Чёрная Смородина на Лезвии Ножа

      Еле-еле шевелящийся утренний город тормошат своим щебетанием кружащие в нежно-голубом небе птицы, следуя за пушистыми облаками, то и дело вытворяя самые разные пируэты, оставляя в воздухе рябь крошечных перьев. Хорошо, всё-таки, быть птицей: летаешь себе, летаешь, ни о чём плохом и не переживаешь, а от проблем в виде холода улетаешь на юг, где лапы безжалостного борея никогда не доберутся до твоего уютного гнёздышка. Но, так уж вышло, что мы не птицы, так что, пожалуй, вернёмся к основному повествованию.       Взмывают вверх невесомые лепестки сакуры, пропитанные сахарным сиропом весеннего благоденствия: в предвкушении лета погода становится всё лучше и лучше день ото дня, чего не сказать о царящем в школе настроении. Руководству учебного заведения стоило задуматься о том, чтобы отменить занятия на некоторое время–хотя бы до тех пор, пока ситуация с мёртвыми девушками не устаканится–но по какой-то причине оно предпочло просто делать вид, что ничего особенного не происходило в этих стенах. Классика. Естественно, что престиж школы намного важнее каких-то там человеческих жизней.       В общем, везде тоска, грусть, депрессия и унылые лица. Но вот в кабинете клуба журналистики как всегда было вполне комфортно: падающий под определённым углом солнечный свет наполнял комнату витающим в воздухе золотом, а некое уединение от посторонних глаз внушало уют. Не хватало только чайника с чашками, однако наши герои сюда пришли далеко не чай пить. —... Ты нашёл что-нибудь по поводу Усу?—Сидевшая за столом из сдвинутых парт Фриск скрестила руки в замок, немигающим взглядом просверливая в собеседнике дыру.       Возле доски стоял Аралия с деревянной указкой в одной руке и мелом в другой, чертящий какие-то одному ему ведомые чёрточки и знаки–прямо как какой-то детектив или учёный из старой киноленты. —Да, это такой вулкан на острове Хоккайдо.—С глупенькой улыбочкой ответил он—А ещё–ступка для измельчения риса и пшена. —То есть, по поводу информатора Рико ты не смог ничего найти. —Именно!—Беловласый вдруг ударил кулаком по столу и возмущённо всплеснул руками—Я не спал всю ночь, пытаясь выяснить хоть что-то, но всё прошло без толку...! Хотя, нет, кое-что я всё же разузнал.       В ответ на непонимающий взгляд Фриск Аралия эффектно снял красные очки с переносицы: видать, сугубо для того, чтобы похвастаться внушительными кругами под глазами. —Ракушка символизирует защиту от злых духов, плодородие и женственность,—Голос его звучал издевательски-ангельским, а его чересчур светлая внешность альбиноса и вовсе создавала комичный образ святоши—Поэтому мы можем предложить, что это женщина. Или трансгендер. Или ловелас, или сердцеед... Или всё-таки женщина. Ну, скорее всего. Но это не точно. —Ебать ты гений, конечно.—Фыркнула до сего момента молчавшая Джи-Джи, сидящая на стуле поодаль, с ленивым выражением лица просматривая ленту социальных сетей в телефоне—Может, ты ещё скажешь, что этой анонимной тварью был человек, а не инопланетянин? —Ты не можешь этого отрицать.—Выплюнул парень и обратился к шатенке с пусть и миловидной, но довольно-таки нервной улыбочкой—Напомни, а с каких пор она вообще здесь находится?       Прежде, чем девушка успела хоть что-либо ответить, блондинка демонстративно положила телефон на стол и сложила ногу на ногу, с саркастичным вызовом изогнув бровь. —Я тусуюсь с вами сугубо потому, что до понедельника девчонки в школе не появятся.—Сухо отчеканила она—Так что не надо додумывать себе ничего лишнего. И вообще, на кой чёрт вы тут мусолите эту тему? Или я чего-то не знаю?       Вопрос остался без ответа, ибо Аралия резко закрыл Фриск рот ладонью и показательно шикнул, подхватив за плечи и оттолкнув её подальше от гяру куда-то в сторону окна. —Ледышка, мне кажется, что главную сплетницу школы отнюдь не стоит посвящать в наши дела,—Горячо зашептал он, когда они отошли на достаточное расстояние, то и дело кидая на блондинку косые взгляды—Мало ли, что она может растрепать!       Шатенке кое-как удалось отцепить от себя его ладонь. Несмотря на то, что слова напарника звучали разумно, она придерживалась иной точки зрения в данной ситуации. —В её личных интересах не выдавать наше расследование. К тому же, она может оказаться очень полезной. —Полезнее меня? Ха, не смеши мои подковы,—С возмущением шикнул парень—Я ставлю две любые вкусняшки из кафетерия на то, что она посчитает нас конченными–а потом растрезвонит об этом всей школе. Серьёзно, Фриск, она сто пудов нас за это на смех пустит! —Пущу на смех за что?—Встряла в диалог Дамэджи, незаметно подошедшая к парню с девушкой чуть ли не вплотную—И вообще, в чём смысл шушукаться в метре от меня? Выкладывайте. Чем вы тут таким незаконным занимаетесь? —Расследуем убийства.—От резкого заявления Фриск Аралия едва не поперхнулся—Хочешь с нами? —Хочу.       За окном послышалось умиротворяющее щебетание птиц, вмиг приносящее душевное спокойствие. —Хорошо.—Кивнула златоглазка и обратилась уже к информатору—Ты её услышал. Сегодня в кафетерии с тебя причитается. —... Всмысле.—Тот непонимающе смотрел то на гяру, то на собеседницу—Подожди, она не это должна была сказать... Эй, мы тут, если что, не шутим! —Я тоже говорю на полном серьёзе.—Пожала плечами Кираисо—Если вы реально расследуете ту загадочную хуйню с убийствами у нас в школе, то я с вами. Потому что ебучая полиция походу не особо торопится. И Юки до сих пор числится без вести пропавшей... Так что я с вами. —Ну и дела...—Выдохнул беловласый и вернул на лицо привычную улыбочку—Так ты что, получается, не настолько бессердечная тупоголовая курица, у которой в голове только шмотки и парни? —Я с Фриск разговариваю, тупой ты четырёхглазый петух.       Шатенка тяжело вздохнула.

Это будет трудно.

—Помимо анонимного информатора тебе удалось выяснить что-нибудь интересное?—Она решила прервать зарождающийся конфликт действительно важным вопросом. —Ну...—Информатор почесал затылок—Из более-менее интересного могу сказать, что с понедельника к нам в школу переведётся новенькая ученица. Умеко Гоми, кажется.       Одновременно с зашумевшим за окном ветром Фриск коснулась ладонью своих шоколадных локонов, устремив невидящий взор куда-то в глубину уютной клубной комнаты. —Умеко... Знакомая фамилия.—Проговорила она тихо—Это сестра вице-президента? —Да, младшая.—Уточнил беловласый—По слухам–такая же идеальная, как и Иноэ. Только интересно, чего это она решила бросить учёбу заграницей и перевестись к нам в самый разгар криминальной драмы.

Действительно интересно. Это совпадение, стечение обстоятельств или очередная возможная зацепка? Хотя, наверное, не стоит видеть абсолютно во всём происходящем скрытый смысл... И всё же.

—Может, за сестру испугалась?—Подала скучающий голос Джи-Джи—Вдобавок, она же "наследница компании" или типа того.       Ни для кого не секрет, что Иноэ Умеко в будущем должна будет стать новой владелицей компании своего отца. Идеальный человек должен быть идеален во всём–по крайней мере, достаточно много людей придерживается этого странного мнения, упуская тот факт, что идеальных людей не бывает. Тем не менее, до сих пор непонятно, почему такая важная шишка учится в их пусть и именитой, но вполне обыкновенной старшей школе. —Наследница или нет, непохоже, что её родителей беспокоит то, что здесь творится.—Вставила своё слово Фриск—Иначе они бы давно забрали документы дочери или, в крайнем случае, наняли бы ей телохранителей. —Какая загадочная получается история...—Присвистнул Аралия, поправив очки—На этот счёт я тоже попробую что-нибудь выведать. —Я ещё с прошлого раза заметила, что ты какой-то мутный в вопросе поиска информации,—Сощурила разноцветные глаза Джи-Джи и на всякий случай отошла ближе к Фриск—Ты что, какой-то ёбанный сталкер? —Я интернет-сталкер, дорогуша, интернет-сталкер.—Любезно поправил её Информатор—Попрошу не путать: это абсолютно два разных понятия. —По-моему это почти одно и то же.—Осторожно отметила шатенка. —Эй, ты на чьей вообще стороне?!—Возмущённо воскликнул парень, когда гяру лишь надменно усмехнулась.

Что ж, это действительно будет трудно.

***

      Двери трамвайчика с уставшим шипением раздвинулись, когда Фриск и ещё несколько пассажиров вынырнули из чрева этого металлического чудовища на рельсах.       Сухой полдень неспешно гладил открытые участки кожи теплом ласкового солнца. Тяжело представить, что буквально через месяц это благоденствие поменяет характер на испепеляющую жару летнего зноя, отчего ученикам будет вдвое труднее сосредоточиться на предстоящих экзаменах помимо всех остальных проблем.       Телефон в руках завибрировал, уведомляя о новом сообщении, и девушка мгновенно напряглась: возможно, Аралия узнал что-то об Усу или...?       Но к величайшей неожиданности сообщение было не от него, а от Марин. Скользя по тексту золотистыми глазами, Фриск замерла на месте, отчего проходящим мимо людям пришлось её обходить.

"Шкафчик справа холодильника, отдельно"

      "Что это значит?"—Девушка из раза в раз проходилась взглядом по тексту, но так и не смогла понять его содержание. Решив не гадать понапрасну, она нажала на кнопку звонка, однако... —Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети.—Голос автоответчика заворошил в груди нехорошее предчувствие.       "Твою мать."—Вздохнув, шатенка вдруг пулей метнулась со станции в сторону своего дома.       Марин писала нечасто–в конце концов, в этом нет смысла, раз они живут в одной квартире. Интуиция подсказывала, что произошло явно что-то нехорошее, но Фриск предпочитала надеяться, что телефон матери попросту разрядился прежде, чем она успела закончить предложение.       И всё же тревога, сковавшая грудную клетку, затрудняла дыхание с каждым вдохом.       Дорога, улица, поворот, ещё одна улица... Добравшись до дома, девушка буквально промчалась по лестнице, игнорируя ломоту в теле после вчерашнего. По мере того, как быстрые шаги приближали её к входной двери квартиры, сердце грохотало всё сильнее.       Тонкая ладонь дёрнула за ручку–и дверь покорно поддалась, позволяя войти в скромную обитель семьи Имаи.       Когда щелчок входной двери отрезал шатенку от светлого тёплого дня, она оказалась в холодном полумраке. Было тихо. Подозрительно тихо.       Пытаясь понять, что происходит, золотистый взгляд пристально и осторожно изучал гостиную. Совершенно ничего необычного, если учитывать эту пусть и странную, но вполне обыденную темень: телевизор на тумбе, диван, кресла, книжный шкаф...

Всё совершенно обычно, но эта странная тишина изрядно напрягала. Почему так тихо?

      Стараясь лишний раз не дышать, Фриск максимально аккуратно заглянула в тёмный коридор.

Всё совершенно обычно: длинный проход, двери в кухню, ванную и две жилые комнаты. Но из общей картины выбивалась только тёмно-алая жидкость, лужей растёкшаяся у кухонного проёма. Длинный кровавый след тянулся оттуда к родительской спальне.

      В голове крутились самые разные гипотезы, однако все они сходились в одном: шатенка тотчас метнулась в кухню.       К горлу подступила тошнота: кровь была повсюду, а само помещение выглядело так, словно там произошла очень жестокая бойня. Яркие кровоподтёки покрывали столешницы и холодильник, стол был перевёрнут, а скатерть изодранной вклочья. На полу, вперемешку с кровью валялись осколки разбитой посуды, стекла, щепок и фрагменты хрустальной вазочки.       Кое-как обойдя багровые лужицы, шатенка быстро схватила из металлического стаканчика нож. Сердце колотилось громче грохочущего на железной дороге поезда, а странное ощущение подкатило к горлу тревогой.

У них дома было всего три кухонных ножа, однако теперь на глаза попался только один.

      Думать было некогда: перехватив импровизированное оружие поудобнее, шатенка выскользнула из кухни и осторожно направилась в комнату родителей по длинному кровавому следу.       Сердце отмеряло каждый шаг болезненным ударом, вынуждая покрепче стиснуть в ладони деревянную рукоятку.       Наконец, оказавшись возле самой двери, златоглазка набрала в грудь побольше воздуха и с силой распахнула её.

