🎶Woodkid — Run Boy Run
Наби не чувствует ног, вернее чувствует, но они больше как палки, не гнутся и передвигаются так же: тяжело и еле-еле, кажется, вот-вот надломятся и уронят ее. Только она не может упасть сейчас, ей надо догнать Чон Чонгука. Ей сказали его догнать. Вернее, не так, ей дали указ. Воспитать его надо. Только она не совсем понимает, что именно от нее хотят. Он же взрослый мужчина, да и опасный как демон или дьявол. Один черт. Все одно. Наби не чувствует свое сердце, вернее, чувствует, но оно где-то там, в пятках. Все в тех деревянных ногах, что уже почти нагоняют быстро шагающего Чон Чонгука. Он по лесенкам перепрыгивает, нервно, неровно, рвано как-то. Руками за поручень цепляется внизу и звон такой сильный своим кольцом врывает в тишину еще не открывшегося ночного клуба. Звон этот ей в ноги стреляет и по венам до головы со скоростью одного вдоха долетает, да там и дребезжит. А она только на середине ступенек. Ноги эти, деревянные, еле ступают, за перила ее пальчики цепляются, а глаза мертвой хваткой в его широкую спину вцепились и боятся отпустить. Упустить. Ей нельзя! Ей сказали быть с ним. Ради Юри она сделает все, что говорят. Отчего сейчас она верит Мин Юнги, одному из самых опасных людей Сеула? Потому что сказал/указал не злобно, а с какой-то теплотой? Бред. Он приказал. Но в глазах не было опасного огня или холода. Бред! В голове ее только бред. Спина, тем временем, в темном коридорчике теряется, ведущего, наверняка, к выходу. Наби спотыкается на последней ступеньке, как по классике жанра. Но пальчики цепкие удерживают. Охает громко. Он не оборачивается. Почти скрылся. Ноги подрываются, пусть и деревянные, и закованы в эти жуткие туфли, что жмут и давят на ножки. В кроссовках было бы привычнее. Она же со школы бегом занималась и весьма неплохо, даже в соревнованиях была первой. Сейчас бы догнала его. Бред в голове. Догонит. У нее выхода нет. Ноги уже не кажутся палками, а будто к бреду в голове прислушиваются и двигаются мягче, гибче и быстрее. На боль в косточке от узости обувки не обращает внимания и бежит в коридор, где в конце уже видит дверь открывающуюся, перегораживаемую спиной широкой в черной рубашке. Наби ускоряется с места и бежит, успевая до того, как дверь захлопнется. Как успела? Сама не поняла. Ей догнать его надо. Чон внедорожник огибает и за водительское место садится. Наби боится, что сразу уедет, но он еще здесь, даже не завелся. Она догонит его. Подлетает к пассажирскому, распахивает дверь и залетает внутрь, громким хлопком себе же финиш обозначая. Ей надо догнать его. Она догнала! Что теперь? Чонгук зол. Опять злится из-за этой коротышки с короткими красными волосами на концах, что так мешает ему жить спокойно. Что мешает ему не захламлять свой мозг ненужными мыслями, образами и воспоминаниями. Что мешает ему не чувствовать лишние эмоции, прикосновения и желания. А еще его задолбал этот поводок, что он себе выдумал! Поэтому сейчас он его с себя скидывает, отбрасывает и прожигающим откровенным взглядом смотрит на влетевшую огненной бабочкой к нему в машину девушку. Она только глазами своими большими на него смотрит испуганно и губу нижнюю зацепляет, уже давно покрасневшую неравномерно, показывая все ободранные участки еще ярче. Поводка нет, и он дергается к ней резко. Ладонями цепко хватает эти самые мягкие щечки и притягивает к себе, грубо и жадно хватая эти самые губы искусанные, оттягивая верхнюю, заставляя освободить нижнюю. Не церемонится, накрывает своими губами полностью, врываясь в рот языком. Она не сопротивляется, тупо напугана и застигнута врасплох и язычок свой к небу прижимает от страха, барьер выставить пытается. Он чувствует, как она вдохнуть пытается прямо так, пока он ее мучает своими напором и жадностью, которую выпустил с поводка. Она под напором его поддается. Наби задыхается, а еще ей больно. Нет, не в душе, а прямо здесь, на губах боль. Не ее, она ощущает, как ему больно. Или это не боль? Жжет губы, и металлический вкус въедается, в его действиях впитываясь во все ее рецепторы. Он тоже