Язык нежности

Ункасу следовало знать, что до этого дойдет. Его раны начали зудеть, как бывает, когда они затягиваются новой кожей. Теперь Ункас мог охранять лагерь по ночам, а его рука наконец твердо держала томагавк. И, судя по еле уловимой усмешке, появлявшейся на лице бледнолицего брата всякий раз, когда Алиса приближалась к Ункасу во время пути, он достаточно отдалился от смерти, чтобы над ним можно было подшучивать. Это началось исподволь — каждый раз, когда Натаниэль ловил взгляд Ункаса, когда Алиса оказывалась поблизости, уголки его рта чуть приподнимались. А с тех пор, как Алиса, очевидно, решила, что ей нравится быть его тенью, такое случалось часто. (Ункас не мог обижаться на нее, даже не совсем понимая, что это означает). Потом Алиса начала садиться ближе к нему за едой, и Натаниэль стал улыбаться еще шире. Потом она принялась заводить с ним беседы, втягивая в разговор. Когда Ункас начал отвечать на ее любопытные расспросы чуть подробнее, чем нужно, взгляд Натаниэля стал проницательным, как у ястреба. Конечно, Ункас понимал, что это шутка. Он только удивлялся, почему брат так долго не забывает про нее. * Это наконец произошло на берегу реки, где они остановились, чтобы утолить жажду и наскоро сполоснуть руки и лица, а потом двинуться дальше. — На-та-кан, — Ункас поднял голову, услышав это. Натаниэль присел рядом и с наигранной серьезностью посмотрел на него. — Похоже, нам придется изменить планы на зиму. Натаниэль говорил на языке могикан, понизив голос, так что сперва Ункасу показалось, что он собирается сообщить что-то важное. Потом уголки его рта чуть приподнялись, так неуловимо, что только Ункас и отец смогли бы заметить, и Ункас понял, что бледнолицый брат думает не о том, какой дорогой добраться до Огайо, или как избежать британцев. — Например, нам потребуется научить маленькую золотистую крольчиху паре делаварских слов. Ункас от души плеснул в Натаниэля водой, а тот со смехом увернулся.