Зрачки сузились до точек, когда оружие выскользнуло из одеревеневших пальцев из-за судорогой сковавшего шока. Сердце упало куда-то в живот, а тёмную комнату наполнил достаточно громкий звон упавшего на пол предмета, однако никто из присутствующих не обратил на это никакого внимания.

      Кровавый след огромным тёмным пятном пропитал белый ковёр. Задвинутые шторы с трудом пропускали внутрь солнечный свет. У изножья двухспальной кровати лежала Марин. Её длинные волосы беспорядочной каштановой копной рассыпаны по полу, пачкаясь в крови колтунами спутавшейся паутины. Женские руки были неестественно вывернуты, образуя на коже жуткие складки: такие, какие обычно остаются при выжимании половой тряпки. От груди до низа живота тянулся длинный глубокий порез, что и стал причиной такого огромного количества крови, расплёсканной по всей квартире. Живот женщины был вспорот: в тёмном отверстии можно было рассмотреть выглядывающие розоватые кости и пульсирующие внутренние органы.       Рядом с матерью на полу сидел и отец. Доставшиеся героине пустые жёлтые глаза, немного отсвечивающие в полумраке неестественно ярким лимонным светом, немигающе смотрели прямо перед собой. Неаккуратный щетинистый брюнет, запачканный кровью собственной жены, выглядел куда хуже ожившего мертвеца. Он словно бы не замечал присутствие дочери, только ритмично втыкая во что-то перед собой окровавленный нож, чью пропажу и заметила Фриск. Приглядевшись, она поняла, что всё это время Тайджу молча полосовал лезвием собственноручно вырезанную у Марин почку. Упругий тёмно-красный орган, точно невиданно крупных из прежде существовавших видов размеров фасоль, лежал прямо перед неадекватным мужчиной и уже успел превратиться в жестоко истерзанную буровато-алую кашицу с целостными кусками человеческого мяса, с каждым ритмичным ударом расплёскивая свои мерзотные соки по всей комнате.       Отмерев от шока, сковавшего тело на некоторое время из-за лицезрения вида расчленённой изуродованной матери на пару с ненормальным отцом, Фриск вдруг молнией метнулась в сторону кухни, едва не поскальзываясь на багровых лужах.

Она наконец-то поняла, что имела в виду Марин, когда отправляла дочери то странное сообщение.

      Чувствуя, как бешеное сердцебиение заглушает её собственные шаги, шатенка быстро распахнула дверцу навесного шкафчика справа от холодильника. Как выяснилось, там лежали одноразовые шприцы и самые разные препараты, которые женщина использовала на неадекватном супруге. Отдельно от всех остальных стояла небольшая баночка из коричневого стекла, рядом–упаковка одноразового шприца. На внутренней стороне дверцы шкафчика был приклеен яркий стикер с точной дозировкой для каждого лекарства.       Быстро разорвав упаковку шприца и открыв баночку, девушка погрузила иголку внутрь. Сверяясь с указанной грамовкой, она оглядела медицинский инструмент с бесцветной жидкостью внутри и, коротко кивнув, пулей ринулась обратно в родительскую спальню.

От крови уже рябило в глазах: тёмные багровые пятна сливались в единый калейдоскоп. Ступнями Фриск ощущала, как отвратительная жидкость с каждым шагом всё больше и больше пропитывала носки её чулок.

      В комнате стоял тошнотворный запах мяса и потрохов, отчего к горлу подкатила желчь. Отец продолжал ритмично втыкать нож в вырезанную у матери почку, уже успевшую превратиться в грязное потрошёное месиво, в то время как сама Марин безвольно лежала рядом, истекая кровью.       Произошедшие в считанные секунды события проигрывались перед глазами словно бы в замедленной съёмке: шатенка кидается на Тайджу сзади и, схватившись за его шею, втыкает в неё шприц. Мужчина принялся вырываться, истошно стоня подобно раненому зверю, его лимонные глаза с бешеным блеском пытались зацепиться за дочь.       Он со всей силы ударил её локтём в рёбра, из-за чего мир на мгновение пошатнулся, а в глазах потемнело, но шатенка так и не отпустила мужчину, крепко за него держась и впрыскивая лекарство до самого конца. Брюнет попытался встать и, шатаясь, начал пытаться сбрасывать с себя повисшее на нём хрупкое тело, врезаясь во всю мебель вокруг. Он едва не запнулся и не упал на мать, если бы Фриск вовремя не потянула его на себя, из-за чего отец, потеряв равновесие, упал на спину, придавив дочь всем весом.

Но даже так она продолжала упрямо держать его шею до тех пор, пока Тайджу не перестал вырываться, потеряв сознание.

      Несмотря на сильную боль, девушка, кряхтя, кое-как вылезла из под потяжелевшего тела и бросилась к матери. —Мама,—Звала она, параллельно осматривая карманы женщины в поисках телефона—Мам, ты меня слышишь?       В руках оказалось устройство связи в тёмно-зелёном чехле. Шатенка быстро прильнула к груди матери, дабы проверить, не поздно ли звонить в скорую помощь. —Слабо, но дышит.—Заключила вслух она, пока одной рукой уже набирала номер телефона скорой помощи. Мягкий голос диспетчера раздался на другом конце провода спустя буквально пару гудков—Здравствуйте. Моей маме вспороли живот и вырезали почку. Она потеряла много крови, но дышит. Пожалуйста, приезжайте прямо сейчас. Район Шинсецу, квартал Футсу, первый микрорайон, 14-9, квартира 122. Большое спасибо.       После встревоженной фразы "Ожидайте.", Фриск завершила сухой разговор и вновь обратила внимание на мать.       На побледневшее лицо Марин из щёлки между шторами падал крохотный солнечный луч, показавшийся необычайно холодным во мраке окровавленной комнаты. —Мам.—Вновь требовательно позвала девушка, взяв женщину за руку—Мам, ты слышишь меня?

Её рука казалась необычайно холодной. И всё же ресницы потускневших зелёных глаз дрогнули.

—С возвра...щением...—Выдавила слабую улыбку мать и захрипела—Я... Не успела... Приготовить обе... Кха...!

Из уголка сухих губ по подбородку потекла алая струйка.

—Скорая приедет через несколько минут.—Спокойно ответила Фриск, сжав ладонь собеседницы—Говорить будешь уже в больнице, когда тебе зашьют живот, положат под капельницы и сделают переливание.       Туманный взор цвета мокрой травы скользнул вниз–к своему распоротому животу. Следом–на изрезанную в фарш почку. На лежащий поодаль окровавленный нож и, в конце концов–на бессознательное тело супруга. —Я-ясно...—Прохрипела женщина и закашлялась—Зна...ешь... К-когда он набро...сился...н-на меня... —Хватит. —Я почу...вство...вала себя т-такой... —Мам, пожалуйста. —Счаст...ли...вой.       На спальню опустилась гробовая тишина, прерываемая только сдавленным хрипением женщины, отхаркивающей свою собственную кровь.       Шатенка опустила голову. —Н-но я допу...стила о-ошибку,—Слабо продолжала Марин, переходя на шёпот, чтобы как можно меньше напрягать подрагивающий живот и связки—Я про...считалась. Он... Он потерял... Контроль. А я не... Не среагировала вовремя и... И...       Она сжала ладонь дочери. —Я... Я такая дура...—Пришлось изрядно напрягать слух, чтобы расслышать её слабые, невероятно тихие слова—Он... Ненавидит меня... Так сильно... Ненавидит меня... Я... Я не хотела... Не х-хотела этого... Я... Я просто...       Её глаза на миг засияли: но лишь оттого, что в них застыла бриллиантовая солёная влага, стекающая по щекам к горлу, смешиваясь с кровью на её губах. —Я просто... Х-хотела быть счастливой... Хотела б-быть... Любимой...—Её холодные пальцы дрожали, а грудь слабо вздмымалась и опадала, провоцируя булькающую в брюхе кровь вытекать на пол—Я... Я не хотела... Я просто... Я... Я не хотела... П-простите... Пожалуйста, простите меня... —Мам.—Фриск мысленно проклинала слишком долго едущую машину скорой помощи. —Когда ты любишь кого-то настолько сильно, что сгораешь изнутри... Ломаешься...—Потемневшие от крови каштановые волосы Марин неаккуратными копнами спадали по плечам. Тяжёлое, едва слышное дыхание срывалось с уст вместе с тихими словами—Ради достижения своей цели готов ломать чужие судьбы и жизни... Лишь бы только не потерять свою...       Сердце в груди невольно сжалось. Тело объяло тяжёлое чувство, придавливающее к окровавленному полу. Ритмичное глухое сердцебиение, отдающееся вибрацией в рёбрах златоглазки, казалось, заглушало молву её матери. Как же, чёрт возьми, знакомо звучат эти мысли. Эти чувства и эмоции, что Марин испытывает к своему любимому... Именно этим человеком так боится стать наша героиня и, пусть страх захлёстывает волной при одной мысли об этом, она не могла не принять его. Она не могла не понять его.

В конце концов, и мать, и дочь–одинаковые. Одинаковые безэмоциональные чудовища, слепо цепляющиеся за возможность стать человеком рядом с тем, кого любят.

—Но я... Я теряю и её...—Старшая Имаи болезненно зажмурилась, судорожно откашливаясь тёмной алой жидкостью—Я ошиблась... Я... Я поступила... Не так... Я должна была поступить иначе... Тогда бы я не... —Скорая скоро приедет.—Фриск не могла придумать ничего лучше, кроме как придвинуться ближе и посильнее сжать её ладонь—Ты будешь жить.       Зеленоглазая её будто бы не слышала: только слабая улыбка расцвела на её побледневшем лице подобно тому солнечному лучу, что с трудом пробивался в холодную комнату. Женщина хотела было протянуть свободную руку, однако вывернутая конечность безвольно упала обратно в растекающуюся по полу лужу крови, вызвав со стороны её обладательницы тяжёлый стон. —У тебя... У тебя его глаза...—Её дрожащая слабая улыбка вызвала ноющее чувство на душе—Я... Так счастлива, что... Что ты... Так на него похожа. —Мам. —Тише...—Зашептала Марин и, тихонько вдохнув, захрипела—Любовь–она... Она похожа на наркотик. В этой ядовитой эйфории ты... Чувствуешь себя по-настоящему... Счастливой... Живой.       Шатенка молчала. Налившиеся лимонным соком глаза смотрели на мать немигающим цепким взором, тогда как внутри зашебуршались отголоски понимания и... Слабой, однако колющей прямо в сердце остроты. Остроты царапающей и жестокой правды, что ранит всё сильнее с каждой жалкой попыткой спрятать её за личиной обманчиво спасительной лжи. —Но... Ты медленно умираешь. Оно разъедает тебя изнутри, съедает живьём... И всё же... Ты тянешься за новой дозой, ведь...—Болезненно, нет, мертвенно-бледное лицо женщины мрачнело, всё слабее двигались губы, всё тише становились эти с трудом вырывающиеся из груди слова—Какой толк от бесцельного существования без чувств? Без цели? Без... Смысла.       Хотелось закричать. Высказать всё то, что никак не могло сорваться с языка. Что девушка её понимает. Что она чувствует то же самое. Что она живёт с этим вот уже год и не может избавиться от давящего чувства ни с чем не сравнимой паники и раскалывающего на части душу страха, что накатывает волной каждый раз, когда на ум приходит пугающее "А что, если...". —Даже сейчас... Когда он буквально расчленил меня... Я... Я всё ещё безумно люблю его... Ведь он–смысл моей жизни...—Слабый шёпот тараторил невнятно, едва различимо—Я–неправильная... Сломанная... Дефектная... И только Тайджу заставляет меня хотеть просыпаться по утрам и жить... Но...

Фриск понимала, что всё это ненормально. Что всё это аморально и безумно, но... Она не имела право судить мать за то, что испытывала сама глубоко в душе.

—Его боль... Его чувства... Его ненависть...—Спокойно продолжала Марин, то и дело захлёбываясь непрекращающимся потоком слёз—Я не выношу осознавать его ненависть ко мне, но и отпустить его тоже не могу... Ведь... Как бы я не старалась... Он не полюбит меня... Ведь я разрушила... Я... Я разрушила его.       Мир задрожал. Голова закружилась, пульс отбивал свой учащающийся ритм. Девушка прикусила внутреннюю сторону щеки, дабы хоть как-то отвлечься от того, что разрывало её изнутри. Она лишь сидела безмолвной каменной статуей, пока рядом умирала её раскаивающаяся мать, но хуже всего было то, что Фриск не знала, что ей делать. Она не знала, как оказать первую помощь–и есть ли в ней впринципе смысл...? —Я разрушила его... Мы оба сломанные... Сломленные люди... Без цели... Без смысла... Без жизни...—Улыбка этих сухих губ, смоченная кровью и солёными слезами, была невыносимой—Но мы оба хотим счастья: вместе и порознь. Однако... счастье для него будет огромным страданием для меня, ровно как... Ровно как и наоборот... Жизнь так несправедлива, не правда ли...?       Не дожидаясь ответа, Марин слабо повернула голову к лежащему в другом конце комнаты телу мужа. Ласковый взгляд, полный всеобъемлющей боли и бесконечной любви, обвёл засаленные вороные волосы, спадающие на лицо грязными птичьими перьями; неаккуратную чёрную щетину, исколотую иголками грубую кожу; в конце концов, пятна её собственной крови на одежде, руках, бледном лице... —Я все эти годы... пыталась делать вид, что мы обычная семья... И он... Ради тебя... Тоже старался, но...—Тихий голос дрогнул, когда алая жидкость вновь выплеснулась изо рта в приступе безудержного кашля—Я просто... Я... Такая эгоистка и... Это моё наказание... Я... Я... Прости меня... Прости меня, милый, прошу тебя, прости меня, прости, прости, прости меня...       Больше всего на свете Фриск хотела прямо сейчас провалиться сквозь землю: испариться, словно её здесь никогда не существовало. Но она не могла уйти, несмотря на то, что искренне этого желала.

