Сборник имейдженов: научи меня любить

Земо, стоя у барной стойки, пока Барнс и Уилсон благополучно отправились по выяснению очередного обстоятельства, в котором барон, вероятно, был бы лишним, заваривает себе чай. Малиновый. Он расслабляет и даст некоторое время, чтобы подумать о предстоящем аресте, в котором удружат Дора Милаж. Нельзя упускать чудесный шанс, что дала сама судьба по высвобождению из берлинской тюрьмы: можно ли только подумать, что тупые замки открывались при помощи ключа? Наверняка вояки специально не светили ими прежде, иначе бы мужчина догадался о том, как выбраться. Может и не сразу. Однако, вот незадача — цели жить изо дня в день, занимаясь какими-то делами абсолютно нет. Стоит ли вообще пытаться сопротивляться? Если бы только было больше, чем шесть часов для того, чтобы обдумать. Может быть, именно на девятый придет мысль чему стоит посвятить ему жизнь теперь. Джеймс тоже хорош, бродил ещё два часа где-то прежде, чем сообщил, что Гельмуту осталось всего-то восемь часов оставаться на воле. Мда. Пар исходит от кипятка в белой фарфоровой чашке, имея светло-коричневый, словно цвета карамели, оттенок. Сахар не добавляет. Сегодня не хочется перебивать ярко выраженный вкус ягоды, заключённой прежде в пакетик. Барон взглянул на часы, висящие слева от него. Отметив, что прошло уже сорок четыре минуты, как эти «два придурка» отсутствуют. Махровый халат он надел после душа, всё ещё не успев влезть в уличную одежду, которая, определенно, пригодится сегодня не только днём, но и вечером. Впрочем, пока время позволяет никто не мешает ему расслабленно выпить горячий напиток в мягком одеянии. Мысли о том, что они придут не скоро прервал звук открывшейся в квартиру двери. Брови нахмурились, Земо встал. «Вернулись?» Он встревоженно и суетливо вновь нашел глазами часы, посчитав, что, возможно, увидел то, что хотел, а времени прошло значительно больше? А что если часы вовсе не работают, а он-дурак и принял за чистую монету. Прищурив глаза, барон взглядом отыскал щелкающую стрелку на белых настенных, и с лёгким облегчением вздохнул. Нет. Всё в порядке, время до прихода гостей из Ваканды ещё есть. «Тогда кто там? Могло ли показаться?» Прошла всего минута, как скрипнула входная дверь, но сердце мужчины непроизвольно учащает пульс. Страх присутствует. Неизвестность всегда пугает. Внешне он пытается сохранять спокойствие. «Может стоит выйти из комнаты первому? А вдруг это Карли? Вздор. Что ей тут делать.» Остаётся лишь ждать. — Хайке?.. — руки сделались ватными, кружка с горячим напитком полетела на пол, обжигая каплями ноги в тканевых тапочках. Лишь небольшими каплями, ведь основная масса жидкости оказалась правее от ног, так как кисть навесу находилась примерно там. — Гельмут… — на твои глаза накатываются слезы. Столько лет. Прошло столько лет. Ты не решаешься сделать первый шаг лишь потому, что не веришь до конца в то, что видишь. Это правда он? И он стоит прямо здесь? Максимум в десяти шагах? Губы Земо подрагивают ровным счётом также, как и ладони, что находятся сейчас по швам. Он вглядывается в женские глаза, родные глаза, которые приходили к нему из ночи в ночь. С годами образ становился более размытым. Но твой портрет в голове оставался такими же прекрасным. Невероятным. Любимым. Щеки, милые щеки, что барон так любил зацеловывать перед сном. По ним стекают хрустальные и солоноватые капли слез, падая прямиком на ворот бежевой кофты. Его ноги словно вросли в пол, он не может сделать и шага. Окаменел. «Неужели галлюцинации? Неужели всё настолько плохо? Почему сейчас? Не было ведь никогда? Неужели… Неужели я действительно схожу с ума?» Мышцы на лице мужчины непроизвольно живут своей жизнью, вызывая влажные скопления у ресниц. Это больно. Когда его подсознание стало ему врагом, что смогло сковырнуть рану, не способную зажить никогда, но слегка закупорившуюся временем? — Ты живой.. — ты истерически усмехнулась, сквозь слезы и подступающую истерику, что так и просится облечиться. Камень, что длительный период давил на лёгкие, мешая дышать вольно и открыто испарился, разом ушел, оставив после себя катарсис. Ты сдерживала себя долгое время, чтобы Карл ни за что не подумал о том, что надежды найти папу и вернуться к обычной когда-то жизни разрушены. Ведь у тебя не было зацепок, почти никаких. Только громкие заголовки, что переодически мелькали в газетах и то появились они далеко не