***
Каспиан обращается к ним на «ты», идёт в ногу, когда кентавры приветствуют их, входящих в убежище, перечит. Будто они на равных, хотя даже Люси много старше и выше его по статусу. Питер понимает его и закрывает на всё глаза, хотя даже более простой Эдмунд украдкой обращает на это внимание. Они ругаются до хрипоты перед неудавшимся налётом, а после и вовсе едва не сцепляются в схватке, и Эдмунд, на силу их разнявший и растащивший по разным углам, подшучивает над старшим братом по определённому поводу, о котором Питер, ещё мальчиком, задумывался, узнав об узах меж Асланом и Колдуном. Питер не ищет встречи с Каспианом той ночью. Он просто поднимается из душного убежища, чтобы вдохнуть ночного нарнийского воздуха, и становится невольным слушателем личного разговора. Каспиан сидит на камне и выглядит в тусклом свете луны ещё более юным, чем есть на самом деле. Блестящие глаза и закушенная губа выдают его волнение даже раньше, чем лёгкая дрожь в голосе, когда он спрашивает у стоящего рядом Корнелиуса: — Вам ведь рассказали всё про осаду. Если бы я не пошёл к Миразу, они все остались бы живы? Старик вздыхает сипло, покашливает, а после укладывает сухую руку на худое плечо. Каспиан воспринимает это как ответ, и голова его опускается в ладони, которыми он с силой трёт лицо. — Все мы совершаем ошибки, мальчик мой, — рассуждает Корнелиус. — Но не все ошибки стоят стольких жизней, — глухо отзывается Каспиан, не отнимая рук. — Все, если ты король. И их гибель не только на тебе, — говорит Питер. Оба вздрагивают, опуская на него, стоящего под утёсом, взгляды. Старик торопливо кланяется, но Питер останавливает его движением руки, поднимаясь ближе. — Нам всем есть в чём повиниться, — признаёт, хотя до этого днём кричал о чужой вине, от злобы и отчаяния не видя ничего вокруг. Сейчас за свои слова совестно, хоть они и правдивы по большей части. Легко обвинить в неверном решении неопытного юнца, но сложно признать, что сам мог всё остановить. И, пусть там мальчишка отвечал ему дерзко и громко, отстаивая своё слово, здесь он, поникший, тусклый и потерянный, уже совершенно уверен в собственном провале. — Стоило лучше всё спланировать, подготовить, — продолжает Питер, опускаясь у камня прямо на землю. — Мы поторопились и поплатились за это. Десятками наших солдат. Но все их смерти будут напрасны, если сейчас ты сдашься и впадёшь в уныние. Ты должен сохранять рассудок, потому что война не даст тебе времени оправиться от потери. Ты должен оставаться сильным для своего народа. Это и значит быть королём. Каспиан молчит так долго, что его учитель, коротко попрощавшись, удаляется обратно в подземелья. Вспыльчивое дитя с горячей головой, он глядит тёмными от горя глазами. Питер похлопывает по чужому колену влажной от росы ладонью. — Какой из меня король? — горько усмехается Каспиан. — Не удержал ни трон, ни народ… — Королями не рождаются, — пожимает плечами Питер. — На твой род возложена нарнийская корона, но королём Нарнии ты должен стать своими силами. Ты десятый носишь это имя, и до тебя в истории оно оставляло великие следы. — Ты ушёл задолго до того, как Каспиан Первый стал королём, — напоминает Каспиан. Питер на это только разводит руками, себе в оправдание заявляя: — Нашёл пару книг среди завалов. Информация правит миром, в конце концов. Каспиан молчит, заламывая руки и смотря на них неотрывно, а Питер разглядывает давно забытые нарнийские звёзды. Созвездия на месте. Отсюда не заметить всей яркости Острия Копья, но видно, как перед третьим полнолунием в году сходятся Тарва, Лорд Победы, и Аламбиль, Леди Мира, обычно еле поблёскивающие здесь, в южной части неба. Они видны необычайно чётко, и Питер вспоминает: Джадис рассказывал, что такое бывает лишь раз в две сотни лет. Удивительное время. Столько магии… Нарния не может погибнуть, решительно нет. — Аслан правда есть? — спрашивает