Человек, не выносящий шум больше, чем что-либо, сейчас ненавидел то, как в этой убивающей тишине звучал голос расчленённой матери.

—И ты... Тоже прости меня...—Сквозь слёзы вновь улыбнулась зеленоглазая, слабо сжав руку дочери—За то, что не смогла стать примером... Не смогла стать опорой... Ведь... Ты так и не рассказала мне о том, кого любишь... И... Я знаю, что ты ненавидишь мои методы.... Я просто... Просто хочу, чтобы... Чтобы...       Она запнулась. Дрожащие губы с трудом могли произносить почти неслышимые слова. —Чтобы мы все были счастливы...—Этот голос пронзил до глубины души, отчего глаза по какой-то неизвестной причине защипало—Как раньше, когда ты была совсем крохой... Когда мы вместе гуляли... Ходили в парк аттракционов, ели сладкую вату... Когда мы были... Семьёй, а не клубком сросшихся вместе боли, безумия и пожирающих изнутри страданий... А ты помнишь...? —Мама,—Фриск продвинулась, в немом жесте прося её замолчать и поберечь силы—Мам... —Тише... Я не... Не договорила...—Это слабое ворчание отдалось болью в сердце—Ты помнишь, как на твой восьмой день рождения мы... Пошли в зоопарк...? Когда ты ещё... Порвала босоножку и Тайджу... Посадил тебя на шею... —А ты стояла рядом и фотографировала...—На ум всплыли старые воспоминания: такие далёкие, словно бы являвшиеся простым умиротворяющим сном. —Да. Он тогда ещё... Изображал самолёт, чтобы заставить тебя... Улыбнуться... Но... Ты не засмеялась...—Хрипение прерывалось короткими всхлипами—Когда ты отошла смотреть на обезьянок, он сказал мне, что ему больно видеть тебя такой... Но... Снова заулыбался, когда ты подходила... А потом... Потом... —Потом мы вместе пошли кормить козлят.—Тихо продолжила героиня, уставившись в пол пустым золотистым взором—А один осёл даже пытался съесть твою соломенную шляпу. —Хах... Да...—Из груди Марин вырвался жалкий смешок— А ещё... Т-Тайджу тогда даже заплатил работнику зоопарка, чтобы тебя покатали на пони... А потом... —Вы купили мне игрушечного слона.—Осмелилась-таки поднять потяжелевший взгляд девушка—А дома ты разрезала клубничный торт. Вы снимали на видео, как я задувала свечи, и кричали поздравления с днём рождения так громко, что к нам даже пришли соседи. —Да... Ха-ха...—Кивок женщины напоминал скорее судорогу, когда её и без того слабая улыбка в омрачении медленно сползла с болезненного лица—Тогда мы все... Были счастливы... Хотя бы ради тебя... В какой момент всё так изменилось...? Почему... Из-за моей одержимости мы теперь... Теперь... Все... Как закрытые в одной клетке животные... Проживающие снова и снова один и тот же день... Всё... Всё это из-за меня...       Где-то за окном послышался протяжный визг сирены машины скорой помощи, но мать не обращала на это никакого внимания: она слабо потянула на себя ладонь девушки, не произнося ни единого слова. Тогда Фриск, прекрасно поняв её посыл, осторожно придвинулась и максимально аккуратно прислонилась головой к слабо вздымающейся и опадающей груди.

Прямо как тогда: в пусть и безэмоциональном, но спокойном и умиротворяющем детстве. По-настоящему счастливом и беззаботном.

—Я... Я допустила ошибку... И плачу за неё своей кровью... Но... Я всё ещё... Не хочу... И не буду... Отпускать его... И свои чувства, ведь...Даже на пороге смерти я просто хочу быть живой.—Успокаивающий хрипящий над ухом голос приносил в сердце ложное ощущение безопасности и мнимого спокойствия—Так что... Милая... Кроха... Тише... Всё будет... Хорошо... Ведь... Мы все... Все вместе... И я... Я знаю, что никогда этого не говорила, но...       Женщина оставила на каштановой макушке невесомый лёгкий поцелуй. —Я люблю тебя.—Только в тот момент её голос окончательно стих, и шатенка медленно подняла голову.       Ресницы женщины были прикрыты, но сквозь маленькие щёлочки проглядывались потемневшие зелёные глаза. Слёзы всё ещё катились по её щекам, и боль, на миг отпустившая, сковала вновь.

Но именно в тот момент в квартиру ворвалась бригада скорой помощи.

***

      События, проносившиеся перед глазами чересчур быстро, напоминали бредовые покадровые сны при температуре под тридцать девять градусов. Так уж вышло, что при лицезрении обильного количества крови, ножа, бессознательного мужчины и того состояния, в котором находилась Марин, у медицинских работников возникли некоторые вопросы. А потом вопросы возникли и у прибывших по их звонку полицейских, из-за чего Фриск, как единственному находящемуся в сознании свидетелю, пришлось подробно отвечать прямо в коридоре возле операционной.       Девушка выдала правду: она пришла домой только позднее, поэтому и не могла утверждать наверняка, что именно произошло, а также настоятельно попросила пока что не забирать её отца на временное заключение. Конечно, пришлось изрядно постараться, однако с горем пополам правоохранители всё же нехотя согласились чуть-чуть подождать.

Шатенка сделала это не потому, что ей было жаль Тайджу или что-то вроде того: ей просто было невыгодно его отсутствие, так как в противном случае данной ситуацией могли бы заинтересоваться органы опеки намного раньше, чем это возможно.

      Что касаемо Марин, то в данный момент она находилась в критическом состоянии: чудом можно было назвать хотя бы тот факт, что она до сих пор жива при столь серьёзных повреждениях внутренних органов, вывернутых конечностей и потери огромнейшего количества крови. Тем не менее, врачи заявили, что сделают всё возможное, чтобы женщина выжила.       Таким образом, весь оставшийся вечер пятницы Фриск провела за уборкой квартиры, вытирая дочиста пятна крови и разбросанные по родительской спальне ошмётки материнской печени.       И на протяжении всех этих махинаций грудь почему-то не отпускало ощущение пустоты, давящее на мозг звоном в ушах и подкатывающей к горлу тошнотой.

"Душно. Мерзко. Отвратительно."

От собственных не слишком приятных мыслей и чувств девушку отвлекли тяжёлые попытки кипящей кастрюли сбросить с себя крышку, чтобы кое-кому заодно пришлось убирать и пол от осколков стекла.

      Шатенка вздохнула и, выключив газ на плите, вынудив посудину успокоиться в кои-то веки, взглянула на настенные часы.       Уже почти девять вечера. Часы за готовкой, оказывается, проходят так незаметно...       Сняв с себя запасной материнский фартук, героиня быстренько наложила в тарелку горячий рис из кастрюли, дунувший в лицо обжигающим паром; рагу с курицей и овощами со сковородки и наспех сделанный салат с тофу да спелыми помидорками. Заодно тонкие руки выключили разогревшийся чайник и по-быстрому заварили зелёный чай с ромашкой–он ведь действительно должен помочь успокоить нервную систему, верно...?       Поставив еду на стол, Фриск направилась к родительской спальне. Сердце по привычке забилось чаще, а ступни едва не похолодели, будто бы подготавливаясь наступить на кровь, и всё же девушка тихо постучала и приоткрыла дверь.       Как и ожидалось, действие препарата закончилось: отец слабо ворочался, пытаясь встать с кровати. —Ужин на столе.—Проговорила шатенка достаточно громко, чтобы Тайджу услышал, после чего направилась к себе в комнату.       Здравый смысл подсказал закрыть на ночь дверь на замок. Пусть героиня и спрятала все ножи в самый дальний ящик, не исключено, что утром она может проснуться с вилкой в глазу, поэтому начеку стоит быть всегда. Вдобавок, у главы семейства Имаи может неплохо-так окончательно съехать крыша, если он ненароком увидит алтарь поклонения любимому мужчине: точно такой же, какой раньше стоял в комнате у Марин, только запечатлён там был уже, понятное дело, другой человек.       Девушка кое-как нашла в себе силы переодеться, после чего замертво упала на кровать.

Будем надеяться, что пока мать находится в отключке, её дочь сможет прожить эти выходные наедине с отцом.

***

      Суббота и воскресенье промчались так же незаметно, как и стрекочущий колёсами поезд. Уборка, готовка, уроки, реставрация храма поклонения Чаре, уборка, готовка, поход в магазин и фантазии о любимом человеке–калейдоскоп событий перед глазами слился в одно огромное блеклое пятно, подпитываемое чувством всеобъемлющей пустоты.       Только в третий раз моргнув и опустив взгляд вниз, Фриск осознала, что её телефон вибрировал уже битые секунд пятнадцать. С тяжёлым вздохом она подняла трубку, игнорируя негромко переговаривающихся в сторонке одноклассников. —Я уже начал терять надежду на то, что ты там живая,—Хмыкнул по ту сторону экрана Аралия—Что, не выспалась? —Зачем ты мне звонишь?—Проигнорировала вопрос шатенка, вяло протирая глаза.

Да, она не выспалась из-за крутящихся в голове навязчивых страхов и мыслей, что пожирали её изнутри последние два дня. Разве знание данной информации как-то поможет ситуации? Разумеется, что нет.

—Эй, вообще-то я сегодня специально остался дома, чтобы провести мини-расследование!—Обиженно фыркнул Информатор—Точнее, вообще я хотел просто прогулять уроки и провести свободное время за просмотром нового аниме, но не в этом суть! Скажем так: я нарыл такую информацию, которая точно должна тебя заинтересовать. —Выкладывай.—Сон как рукой сняло. —Помнишь Гоми Умеко?—Не дожидаясь ответа, Аралия довольно промурлыкал—Она вступила в студсовет на освободившуюся роль главы дисциплинарного комитета. —И?—Недоумённо изогнула бровь героиня, пусть и прекрасно понимала, что собеседник этого не увидит—Ты сам сказал, что она такая же идеальная, как и Иноэ. Логично, что она решила вступить в студсовет, чтобы пойти по стопам старшей сестры. —Ты не дослушала.—По ту сторону экрана беловласый обиженно надул губы—На вступление в совет у неё была своя причина. И эта причина тебе о~о~ой, как не понравится!       Он замолчал, ожидая вердикта девушки, когда та лишь вновь непонимающе нахмурилась.       Подумаешь, какая у Гоми была причина вступить в студсовет–Фриск-то какое дело? Аралия сказал, что ей она не понравится, однако, какой бы она не была, героине совершенно плевать. Единственное, что её впринципе волнует, это... Стоп.       Внутри всё похолодело, а в горле образовался колючий ком.

Нет-нет-нет, пожалуйста, это ведь недопонимание, правда? Этого не может быть, нет, пожалуйста...

—На самом деле, это всего лишь моя догадка, так что особо там не умирай от сердечного приступа,—Заверил голос парня где-то на краю отключающегося сознания—Типа, ничего особо серьёзного в том, что объект подписана на Чарочку в социальных сетях нет, поэтому успокойся и не кипятись. Но вот то, что она лайкает все его посты–которые, кстати, невероятно скучные, ибо он просто фотографирует закаты, рассветы и чуть ли не каждый камешек на улице–уже заставляет задуматься.       Фриск ничего не ответила. С одной стороны, Аралия был прав: в том, что Гоми всего-навсего просматривала его социальные сети, не было ничего криминального. Но вот с другой...       Ногти впились в кожу, когда ладони сжались в кулаки.       Застрявший в горле колючий ком удалось проглотить лишь с третьего раза, по ощущениям разодрав себе гортань.

