Красная Земля

      Свежий запах подсушенной травы ударил в нос, когда Кацуки проснулся. Он протёр пальцами заслезившиеся глаза и сжал переносицу, приходя в себя. Почувствовав тепло от тела рядом, он перевёл взгляд на Изуку, который по-прежнему спал, довольно громко посапывая, уткнувшись лицом в его плечо. Кацуки улыбнулся и решил немного подождать, пока Деку не проснётся самостоятельно. Он лежал на спине, у него немного затекла шея из-за этого положения, однако он дал себе указание не двигаться лишний раз, чтобы не мешать парню рядом.       Бакуго ни о чём не думал, кроме того, что чувствовал себя отчего-то счастливым. Он смотрел в потолок палатки, местами, где довольно плотная ткань истончалась от старости, просвечивало солнце. Уже сейчас — утром — Кацуки чувствовал, что воздух в их палатке был как минимум градусов 80 по Фаренгейту, а на солнце — ещё больше. Он услышал, как Хулиган возмущённо заржал и забил копытом, должно быть, увидел гремучую змею и испугался — но по-своему. В отличие от большинства других лошадей, что завидев змею за несколько метров пугались и ускоряли шаг, сбивая тем самым с толку седока, жеребец же Кацуки не всегда пытался сбежать от змеи, а зачатую норовил раздавить её ногами, и пару раз у него это получилось. Этот конь воистину бесстрашен. Кацуки не уставал им гордиться.       Вскоре Изуку проснулся. Он сонно улыбнулся Бакуго, жмурясь от света, поправляя затекшие плечи. Кацуки чмокнул его в щёку и поздоровался:       — С добрым утром.       — Доброе утро, Каччан, — ответил ему Изуку и лениво уронил голову обратно на землю, потеревшись носом о плечо Бакуго.       — Хорошо выспался?       — Угу.       — Уже пора вставать.       — Угу, — снова промычал в ответ Изуку.       Кацуки подождал ещё немного, а потом чмокнул его в макушку, после чего Мидория сразу поднялся. В его глазах заиграло смущение, которое покоряло Кацуки заново каждый раз. Эти трепетные моменты ненавязчивой близости, что случались в их жизни так редко, Бакуго ценил выше собственной жизни.       Изуку надел свою льняную рубашку, от которой его избавили ночью и которой по обыкновению накрывался, как одеялом, часто не замечая этого — само получалось. Он покинул палатку, подошёл к костру, разрыхляя чёрно-серую золу. У них были в запасе ветки и небольшие паленья, что лежали неподалёку, собранные вчера Бакуго. Изуку принялся разводить заново огонь, он хотел сварить кофе. Кацуки сходил на речку и принёс воды в походном чайнике.       — Помню, как ты первый раз варил кофе, — начал он, поставив чайник рядом с Мидорией. — Мне тогда показалось, что больше ничего хуже в моей жизни не случится.       — Каччан! — возмутился Изуку. — Я же объяснял, что это просто зёрна были испорчены, потому они так сильно горчили.       — И отдавали привкусом плесени.       — Это не моя вина! — настаивал Деку.       — Надо было проверить просто перед готовкой.       — Ты мне это уже десятый раз припоминаешь.       — И буду припоминать дальше, — улыбался всё это время Бакуго.       Ему нравилось смотреть, как Изуку хмурится, дует милые щёки с веснушками, а потом улыбается ему в ответ, картинно закатывая глаза.       — В могилу так меня загонишь.       — Не переживай, я лягу рядом.       Изуку мягко улыбнулся ему, но в его улыбке скользнула лёгкая печаль, которую от Бакуго не получилось скрыть. Кацуки подошёл к нему ближе и сел рядом, Мидория внимательно понюхал молотые кофейные зёрна, проверяя их на свежесть, и, убедившись, что всё в порядке, засыпал их в чайник. Кацуки, наблюдая за ним в молчании, перекинул руку через плечо и коснулся губами загорелой щеки, от которой сразу почувствовал родное тепло. Изуку усмехнулся и ласково поцеловал Бакуго в ответ, прижимаясь к нему, как кошка.       Они выпили кофе. Кацуки решил похвалить Деку на сей раз за неплохой напиток, который у того получился.       — Любишь ты издеваться, Каччан, — ответил ему Изуку.       — Вообще-то это был комплимент.       — Ага, я так и подумал, — засмеялся он.       Они отправились на речку поблизости. Изуку хотел умыться, а Кацуки в это время мыл чайник и чашки. Занимаясь этим обычным повседневным делом, Бакуго не ожидал получить едва теплый пучок брызг в своё лицо. Это Деку набрал в ладони воды и бросил её в Кацуки, звонко засмеявшись, когда тот от неожиданности чуть не подпрыгнул на месте.       — Да-да, смейся, пока можешь, — оскалился Бакуго, набрав полный чайник воды. — Иди сюда.       — Нет, нет!       Изуку бегал от него босыми ногами по каменистому дну неглубокой реки, что радостно журчала с ними в унисон, уворачивался от струй воды, которые норовили намочить всю его одежду. Но Кацуки обычно промахивался, и только он один знал: специально ли это или нет. Камни, что лежали вдоль потока, раскалялись под летним солнцем, Изуку частенько видел, как на них греются разнообразные пресмыкающиеся и земноводные. Вот и он, как только набегался с Кацуки, словно пятилетний ребёнок, запыхавшись присел на большой нагретый летним теплом валун, поправляя лохматые волосы, в которых сверкали капли воды. Он с улыбкой смотрел, как Кацуки собирал их чашки, которые бросил под ноги, когда кинулся играть с Деку. Одну из чашек чуть было не унесло течением, из-за чего Кацуки пришлось действовать быстро, чтобы выхватить её из потока реки, и был немного неуклюж.       — Чего смеешься? — спросил он, развернув чашку дном к небу, чтобы вылить остатки немного мутной воды.       — Ничего, — ответил Изуку и через секунду добавил: — Просто люблю тебя.       Кацуки ухмыльнулся и качнул головой в сторону лагеря.       — Пошли, веснушка.       Когда они вернулись к палатке, возле неё что-то вынюхивал упитанный енот и, как только он заметил хозяев, неторопливо потопал в кусты. Эти звери были совершенно бесстрашными и довольно агрессивными. Кацуки помнил, как в детстве столкнулся с енотом, и тот покусал его за ноги, отгоняя от своего дома. О том случае никто не знал, кроме Деку, тогда они ещё дружили, и потому только ему он мог об этом рассказать, ведь эта встреча была болезненной и обидной, это задевало чувство собственного достоинства.       Пока Кацуки собирал лагерь, Изуку подготавливал лошадей к пути. В первую очередь он позаботился о Селесте, она была спокойна как всегда, легко давалась под седло и мягко брала удила тёплыми губами, прижимая покорно уши. С ней Изуку закончил минут через десять, а затем пришла очередь Хулигана. Жеребец не давался в руки так же легко, как старая кобыла. Он вскидывал голову, храпел, приподнимался на дыбы и отскакивал, когда к нему приближались, демонстрируя во всей красе свой необузданный характер. Если бы не недоуздок с верёвкой, которые с него специально не сняли, поймать его было бы невозможно. Несмотря на то, что он относился к Изуку в несколько раз более благосклонно в сравнении с кем-либо ещё после Кацуки, Хулиган слушался его через раз или два. Вчера, к примеру, он позволил без труда расседлать себя только потому, что устал за время путешествия, а сегодня — полный сил — он мог упрямиться столько, сколько ему заблагорассудилось бы.       Изуку за то время, за которое Бакуго успел собрать все их вещи и сложить палатку, смог лишь немного успокоить его лошадь, не говоря уже о всём остальном. Когда хозяин Хулигана строго одёрнул того, жеребец остановился и послушно склонил немного голову. Кацуки разобрался с ним в считанные минуты под восхищенный взгляд Мидории, чем был незаметно для всех рад.       Убрав в седельные сумки оружие, прикрепив колчан со стрелами кожаными ремнями к седлу и перекинув через плечо луки, они взобрались на лошадей и наконец отправились в ближайшую лесную чащу, где довольно часто охотились в последнее время; здесь обитала большая популяция оленей, их выслеживание занимало в сравнении с другими местностями в два раза меньше времени.       