Шаг влево, шаг вправо

      Форма белая, что скулы сводит, иллюзорно веет чистотой и показной невинностью помыслов. Возвышенностью. Идеальностью. Холодом.       Неприятно давит и натирает шею тугой воротник.       Воротник каждый раз ощущается туже обычного во время отчетов перед Бьякураном: бесконечно тянется пара минут, и улыбка на экране напротив или вживую – приторно-сладкая, под стать обожаемому «боссом» зефиру, дьявольски «добродушная», что хочется плечами повести, стряхнуть гнетущее чувство и сделать медленный и глубокий вдох. Нельзя.       Быть бесстрастным, собранным и держать эмоции в узде – можно.       Предательски собирается незаметная капелька пота на виске, норовя скатиться по скуле. Не будь в Мильфиоре строгих требований к дресс-коду – Шоичи ходил бы в обычной футболке, может, оставив форменные брюки, но не куртку – жаркая, душная, слишком пафосная для кого-то «простого», вроде него.       Порядок внутри семьи есть порядок. Скрипит под пальцами застегиваемая молния.       Мерно шумит процессор, потрескивая и пощелкивая от долгой работы, мелькает перед глазами зеленоватый экран, освещая бледное от усталости лицо. Достаточно один раз неосторожно моргнуть, смыкая наливающиеся свинцом с плавно текущей минутой веки, – плоская проекция Мелоне, въевшаяся в память и сознание до последнего элемента чертежа, каждый отдельный куб базы – в объеме идентичен другому. Спать еще рано, не закончен мельтешащий наборами цифр код.       Каждый куб подвластен и управляем «Солнцем», всего-то нужно активизировать коробочку, Шоичи делал это неоднократно. Кольцо Маре обрамляет палец по фаланге – всегда.       Шоичи внешне хладнокровен привычно, путает ходы, сбивая с пути – разделяя – юную семью Вонгола, держится ровно-сдержанно в присутствии Червелло, замерев внутренне в ожидании: справятся ли? смогут ли?       Решающий отсчет начался, ссыпался незримый песок в колбах, оповестив о времени перевернуть часы, чтобы – начать. В висках минута за минутой стучат и отбивают быструю дробь, едва не звучат шепотом на губах пункты намеченного еще взрослой версией Десятого главы плана: он предупреждал – «не церемониться».       Не выдавать себя.       На базе даже у стен, кажется, есть уши и глаза, мерещатся в каждом углу, за каждым поворотом коридора6: любое действие, до вдоха и выдоха, – наблюдаемо.       В комнате Шоичи есть покой и хаос гения: постель завалена дискетами, платами, кучей расчетов. Негде ступить на полу и сделать шаг, чтобы не ощутить, как что-то издало шорох бумаги или треснуло под подошвой. Нетрудно задеть носком ботинка и пнуть под кровать пустую банку. Влияния Джессо в крохотном захламленном пространстве четырех стен будто бы нет.       Гораздо проще себя убеждать, что давит только белизна формы. Хватит воли, чтобы справиться с остальным, когда на кону – все: своя и чужие судьбы.       Обязано – должно – хватить сил и духа.       Шоичи роняет голову на грудь и резко раскрывает глаза, очнувшись от приступа дремы, нашептываемой усталостью, граничащей с переутомлением, застучали пальцы по клавиатуре вновь. Играет на линзах очков отблеск света монитора, скачут, высвечиваются цифра за цифрой.       Момент – еще не настал. Грезить о нем раньше времени – пустое.       Молча ждать, затаившись, – можно.       Просчитывать дальнейшие ходы – на все есть четкий стройный анализ – необходимо.       Резкие боли в животе на грани нервного срыва, тугие комки волнения в горле без свидетелей поблизости – досадные издержки.       Далеки и забыты юношеские мечты о музыкальной карьере.       Связь с мафией сродни добровольному принуждению.       Ирие словно ходит по лезвию ножа: шаг влево, шаг вправо – не так-то просто держать в неведении Джессов, быть «своим» и лишних подозрений ни единым сокращением лицевого мускула не вызывать. Не позволять усомниться в давней дружбе со времен студенчества.       Дружбе. Доверии.       Не первый год Шоичи в игре под аккорды электронной музыки.