сразу. Но этого уже было очень много для того, чтобы начать путь. Не было и уверенности в том, что получится провернуть тот план, что предложил отец Гельмута, Генрих. — Да, — прерывисто выдохнув, барон бросил это хриплым от скопившихся во рту и горле слюней, резко нагрянувших от заложенности благодаря слезам носа, — а ты… ты. — когда Гельмуту пришлось «превратиться» в психолога для зимнего солдата, он изучил немало диссертаций и важных книг. В одной из подобных была глава, в которой сообщалось: «чтобы победить глупости, процеруемые собственным мозгом, нужно нагло заявить о вашем протесте. Заставить его поверить в то, что вы говорите». Внезапно вспомнив это, Земо решил воспользоваться тактикой, но язык словно не слушается. Мужчина не смог сказать вслух то, что ты мертва. Ведь сейчас твой облик такой реалистичный, лучше любого сна, в котором ты подходила и обнимала его, поглаживала по голове, постоянно перебирая пальцами волосы, приговаривая, что рядом, что всё хорошо. — «Ничего ведь не случится, если я раз обниму ее? Я больной горем человек, мне можно» — в голове тут же пролетела навязчивая мысль о том, что подумают Баки и Сэм, если резко вернутся и увидят со стороны как он обнимается с пустотой. Решат, что не в себе. В любом случае, плевать. Он никогда не гнался за тем, чтобы быть авторитетом в чьих-то глазах. Кроме Карла. — И я жива, Гельмут, — голос дрожит так сильно, что, кажется, ещё слово и ты рассыпишься на мелкие частички его разбушевавшейся фантазии. Он мог бы посчитать, что дело в чае, в веществах или порошке подсыпанном в качестве умышленного убийства или шутки, но мужчина не сделал ни глотка, — я тоже…ж..жива, — ты начинаешь улыбаться, продолжая непрерывно глядеть на барона, по щекам которого стекают еле заметные слезинки, делая звучные вдохи и выдохи в попытке собраться и привести себя в порядок, но тело, голос и всё, что только у тебя есть не в твоей власти, оно не подчиняется тебе. Мужчина сорвался с места и наконец нарушил дистанцию между вами. Он зажмурился. Сильно-сильно зажмурился, когда твои руки коснулись его плеч, а его ладони обвили твою спину. Его тихие всхлипы превратились в рваные вздохи, — почему галлюцинация кажется такой настоящей? — вдруг сказал он, изо всех сил прижимая твое тело. — Потому что это не галлюцинация, — ты уткнулась покрасневшим носом в его халат, без конца поглаживая открытую кожу под затылком, переходя к мягким слегка прохладным от влаги волосам, пытаясь насытиться присутствием мужчины. — Как? Как это возможно? — барон мягко держит тебя за предплечья, отстраняясь, чтобы видеть твои глаза, — я видел тела. Я был на могиле. Офх, милая, — он вновь притянул тебя к себе, вдыхая до боли родной запах духов, как тебе только удается использовать один только аромат всю свою жизнь так, что он ни за что не надоедает, никогда, — милая, — произнеся последнее шепотом, потираясь щекой о макушку, не веря своему счастью. — Это была блажь, — выговорила ты, — туда подкинули каких-то людей, пострадавших в тот день. Их же похоронили под нашими именами. — Карл..? Карл он жив? — с блеском надежды в глазах спросил Гельмут. Сердце кольнуло, на секунду допустив отрицательный ответ, а в горле застрял ком. Кажется, пройдет ещё мгновенье без ответа и он потеряет сознание. — Да. Он в порядке. Твой отец тоже, родной, мы все в порядке. Никто до этого момента не сдерживал слезы, но именно сейчас они полились пуще. Но только то были слезы горечи, ностальгии и потери, а теперь лишь счастья. Абсолютной наполненности и уверенности впервые за долгие годы в том, что всё хорошо. — Где они? — В безопасности. — Где, Хайке? — Мы сняли тут квартиру, неподалеку. Тебя найти оказалось не так просто, — ты попыталась усмехнуться. — Я все это время думал, что потерял вас, — мужчина опустил руки к твоим ладоням, сжимая их крепче, — где вы были, милая? — поднося костяшки к тонким и подсохшим губам для того, чтобы подарить множество заботливых поцелуев. — Изначально нас взяли в плен. — Плен? Кто? — Гидра. — Что? — зрачки барона расширились. — Да. ЭХО Скорпион. Не представляешь, но даже в элитном заковианском военном подразделени эта нечисть успела пустить свои корни,— слово за словом, то быстро, то медленно, вываливаешь события на барона, что внимательно слушает, вникая в каждую интонацию, что ты вкладываешь в предложения, — когда ты был командиром, у высоких чинов не было последователей, но