Проехав пару миль, Изуку подал знак Кацуки остановиться. Он заметил на земле характерные следы копытных животных и захотел проверить свои мысли. Потянув повод, Изуку остановил Селесту, слез с неё и, опустившись на одно колено, начал рассматривать следы. Бакуго последовал за ним и, спешившись, подошёл ближе.       — Уверен, что это олень? — спросил он. — Больше похоже на кабана.       — Уверен, — подтвердил свои мысли Деку и выпрямился. — Думаю, дальше нужно идти пешком.       — Тогда пойдём, не забудь стрелы.       Они двинулись за неизвестным животным. Характерные следы копыт, — правда довольно крупных и широких для оленя, — говорили о том, что их обладатель двигался вдоль древесной тропы у оврага, спускался вниз по склону в сторону Запада. Им попадались сломанные ветки кустов, протоптанная трава, борозды от рогов на стволах некоторых деревьев — всё это намекало на то, что, возможно, они напали на след крупного самца оленя. Это была хорошая новость, особенно для Бакуго: он хотел поймать именно самца, так как обещал отцу привезти рога. Кацуки молча следовал за Изуку — тот был прекрасным следопытом, потому честь выслеживать добычу была предоставлена именно ему.       В лесу было тихо. Неизвестные птицы издавали различные звуки от свиста до целых мелодий; в валежнике постоянно шуршали какие-то мелкие звери, которых было невозможно разглядеть за опавшими листьями. Кацуки осматривался, направляя внимательный взгляд поглубже в бурелом, выискивая не только зверей, но и других людей — охотников или бандитов.       Последние новости сообщали, что в этой части штата стали чаще происходить случаи разбойных нападений и грабежей, даже убийства. Эта ситуация очень сильно напрягала Кацуки в особенности перед поездкой. Однако он решил всё равно ехать, ибо откладывать встречу в уединении с Изуку он больше не мог: прошло слишком много времени с последней совместной поездки, у него уже не хватало терпения. Тем не менее Кацуки не собирался расслабляться. Он уже позволил себе это ночью, и сейчас от него требовалась собранность. Бакуго взял с собой не только стрелы на крупную дичь, но и ружьё, которое собирался использовать на особый случай. У Изуку же был с собой только револьвер, и он ничего не сказал Кацуки, когда увидел, как тот открепляет от седла свою винтовку.       Кацуки отвлёк от размышлений взмах руки Изуку, которой тот привлёк к себе внимание, а потом он указал пальцем вверх. Прямо над ними на ветке сидела красная белка и настороженно нюхала воздух, выпучив свои чёрные маленькие глазки. Она старалась не двигаться, чтобы не привлекать внимание людей к себе. Изуку ей улыбнулся, а потом медленно двинулся дальше по следу оленя.       Они прошли ещё пару десятков метров, и вдруг Изуку вновь встал. Он немного растерянно взглянул на землю, окинул взглядом соседние кусты, не зная, куда идти дальше.       — Что случилось?       — След обрывается.       Кацуки тоже осмотрел местность и ничего не смог возразить: земля здесь была сухой и довольно плотной, на поверхности не было видно ни единого следа.       — Что будем делать? — спросил он через некоторое время.       — У меня есть предположение, куда он мог бы пойти, но нам придется разойтись.       — Это плохая идея.       — У нас нет с тобой приманок, чтобы просто стоять на месте и ждать, пока появится олень. Нам нужно искать.       Кацуки несогласно заворчал, а Изуку ехидно ухмыльнулся.       — Что, совсем не знаешь, как выслеживать добычу?       — Я знаю, как это делается! — рыкнул Бакуго.       — Я знаю, — смягчился Изуку. — Поэтому давай искать одновременно. Ты пойдёшь дальше на Запад, в той стороне устье реки, возможно, животное пошло на водопой, а я пойду сюда, на Юг, там есть какие-то следы, я не уверен, что это именно олень, но я хочу проверить.       Бакуго эта идея не сильно приглянулась, но Деку уже пошёл в указанную им сторону.       — Встречаемся на этом же месте через двадцать минут, — негромко сказал он.       — Ладно, — нехотя согласился Кацуки и пошёл дальше.       Он сходил вниз по склону, угол наклона составлял всего градусов двадцать-двадцать пять, это облегчало его дорогу, он шёл быстро и легко; под ногами ломались ветки и шуршала сорная трава. Кацуки весь путь вниз не отпускало чувство тревоги, у него возникло ощущение, что за ним кто-то следит, но его насторожило не это, а то, что этот «кто-то» мог так же наблюдать и за Деку. Тем не менее у него не было никаких оснований так считать, и потому он отмахивался от посторонних мыслей и угрюмо шёл дальше, высматривая под ногами следы животных.       Кацуки добрался до реки, но и здесь, он не нашёл оленей, а увидел только пару кабанов, которые, заметив его, бросились в чащу леса под звуки собственных испуганных визгов. Побродив ещё немного вдоль реки, Бакуго пришёл к неприятному выводу: он точно идёт по неверному следу. Возможно, Деку повезло больше. Кацуки решил вернуться обратно на холм, с которого недавно спускался.       На обговоренном месте никого не оказалась — он подозревал, что так и будет. Встав под старым дубом и закурив сигарету, Кацуки начал ждать. Его карманные часы показывали, что с момента разлуки с Изуку прошло уже больше получаса, а это породило новую волну тревоги.       За время ожидания Кацуки успел выкурить ещё три сигареты, но Деку до сих пор не показался. Лес был тих и спокоен. Стояла жаркая, безветренная погода. В шляпе становилось душно, пот струился по лицу и шее, приходилось постоянно протираться платком, который ему насильно засунула в карман мать.       — Да где ты, чертов задрот.       Кацуки начинал злиться. Тень дерева, под которым он стоял, заметно сдвинулась в сторону с ходом времени. Он начал терять самообладание и решился пойти на Юг, куда отправился Изуку. Он не мог больше его ждать.       Побродив между стволов высоких клёнов, Кацуки вдруг услышал выстрел. Он вскинул голову и прислушался. Это точно был не револьвер Деку, такой звук мог издать только карабин, которого у последнего при себе не было. Кацуки начал беспокоиться ещё сильнее. Здесь был кто-то посторонний.       — Нахер я с ним разделился, блять, — ругался он сам на себя.       Надо было настаивать на том, чтобы оставаться вместе, пусть пришлось бы принять тот факт, что он не настолько хорош как Деку в выслеживании диких зверей, но хотя бы он был рядом и мог в случае чего защитить его.       У Кацуки на мгновение проскользнула мысль, что, возможно, Изуку в безопасности, мог так же услышать этот выстрел и решить вернуться обратно на место встречи; что он зря переживает, но интуиция Бакуго подсказывала, что это не их случай. Паника и гнев в нём распалялись всё сильнее, с каждым шагом. Он шёл в направлении выстрела, прислушивался к другим звукам, которые создавали местные обитатели. Кацуки расслышал что-то похожее на топот множества копыт — с таким звуком он встречал ранее табуны диких мустангов, которые бегали по прериям в поисках богатых пастбишь. Только на текущий момент в этих краях редко встречались мустанги, их практически всех изловили. Это ещё немного напрягло Бакуго.       Вдруг он заметил среди деревьев какое-то животное и, приглядевшись, признал в нём лошадь, и это была не дикая лошадь. Она была под седлом, но без всадника, серая в яблоках…       Это была Селеста.       Кацуки бросился к ней. Лошадь, заметив его краем глаза, испуганно заржала, приподняла корпус над землёй и торопливо поскакала прочь.       — Стой, бестолочь! — крикнул ей Бакуго. — Остановись! Это же я!       