чувствует, кровь ее ощущает, на вкус пробует и пугается. «С ней же можно только нежно и мягко. Ее защищать нужно!» — сам себе орет в голове и поводок на ощупь пытается найти. Только нет его, а голос в голове уже на жалость давит, за шкирку ее вытаскивает, хотя бы ее надо извлечь, чтобы остановился. Пусть и нельзя ей пользоваться. Только сейчас она, жалость эта, вполне за поводок сойдет, пока тот не найдется. Отпускает он девушку так же резко, как и накинулся. Гневно прожигает своими темными карими глазами, в ее светло-карих видя свое злое отражение. И замечает, что щечки мягкие так и держит двумя руками. Сложно их отпустить. — Уходи, — думает, что кричит на нее. На деле же выпрашивает. Наби головой мотает, теперь она вся как дерево стала. Приросла к этому месту и ощутила, что она действительно должна помочь ему. В чем — не поняла еще. Но знает, что она сможет. Ему больно, она это в его поцелуе поняла. В ее голове все же бред витает. Чонгуку дышать нечем. Секунды назад девушка задыхалась, а сейчас вдруг он. Руки отдергивает к себе и дверь распахивает, выскакивая наружу. Руки в волосах путаются, и он хочет сбежать. Спрятаться. Он не понимает, что делает, не понимает, что хочет и не знает, как сейчас поступить. Братья всегда помогают ему. В делах. В работе. А в его эмоциях как они могут помочь? Обходит машину и упирается в капот руками, сильно, с размаху, прямо напротив нее, так, что видит ,как девушка там, за стеклом, подпрыгивает, и упирается в нее взглядом. Хищным, жадным, ведь мало ему того, что только что ощутил. Мало того, чего смог коснуться. Мало! Ему всего мало. Хочет больше! Наби под его взглядом уменьшается, вжимается в сиденье, но не уходит. Она его боится. Боится? Боится. Но не уходит. Не может. Она приросла. На него своими глазами большими смотрит и не плачет. Моргает часто, но не ревет. Там нет слез. Там уверенность. В чем? Не знает. Но ощущает внутри себя, что должна быть сейчас здесь. Рядом. — Уходи! — руки опять ударяют по капоту. И она видит, как он тяжело дышит, волком на нее смотрит. Нет, поправочка, тигром рычит на нее. Злым, яростным, готовым растерзать. Наби сильнее вжимается в сиденье и головой качает так, что кончики волос качаются в такт, зацепляясь прядью за ее выпачканные кровью губы. И цвет так красиво перетекает на ее волосы. Он замечает даже это. Замечает и будто поводок свой нащупывает. Смотрит, не моргая, за этой связью волос ее красных и губ, истерзанных в кровь. Наби взгляда от него не убирает, руками нащупывает ремень безопасности и пристегивается. Все на ощупь, ведь с хищниками нельзя разрывать зрительный контакт. Их нужно приручать постепенно. Не показывая страха. Чонгук успокаивается быстро и незаметно. Сам не понимает, как. Но вот уже дышит спокойно, руками ощущает теплый от дневного солнца капот своей машины и будто согревается от этого. Отталкивается, отходит на два шага, но глаз не сводит с этой ниточки из кровавых волос. Руками волосы свои зачесывает назад, будто скидывает наваждение и отворачивается. За спиной видит, как Юри кладут на заднее сиденье машины и отъезжают. Переводит взгляд на незваную пассажирку и проходит к своему водительскому месту. Садится, заводится и, резко стартуя, следует за машиной, что наверняка в больницу направляется. И молчит. Ему сказать нечего. Ему надо просто сейчас делать какие-то механические и привычные в обиходе вещи. И главное, не думать. А еще самое-самое главное, чтобы его сейчас не трогали. ОНА не трогала. Наби не трогает, смотрит вперед на машину другую, что подругу ее везет в больницу, туда, где ей наконец помогут, подлечат и приведут в порядок. А злой тигр рядом чуть смягчается, хоть и сопит громко. Лица его она не видит, каменная сидит, боясь сделать лишнее движение, заставляя хищника на нее наброситься, вновь терзая ее тело. Терзая?***
