить глаза. На кухню вошёл Шинсо и, мельком взглянув на стол, спросил:       — Куда-то собираешься?       Он пришёл за ведром, которое стояло у рукомойника.       — Да… — Изуку чуть подумал и произнёс вслух: — Хочу навестить Кацуки.       — Понятно. Что ж, сейчас ему нужна поддержка, ему сильно досталось.       Изуку пришлось выдумать совершенно отличную от реальности историю происхождения огнестрельного ранения Бакуго. Он сказал, что они встретились с медведем, и, пытаясь защитить его, Изуку выстрелил, но промахнулся и задел Кацуки. Он придумал это на ходу, история прозвучала не слишком убедительно, из-за чего местный врач сообщил о раненом шерифу, а когда тот пришёл разбираться, Кацуки заступился, собрав в кулак все силы, что у него на тот момент были, и злобно огрызнулся на шерифа, сказав, что ему лучше не трогать Мидорию и верить ему на слово, потому что всё, что он сказал, было правдой. Изуку было очень стыдно за своё враньё, но поддержка Каччана вселила в него уверенность. Другого выбора у них всё равно не было, рассказывать о встрече с бандой, об их мотивах и остальном, было неразумно, так как это могло породить новые вопросы, на которые очень не хотелось отвечать.       — Я скоро вернусь, — произнёс Изуку уходящему Шинсо, что кивнул ему в ответ, и отправился в лазарет.       Попасть к Бакуго было легко, тот самый врач скупо поздоровался с Мидорией и позволил пройти в палату. Там не было почти никого, кроме Кацуки и незнакомого мужчины, который из-за сильного опьянения был отправлен сюда отсыпаться; он громко храпел. Бакуго не спал, смотрел в окно пустыми глазами, только когда он увидел Деку, в них загорелся огонь.       — Я принёс тебе вкусненького, — улыбнулся ему Изуку.       Он достал из сумки несколько свежих фруктов, которые завернул в чистую тряпку, и положил рядом на тумбочку. Он постеснялся сесть на край кровати, — кто-то мог их увидеть, — и остался стоять.       — Как ты себя чувствуешь?       — Нормально. Родителям сообщили о моём состоянии, скоро меня перевезут в поместье.       — Мм, — кивнул Деку.       — Что ты встал, как истукан, сядь, — твёрдо произнёс Кацуки и почти уже потянул Изуку к себе, но тот его придержал.       — Подожди, тебе нельзя двигаться.       Тем не менее он сел на кровать рядом, и Кацуки довольно хмыкнул на это.       Они на какое-то время замолчали, просто всматривались в лица друг друга, разглядывая в глазах эту драгоценную нежность, не слыша этот ужасный храп пьяного мужчины, который лежал неподалёку на угловой кровати. Изуку взял руку Кацуки в свою и погладил большим пальцем выпирающие косточки фаланг.       — Каччан, — позвал он его негромко, но высказался не сразу. — Мы собираемся делать какие-то выводы из случившегося?       Бакуго нахмурился.       — Не вздумай отменять наши встречи.       — Но нам придется, хотя бы на время.       — Конечно, мне надо сначала выздороветь, а потом…       — Но потом всё может повториться, а я не хочу этого большего всего на свете! Я хочу, чтобы мы были в безопасности; это в этот раз всё обошлось, но ты мог погибнуть…       — Как и ты! Я действовал по ситуации, и если придётся, я готов это повторить.       — Нет, Каччан…       — Изуку, — он крепко сжал его руку, заглядывая в глаза, — я не хочу ничего менять, я хочу быть с тобой.       Деку глубоко вздохнул и произнёс:       — Ты мне говорил, что неважно, что происходило в прошлом, имеет значение только настоящее, но что на счёт будущего? Что мы должны сделать сейчас, чтобы потом не столкнуться с этим вновь, Каччан? Только не говори, что мы «будем решать проблемы по мере их поступления».       — Это я и хотел сказать.       — Ты как ребёнок, честное слово! — фыркнул Деку, но руку не высвободил. — Откуда в тебе столько инфантильности?       — Я же избалованный мальчик, родился с золотой ложкой во рту и с самого детства получал всё, что только хотел, стоило только попросить.       — Хорошо, что ты это понимаешь.       — Только тебя я не смог получить так же просто, — продолжал Кацуки, хмыкнув. — Ты же трепал мне нервы всё время, сколько я тебя знаю.       — Ну, спасибо.       — Ты был сильным, целеустремлённым и недоступным, что — твою мать! — я спать из-за тебя не мог, всё время думал о тебе. А когда ты ответил мне тем же, я понял, что мне ничего другого в жизни и не надо. Думаешь, я так просто от этого откажусь? Я скорее сдохну, даже если ты этого не хочешь, слышишь?       Изуку молчал, поглаживая его руку. Он думал над его словами. Резкий храп с соседней кровати сбивал его с мыслей, но при этом придавал ситуации комичности, и он смог немного расслабиться. Он верил Кацуки и не хотел с ним расставаться так же сильно. Он кивнул своим же мыслям и чуть улыбнулся Бакуго.       — Я люблю тебя, — прошептал он.       — Я тебя тоже, — в том же тоне ответили ему.       Возможно когда-нибудь всё изменится, и мир вокруг них перестанет быть таким жестоким и бесчеловечным. И Изуку хотел приложить к этому все усилия, какие мог. Он верил, что это обязательно случится, а ещё он знал, что они с Каччаном до того дня точно не доживут.