Проявлять интерес к секретарю девушки начали только в прошлом году: примерно в тот момент, когда он чудесным образом превратился из раздражительного и высокомерного парня в чуть ли не прекрасного принца из сказки. Чара и так сильно устаёт, так ему ещё и приходится тратить время на выслушивание слезливых признаний и формулировку вежливого отказа. Но, видимо, влюблённые в него школьницы полагают, что смогут "растопить лёд в его сердце". Как же банально и жалко. Всё лезут и лезут, словно насекомые на кусочек сахара. Почему они просто не могут оставить его в покое, чёрт возьми? Даже Фриск, по уши влюблённая в этого человека, не хочет лишний раз попадаться ему на глаза, ведь прекрасно понимает, что подобная навязчивость приведёт лишь к тому, что человек попросту возненавидит своего фанатичного поклонника. Дело не только в жуткой жгучей ревности, разъедающей девушку изнутри просто от банальной мысли о том, что к её любимому может приставать какая-то наглая девица, возомнившая себя центром мира. Подумайте, вашу ж дивизию, и о его чувствах, в конце-то концов...

Или, вполне возможно, что в сердце нашей героини попросту засела зависть к смелости тех, кто находит в себе силы признаться в своих чувствах, а не сталкерить объект своего обожания на протяжении грёбанного года.

—Алло~о...—Уже не пойми какой по счёту раз протянул в трубку Аралия, пытаясь до неё достучаться—Я же попросил не умирать раньше времени! —Всё в порядке, извини.—Вернулась в реальность шатенка и мотнула головой—Скоро начнётся урок, так что я бросаю трубку. Попробуй найти какие-нибудь более весомые доказательства своей теории. —Без проблем. Напишу сразу, как только что-нибудь откопаю. До связи!~♪       Бросив трубку, шатенка опустила голову на парту. Мозг кипел, а ощущение пустоты в сердце после прошедших выходных прямо-таки пожирало изнутри.       Глубокий вдох и выдох. Воображение рисует в сознании бледное лицо, чьи глубокие алые глаза смотрят прямо в душу, а обольстительная улыбка зажигает в сердце маленький огонёк тепла. Именно мысли о Чаре помогают не терять смысл своего существования в этой бесконечной веренице серых будней, изредка разбавляемых пятнами свежей крови.       "Когда же мы наконец-то сможем быть вместе...?"—Засиявший на короткие мгновения золотистый взгляд тут же тускнеет, когда немой ответ незамедлительно впивается в грудь стрелою.

Когда кое-кто наконец-то наберётся решимости признаться ему в своих чувствах. Как же жаль, что страх быть очередной отвергнутой девушкой в личном списке возлюбленного преобладает над кратковременной храбростью.

***

      Кафетерий как обычно был переполнен школьниками, норовящими отхватить себе самый вкусный перекус: что уж говорить, если даже за простую булочку с корицей шли ожесточённые баталии.       Идти туда Фриск и не собиралась, однако стоило лишь до обоняния донестись аромату свежей выпечки, как желудок непроизвольно свернулся в трубочку. Морально аппетита не было, только вот организм был совершенно противоположного мнения.       "Просто пойду в класс. Поесть можно и дома..."—Пусть внешне шатенка оставалась столь же спокойной и собранной как и всегда, голод только усугубил её скверное самочувствие.       Недельное отстранение Икимоне и шайки гяру в кои-то веки закончилось, поэтому с сегодняшнего утра Дамэджи наверняка всё своё свободное время будет проводить именно с ними. Аралия, пусть и прикрывшись расследованием, попросту решил пропустить уроки за просмотром аниме. Надеяться на компанию Чары было бы наглой и смешной мечтой, а Саки... С Саки всё и без пояснений понятно.       Так странно было идти по школьным коридорам... одной. Непривычно даже. Какие незнакомые ощущения... Фриск ведь всегда так жила. Всегда сидела одна, ходила в кафетерий и на уроки одна, домой возвращалась тоже одна. Так почему же за пару недель она успела отвыкнуть от этого одиночества, что сопровождало её на протяжении всего существования этого бренного безэмоционального тела?

"Мне это совершенно не нравится. Без всех этих чувств жилось намного лучше."

      Прогоняя тягостные мысли, златоглазка и не заметила, как добралась до кабинета химии.       Как и ожидалось, все одноклассники сбежали занимать очередь в кафетерии, потому классная комната выглядела непривычно пустынно и даже умиротворяюще: мягкий солнечный свет осторожно проникал в окна тёплой расплавленной карамелью, погружая в атмосферу ласковых вечеров, наполненных умиротворением и сладостью минувших спокойных закатов.       Но Фриск не сразу заметила, что в кабинете она была не одна.       На одной из парт, едва ли не касаясь бедром специальной раковины, сидела девушка, попивая молоко из маленькой бутылочки с синей этикеткой. В её осанке, жестах и даже расслабленной позе прослеживалась аристократичная благородность: эту благородность подчёркивала и выделяющаяся на фоне школьной формы красная повязка на предплечье с надписью "студсовет". Длинные тёмно-русые волосы, волнами спадавшие по плечам, отливали гречичным мёдом под игрой солнечных зайчиков. Сзади причёску закреплял крупных размеров красивый голубой бант, что так нежно подчёркивал светлые фиолетовые глаза, обрамлённые пышными ресницами. Своим образом школьница чем-то напоминала кофейный напиток: изысканный и горьковатый, но с приятным послевкусием.

Гоми Умеко собственной персоной. Какое занимательное стечение обстоятельств.

      "Так значит, мы учимся в одном классе."—Героиня неспешно двинулась к своей парте—"Видимо, из-за самочувствия я не заметила её на первом уроке. Мама бы выговорила меня за такую невнимательность к мелочам... Надеюсь, она скоро очнётся."       Отражающие красоту фиалок на фоне небесной лазури светлые очи внимательно наблюдали за тем, как шатенка вешала свою сумку на крючок.       Фриск не обернулась, заслышав сзади себя тихий стук туфель о деревянный пол, решив подождать, пока девушка не подойдёт. —Ты ведь Фриск Имаи, верно?—Её голос походил на звонкий всплеск холодной воды о стенки серебряного кубка—Видела твою фотографию в списке учеников. Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя очень запоминающиеся и красивые глаза? Надеюсь, что нет, потому что я хочу быть первой, хех. —Благодарю, Гоми Умеко.—Кивнула шатенка, медленно поворачиваясь к собеседнице—Мне действительно ни разу не говорили подобных комплиментов.       Лицо той осветилось пусть и радостной, но достаточно сдержанной улыбкой. Всех девушек из высшего общества учат так улыбаться? —Невероятно рада это слышать,—Проговорила Гоми, невзначай накрутив на палец локон цвета тёмной карамели—Ты сейчас не занята? Хотела поболтать и познакомиться–всё-таки я в этой школе почти никого не знаю.

Намеренно подчёркнутое слово заставило шатенку внутренне напрячься. Под этим "почти" она подразумевает Иноэ или Чару?

—Нет, не занята. —Чудесно!—Вновь расцвела девушка, словно душистый цветок фиалки и, переведя светлый взгляд на бутылочку в своих тонких ладонях, тут же поинтересовалась—Какой твой любимый вкус молока? Если тебе, конечно, нравится молоко.       В коридоре отдалённо слышались непринуждённые голоса обедающих учеников: здесь же тишина, обволакивающая гречичным мёдом, отчего-то вызывала слабое ощущение духоты.       Вопрос был достаточно странным для знакомства, однако Фриск всё же призадумалась. Всю свою жизнь она воспринимала абсолютно любую еду и напитки лишь как топливо для поддержания работоспособности организма, но вот сейчас... —Клубничное.—Сладкие воспоминания на мгновение подхватили порывом ласкового ветра и унесли прямиком на крышу школы—А твой? —Молоко–это мой любимый напиток, так что и вкусы я люблю все,—Ответила Гоми, поправив бант на голове—Но, как мне кажется, кофейный–самый необычный и запоминающийся. Горький, сильный и терпкий... Хах, только подумала–и сразу захотелось.       После чего аккуратно присела на краешек парты собеседницы и нежно улыбнулась, заметив на себе цепкий золотистый взор. В некоторых моментах её поведение было почти неотличимо от поведения старшей сестры. —Прошу прощения, если задела личную тему, но почему ты перевелась сюда?—Интересующий вопрос сорвался с губ сам собой—В конце концов, у нас сейчас не самая спокойная обстановка.       Младшая Умеко положила ладонь на свою небольшую грудь. —Да, это немного личный вопрос.—Кивнула она чуть погодя—Но, мне кажется, что тебе можно довериться, так что я отвечу. Ты ведь никому не расскажешь?       Фриск кивнула. Разговор становился всё страннее и страннее, а ощущение духоты и спёртости в груди только нарастало. —Хорошо,—Голос её шелестел подобно сухой траве под гнётом майского ветра—Только перед этим я хочу ещё кое-что сказать.       Тонкая рука поставила бутылочку чуть поодаль. И тут Гоми вдруг схватила шатенку за галстук и притянула к себе, обдав ароматом терпкого кофе.       Нежная ладонь коснулась щеки, когда та, что держала галстук, приобняла за талию: Фриск едва сдержала желание отпрянуть от собеседницы, как от огня, но пришлось терпеть это едкое ощущение чужих прикосновений к своему телу, целиком и полностью принадлежащему одному единственному человеку. Губы опалило горячее дыхание.

"Если она попытается меня поцеловать–за свои дальнейшие поступки я не отвечаю. И извиняться за её сломанную челюсть тоже не стану."

—Да, у тебя очень запоминающиеся и красивые глаза, но...—Впившиеся в девушку светлые фиалковые очи не моргали—... Этого слишком мало, чтобы заставить его полюбить тебя. Тебе так не кажется?       Тело мгновенно бросило в знобящий холод, чуть ли не тряску. Кровь в венах загустела. Мир пошатнулся, в лёгкие накидали с десяток валунов, придавливающих к полу и не позволяющих даже вдохнуть.

Гоми вела себя почти так же, как и её сестра. Да только была одна деталь, которая кардинально этих двоих отличала. Иноэ вела себя искренне.

      Фриск резко отцепила чужую ладонь со своей талии и отпрянула, выпрямившись. —Я не совсем понимаю, о чём ты говоришь. —Даже бровью не повела? Удивительно.—Умеко горестно вздохнула и взяла обратно в руки свою бутылочку молока—Но, пожалуйста, не обманывай меня: ты прекрасно всё поняла.       Золотистые глаза сощурились, наблюдая за тем, как спокойно её собеседница пьёт своё молоко. Лёгкие разрывались: вдохнуть не получалось, как бы шатенка не старалась. В голове крутился только один единственный вопрос:

"Откуда. Откуда ты, чёрт возьми, знаешь."

      Утерев рот ладонью, Гоми встряхнула бутылочку: невероятно, но, судя по звуку, она была наполовину полной, несмотря на то, что её владелица по ощущениям должна была осушить всё ещё пару минут назад. —Ты хотела знать, почему я перевелась сюда, верно?—Нежно улыбнулась девушка с фиолетовыми глазами—Так вот: это из-за тебя. Малышка Саки с её карандашиком, бедняжка Йоко... Неужели ты такая глупышка, раз после стольких намёков до сих пор ничего не поняла? —Чего ты хочешь? —Чего я хочу?—Переспросила Умеко со сладкой издёвкой—Нет, дорогая, это не совсем подходящая формулировка. Я поклялась заставить тебя перевестись из этой школы и навсегда забыть о существовании того паренька.       Фриск не двигалась, молча сверля собеседницу льдом мертвенно-холодных жёлтых глаз.

Лицемерный мусор. Как она смеет своим грязным ртом столь небрежно упоминать Чару в таком омерзительном контексте? Хочет, чтобы героиня перевелась и навсегда забыла о нём? Мерзкий мусор. Даже руки марать было бы противно. Хотя, как насчёт пожарного гидранта в углу классной комнаты? На красном следы крови будут не так заметны.

      И всё же девушка взяла себя в руки.       "Нельзя. По её физиономии прекрасно видно, что она добивается моей агрессии."—Плотно засевшую в мозгу мысль о гидранте пришлось откинуть куда подальше—"Если и драться–то только на её поприще." —Не стоит клясться о том, что не сможешь выполнить.—Твёрдо произнесла Фриск—Я не переведусь.       Разозлённой Гоми не выглядела: скорее даже расстроенной. Она встала на ноги и подошла к собеседнице едва ли не вплотную. В сравнении благородная леди оказалась на голову выше нашей героини. —Очень жаль.—Проговорила она, наклонившись ближе и улыбнувшись—В таком случае, я превращу твою жизнь в ад.

Спустя буквально пару мгновений послышался звук упавшей на пол бутылки.