Дамби смотрит в зеркало заднего вида и замечает хмурые бровки на детском личике. Хо в окно машины рассматривает темное стекло, покрывающее центральный вход ночного клуба Чимина. Судя по всему, ему не нравится, так как сильно хмурится и ручками перебирает край рубашечки своей темно-зеленой с желтым динозавриком на кармашке нагрудном. — Ты здесь еще не был, — мягко замечает Ан и выходит из машины. — Мы ненадолго, Хо. Мальчик выходит, на маму смотрит и уверенно хватает за руку, идя рядом, сильнее ее пальчики сжимая. Только у самого входа, где им уже дверь открывают с поклоном-приветствием взрослые большие накаченные дяди в темных костюмах, останавливается и совсем неожиданно тянет обе руки к матери. — Ты чего? — удивляется Ан, присаживаясь рядом с сыном. А он ее только за шею хватает и прижимается сильнее. — Испугался? Не стоит. Мальчик молчит, но сильнее хватает шею матери, которая вздыхает и встает с ним на руках. Она и не поняла, что так вдруг перестала дрожать внутри. А еще она понимает, что все это время, пока собирала вещи и ехала сюда, боялась встречи с Мин Юнги. С ее Мин Юнги. — Госпожа Ан, добрый день, — донесся до нее мелодичный голос со стороны барной стойки, — не ожидали Вас здесь увидеть, да еще и с таким сопровождением. Здравствуйте, господин Мин, — на лице молодого паренька улыбка искренняя и добрая, а руки, не останавливаясь, натирают стойку до блеска. Ан улыбается, замечая удивленное личико мальчика, который наконец от ее шеи отлипает, где пальчиками играл с длинной серьгой с витиеватым рисунком, уверенно этим делом отвлекаясь от помещения, которое ему точно не нравится. — Это он тебя приветствует, — шепчет в макушку ребенка Ан. — Здравствуйте, — громкий детский голосок отражается от стен. А наверху громче раздаются шаги, тяжелые и явно неспокойные. — Если ты так соскучилась по матери, то могла просто сказать мне об этом. Она уже едет в Сеул, ее доставят в твою квартиру, — доносится до нее со второго этажа низкий голос Юнги. Опять не несущий в себе никаких эмоций. И это точно вновь ее пугает. — Моя мать не груз, чтобы так о ней говорить, — не сдерживается Ан, сильнее прижимая к себе Минхо. Мальчик мгновенно хмурится и на отца недобро смотрит, губки поджимает и явно выглядит расстроенным. — Что ты успела наговорить сыну? — не скрывая недовольства, восклицает Юнги. Его всегда волновало то, что говорят его сыну о нем, ведь Хо умен и может многое сам додумать, и не всегда это может оказаться правильным. — Ничего я ему не говорила, у него глаза есть! — твердо парирует Ан, отпуская ребенка на пол. Стало тяжело. На нее нещадно давил Юнги, стоявший на втором этаже, опираясь на перила и всем своим грозным видом показывая ей свое превосходство. — Хо, иди сюда, — смягчается Юнги, рассматривая сына, который дергается, нерешительно на маму смотрит и впервые не бежит к нему со всех ног, когда он к себе зовет. — Дамби, если ты… — Юнги, — прерывают его сзади, являя строгое лицо Ким Сокджина. — Сначала подумай, что говоришь, а главное — кому. Хо же, найдя лучшее решение, взял мать за руку и потянул к лесенке. Один не пойдет. С мамой только. К папе. Юнги не отвечает влезшему брату, лишь сверлит того недобрым взглядом, но понимает, что действительно мог наговорить неправильные вещи. И даже рад, что его остановили. Хорошо, что Джин с ними. Очень хорошо. Минхо наверх быстро поднимается, подходит к отцу, только мать его там, в паре шагов остается и явно сдерживается так же, как и Мин, губу закусывает и в сторону Джина смотрит, где уже замечает в отдалении Чимина, печально ее рассматривающего. — Мы тебе больше не нужны? — раздается громкий детский голосок Минхо. — Хо… — шепчет Ан, не думая, что ребенок такое сможет сказать. — С чего ты… — глаза Юнги раскрываются от удивления и бегают по личику сына, выискивая там ответ, который не заставляет себя ждать. — Ты целовал не маму, — с явной обидой отвечает мальчуган и отступает назад, где хватает уже мать за руку, что в сторону смотрит, где поддерживающий взгляд Пак Чимина помогает ей не заплакать. — Ты нас больше не любишь? Мы тебе не нужны стали? Наигрался? — Наигрался? — хрипит Юнги. — Так бабушка говорит о тебе, — мальчик смотрит вверх на маму, которая вздрагивает и растерянно на него смотрит, а потом с испугом на Юнги, нервно головой дергает в отрицании и на коленки перед ребенком падает. — Хо, я же тебе говорила, папа тебя любит больше всех, — тут же мягко, но с дрожью в голосе твердит, хватаясь за хрупкие плечики сына. — Так, — хрипит Юнги, подхватывает ребенка на руки и уходит в сторону кабинета Чимина, быстро, будто сбегая от оставшейся там на коленках Ан. — Сначала с тобой поговорю. Дамби, не смей убегать. Джин, проследи! — в конце голос срывается на громкость выше. Тигр раздражен, зол и крайне обижен, но вдыхает и добавляет: — Пожалуйста.***
