Разлука-Любовь

— Больше не буду есть. Совсем, — заявила я, вернувшись домой и сев за стол. Бабушка как раз раскладывала по тарелкам мясо с овощами и одновременно смотрела что-то по маленькому телевизору что стоял у нас на холодильнике. Пахло безумно вкусно, и мой рот моментально наполнился слюной. Самое время, чтобы сдаться, но воспоминания о том, как одноклассницы дружно смеялись над моим весом, все еще неприятно горчили на языке. — Что случилось, булочка? — ласково спросила бабуля, откладывая ложку в сторону. — И ты туда же! — едва не разрыдалась я. — Да что стряслось Евгеша?! — Они… они… — Я склонилась над столом и спрятала лицо в ладонях. — Обзывают меня жирной! — Кто? — Девочки! — крикнула я. — А-а, вот в чем дело… — вздохнула бабушка. — Все очевидно: они тебе Женечка просто завидуют. — Бабуль, — я посмотрела на нее в упор, — зачем ты мне врешь? — Шмыгнула носом и утерла слезу. — Ты же должна быть на моей стороне! Пытаешься успокоить, а надо признать: есть проблема. И не просто какая-то там, а настоящая проблемища! — Ну… — задумчиво протянула бабушка. Она такая добрая, не хочет меня огорчать. Но мы обе прекрасно понимали, что все зашло слишком далеко, и мое ожирение приобретает, так скажем, размах. Я тоже хотела, как вредная Янка носить модные джинсы в облипочку, крохотные топы, майки, короткие сарафаны и не стесняться выпирающих целлюлитных ляжек. Мне очень хотелось быть как все и больше не стыдиться, покупая нижнее белье, на которое уходило больше ткани, чем на Янкины юбки. Мне не хотелось краснеть, отправляясь в мужской отдел, чтобы выбрать футболку по размеру, не хотелось, чтобы брюки стирались между ног от ходьбы. Я мечтала носить шорты и платья, хотела выйти на солнечный свет, а не прятаться в полутьме, скрывавшей мои недостатки. Мечтала надеть что-то яркого цвета, а не надоевшее черного, который был лучшей маскировкой моих складок и округлостей. Мечтала покупать одежду в ближайшем магазине одежды, как все нормальные люди, а не носить сшитое бабушкой. — Они считают своим долгом убедить меня, что я хуже! Я для них человек второго сорта! — Булоч… — бабуля запнулась на полуслове, — Женечка… — Все, больше не буду есть! Не хочу! — отмахнулась я. — Но ведь совсем не есть нельзя. — Она присела рядом и погладила мое запястье. Я отдернула руку: — Можно! — Язву внуча заработаешь. Нужно несколько раз в день, но понемногу. Давай хотя бы так, ладно? Я вскочила, забрала у нее ложку, выловила из кастрюли маленький кусочек морковки, четвертинку картофелины и села обратно за стол. Совсем не есть у меня и так не получилось бы. — Не слушала бы ты их, Евгения, — огорченно произнесла бабуля. — Легко сказать! — Я сунула в рот морковку, прожевала и проглотила. — Мне стыдно ходить в школу. Они все на меня пялятся. Смеются! Я больше туда не пойду! Проглотила картофелину, не жуя. Вскочила, налила стакан воды, выпила — так, кажется, учат в передачах про здоровье? — Ну и пусть смеются. Они глупые. Только недалекий человек смеется над чужими недостатками. Есть захотелось еще сильнее. А при взгляде на мясо у меня даже закружилась голова. — Это все ты виновата! Ты! — Слезы покатились большими горячими горошинами по щекам. — Ты меня сделала такой! И твои блинчики, супы и пироги! Бабушка поникла, побледнела. На ее лице было столько растерянности, вины, удивления, но я думала как настоящий эгоист только о своей обиде. А еще о том, что ужасно хочу жрать и накинуться на рагу и стрескать его все за обе щеки. Но не могу. Топнув ногой, я убежала в свою комнату. Бросилась толкнув дверь на кровать лицом вниз в подушку и разрыдалась. Почему я такая? За что мне это? Почему другие девчонки как девчонки, лебеди, а я… слон! Неуклюжая, огромная, неповоротливая. Жирная и неудачница. Это слово Жирная горело на мне клеймом. Разве можно быть собой, когда так выглядишь? Искренне улыбаться и надеяться, что когда-то будешь счастливой? Жить, осознавая, что внутри ты такая же, как они, тростиночка? Просто внутренняя стройная и легкая Женя почему-то обросла горой жира, за которой ее настоящую никто и не видит. И, конечно, я зря обидела бабушку, ведь она всегда хотела как лучше: радовать меня, заменить мне маму, окружить заботой. А вместо благодарности я взяла и выплеснула на нее весь свой гнев. — Все будет хорошо, моя девочка, — раздалось над ухом, когда я почти уже успокоилась. Бабушка села на кровать и погладила меня по спине. Ее рука дрожала. — На самом деле Женя неважно, как ты выглядишь. Важно, что чувствуешь. Если принимаешь себя и свое тело таким, какое оно есть, то обязательно найдется человек, который полюбит тебя такой. Я же люблю. — Она вздохнула. — Но если тебе некомфортно и ты хочешь похудеть, я попробую тебе помочь справиться с этим. — Не хочу, чтобы меня обзывали Колбасой, — всхлипнула я в подушку. Она похлопала меня по спине шершавой, натруженной на хлебозаводе рукой. — Они не будут, внуча. Но тебе нужно научиться давать отпор. — Мне драться с ними? — Нет. — Отвечать чем-то обидным? — Я перевернулась и посмотрела на бабушку. — Обзывать? Как? Она улыбнулась, прищуриваясь. — Если тебя оскорбляют, никогда не отвечай. — Бабушка погладила меня по голове. — Ведь если на тебя лает собака, ты не встаешь на четвереньки и не лаешь в ответ? — я уже слегка захихикала на такое бабушкино сравнение. — Молча терпеть? — С достоинством. Они еще слишком глупы. Вот вырастут и поймут. — Они не глупы. Они жестоки! — Чем Женечка ниже интеллект, тем громче оскорбления. — Она подмигнула подбадривающе, улыбаясь, но меня это не утешило. Нет! Я все для себя решила. Сколько бы она меня не утешала, проблема в том, что я много жру. Нужно научиться считать калории, записаться в тренажерный зал, отказаться от сахара, купить утягивающие белье. Похудеть или умереть! — Опять Ярик бренчит, — раздосадованно сказала бабуля. И посмотрела на стену с укором, словно она и была тем самым нашим вредным музыкантом Яриком Дроновым. — Не бренчит — играет и хорошо еще поет, — улыбнулась я расцветая уже как цветок только от одного произношение его имени, и тут же покраснела под ее взглядом. Мне всегда нравилось кажется только одной из всех, слушать, как мой сосед играет на фортепиано. У меня перехватывало дух от его голоса, музыки и песен. Я могла часами сидеть на полу у стены и слушать, как Ярик это делает. Не зря все-таки его родители оценив самые первые его способности, с мланденчества отдали Яра в музыкальный кружок и позволили заниматься творчеством, музыкой. Казалось, весь мир оживает, стоит ему только коснуться клавиш. Ярослав был рожден для музыки, а музыка для него. Возможность слушать его, вздыхать по нему все время в школе и наслаждаться каждым звуком и ноткой голоса — настоящее волшебство. Дивные минуты, наполненые летящими сквозь стену с обоями мелодиями, были единственным лучом света в моей серой жизни.