      Раньше полного осознания произошедшего появилось неприятное, сдавливающее влажное ощущение на волосах, лице и плечах рубашки. Видимо, Умеко сразу перешла к исполнению своего плана, вылив на голову Фриск своё молоко.       Не теряя больше ни мгновения, златоглазка быстро подхватила с крючка свою сумку и выбежала из кабинета настолько быстро, насколько это было возможно.       Уже на середине пути в сторону женского туалета девушка сбавила темп до быстрого шага. В её венах кипела кровь, а мерзкие чувства исцарапывали грудь изнутри наравне с пустотой, медленно проедающей в желудке дыру. В носу стоял запах молока, показавшийся до боли тошнотворным.

Душно. Мерзко. Неприятно.

      Хотелось как можно скорее уйти отсюда. Испариться. Спрятаться где-нибудь, где никто и никогда не достанет, чтобы отсидеться на время, пока приступ паники и нарастающий нервный срыв не успокоятся.       Она смотрела под ноги, не в силах поднять глаза. Сердце колотилось настолько быстро, что шум окружающих её людей попросту заглушался.       Но Фриск слишком поздно заметила то, что кто-то поставил ей подножку, отчего не удержалась на ногах и упала на пол, с пронзительной болью по ощущениям заработав себе разбитые колени. —Так-так-так, и кто это у нас тут?—Знакомый визгливый тон вынудил скривиться—Ты даже не представляешь, как часто мне приходилось вспоминать твоё уродливое лицо за время этого глупого отстранения.       Икимоне Ямаширама возвышалась непривычно высокой тенью. Лицо её искажала надменная гримаса презрения и чистейшей ненависти, сочившейся из глаз цвета морской глубины.

Вот только её для полного счастья и не хватало.

—Ой, что это с тобой?—Округлила синие глаза обидчица, заметив вид шатенки—Неудачно сходила в парикмахерскую, да? Мне кажется, что белое окрашивание тебе не идёт. Как насчёт красного?       В её руках мгновенно оказалась бутылка вишнёвого сока. Вокруг становилось всё больше и больше людей: одни зеваки хотели хлеба и зрелищ, а другие просто не понимали, что происходит, но в конечном итоге именно на героиню были обращены многочисленные разъедающие взгляды. —Извини, но не всем подходит тот метод окрашивания, который используешь ты.—Спокойно ответила девушка, игнорируя тот факт, что в любую секунду могла бы уже начать корчиться прямо на полу во власти нервного срыва—И вообще, это фетиш такой–поливать меня жидкостями разных цветов? Знаешь, если ты хотела получить моё внимание, можно было бы обойтись простым диалогом.       Икимоне вспыхнула и больно схватила сидящую на полу девушку за воротник рубашки, отчего та едва не порвалась. Кто-то в толпе тихо ахнул. —Ты что вообще несёшь, чудовище?—Её глаза метали молнии—Ты что, упала настолько сильно, что головой тронулась? —Искренне благодарю за заботу, но со мной всё в порядке.—Едкие колкости сыпались с языка быстрее, прежде чем Фриск успевала переварить их смысл—А вот у тебя с головой всё хорошо? Уверена, что тебя в детстве роняли намного чаще и больнее.

"Язык мой–враг мой."

      В толпе зевак раздались смешки, отчего Ямаширама злостно поджала нижнюю губу и в одночасье стала краснее рака. —Заткни пасть чудовище.—Прошипела она сквозь стиснутые зубы—Не понимаю, почему ты впринципе до сих пор жива.Если бы вместо Саки, Юки и Йоко умерла ты, мир стал бы в сотню раз счастливее.       Держать зрительный контакт дольше было попросту невыносимо: тело трясло, невозможно было даже вздохнуть. Молоко засыхало, неприятно стягивая кожу, а чувство безысходности накатывало с новой силой. Отчего-то появилось ощущение, что с минуты на минуту жизнь закончится. Что её до смерти изобьют в школьном коридоре без права даже сделать глоток свежего воздуха. Мизерных сил оставалось только на то, чтобы сжаться на полу калачиком и начать задыхаться, корчась в агонии до тех пор, пока учителя не соизволят остановить этот бедлам. Но приходилось держаться: стараться не упасть в грязь лицом и стойко принять всё, что сыпалось на голову, разбивая её вдребезги, как грецкий орех.       Ямаширама подняла кулак, намереваясь закончить то, что недоделала неделю назад. В предвкушении неизбежной боли щека запульсировала, а стук сердца своей громкостью заглушил всё происходящее. —Убери руку сейчас же.

Кулак застыл в милиметре от её лица.

      От испуга Икимоне отпускает чужой воротник, отчего златоглазка по инерции падает на пол, с трудом удерживаясь на локтях чтобы не распластаться.

Но не расплакаться было в сотню раз труднее.

      "Ты снова здесь... Снова пришёл в самый последний момент... Когда я больше всего в тебе нуждаюсь..."—Слёзы застилали очи пеленой, однако Фриск стойко держалась из последних сил—"В какой уже раз я повторяю, что люблю тебя...?"       Взгляд поднять она не решалась: банально по той причине, что не хотела, чтобы он видел её такой жалкой. Такой ничтожной, маленькой, беспомощной и жалкой...       Кто-то вдруг укрыл её кофтой: нет, даже укутал, поэтому волей-неволей глаза поднять пришлось.       Каково же было удивление героини, когда она увидела сидящую возле себя на коленях Джи-Джи, обеспокоенно осматривающую лицо девушки. Через её плечо можно было разглядеть, как Чара что-то говорит трясущейся от страха Икимоне. И лицо его в тот момент казалось таким холодным и бездушным, словно парень в любую секунду мог изорвать Ямашираму вклочья голыми руками. После слов "Здесь не на что смотреть." и шепчущиеся ученики начали постепенно расходиться, обсуждая произошедше друг с другом, словно говорливые сороки. —Встать сможешь?—Спросила гяру, протягивая руки, дабы помочь Фриск встать. С трудом, но последней это всё же удалось несмотря на то, что физически и ментально ей хотелось умереть–по крайней мере, десять секунд назад точно, а вот сейчас уже не особо. —Я в порядке.—Тихо проговорила героиня не то Джи-Джи, не то Чаре, не то самой себе.       Услышавшая это Кираисо смерила было собеседницу гневным взором, однако, видя, в каком она состоянии, всё же смягчилась. —Вот, обопрись на меня,—Подставив той своё плечо, блондинка осторожно повела шатенку за собой—Пойдём. Приведём тебя в нормальный порядок.

Сопротивляться не было смысла: хотелось как можно скорее смыть с себя грёбанное молоко вместе с ощущением мерзости, духоты и осевшей на душе грязи.

      Увидев то, как Змеиная Царица помогает уйти одной из своих жертв, Икимоне не выдержала: оттолкнула секретаря студенческого совета, чем вызвала на себя ядовитый поток немых оскорблений со стороны всё же пока ещё живой Фриск, и бросилась Джи-Джи наперерез. —Джи-Джи, подожди...!—Синие глаза шокировано смотрели то на подругу, то на самого ненавистного человека в жизни девушки с пурпурными волосами—Я знаю, что ты злишься на меня из-за того, что я спровоцировала то наказание, но... —Уйди с дороги. —Пожалуйста, послушай...! —Я сказала тебе уйти с дороги!—Рявкнула Дамэджи, отчего Икимоне испуганно отскочила в сторону—Миллион раз уже объясняла, что ненавижу истеричек.       Краем глаза Фриск заметила, что всё это время молчавший Чара не сводил с неё потемневшего алого взгляда, словно бы не обращая ни малейшего внимания на разговор двух девушек на повышенных тонах.

С оглушительным звоном протяжно взвизгнул школьный звонок, однако внимания на него не обратил никто. Дежавю.

—Пожалуйста, прости меня!—На глазах Ямаширамы выступили слёзы—Я обещаю, что больше никогда не стану тебя раздражать, правда...! —Слушай сюда, Мокрица,—Устав выслушивать невыносимое нытьё собеседницы, Джи-Джи оборвала ту на полуслове—Меня уже тошнит от твоих выходок, так что это последнее моё предупреждение: если ты хотя бы на метр подойдёшь ко мне или хоть ещё один, сука, раз тронешь мою лучшую подругу–я заставлю тебя на коленях свои грехи замаливать перед каким-нибудь похотливым толстым старпёром. Усекла?       Вопрос оказался риторическим: без лишних слов блондинка вместе с ничего не понимающей Фриск направилась в сторону уборной, тогда как Ямаширама осталась в шоковом состоянии стоять возле русоволосого парня, ощущая то, как вся её жизнь стремительно разрушается. И именно тогда лицо её, прежде отражавшее змеиное презрение, сменилось на панический страх и ужас загнанного в угол зайца. —Иди в кабинет студсовета без меня.—Глухо произнёс Чара, без лишних объяснений направившись следом за девушками—О твоём исключении поговорим позже.

***

      С потемневших волос стекали капли холодной воды, когда махровое полотенце приятно проходилось по коже гудящей головы, а горячий воздух, сильным потоком обдувающий мокрое лицо, позволял на какое-то время потеряться во времени и пространстве. —По поводу полотенца я ещё могу понять,—Тихо проговорила сидевшая на кафельной плитке Фриск, когда устройство затихло—Но зачем ты носишь с собой в школу фен? —Никогда не знаешь, что может в жизни произойти. Прямо как сегодня, например.—Крутящаяся рядом Джи-Джи неопределённо пожала плечами—К тому же, у каждой уважающей себя девушки должна быть сумочка с вещицами первой необходимости. —Не поспоришь.—Кивнула златоглазка и, когда гяру спрятала свой фен в сумку, чтобы в следующую секунду достать уже расчёску, промолвила тихое—Когда всё произошло, почему вы с Чарой были... —Вместе?—Догадалась та и достала заодно какое-то масло для волос с ароматом манго, чтобы выдавить содержимое себе на ладони и начать ерошить голову шатенки так, словно бы она была маленьким щенком, которого обязательно нужно со всех сторон затискать—Да девчонки пошли в столовую очередь за йогуртом занимать, а я покурить на крышу вышла. Ну и этот придурок меня спалил. Повёл то ли в этот свой кабинет студсовета, то ли к директору–не помню уже, в бредни его особо не вслушивалась. А в итоге, пока шли, наткнулись на всю эту... Ситуацию. —Понятно.

От сердца отлегло. Судя по этому невозмутимому простодушному тону, в романтическом плане блондинка Чару не воспринимала.

—А ты-то как в эту заварушку вообще попала? Хотя, нет, лучше не говори. Могу представить, насколько эта конченная слетела с катушек, раз облила тебя молоком и чуть не избила. Уф-ф-ф, зла не хватает...—Когда ворчащая Дамэджи убедилась в том, что всё масло благополучно впиталось в каштановые волосы, в её руках оказалась расчёска.       "Стоит ли говорить ей о Гоми...?"—Твёрдые зубчики бережно распрямляли спутавшиеся пряди, массажируя кожу головы—"Или не стоит..."       В уголок губ Фриск укусило слабенькое чувство вины. Поначалу эта стервозная девушка была среди тех, кто задирал её–но, в конечном итоге, именно она тогда запретила Икимоне бить шатенку–пусть и не из добрых намерений, но всё же. Надменная и жестокая Змеиная Царица долгое время представлялась ужасным человеком, приносящим боль ради развлечения и совсем не испытывающим эмпатии, будучи избалованной любительницей богатой жизни, но... Явившись в самый трудный момент на пару с ангелом, эта гяру бросилась помогать Фриск и даже назвала своей лучшей подругой, пригрозив Икимоне расправой, если та только посмеет её обидеть. Дамэджи не рассмеялась и не покрутила пальцем у виска, когда златоглазка предложила ей вместе с Аралией расследовать убийства–и даже согласилась. Да что уж там: она даже пригласила героиню к себе домой и рассказала то, что творилось у неё на душе, в тот момент не до конца понимая, что та всерьёз решится ей помочь.

Разве после всего этого Кираисо не заслуживает узнать правду...?