вдруг Каспиан, и Питер поднимает на него удивлённый взгляд. — Он не сказка? — И ты только сейчас этим интересуешься, принц? — Питер вскидывает брови. Эдмунда всегда раздражает этот его жест. Каспиан, будто испугавшись своего же вопроса, смотрит в траву. — Эй. Аслан есть. Я видел его. Что бы кто тебе ни наговорил, никакая он не сказка. — А Белый Колдун? — ясные глаза влажно блестят. Питер, вздохнув, садится ровнее, разминает затёкшие плечи. Каспиан, будто оправдываясь, добавляет: — Никабрик рассказывал мне. Питер вспоминает чёрного гнома и морщится, силясь представить, что такое существо могло рассказать доверчивому мальчику, когда он, погружённый в атмосферу всего неизвестного, готов взять на веру что угодно, лишь бы объяснить себе происходящее. — Раз Нарния ещё держится, значит, Белый Колдун в полном здравии, — скрыв часть своих измышлений, пространно сообщает Питер, уставляясь в тёмную полосу леса. — Аслан подарил ему этот мир много сотен лет назад. И Колдун присматривает за ним. За мной. За тобой. И даже за Миразом. — Мог бы и остановить всё, — бормочет Каспиан. — Столько жизней… — Если бы боги вмешивались всякий раз, как грозит кровопролитие, люди бы ничему не учились, — урезонивает Питер. Когда-то такое он слышал не о богах, а о королях от самого Колдуна, но тот говорил немного о другом. Ничего. Сейчас и это подходит. Каспиан смятён, устал и печален. Питер может понять его, и неясное желание поддержать, которое обычно свойственно не ему, а Люси, выползает на поверхность. Мальчишку хочется успокоить, но, к несчастью, сказать нечего — ситуация действительно плачевна, и выходы из неё один хуже другого. Питер знает, как обходиться с расстроенными детьми, но Каспиан не совсем уже ребёнок. Пусть лет ему мало, он воин. Воин, возглавлявший разбитое войско и проигравший сражение. — Если мы победим… — начинает Каспиан, а после, будто только задумавшись, стоит ли говорить то, что хочется, замолкает на секунды. Исправляется твёрдо: — Когда мы победим и всё закончится, что вы намерены делать? Останетесь на несколько лет и снова уйдёте, как тогда? — Мы ещё не обсуждали это, — честно отвечает Питер. Замечает со смешком: — К тому же, я не имею ни малейшего понятия, как нам выбраться отсюда в свой мир. Без Аслана это будет сделать непросто. Чужая рука подрагивает так, будто Каспиану нестерпимо хочется дотронуться до него, но он всё одергивает себя, не решаясь. Питер, запрокинув голову, смотрит в небо, считает звёзды в созвездии Леопарда, зависшем прямо над ними. — Значит, если он так и не придёт, вы застрянете здесь, — заключает Каспиан, сцепляя руки в замок, чтобы сбежать от соблазна. Питер пожимает плечами. Его не слишком пугает такая перспектива, но он не намерен делиться откровениями. Его дом здесь, в Нарнии, пусть эта Нарния и отличается от той, где он вырос и жил. Лондон кажется пустыней, тюрьмой, клеткой, отбирающей силы. Возвращаться туда нестерпимо не хочется, но он не замечал такого же за братом и сёстрами, а значит, как старший, он должен выбирать, как будет лучше для них. Если Нарния не примет их, Лондон снова распахнёт объятия, и Питер отчего-то уверен, что эта встреча состоится в последний раз. Ничто ведь не вечно… Каспиан засиживается на утёсе до самого утра — это ушедший спать Питер узнаёт за завтраком от омрачённого чем-то Корнелиуса, который на рассвете нашёл ученика на том же месте, где и оставил. Тельмарины приходят, когда это утро перетекает в день. В полной амуниции войска сверкают под полуденным солнцем. Питер наблюдает их приближение, стоя на самой «макушке» холма. Встревоженный — даже напуганный, но тщательно скрывающий это — Каспиан взбегает к нему, чтобы поделиться новостями. Когда Эдмунд выдвигает предложение отправить сестёр в Нарнийский лес за помощью, Питер готов удушить его на месте, но на холодную голову идея кажется разумной. Каспиан сперва