Фотоаппарат запомнит нас счастливыми

      Ей казалось, что все становилось все интереснее и интереснее, ведь прямо сейчас Мона села рядом с парнем, осторожно накрыв его ладонь своей. Скарамучча даже бровью не повел, продолжая читать конспект. Конспект также дописывал за него Кадзуха — в его почерк Райден выглядывался особенно сильно. Мегистус была удивлена тем, что он совсем не отреагировал, хотя должен был отдернуть ладонь.       Сердце Моны забилось. Она нервно сглотнула и аккуратно положила свою голову на его плечо. И даже так Райден сидел смирно… Щеки девушки слегка залились тусклым румянцем. Это Кадзуха на него так повлиял? Если так, то… Мегистус чуть поджала губы. Ее пугало то, что Кадзуха и Скарамучча проводят больше времени вместе. Но ей не хотелось этого! Не хотелось, чтобы он как-то влиял — нет, она вообще не желала этого, ведь это она должна влиять!..       — Ты выглядишь таким нервным, Скарамучча, — заметила Мона, прижимаясь к нему ближе. Затем она облегчённо вздохнула, словно с плеч упал огромный груз. Он не отталкивает ее. Не отталкивает…       Мегистус забыла, как приятно прижиматься к кому-то. Она чувствует какую-то смесь безопасности. И Скарамучча, вроде как, не против… Это удивило девушку особенно сильно.       — Хочешь, я помогу?.. — дрожащим голосом предложила Мона.       Тетрадь по истории осталась на столе. Ручка тоже лежала там. А голова Скарамуччи падает на мягкую подушку. Он с небольшим удивлением взглянул на Мегистус, которая в один момент нависла над ним. Райден с непониманием наблюдал за ней, и его веки чуть дернулись, когда Мона накрыла его губы своими. Ее поцелуй казался таким нежным и добрым, но в то же время каким-то… захватывающим. И захватывающим не в смысле «впечатляющий» или «манящий» или что-то в этом роде. Мона этим поцелуем словно «метила свою территорию».       Однако это не длилось долго — Скарамучча, аккуратно взяв ее за плечи, неторопливо отстранил девушку от себя. Неторопливо, потому что ему не хотелось обижать ее. Их дыхание слегка сбилось, а щеки приобрели бледновато-розовый оттенок. Райден наблюдал за Моной теперь растерянно, а та в свою очередь начала чувствовать отчаяние и что-то наподобие стыда.       — Ты начал проводить так много времени с этим Кадзухой. Начинаешь отдаляться от меня, и сегодня ты впервые позволил прикоснуться к себе, — прошептала Мегистус.       Теперь нервно сглотнул Скарамучча. Так же он был немного возмущен, что Мона думает о нем вот… так. Однако внутри себя он осознавал, что это его вина. В ситуации, в которую он попал, виноват только и только он.       — Пожалуйста, — добавила Мегистус, сжимая под пальцами ткань его темно-фиолетовой футболки.       Райден замялся. Он знал, что ее стоит оттолкнуть. Было необходимо отстраниться от нее и не подпускать еще ближе, но… Но если он избавится от нее, то мать тем более больше не будет хоть как-то уделять ему внимание, а ведь Скарамучча до сих пор помнит ее улыбку, когда он привел Мону в дом…       Темноволосый тяжело вздохнул. И убрал руки с плеч Мегистус. Уголки губ Моны дернулись в грустной и тоскливой улыбке, и она вновь поцеловала Райден. Не было похоже, что Скарамучча отвечает на этот поцелуй, но он, кажется, пытается. Он слегка прижимается своими губами к ее губам, дрожащими пальцами заправляет ее выбившуюся прядь волос за ухом и не отталкивает ее.       И Мона правда считает это чистой любовью. Привязанностью — одной из лучших ее проявлений. Она прижимается к нему крепче, словно завтрашнего дня больше не существовало. От предвкушения, Мегистус не могла не задаться вопросом, не было ли все это, в конце концов, какой-то дурной шуткой. Но пальцы Райден, которые путались в ее волосах, отвлекали ее от этой мысли.       Веки Скарамуччи чуть дернулись — он почувствовал, как Мегистус начала растегивать его ширинку. На брюках Райден не было ремня, что намного упростило работу девушку. Рука Скарамуччи хотела метнуться к запястью Моны и остановить ее от безумия. Хотела метнуться, но Райден остановил себя, не зная почему. Потому что вина давит на плечи. Потому что не хотел расстраивать Мону и отдаляться. Скарамучча на самом деле с самого начала не хотел причинять вред Мегистус.       Теперь его брюки где-то у колен. Как и его нижнее белье. Сердце в груди Райден колотилось настолько быстро и сильно, что у него кружилась голова. Щеки краснели в геометрической прогрессии, в такой скорости и возрастал его стыд и сомнение. Это был его первый опыт, и от этого его ресницы чуть дрожали.       Скарамучча не привык. Ему, наверное, даже было боязно. Почему его так трогают? Почему Мона не останавливается, замечая, как дрожат кончики пальцев темновласого? В животе словно что-то неприятно щекотило — чувство, наравне с унижением. Он хотел закрыть лицо от дискомфорта и нежелания тыльной стороной ладони, но Мона помешала ему это сделать, схватив его за запястье.       «Черт, да как она может быть такой спокойной?!» — тревожно и быстро пронеслось в мыслях Скарамуччи, пока он наблюдал за тем, как Мегистус снимает с себя фиолетовую водолазку с узорами звёзд, выставляя на показ свое стройное тело и черный бюстгалтер. Темноволосый чувствовал себя неловко. И словно на время выпал из реальности.       Однако он быстро пришел в чувства. Мона оставила поцелуй на его линии челюсти, затем на пульсе в его шее, затем на паху. А затем дыхание Скарамуччи начинает дрожать и застревать в горле.       Он считал это чертовски странным и даже страшным, но не мог не сжать челюсти вместе и поджать губы. Его руки не знали, куда себя деть, пока Райден чувствовал каждую трещинку на губах Моны. Чувствовал ее горячее дыхание. Чувствовал, как слюна течет по ее подбородку. Боже…       Скарамучча чувствовал все, что угодно, но только не любовь или страсть или удовольствие, когда Мона считает наоборот.       И Райден со временем правда становится более открытым. С его губ редко вылетали тихие вздохи и, вроде как, стоны. Его лицо раскраснелось полностью, а губы слегка дергались. Он потерялся в этих неправильных для него чувствах.       А потом…       — Кадзуха.       Его имя тихим шепотом вырвалось с губ Скарамуччи. И он даже не понял, что сделал и почему прошептал именно это имя. Он не мог сказать, слышала ли это Мона. Райден вообще произнес имя Каэдехары неосознанно, совершенно случайно.       Скарамучча не мог сказать, слышала ли Мегистус его шепот, но он не особо волновался об этом, по крайней мере на данный момент.       Но она слышала. Тело Моны чуть дрогнуло, когда любимейший человек произнес чужое имя. Имя того, кого она с самого начала недолюбливала. Кадзуха… Однако ее голова продолжала двигаться вверх и вниз. Конечно, никто не мог бы почувствовать столько страсти и интенсивности, не сгорая в конечном итоге, не так ли? Они оба разбиты вдребезги.       Кадзуха в это время уже подходил к своему подъезду. Ему казалось, что жизнь наконец-то налаживается, ведь Скарамучча уже более-менее запоминает даты, карты и события. Если он напишет экзамен на удовлетворительную оценку, то жизнь Каэдехары можно считать спасенной. Его губы чуть дрогнули — за последнее время в его груди проявился проблеск надежды. Еще не все потеряно…       И вот теперь он заходит в комнату, приветствует всех, кто дома. Кадзуха с радостью объявляет Бэй Доу о том, что Мона согласилась придти к ним в гости. Бэй Доу в ответ улыбнулась и растрепала Кадзухе волосы. И на душе правда становилось теплее. Нин Гуан сидела рядом, попивая зеленый чай, и с лёгкой расслабленной улыбкой за ними наблюдала.       На ужин был куриный суп. И что действительно удивило Каэдехару — в разговоре за столом ни разу не было упомянуто что-то, что напомнило бы про сегуна и ситуацию, в которую попал юноша. Бэй Доу и Кадзуха обсуждали день, делились знаниями. Нин Гуан тоже иногда подключалась к разговору, но затем продолжала есть. Бэй Доу часто шутила, а Каэдехара иногда говорил о таком, насколько красивое небо он когда-то видел.       И по телевизору в новостях все реже начали говорить о Каэдехаре. Его медленными шагами забывают, считают погибшим…       И Кадзуха лег спать со странным, непривычным чувством безопасности. Ему купили ночник, который был включен на прикроватной тумбочке прямо рядом с Каэдехарой. Тусклый источник света успокаивал, и светлые ресницы юноши рано или поздно опустились. Он вздохнул, по привычке с головой зарываясь в одеяло, используя его, как личный щит. За ночь его больше никто не тронет. Никто не потревожит…       Мона в течение дня ушла, оставив на столе уже остывшую лапшу быстрого приготовления. Скарамучча не понял, на какой ноте Мегистус покинула его постель. Она просто коротко поцеловала его в уголок губ и скрылась за входной дверью. Мона казалась немного взбодренной, и в таком настроении она ушла из его квартиры. Только вот Райден до сих пор чувствовал запах ее вишневых духов. Этот аромат въелся в его футболку, водолазку, подушку. И ощущение ее присутствия как-то… отталкивало.       Его терзала вина. Вина, вина и ещё раз вина. Таким подавленным он давно себя не чувствовал. Рука Скарамуччи тянется к тетради по истории, словно записи об Александре Первом и его войне с Наполеоном как-то утешат его.       К слову, так и есть. Скарамучча читал и повторял конспект и вспоминал, с каким спокойствием и уютом проходят уроки — Кадзуха не трогал его, а касался, и эти легкие касания не казались навязчивыми. С Каэдехарой уроки проходили интереснее, чем в школе… Его голос притягивал и вовсе не отпугивал.       Скарамучча чувствовал себя грязным. И даже после душа он не мог перестать чувствовать на себе чужие крепкие прикосновения. Уставший, измотанный, Райден плюхнулся на кровать. Ему хотелось выпить, да жаль хотя бы дешёвого пива не было, и в общем денег не было на нечто подобное.       Эх, жаль…