низшие.. они были заполнены гидровцами сполна. Им нужны были новые подопытные, они посчитали, что Карл может быть отличным… — всхлипнув, ты пытаешься собрать мысли в одну кучу, чтобы рассказать обо всем по порядку, — вариантом. Земо прорычал, нахмурив свой взгляд. Его глаза, и без того темные, стали на оттенок мрачнее, излучая лишь абсолютную злость. Но он не позволяет себе перебить твой рассказ, сдерживая эмоции. — Нам удалось сбежать. Произошел производственный взрыв, тогда я очень испугалась, а потом твой отец сказал, что причастен к нему, а потому искать нас должны были определенно,— заведя прядку своих волос за ухо, которая не так-то сильно и торчала, просто по привычке, — мы спрятались как можно глубже. Ждали, искали способы, прятались. Делали всё возможное, чтобы выиграть время. А потом узнали и о кладбище. Знаешь, довольно смешанные чувства — видеть своё фото и имя на могиле.. — Мне так жаль, Shatzi. Мне так жаль, — он притянул тебя ближе к себе, прижимая за талию к своему телу, продолжая смотреть в глаза. — До этого, — ты качнула головой, словно вспомнив деталь, о которой забыла упомянуть, — они оставили нас с Генрихом тогда в живых только по мольбе Карла и при условии, что мы будем работать среди них. — Они так легко доверили вам работу в гидре?.. Незнакомцам? — В тот момент были проблемы в качественным персоналом, так что да. Нам пришлось некоторое время служить им. По спине барона пробежал холодок в перемешку с мурашками, он троекратно пожалел о том, что тратил время на месть, когда должен был убедиться в других, более значимых вещах. — Прости, что не пришла к тебе в тюрьму. — Ты знала?.. — Земо удивленно вскинул брови. — Да, но мне не позволили пройти туда официально. Оставалось только ждать и перебирать множество планов по тому, как тебе помочь, но тот мужчина с металлической рукой оказался быстрее. — Джеймс, — он вздохнул, решая отметить эту деталь. — Я должен был догадаться. — закрыв глаза, Земо прикусил десну, желая причинить себе боль за то, что упустил из виду нечто важное. — Нет, — ты коснулась пальцами его щек, стирая солёную влагу, — нет, родной. Ты не мог. У тебя было множество доказательств, твердых и железных. Ты не мог, — ты вздохнула, продолжая удерживать ладонь на его скуле. — Я не должен был уезжать по работе тогда. Я не должен был вас оставлять, — слова сами льются изо рта также скоро, как и капли из глаз, создавая в унисон картину полного отчаяния и неподъемного чувства вины, — я должен был послать всех и остаться с вами. Ты отрицательно покачала головой, — поехать туда было твоим долгом. Ты был на руководящей должности, ты не мог их бросить. — Но бросил вас. — он перевел взгляд в сторону. — Эй, — ты положила вторую ладонь на левую щеку, поворачивая голову барона к себе, — теперь всё это не важно. Я наконец-то смогла тебя найти, — ты тепло улыбнулась, а внутри мужчины словно зажёгся факел, способный теперь согреть огромную пещеру, томящуюся слишком долго на морозе. — Я люблю тебя. — глядя в твои глаза, Гельмут сказал это самым честным голосом. Он мечтал хотя бы раз произнести тебе это глядя в глаза. Не стоя у еловых веточек, не во сне, не фотографии. А вот так, как сейчас. — Я тоже люблю тебя, — ты вся дрожишь, но этот мандраж вызван радостью, сплошным восторгом и нескончаемым удовольствием видеть человека, которого только и могла воспроизводить своим сознанием, за неимением не единого снимка и сообщения. Притянув его за скулу к себе, ты оставила мягкий поцелуй на его губах. Барон его повторил. Только сейчас Гельмут вспомнил о том, что сегодня за ним обязательно нагрянут с проявленным желанием забрать с собой, — нам нужно идти. — Куда? — За Карлом. И папой, — быстро скидывая с себя халат, оставаясь в одних боксерах, от вида которого твои щеки поробели, словно ты впервые увидела мужа обнаженным, а губы обернулись хитрой еле заметной улыбкой, когда ты машинально вспомнила не одну ночь, проведенную рядом с ним. Ведь за всё это время у тебя ни разу не было мужчины. Ты не смотрела на них, они были не интересны, не важны. В голове всегда был лишь он и мысль о том, что он жив заставляла просыпаться по утрам, заставляла искать снова и снова, ездить опять и опять. Гельмут быстро перебирает в шкафу и через короткий срок стоит перед тобой совершенно одетый, поправляя загнувшийся рукав на правой руке, — идем? Должно быть, он страшно подрос. — умывшись несколько