Услышав знакомый голос, лошадь сбавила ход, чуть не споткнулась о корни дерева, что толстыми змеевидными телами расползлись по земле, и, встряхнув гривой, начала обеспокоенно топтаться на месте. Кацуки подошёл к ней и взял её за повод, чтобы ей вновь не захотелось убежать, похлопал её по шее в успокаивающем жесте. Так и хотелось спросить, что она тут делает и куда делся её хозяин, но ответа от немолодой кобылы Бакуго не смог бы получить, даже если бы просил в слезах.       Как только лошадь немного успокоилась и перестала бить копытом по земле, Кацуки заметил прибитую к седлу записку. Самые плохие его опасения становились реальностью. С яростью и презрением он раскрыл письмо. Это был не почерк Изуку, это написал какой-то ублюдок, который в письме вульгарным тоном предлагал обменять Деку, — как там было написано — «возлюбленного», — на деньги. Очень большие деньги. Эти нелюди знали о нём — о них! — следили за ними, а как только появилась возможность, сразу захватили Изуку и теперь шантажируют Бакуго.       Кацуки в ярости разорвал письмо, хранить его не было смысла: в нем не было ничего полезного, кроме уже известных ему инициалов главаря этой банды, который похитил Изуку. Он о них знал, как знал и Мидория, именно об этой банде писали в газетах последние несколько недель подряд, именно из-за них в этих местах резко возросла преступность. Кацуки было известно приблизительное местоположение их лагеря, об этом недавно разболтал ему шериф города будучи не очень трезвым.       Мысли позвать кого-то на помощь у Бакуго не возникло, он тут же взобрался в седло, — искать сейчас Хулигана не было времени, — и, ударив пятками кобылу, пустил её вперёд. Сначала она пошла аккуратно, глядя под ноги, переступила несколько толстых корней, а потом ускорилась и быстро поскакала, куда направляли её поводья.       Кацуки выбежал из леса и направился в логово банды, терзаемый мыслями о том, что он не должен был оставлять Деку одного, не должен был быть таким беспечным, он был обязан найти новое место для их встреч, а не вести их обоих к тем проклятым валунам — туда, где устраивали беспорядки какие-то сволочи. Он корил себя за всё. Как же он жалок.       Единственное, что немного успокаивало Кацуки, так это то, что к письму не приложили никакие дополнительные «стимулы» в виде отрезанных пальцев или чего-то ещё. Он очень этого боялся и бежал со всех ног, не щадя лошадь, гнал её вперёд, чтобы успеть предотвратить самое страшное. Прошло не слишком много времени с тех пор, как бандиты украли Изуку, они ничего не смогли бы успеть с ним сделать, кроме того, чтобы избить и связать, а самим на радостях напиться. Конечно, они ждали Кацуки намного позже и с деньгами, а не прям сегодня злого и лишённые рассудка с оружием на голо, — ему было плевать, он хотел спасти Изуку, а взамен отдать только пару пуль в лоб.       Селеста устало храпела и вскидывала голову, но ход не сбавляла, подгоняемая наездником. Бакуго понимал, что ей тяжело, и Деку ему спасибо не скажет, когда увидит свою лошадь полуживой со вспененным ртом, но он не мог останавливаться — каждая секунда могла стоить его жизни.       Когда же они приблизились к зоне логова на расстоянии полумили, Кацуки сбавил скорость. Лошадь вымученно зафыркала, сгибая шею вниз, и он в благодарность погладил её по мокрой шерсти.       — Хорошая девочка, — ласково произнёс он, как это делал сам Деку.       Кобыла ещё долго тяжело дышала, продолжая движение по инерции, а Кацуки старался высматривать вдалеке лагерь бандитов. При себе у него не было бинокля, тот остался в седельной сумке на его лошади, приходилось полагаться на своё зрение. Солнце давно вышло из зенита, но всё ещё было высоко, оно светило прямо в глаза и сильно мешало Бакуго искать, благо шляпа немного помогала ему.       