Спокойный взгляд и приподнятые уголки губ обманчиво дружелюбно смотрели на свое же отражение. Но очередные гудки, сменяющиеся автоответчиком, лишь сильнее разжигали негодование и злобу внутри. — Да что ты, блять, делаешь, что ответить мне не можешь? Баран ты, а не Тигр, — сквозь зубы цедил Тао, наблюдая, как готовится очередной самолет на взлетной площадке местного небольшого аэропорта. Не его самолет. И это раздражало и злило. Он ничего не успел сделать из своих дел, а, бросив все, не успевает в этот чертов Сеул, будь неладен этот городишко со своими теневыми властителями порядков, которые никак не могут жить тихо и спокойно. Тао вновь набрал абонент, который от мгновенной злости только что переименовал в «Типа Тигр, но больше Баран». Вспыльчивость часто мешала Тао, но также быстро заставляла всех его новых знакомых принимать решения, которые были на руку именно ему. Он никогда не церемонился с новенькими, имел обширные связи и вообще был своего рода дипломатом между различными криминальными авторитетами Азии. Доносил послания, организовывал встречи, но чаще собирал информацию обо всех, умело используя ее для своей же пользы. Никогда не вставал ни на чью сторону. Раньше, по крайней мере, было именно так. Было до того, как его подруга вернулась к этому Барану! И теперь он вынужден САМ названивать сеульскому мафиознику, который в добавок ко всему его еще и игнорирует! Гудки вновь сменились автоответчиком. — Баран, — клацая пальцами по экрану смартфона, вновь менял имя абонента Тао. — Я пытался тебя предупредить, Мин! Если Джексон не успеет, то Дамби ты свою не спасешь. А я не знаю, как ее вызволять в этот раз. И отца ее больше нет, чтобы ей помочь. Тао вновь взглянул на свое отражение и пролистал список абонентов, останавливаясь на Ким Тэхене, может, этот соизволит ответить, ведь других Тигров у него нет в списке. Но и там не удосужились отвечать на его настоятельные три звонка подряд. А он, между прочим, вообще редко с кем-то связывается! Обычно он всем нужен и его, Тао, все ищут. Тяжело выдохнув, Тао вновь пролистал список, останавливаясь на «Снежном Барсе». Была не была, придется как-то его задерживать или хотя бы узнать точное время прибытия того в ненавистный Сеул. Хотя чутье подсказывало, что Тао опоздал. Везде пролетел. А еще была большая неуверенность в том, что Джексон успеет увезти Ан с Хо подальше от Хангена. Этот хитрый Барс хоть и чтит традиции, но любит подставлять всех, а еще появляется всегда эффектно. Шумно и громко. Так, чтобы запомнили его раз и навсегда. — Слушаю, — раздался хоть один ответ в телефоне Тао. — Отчитываешься о передаче моего сообщения Белому Тигру? — Нет, — с равнодушием ответил Тао. — Когда Вы планируете оказаться в Сеуле? — К чему вопрос? — также ответили на том конце провода. — Вероятно, Тигра нет в доме и он отправился в Китай, — продолжил Тао, в это время быстро шагая вдоль панорамного окна аэропорта. — Один светильник два дома не осветит, — усмехнулся Ханген. — Мудрость наших предков всегда была точна. — Соглашусь, — притормозил Тао, вновь всматриваясь в свое отражение, замечая в глазах своих же искру страха. — Но зачем же ехать, если гость уже на пороге? — Верно подмечено, — спокойный равнодушный голос скрыл любые намеки на радость, что только что была слышна в этом голосе. — И мне должны открыть. Если ты что-то не успел, это твои проблемы, Тао. Вновь эти ненавистные гудки били в ухо замершего на месте парня. Нервно сглотнув, Тао, не теряя времени, начал названивать Тиграм. Хоть один, но обязан ему ответить! Другого выхода у них нет.