—Послушай, Джи-Джи,—Всё же приняла решение Фриск—Мне нужно тебе кое в чём признаться.       Блондинка ничего не ответила, продолжив расчёсывать каштановые волосы, однако по тому, как тщательно она проходилась расчёской по каждой прядке, можно было судить о готовности слушать. —Икимоне не обливала меня молоком.—От столь резкого заявления Дамэджи даже остановилась на секунду—Незадолго до случившегося...       И тогда девушка всё рассказала. То, как странно себя вела новая знакомая; то, что она сделала и то, что она сказала, своими словами вызвав у героини нервный срыв. Несмотря на то, что обычно последняя всё рассказывает сухо и не вдаваясь в подробности, сейчас она старалась не скрыть ни одной детали, потому что банально устала держать всё в себе.       Спокойно выслушав рассказ собеседницы, Джи-Джи какое-то время молчала, переваривая услышанное. —То есть, тебе нравится Чара...—Создавалось ощущение, словно из всего услышанного её удивило только это—За вкусы, конечно, не осуждают, но они у тебя реально специфичные. —Он мне не нравится,—Покачала головой Фриск и спешно добавила—Я люблю его. Очень сильно люблю. Это немного трудно объяснить, но именно благодаря этому факту я впринципе до сих пор жива.       Блондинка изобразила странную эмоцию, отражающую смесь отторжения и понимания одновременно, ибо с одной стороны девушка по какой-то причине явно была не шибко в восторге от этой влюблённости, а с другой осуждать подругу попросту не могла. —Без обид, но, если честно, ты вот вообще не похожа на человека, который мог бы по уши влюбиться в кого-то. —Я умею быть непредсказуемой. —Бля, ну с этим не поспоришь.—Гяру хихикнула и вдруг резко выпрямилась—Погоди. А откуда эта Гоми вообще узнала о том, что ты в него влюблена? —В этом вся загвоздка.—Ответила шатенка и сощурила золотистые глаза—Об этой информации известно только тебе–начиная с сегодняшнего дня–и Аралии. —Тогда очевидно, что тебя слил тот чокнутый сталкер!—Разноцветные глаза цвета нежного персика и сладкой малины сузились в негодовании. —Он не мог этого сделать.—Возразила героиня—Это попросту противоречит его целям.       Нет, в теории, конечно, беловласый мог это сделать–да и мотивы его не до конца понятны, если их абстрактность впринципе можно было назвать чем-то, что можно корректно интерпретировать. В любом случае, какой Аралии вообще смысл раскрывать её тайну потенциальной сопернице? —Ладно, но кто тогда это мог быть?—Учитывая то, что Фриск ничего не ответила, вывод напрашивался сам собой—Так, ок'ей, без разницы, разберёмся с этим потом. Вопрос в том, что теперь делать с этой мутной девкой? —Поискать на неё компромат. В любом случае, что-нибудь придумаем.—Жёлтые глаза налились яркой лимонной кислотой—Я не позволю ей разлучить меня с любовью всей жизни. —Звучит жутковато, но впринципе поебать: я сама на это подписалась.—Дамэджи безразлично пожала плечами и встала с колен—Погнали уже. Кстати, не хочешь как-нибудь вместе сходить на маникюр? Закрепить дружбу там, все дела.

На ум пришло воспоминание, где Саки незадолго до своей смерти посоветовала Фриск сходить в какой-то маникюрный салон. Почему Вселенная так зациклена на том, чтобы героиня сделала себе ногти...?

—Я не против.—Согласилась она, поднимаясь на ноги, а потом вдруг задала один не дающий покоя вопрос—Но с каких пор мы стали лучшими подругами?       Пусть отлетевшая от кафельной плитки фраза прозвучала немного грубовато, отчего шатенка хотела было уточнить, что просто поинтересовалась, а не упрекнула, гяру словно бы и не заметила в спокойном голосе собеседницы какого-либо наезда: только прошла к зеркалу, чтобы глянуть, не размазался ли макияж. —Не знаю. Типа, разве настоящие друзья–это не те мегакомфортные люди, что всегда поймут, придут на помощь и поддержат?—Не пойми откуда в тонких ладонях с длинными крашеными ноготочками появилась розовая помада, аккуратно принявшаяся покрывать пухлые губы оттенком, напоминающим малиновый крем-мёд—По рассказам Ики мне казалось, что ты какая-то ебанутая на голову психопатка, но в итоге ты оказалась милашкой–пусть и со странностями, но всё же. К тому же, ты первый человек, которому я более-менее открылась. Ещё и жизнь спасла... Логично, что я теперь хочу узнать тебя получше и стать лучшими подругами. Или тебя такие взаимоотношения не устраивают? —Очень даже устраивают. —Ну вот и всё теперь.—Хмыкнула Джи-Джи и щёлкнула колпачком помады—Всё-таки туалет–это исторически значимое место: тут и подружиться можно, и от самоубийства спастись, и косточки кому-нибудь перетереть.       Ощущения были смешанные. "Лучшие подруги"... Достаточно незнакомое понятие для такого человека, как Фриск, которая привыкла всю жизнь быть одной, не собираясь впускать в своё личное пространство кого-то помимо Чары. Единственной, кто впринципе отдалённо подходил на роль подруги, была Саки Нишину, но до недавнего времени героиня воспринимала её скорее как назойливую знакомую. Ключевые слова "до недавнего времени", ибо всё чаще и чаще она начала замечать, что та неуклюжая весёлая девчушка с медными локонами и веснушками на лице была не просто очередным незначительным человеком в её блеклой жизни, а спусковым крючком, повлёкшим за собою всё то, что мы имеем сейчас: постоянные пересечения с Чарой, странные стечения обстоятельств, школьный буллинг, таинственные смерти, информатора с замашками озабоченного сталкера и, в конце концов–лучшую подругу, с которой изначально взаимоотношения совершенно не задались.

Люди вокруг, что за небольшой промежуток времени успели осесть в жизни девушки, достаточно круто её поменяли: на самом деле, если бы не тот же Аралия, то она определённо точно не справилась бы с одиночным расследованием или помощью Джи-Джи. Вдобавок, непринуждённый трёп этих двоих помогает время от времени заглушить поселившееся в груди чувство пустоты. Поэтому, немного пораскинув мозгами, Фриск пришла к выводу, что иметь друзей–это не такая уж и бесполезная трата времени.

      Увлёкшись размышлениями о философии дружбы как части биосоциального существа человека, она едва не столкнулась при выходе из уборной с... Секретарём студенческого совета.       Дыханье спёрло, а сердце участило ритм до невероятных скоростей. Былые приступы паники и проглоченный нервный срыв показались несущественными пустяками на фоне вспоглощающей нежности, окутавшей всё вокруг розовым туманом. Стало так легко, волнующе и трепетно, что едва удалось удержаться на дрожащих ногах. —Тц...! Предупреждать надо, что караулишь, придурок.—Грубый возглас рядом стоящей и схватившейся за сердце Джи-Джи в адрес Чары спустил Фриск с небес на землю—Эй, что вообще такого криминального в том, что я курила на крыше? Не в детском же крыле. —Без разницы, устав есть устав. К тому же, я пришёл не к тебе, Кираисо.—Холодно прочеканил парень и следом обратился уже к шатенке, когда тон его тотчас потеплел—Фриск, как ты? Болит что-нибудь? —Я в полном порядке.—Пока совершенно спокойный голос глаголил обыденные заверения, внутри девушка готова была визжать от всего того несоизмеримого счастья, что её переполняло при одном лишь взгляде на этого чудесного человека—Большое спасибо за беспокойство.       Русоволосый хотел было что-то сказать, но промолчал, устало опустив голову. И в эту же самую секунду былая радость пропала, когда через его плечо удалось разглядеть неспешно приближающуюся фигуру. —Мне рассказали, что только что случилось.—Прошелестела подошедшая Гоми с блаженной улыбкой—Всё хорошо?       Златоглазка сглотнула. По позвоночнику сразу пробежал холодок, а неприятное чувство закололо подушечки пальцев, оседая на душе смольной копотью.       В отличие от героини, Дамэджи своих чувств скрывать не стала: показательно скривилась, окинув Умеко презрительным взглядом, и прошипела язвительное: —А тебя это ебать не дол...—К счастью, прежде, чем девушка успела закончить предложение, Фриск жестом попросила её замолчать и заговорила уже сама. —Да, всё хорошо.       Невидимые нити напряжения, казалось, связали присутствующих паутиной немых переглядок. Подобную атмосферу часто можно было наблюдать в императорских дворах Японии лет так двести назад: за доброжелательными улыбками и милыми беседами чиновников да благородных дам скрывалось лицемерие, ощупывающее собеседника по принципу "полезный или нет". Так и сейчас шатенка и стоящая напротив девушка вели немую баталию, мысленно вопрошая, кто же выдаст свои истинные намерения первой.

Говорила ли Умеко всерьёз, когда заявила, что превратит жизнь героини в ад? Совсем скоро узнаем.

***

Вторник, середина учебного дня. К этому времени Фриск уже два раза успели столкнуть с лестницы, и в обоих–установить то, кто в этом виноват, не удалось.

      К счастью, она отделалась всего лишь лёгкими синяками, но уже этого хватило, чтобы понять, что глава дисциплинарного комитета насчёт своих слов отнюдь не шутила.       "Несмотря на то, что моя репутация благодаря дружбе с Джи-Джи улучшилась, особо ситуацию это не спасает."—Направляясь в свой кабинет, девушка параллельно обдумывала сложившиеся обстоятельства—"Пусть я больше и не имею статуса отброса, потягаться силами с членом студенческого совета, обладающим идеальной внешностью, оценками, поведением, а также по совместительству являющимся сестрой вице-президента, у меня точно не получится. По крайней мере, пока что."       Да и Аралия, к сожалению, тоже ничем помочь не может, так как до сих пор пытается найти на Гоми хоть какой-нибудь компромат. И, как можно было понять, дела у него пока продвигаются безрезультатно.       Уже на подходе в класс девушка нутром ощутила, что что-то не так, и нехорошее предчувствие её не подвело.       Светлое помещение было таким же, как и обычно: наполненным негромкими голосами и смехом общающихся между собой одноклассников и одноклассниц, обсуждающих насущные темы как ни в чём не бывало. Появление Фриск, казалось, вообще никто не заметил, что было ей даже немного в радость, да только был один неприятный факт, что бросился в глаза сразу же, стоило только подойти к своей парте.

"Неудачница. Отброс. Тупоголовая шлюха. Тварь. Лицемерка."

      Жирные надписи, чёрным маркером выведенные на гладкой поверхности дерева, почти полностью украшали парту подобием уродливых татуировок.

"Чудачка. Мерзкое чудовище. Убейся."

      Шатенка провела пальцем по одной из надписей, отчего буквы тут же смазались и оставили мокрый чёрный след. Свежие. Словно написали это чуть ли не только что...       С усталым вздохом шатенка направилась к доске за тряпкой. Никто из присутствующих в классе школьников на неё даже не взглянул, а если кто-то из них был причастен к акту вандализма над ни в чём не повинной мебелью, то сделал вид, словно героини нашей и подавно не существует.       "Что интересно, утром и во время обеда моя парта была немного мокрой."—Спустя несколько секунд рассуждала она, вытирая куском влажной жёлтой ткани поверхность стола, где уродливые надписи постепенно растворялись под бережным трением—"Значит, кто-то вытирал её от таких же нелестных комментариев в моё отсутствие. С учётом того, что следы свежие, сейчас этот "кто-то" не успел придти раньше меня."       Раньше Фриск посчитала бы это полнейшим бредом, так как до этого в школе не было ни одного человека, кому было бы не наплевать на её травлю–кроме, разумеется, сострадальной Саки–но сейчас обстоятельства несколько изменились. Есть три предположения, кто мог бы это сделать:       Джи-Джи и её компания, что последует за своей королевой и в огонь, и в воду. Вполне возможно, что очищать имидж нашей героини решили именно они, но тут возникают некоторые несостыковочки. Во-первых, придти раньше неё в школу они не могли, так как, зачастую, за неспешной прогулочкой являются чуть ли не за пару минут до звонка, а то и позже. К тому же, Кираисо бы не упустила возможность поздороваться с подружкой и предложить ей вместе прогулять уроки. Во-вторых же, из-за разного расписания достаточно проблематично бегать туда-сюда из одной части школы в другую, а с учётом того, что гяру далеко не прогматичная личность, подруги должны были хотя бы один раз, но пересечься. Так что, даже, если бы в теории таинственным защитником оказалась занятая блондинка, утром она придти и смыть унизительные надписи не смогла бы.       Гоми Умеко. Для неё это было бы прекрасным планом: сначала испортить парту, а затем, подобно святейшему ангелу на глазах у одноклассников отмыть её, параллельно зачитав нотации по типу "Нельзя же так, ребята...". Однако, разве в таком случае не было бы более выгодно сделать это на глазах у Фриск, чтобы создать у окружающих видимость их любезных взаимоотношений? Мысль, что глава дисциплинарного комитета могла находиться в тайном сговоре с учениками, была отметена сразу же: во время обеденного перерыва Джи-Джи, уплетая персиковый йогурт, пожаловалась о том, что репутация Гоми попросту безупречная и нисколечки не купленная. Так что, раз Умеко не использовала эту возможность, чтобы лишний раз закрепить свой авторитет, то она уж слишком глупая для своих гениальных схем, а тут уже выходит несостыковочка.       И, наконец, Чара. Чара-Чара-Чара... Ах, если это действительно он, то Фриск готова прямо сейчас пробить седьмое небо, чтобы очутиться прямо на шестнадцатом–всё потому, что звучит данная теория слишком сладко, пусть и имеет под собой факты. Сразу на ум приходят его слова о том, что он "попытается что-нибудь сделать", его обеспокоенное ангельски-очаровательное бледное лицо... С другой стороны, этот парень является достаточно занятой личностью, так что было бы странно, если бы у него нашлось время на то, чтобы постоянно бегать к Фриск в класс разбираться с последствиями буллинга. Но сегодня он точно пришёл раньше неё: в конце концов, девушка старается лишний раз не упускать любимого из виду, пока рядом ходит тот лицемерный мусор.       С тяжёлым вздохом ладони наконец-то отпустили многострадальную тряпку, которая всё это время усердно тёрла парту чуть ли не до дыр, ибо шатенка снова немного увлеклась своими рассуждениями. Есть ли смысл вообще разбираться, кто что сделал, если перво-наперво необходимо разобраться с Гоми? Или же, для начала, хотя бы понять, как с ней разобраться...       Золотистые глаза метнулись к циферблату висящих над школьной доской часов, затем–к пустующей парте Умеко. До начала урока осталось пятнадцать минут, а главы дисциплинарного комитета всё ещё нет.