раз под струёй воды у раковины, он протянул тебе влажные гипоаллергенные салфетки, чтобы привести лицо в порядок. — Это точно. Характер боевой, — ты провела под глазами, стирая размазанную тушь, а после избавилась от соленых подтёков на подбородке, —Он весь в тебя. Земо усмехнулся, кладя пачку на ближайшую тумбочку. — Почему дверь открыта? — послышалось у входа в квартиру, но барон открыто проигнорировал это, хватая тебя под руку и направляясь к выходу. — Это ещё кто? — насторожено бросил вошедший Сэм. За ним в комнате появился и Барнс. — Убери пушку, идиот, — прорычал Земо, сделав несколько шагов вперёд, чтобы ты оказалась позади него. Но Сэм продолжает стоять на месте ровно, пока на прицеле вы оба. Лицо Гельмута всё такое же серьезное, не внушающее позитивного всегда аристократа. На мгновенье, Баки узнал этот взгляд, взгляд, который когда-то принадлежал ему. Напряжённые жилки и морщинки у глаз словно выстроились в одну систему, такую, когда любой ее имеющий, способен на отчаянные поступки. Джеймс коснулся плеча товарища, — опусти. Посмотрев сперва на Барнса, затем чуть остывшим взглядом вновь на вас, Уилсон опустил дуло, — кто это? — повторил свой вопрос менее агрессивным тоном. — Это моя жена. — Твоя кто? — его глаза буквально выпрыгнули из орбит, он хотел было обвинить барона во лжи и желании запудрить всем в очередной раз мозги, после начав гнать на Баки, что тот вообще вытащил его. — Моя жена, — ласково глянув на тебя, — баронесса Земо. — Супер, а то одного Земо нам было недостаточно. Сглотнув слюни, Гельмут сжал твою ладонь крепче, последовав к выходу. — Куда вы собрались? — продолжает напирать Сэм, преградив своим туловищем проход. — Нам нужно ненадолго покинуть здание. — Ага, сейчас. — пассивно агрессирует он, пока Барнс хмуро отмалчивается, — ни за что. — Там мой сын. Я должен его увидеть. — Мне плевать, Земо. Пусть сюда приходит он. А ты останешься под присмотром, — сложа руки на груди, — я тебе не доверяю, — совсем не скрывая своего отношения к товарищу, проговорил сокол. Барон стиснул челюсти, сдерживаясь от того, чтобы не вмазать Уилсону. — Джеймс. Баки посмотрел на Гельмута, обратившегося только что. Не произносящего ни слова боле, лишь требуя вердикт. Последнее слово. Как всё равно, что спросить у мамы и папы, так стоит одному дать согласие, то считается — разрешено. Барнс видит перед собой человека с опухшим носом и красными глазами, в левом, кажется, вообще лопнул сосуд. Вероятно, от навалившейся новости. Щеки шершавые от солёности слез, что, судя по всему, присутствовали на лице совсем недавно и не в малом количестве. Он нашел то, на что потратил уйму лет жизни. То, ради чего использовал его самого́. Баки верит ему. Перевёл взгляд на тебя, кротко оглядев черты заплаканного лица. Счастливые. Потом голубыми и уставшими глазами нашел часы, — иди. Сэм закатил глаза, не понимая, почему Барнс даёт ему столько поблажек. Но он и не поймет. Пока нет. Ведь этих двоих связывает одна прочная нить, и нет, речь даже не о гидре, хотя, ее существование играет важную роль в судьбах как Баки, так и Гельмута. Речь о боли. Боль потери, нескончаемое чувство вины и миллионы кошмаров, являющихся не просто гостями по ночам, а постоянными жителями, частью одного большого цикла сна. И если у барона есть шанс излечиться, то для Джеймса возможность дать ему этот шанс слаще любого малинового чая, что он выпил за эти пару дней, находясь в компании Земо. Надеюсь, что Уилсону никогда не будет дано их понять. Бак коснулся предплечья мужчины, когда тот поровнялся с ним. Сперва тот нахмурился, но подумать ни о чем не успел, как услышал, — берегите себя. Гельмут кротко кивнул, а затем держа тебя под руку покинул квартиру. И здание. А вскоре и страну. Знал ли Барнс, что он сделает так? Знал. Он был уверен. А когда всё оказалось покончено с Карли, супер солдатами и сыворотками, мужчина вернулся в квартиру, в которой они жили около недели в Латвии и где видел последний раз барона, чтобы забрать один документ, лежащий, кажется, в среднем ящике кухонной тумбочки, среди круп и сахара. Найти его не заняло много времени, Сэм засунул именно туда его специально, чтобы никто не смог нарочно украсть. Закончив, перед тем, как погасить в гостиной свет, Бак обернулся: в глаза бросился валяющийся на полу халат барона и на мгновенье на его губах мелькнула улыбка, короткая, но добрая. «Надеюсь, у него всё сложится».