Земля под копытами лошади имела кирпичный оттенок, была сухой, превращалась в пыль и уносилась ветром сразу, стоило только подковам немного потереться об неё. Кацуки утомлённый скачкой сам тяжело дышал, переводя дыхание, скрипел зубами от злости, щурил гневный взгляд, высматривая своих врагов.       И вот наконец он увидел почти на горизонте что-то похожее на лагерь, там разложили несколько палаток, на привязки стояли лошади, был разведён огонь, дым от которого поднимался высоко в безоблачное небо, и по лагерю ходили люди. Кацуки пригляделся и заметил двух часовых, что стояли поодаль, именно они представляли наибольшую опасность, так как при виде его сразу откроют огонь.       Перед Бакуго стояла сложная задача: ему требовалось подойти как можно ближе, желательно нейтрализовать часовых и остаться незамеченным, а после убить главаря и оставшихся четверых человек. Это было практически невыполнимо. Но и вариант просто ворваться в лагерь и застрелить каждого единовременно казался не только сказочным, но и неправильным. Если он начнёт нападение, то рискует вынудить этих ублюдков убить Деку на месте, а ему это не нужно, как бы сильно он не хотел видеть их трупы, ему надо было всё обдумать, прежде чем рваться в бой.       Оставив Селесту в совсем маленькой роще, которая в этом поле была чуть ли не единственная, Кацуки пошёл к бандитам, покрепче сжав в руках винтовку. Лагерь разбили возле реки, у заброшенной мельницы, можно было видеть гнилое водяное колесо, винты которого от старости почти все разрушились; в старом домике рядом, очевидно, и держали Изуку. Бакуго подкрался со стороны холма, это давало ему дополнительной скрытности, он спрятался в траве и вдруг заметил свою собственную лошадь, которая стояла на привязки. Они не только Деку похитили, но ещё и своровали коня! Это поистине дурной тон, конокрадов никто никогда не любил во все времена. Кацуки ещё сильнее возненавидеть этих тварей и решил приступить к действиям.       Ему было очень тяжело оставаться незамеченным, только благодаря недюжинной ловкости и удаче ему удалось удушить одного из часовых и не поднять при этом тревоги. Он смог подобраться ещё ближе к дому и расслышал разговор бандитов между собой. Он понял, что они издевались над Деку, смеялись над ним, задавали идиотские вопросы про то, когда же к нему приедет его принц и спасёт его, и всё это сопровождалось таким мерзким смехом, что у Кацуки начался приступ тошноты от злости.       Он поднял винтовку, упираясь плечом в приклад, и передёрнул затвор. Взглянув через прицел на кончике дула, он направил ружьё к цели — ей стал бандит, который вышел из дома к реке, собираясь справить нужду прямо в воду. Как только тот взялся за пуговицу на штанах, пуля пробила его голову насквозь, и он обмякшей тушей полетел в реку, ударившись о грязное, песчаное дно. Мгновенно на улицу выскочил второй мужик и был тут же застрелен, содержимое его черепа брызнуло на стену и сразу тонкими струями побежало к земле вниз. В Бакуго полетели встречные пули, он максимально близко прижался к земле и отполз чуть дальше, меняя местоположение.       Его враги матерились и стреляли, перепугав всех лошадей и крыс, что прятались в этих руинах одинокой мельницы. Он прям слышал этот писк. А, может, так визжали его враги, перед тем как испустить дух.       Кацуки не заметил, как в него попала пуля, разорвав мышцу плеча, словно паршивая собака, он лишь заметил, что у него задрожали сильнее руки, но хватки он не ослабил. И когда последний враг осел на землю, держась за простреленный живот, пытаясь удержать вытекающую из него жизнь, он только тогда услышал эти приглушённые крики Мидории:       — Каччан, ты не должен был! Каччан!       А в это время на красной глинистой земле растекались кровавые пятна, что казались практически чёрными в лучах заходящего летнего солнца.