"Отлично. Должно хватить."

      На всякий случай подхватив свою сумку, дабы туда не накидали битого стекла или ещё чего-нибудь похуже, Фриск направилась к выходу из кабинета, заодно закинув тряпку на металлическую подставку у доски. Параллельно с тем в ладонях в считанные секунды оказался телефон, где в одном из чатов тонкие пальцы уже набирали текст сообщения:

"Извини, если отвлекаю от поисков, обеда, игры или аниме. Можешь попробовать найти для меня ещё кое-что? Причины объясню в школе: это не телефонный разговор."

***

      Весь мир вокруг казался каким-то странным: заторможенным, серым... Чужим. Это место, где раньше ученица чувствовала себя, как дома, сейчас словно бы собиралось прожевать её и выплюнуть, как обглоданную кость, которую даже собаке нельзя бросить.       Икимоне шла из кабинета директора по школьному коридору не разбирая дороги, понуро опустив голову и уставившись в пол пустым взглядом глубоких синих глаз.       К сожалению или к счастью, угроза секретаря студенческого совета в реальность не воплотилась, однако девушку предупредили, что если ещё хоть раз она будет демонстрировать "неприемлимое поведение, порочащее имидж их учебного заведения", то её ждёт незамедлительное исключение. Как удобно. Почему-то по отношению к Джи-Джи с её бандой и тем, кто впринципе поддерживает буллинг, эти правила не работают. Может, потому что они просто занимаются этим в закутках, где учителя и студсовет не увидят...       Ямаширама тяжело вздохнула и коснулась своих длинных пурпурных хвостиков.

Как всё вообще пришло к этому? Каким образом Икимоне из обычной девчонки превратилась в козла отпущения, потеряв всё: и подруг, и репутацию, и уверенность в себе...

      Она нутром ощущала на себе чужие взгляды: кто-то смотрел вслед с жалостью, кто-то–с презрением, а кто-то–с насмешкой.       "Но ведь вы все тоже принимали в этом участие!"—Пол и стены смазались из-за подступающих слёз, а горечь в горле смешалась с солью—"Почему виноватой сделали именно меня?!"       Гнев, отчаяние, тоска и одиночество–все эти эмоции сдавливали грудь, огромным и тяжёлым балластом придавливая к полу, мешая и так с трудом ступающим ногам идти.

В тот момент воспоминания далёких лет вдруг нахлынули приливом морской волны. В конце концов, Икимоне не всегда была такой.

      Это произошло всего одиннадцать лет назад. Вот она, маленькая девочка с хвостиками, испуганно озирается по сторонам, стоя в нерешительности у порога кабинета, где такие же маленькие дети, как и она, весело болтают, смеются и играют. Ей было страшно оказаться здесь: в такой большой и незнакомой школе, где так много новых людей... Всё это давило, отчего хотелось заплакать и прижаться к маме в поисках защиты от незнакомого доселе мира, вот только мамы тут не было. И от этого становилось только ещё страшнее.       Икимоне опустила голову и поджала нижнюю губу, готовясь вот-вот заплакать. Ей было страшно. Она была не готова к новому коллективу. Боялась, что все начнут дразнить и насмехаться. Не знала, как окружающие её примут: станут ли другие дети дружить с девочкой, чья фамилия буквально означает "мокрица"...?       Но тут к ней вдруг кто-то подошёл. Девочка в нерешительности и испуганно, словно маленький несмышлёный котёнок подняла голову, сверля синими заплаканными глазками незнакомого человека.       Этой незнакомкой оказалась девочка: такая же малютка в школьной форме, как и синеглазка с хвостиками. Её растрёпанные медные кудряшки смешно спадали на лицо, серые очи плескались неподдельной радостью, а веснушки, покрывающие всё лицо маленькими пятнышками, придавали этой крохе ещё большего очарования. —Привет!—Когда одноклассница лучезарно улыбнулась, можно было увидеть дырку на месте недавно выпавшего молочного зуба—Давай дружить? Меня Саки зовут, а тебя? —Ики... Икимоне...—Тихо ответила Ямаширама, глядя на собеседницу с непониманием, которым скрыла свой... Восторг. Восторг, отразившийся в синих глазах блеснувшей в лунном свете морской гладью.

Как она может так легко подойти и познакомиться с кем-то...? Так просто, с радостным восклицанием и милой улыбкой, светящейся ярче тысячи солнц.

—Какое красивое имя!—Восхищённо пролепетала Саки и хлопнула в ладоши—Можно я буду звать тебя Ики? Мы теперь с тобой будем самыми лучшими подружками на свете, ура-ура-ура-а-а!       С этими словами она начала прыгать на месте, как зайчик, взяв Икимоне под руки, отчего та настолько опешила, что даже не смогла отдёрнуть ладоней. Эта девочка, похожая на крошечную звёздочку, казалась такой доброй, что скорее напоминала весёлого ангелочка, чем человека. А главное–совершенно не боялась подойти и познакомиться с кем-то, чем немного успокоила испуганную Ямашираму, боящуюся быть непринятой новым коллективом. Будто бы смелость Саки передалась и ей, отчего Икимоне, сама того не осознавая, уже в следующие секунды задорно смеялась и улыбалась вместе с новой подругой, параллельно знакомясь с другими детьми, что... Приняли её. И даже не смеялись, когда она смущённо представилась полностью.

С того дня девочка изменилась. Она взяла в пример озорную Нишину, что всё это время была рядом, и школа показалась вторым домом, где можно было чувствовать себя комфортно и по-настоящему счастливо...

До тех пор, пока не появилась она.

      В старшей школе, когда Ямаширама, скача долгое время на побегушках у Джи-Джи, наконец-то была принята в компанию популярных девчонок, чего так долго добивалась и о чём так сильно мечтала, Саки подружилась с одной чудаковатой особой. Икимоне она сразу не понравилась: отвечает односложно, никаких эмоций не испытывает, так ещё и взгляд, как у мёртвой рыбы... Пугающая она. Но, как только она заявила об этом Нишину, та впервые серьёзно поспорила с подругой о том, что на самом деле эта девушка не такая, какой кажется–стоит лишь узнать её получше, ведь в каждом человеке есть что-то хорошее, и это хорошее нужно только найти. Волей-неволей приходилось мириться с тем, что Саки дружила с этой ненормальной психопаткой, и на этом фоне Ямаширама начала недолюбливать Фриск просто на подсознательном уровне: банально потому, что из-за Имаи подруге приходилось постоянно проводить с ней время, чтобы попытаться развеселить и вызвать хотя бы скудную улыбку на её пустом лице или вместе пообедать. Но Икимоне старалась не срываться в открытую, ведь всё-таки кудряшке была дорога эта девица, так что ненависть свою пришлось засунуть куда подальше, изредка выплёскивая её в едких комментариях.

А потом она обнаружила Саки мёртвой в школьной кладовке. Тело её первой лучшей подруги, что больше никогда не осветит этот мир своей лучезарной улыбкой, лежало рядом с этим безэмоциональным чудовищем, прожигавшим прибывшую синеглазку пустым жёлтым взглядом.

      Слёзы бессилия стеклянными дорожками полились по щекам, когда сама Ямаширама ускорила шаг, даже не глядя, куда бежит. Ей было больно. Больно оттого, что весь мир в одночасье обратился против неё из-за какого-то мерзкого чудовища, что разрушило всё, что было девушке дорого.       Компания Джи-Джи, куда она так долго старалась попасть... Почему Фриск так легко удалось подружиться с той, кто не подпускала себе слишком близко никого из её окружения?! Почему она, а не Икимоне?! Почему... Почему монстр, убивший Саки, забирает её место...?       Ноги сами принесли девушку в уборную возле кладовки–слава всем богам, не той самой, а другой. Наверное, ей действительно стоило умыться и привести себя в порядок...       Осторожно закрыв за собой дверь, Ямаширама прошла к зеркалу. Красное, заплаканное лицо напоминало то, что было у неё в день убийства подруги, когда она после стычки с шатенкой бежала в уборную, чтобы взять себя в руки перед приездом полиции.       Зашипела вода в раковине, унося с собою прочь в сточную трубу невыносимое гудение в голове.       На ум невольно пришли слова, что когда-то сказала ей Нишину, и голос её–звонкий, словно горный ручей, немного печальный—отдался в мыслях гулким эхом.

"Я понимаю, что Фриск может показаться тебе странной или пугающей, но она правда очень хорошая. На самом деле, разве не каждый из нас вёл бы себя, как она, если бы у него не было друзей? Поэтому ведь и важно не быть одиноким, чтобы не замыкаться в себе и уметь открывать свои чувства окружающим! Уверена, Ики, однажды вы с ней точно подружитесь–и мы все вместе будем обедать на крыше и кормить друг друга сосисками-осминожками, хи-хи!"

      Зачерпнув в ладони кристальную воду, девушка сполоснула лицо. Прохлада остудила кожу, а заодно и разгорячённый рассудок, помогая чуть-чуть успокоиться. Потемневшие от воды выбившиеся из чёлки сливовые локоны прилипли к горячим щекам, когда Ямаширама, сверля синими глазами раковину, вдруг задумалась.       "Однажды, значит. А вдруг Фриск..."—Плещущаяся жидкость всё лилась с громким шипением, но заглушить думы у неё не вышло—"И не убивала Саки вовсе...?"

Если подумать, то этот вариант девушка никогда и не рассматривала вовсе: она всё это время была абсолютно уверена в том, что именно Имаи была убийцей. Но ведь действительно–зачем ей убивать Саки, свою единственную подругу? И Юки, и Йоко... В этом же просто... Не было никакого смысла.

      Постепенно становились на место факты, которые прежде синеглазка попросту не хотела замечать. Слова Фриск в кабинете студсовета и под лестницей уже не казались лживыми манипуляциями, а обвинения окружающих–пустыми и неправильными. И все те язвительные колкости от шатенки поступали в ответ только тогда, когда Икимоне первой начинала конфликт. Всё это время она не нападала, а попросту защищалась. Шатенка ведь... Наверняка тоже тяжело переживала всё произошедшее глубоко в душе. Как и сказала однажды Саки, возможно, Фриск просто боялась открыть свои чувства окружающим–в конце концов, она такой же живой человек, как и Ики. А последняя всё это время издевалась над ней, закапывая глубже и глубже эмоции ошибочно принятой за монстра девушки... Осознание обрушилось на голову камнепадом: болезненным, жёстким, травмирующим, но справедливым. —Господи...—С тяжёлым вздохом, вырвавшимся из груди вместе с резко упавшим сердцем, школьница схватилась за голову—Что же я наделала...

Это не Фриск разрушила жизнь Ямаширамы. Ямаширама разрушила её сама.

      "Дура, дура, дура... Мне нужно всё исправить, нужно срочно всё исправить!"—Она склонилась над раковиной, не в силах даже взглянуть на своё отражение—"Но только... Как?"

Ответ возник в голове одновременно со словами Саки: нужно попросить прощения и подружиться.

      "Хах, да кого я обманываю."—С губ сорвалась горькая усмешка—"Она ведь меня теперь ненавидит. Да и не думаю, что когда-нибудь простит за всё то, что я ей сделала и наговорила..."

Чувство безысходности пошатнуло внутренний и без того беспокойный океан, где, однако, плыл себе маленький кораблик надежды на белых парусах. А нёс он в себе тот смысл, что лично Саки в такой ситуации не испугалась и точно попробовала бы подружиться. И даже несмотря на то, что синеглазка совершенно не похожа на это жизнерадостное солнышко, всё это время скрываясь за личиной самоуверенной пылкой девчонки, стоило хотя бы попытаться.

      "Решено,"—Ики сделала глубокий вдох, собираясь с силами—"Прямо сегодня же подойду и попрошу прощения–а там уж будь, что будет!       Набравшись храбрости, она выпрямилась и впервые подняла взгляд на своё отражение. Только тогда удалось заметить, что всё это время за её спиной стоял чей-то силуэт, прячущийся в полутьме уборной.       Девушка вздрогнула от неожиданности, но вскрикнуть от испуга не успела–её резко схватили и зажали рот ладонью. Резкая боль пронзила сдавленную челюсть. Взгляд забегал по уборной, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь или хотя бы разглядеть неизвестного, но тот был в дождевике, чей капюшон надёжно скрывал лицо. Сердце забилось в бешеном темпе: школьница изо всех сил попыталась вырваться или хотя бы закричать, но некто держал слишком крепко.       Зрачки сузились от ужаса, когда в шею девушки воткнули шприц с острой болью, отчего та едва не взвыла. Взгляд в считанные секунды помутился, всё вокруг начало плыть и растекаться, словно таявшее на солнце мороженое, а в следующие мгновения мир и вовсе захлестнула бесконечная темнота.

***

С громким хлопком закрывшейся входной двери тёмная и холодная квартира встретила Фриск мёртвой тишиной.

—Я дома.—Произнесённая в пустоту фраза отдалась едва слышимым скрипом кровати в родительской спальне, однако девушка не обратила на это никакого внимания, погружая ноги в дешёвые белые тапочки, которые она на днях купила для всей семьи, так как поняла, что мыть полы нужно не только от крови, но и впринципе.

Хотя, не факт, что отец станет обуваться. И не факт, что матери теперь впринципе могут понадобиться тапочки.

      Фриск первым делом направилась на кухню и заглянула в холодильник, дабы разогреть вчерашнее карри с рисом–уж извините, но она слишком устала, чтобы готовить что-нибудь новенькое.       А пока успокаивающе шипит масло на сковородке, хотелось бы объяснить, чем сегодня таким важным занималась девушка, раз настолько устала. А ответ довольно прост: после окончания занятий она весь оставшийся день следила за Гоми и успела сделать кое-какие выводы. В основном, весь свой досуг Умеко проводила за прямыми обязанностями главы дисциплинарного комитета–то есть, действительно патрулировала коридоры и в некоторых случаях с мягкой, но настойчивой улыбкой делала замечания тем, кто бегал или вёл излишне горячие споры на грани с дракой. Что интересно, так это то, что она практически не обращала внимание на Чару что в коридорах, что в кабинете студсовета, но каждый раз, когда в его поле зрения попадала Фриск–мгновенно подбегала и с благоговейным личиком говорила, якобы кто-то из учителей его позвал.

Иными словами, эта гадина даже близко секретаря к девушке не подпускала: да, именно так, а не наоборот. Разумеется, чтобы шатенка не смогла нажаловаться своему любимому о замыслах Гоми, ведь последняя по какой-то причине прекрасно знала, что русоволосый поверит именно нашей героине, а не ей. Подозрительно. Очень подозрительно...

      Запах горячей еды вернул её в реальность, когда в тёмной кухне, чья мёртвая тишина прерывалась чьими-то приближающимися шагами, золотистый взгляд сумел разглядеть на столешнице то, что заставило застыть на месте.

Вашу ж мать. Он снова забрал нож.

      Фриск резко обернулась.       За её спиной стоял отец, держа в подрагивающей руке холодное оружие с переливающимся лезвием. Мужчина дрожал, а по покрасневшим белкам его немигающих жёлтых глаз стало понятно, что тело его одолела очередная ломка.       "Не знаю, что мама ему вкалывала, и где это находится."—Ладонь готова была в любую секунду дёрнуться к металлическому стакану со столовыми приборами, если Тайджу попытается что-нибудь сделать—"Вот только дома мне всего этого и не хватало. Может, меня стоит ещё похитить для полного счастья?"       Взлохмаченные чёрные сальные волосы прилипали к щетинистому лицу, а безумные глаза прожигали дочь насквозь. Глава семьи Имаи дёрнулся и вдруг... Подошёл к холодильнику, открыл дверцу и достал с нижней полки огурец.

Спокойно, ложная тревога. Отец всего лишь захотел съесть огурчик. Неожиданно, но, впринципе, почему бы и нет.

—Он немытый.—Констатировала Фриск, когда тот уже собирался было нарезать продолговатый овощ—Я сейчас всё сделаю. —С-спасибо...—Глухо пробормотал Тайджу, передавая дочери огурец, а заодно и потенциальное оружие убийства, после чего сел за стол и принялся сверлить одну точку немигающим пустым взглядом, изредка дёргаясь в судорогах.

Действительно неожиданно.

      Когда тарелка с горячим рисом, карри и нарезанным овощем оказалась перед мужчиной, девушка специально дала ему ложку вместо палочек или вилки, прекрасно понимая, что по-другому он есть чисто физически не сможет, и ушла в свою комнату, так как аппетита попросту не было.

***

      Пружины жёсткой кровати впивались в позвоночник. В какой-то момент Фриск осознала, что поразительно сильно похожа на отца в данный момент, ведь, фактически, точно так же последние полтора часа пялилась в потолок бездумным золотистым взглядом.       Смешанные ощущения царапали изнутри. Желудок ныл и извивался цепкой змеёй, закручиваясь в жгут сжирающей изнутри пустоты. Мысли, чувства, эмоции–какой вообще во всём этом смысл? Какой смысл в том, чтобы испытывать эти мерзкие ощущения, вырывающие из тебя последние остатки здравого рассудка? Какой смысл в том, чтобы просыпаться по утрам, заранее зная, что в школе над тобой будут всячески измываться, а ты даже сделать ничего в ответ не можешь.       Тяжёлая голова повернулась в сторону. Там, на другом конце небольшой серой комнаты, прямо в углу стоял самодельный алтарь в честь человека, которого Фриск без преувеличения могла назвать смыслом своей жизни. Тот, ради которого она всё это терпит. Тот, ради которого она находит в себе силы бороться. Тот, ради которого она готова пойти на что угодно, лишь бы только не потерять последнюю причину своего существования–последнюю и единственную любовь, делающую её человеком, а не бездушным чудовищем.       "Говорю и думаю так же, как мама."—Шатенка зажмурилась и выдохнула сквозь стиснутые зубы—"Мерзко."       Это чувство пустоты, пожирающее сердце, олицетворяет собою боль одиночества. Пусть Марин была сумасшедшей психопаткой, которой ради своей любви приходилось убивать и разрушать чужие жизни, она всё же была единственной, кто по-настоящему понимал девушку. А что теперь? Теперь её рядом нет. Да, они раньше не так уж и часто общались, однако само ощущение того, что она не одна, придавало златоглазке уверенности в том, что жизнь обязательно наполнится красками. Даже появившиеся друзья и любимый человек не смогли в полной мере погасить это омерзительное чувство–ведь их здесь нет. Здесь нет того, кто мог бы прижать к груди и заверить, что всё наладится. Здесь впринципе никого нет. Никого. Никого...       Остаётся только в полном одиночестве, лёжа на холодной постели и отвернувшись к серой стене, ощущать то, как по щекам к подушке стекает горячая влага, насквозь пропитывая наволочку. В абсолютнейшей тишине испытывать отвращение к звуку собственного тяжёлого дыхания. Ненавидеть проглатываемую изо дня в день истерику, что никак не удаётся полностью в себе подавить, как бы сильно девушка не старалась.

Всё будет хорошо. Жизнь героини сложится не так, как у её матери. Там будут лишь любовь и взаимопонимание, а не слепой эгоизм и тщетные попытки подчинения чужой воли. Не будет этих синяков и ран, не будет бесконечных криков и гор битой посуды. Не будет тихих всхлипов и плача по ночам, не будет боли. Только счастье: светлое, нежное, чуткое, заботливое... Всё будет хорошо, всё обязательно будет хорошо. Всё точно будет хорошо, правда-правда... И Фриск никогда не придётся похищать любимого человека, она ни за что и никогда не станет так поступать, нет, ни за что, ни при каких условиях. Насколько бы силён не был страх быть отвергнутой, решимость обязательно его пересилит. Обязательно. Обязательно...

      Раздаётся тихая трель телефонного звонка. Шатенка моргает, смахивая с ресниц слёзы, и, не глядя, рукой нащупывает на тумбочке мобильник. На ярком экране высвечивается слово, заставляющее в считанные секунды остановиться все внутренние органы.

Мама.

      Шатенка сглатывает и дрожащим пальцем касается кнопки "принять вызов". Подносит телефон к уху, глубоко в душе надеясь не услышать голос врача. —Алло, кроха.—Но в трубке раздаётся до боли знакомый женский голос—Привет. Как вы там? —Справляемся.—Глухо отвечает девушка, сглатывая подступающий комом в горле очередной поток слёз—Как ты?

Это так странно: мило беседовать с матерью после того, как она вышла из комы. Будто звонок на тот свет, хотя достаточно кощунственно так говорить с учётом того, что мама всё же выжила.

—Справляюсь!—По-обыденному нежно рассмеялась Марин—Меня зашили, только сегодня проснулась от четырёхдневной комы. Сейчас вот под капельницей лежу. И о~о~очень по вам скучаю! —Мы по тебе тоже, но отца я не спрашивала. —Кстати, по поводу папы...—Даже по голосу матери стало понятно, что она как-то странновато улыбнулась—Завтра его заберут. —Куда? —В рехаб.—Повисла небольшая, но достаточно напряжённая пауза, когда следом раздался усталый вздох—Теперь, когда я буквально выбралась с того света, поняла, что больше так продолжаться не может. Я не смогу строить счастливую семью с человеком, которого сознательно пичкала препаратами, чтобы привязать к себе. Поэтому завтра Тайджу увезут на реабилитацию, так что тебе временно придётся пожить одной, пока меня не выпишут.       Вспоминая то, как отец трясся и вёл себя, подобно тому самому овощу, что ему захотелось съесть за ужином, Фриск понимала, что отправить его на лечение было бы самым лучшим, правильным и здравым решением. Возможно, раз мама переосмыслила свою жизнь, их семья больше не будет выглядеть, как сборище сумасшедших психопатов. —Ты так быстро договорилась об этом сразу после выхода из комы...—И всё же некоторые вопросы хотелось озвучить—А денег хватит? На твоё лечение, на содержание отца... Если там нужно платить. —Просто не хотела терпеть, хи~хи.—Промурлыкал материнский голос—Не переживай, кроха, всё схвачено: я откладывала деньги на чёрный день, поэтому на лечение хватит. И, так получилось, что у меня в рехабе работает дядя. Я обговорила с ним некоторые вопросы, поэтому у Тайджу будет особое лечение, ха~хах...

Ну разумеется. Переосмыслила она свою жизнь. Мечтать не вредно.

—Ты не меняешься. —Я знаю, милая~!—Звонко рассмеялась Марин, когда Фриск только мысленно пожелала, чтобы во время своей реабилитации отец не умер.

Зато ей теперь придётся жить одной. Можно будет не готовить каждый день и не закрывать дверь на ночь. Какое счастье... Наверное.

***

      Сознание постепенно включалось, а ватная голова, раскалывающаяся от невыносимой боли, кое-как могла держаться на шее, как сдувающийся шарик на палочке. Темно. Только её тяжёлое дыхание можно расслышать в устоявшейся тишине. Руки и ноги связаны, а сама девушка, кажется, сидит на стуле.       Икимоне с ужасом осознала, что ничего не видит, но, к великому счастью, у неё попросту была повязка на глазах. —Где я...?—Страх отражался в каждом биении сердца—Эй... —Пришлось очень долго ждать, пока ты проснёшься.       Раздавшийся совсем близко незнакомый голос напугал Ямашираму до чёртиков. Дрожащие конечности болели от сдавливающих их верёвок, в горле пересохло, а хуже всего то, что голос говорившего человека даже не позволял разобрать его пол: уж больно странно он звучал, словно был чем-то заглушаем.

Тем не менее, отдалённо он показался девушке знакомым.

—Кто ты?! П-почему именно я?! Ч-что ты собираешься делать со мной...?—Слова прозвучали настолько жалко и испуганно, что Икимоне сама мысленно взвыла, проклиная свою патологическую неуверенность в себе. —Слишком много вопросов.—Похититель вздохнул и, кажется, обошёл свою пленницу вокруг, небрежно касаясь тонкими руками чужого лица—Твоя дорогая подружка знает меня, как Усу. Ты показалась самой подходящей на роль пешки, так что и выбор, соответственно, пал именно на тебя. Но не обольщайся и не пугайся: ты будешь жить. Пока что.       По венам больше не текла кровь. В них застыл жидкий, ни с чем не сравнимый ужас. Животный страх и осознание безвыходности своего унизительного положения. Как всё так обернулось? Почему...?Ики ведь только-только попыталась склеить свою разрушенную жизнь по кусочкам, только-только осознала свои ошибки и действительно решила во что бы то ни стало извиниться перед Фриск даже на коленях за всё то, что она ей сделала. Так почему...?

В тот самый момент крик синеглазки разорвал тишину подвала. Мёртвую, тёмную и ужасающую тишину мрачного и гулкого подвала...

—Кричи громче. Это всё равно тебе ничем не поможет.

... Где её никто не услышит.