протестует, после — просится с ними, а потом, поскрипев зубами на отказ, вдруг выдвигает ещё более безумную идею, которая может помочь выиграть время. Старый обычай, значит… Эдмунд идёт к Миразу с посланием, которое Питер подписывает широкой росписью Короля, а после помогает ему одеться. Каспиан остаётся за их спинами в темноте главного коридора, когда они выходят из подземелий навстречу глумливо спокойному Миразу. Тот отпускает несколько шуток по поводу юности Питера, на что король только опускает забрало шлема и вытягивает перед собой меч. Прикосновение дрожащих влажных пальцев Каспиана, оставленное перед самым выходом, ещё ощущается на предплечье под одеждой и доспехами.***
Каспиан мчится за королевами и, как оказывается, не зря. Сьюзен он находит обороняющейся от окруживших её солдат, и, слетев с лошади, наносит первый удар мечом. Конечно, это спасет девушку лишь на время — солдат всё больше, и они подступают. Каспиан, концентрируясь на поединке, старается держать Сьюзен в поле зрения, но их быстро оттесняют друг от друга. Звон мечей стоит в ушах, плащ, надорванный в схватке, мешается под локтем. Глаза заливает пот, а солнце, отражающееся от клинков, слепит, но рубище всё не кончается. Каспиан, всегда считавший себя искусным в работе с оружием, падает навзничь на землю, отброшенный тяжёлой рукой в металлической перчатке. Воин заносит над ним меч, и юноша шарит рукой по рыхлой тёплой земле рядом с собой, но дотянуться до собственного оружия не даёт чужая нога. В сверкании стали перед глазами мелькает детство с няней и уроки с доктором, а после — встреча с королями, но удар так и не падает на его голову. Нелепо замерший тельмарин хрипит, оседая на колени, но не выпуская меча из рук, пока тот не падает вместе с его грузным, зашитым в металл телом. — Каспиан! — Сьюзен бежит к нему, пока он, потирая затылок, приподнимается на локтях. Хрипит: — Спасибо, — и только тогда понимает, с каким изумлением девушка смотри на торчащую из лат стрелу, непохожую на те, что стучат друг о друга в её колчане. — Что?.. — Благородный поступок — бросаться на защиту дамы, — звенит над поляной незнакомый голос, и знойное солнце будто становится ярче, теплее. Каспиан вертит головой в поисках говорящего, не обращая внимания на то, как расширяются глаза королевы. И всё равно она замечает незнакомца первой — видит за спиной тяжело севшего Каспиана и, будто на крыльях подлетев вверх, бежит вперёд, подобрав лёгкие юбки. Каспиан оглядывается в непонимании, а после застывает, не в силах двинуть ни единым мускулом. Сьюзен обвивает руками шею юноши невиданной красоты, выходящего из тени деревьев. Он ненамного старше самого Каспиана, совершенно чист, будто сражение его не затронуло, а ещё — спокоен. — Вы здесь! — выдыхает Сьюзен, приникая к груди юноши, а тот изумрудными глазами смотрит на Каспиана с живым холодным интересом. Тому под этим взглядом вдруг делается не по себе. Живых тельмаринов вокруг больше нет, но от загривка по спине бегут мурашки. — Вы здесь! — Откладывать это было более нельзя, — медленно кивает ей незнакомец. — А Люси? — Сьюзен возбуждённо сверкает глазами. — Где она? Вы видели её? — Твоя сестра в порядке, девочка, — говорит ей юноша, и Каспиана посещает мысль, что, весьма возможно, человек перед ним старше, чем выглядит. Гораздо, гораздо старше. — Вам стоит вернуться как можно скорее. Твоим братьям может потребоваться помощь. — Вы пойдёте с нами? — спрашивает Сьюзен, подбирая колчан и закидывая на плечо лук. Юноша качает головой, но, видя, что девушка делает шаг к нему, чтобы возразить, прерывает её коротким: — Вам нужно спешить. Мы придём к вам позже. Совсем скоро. Сьюзен не говорит больше ничего. Она разворачивается, тянет за руку едва поднявшегося Каспиана и взбирается на его лошадь, пока мужчина неторопливо удаляется в чащу, не обернувшись. Из сплетения теней от крон высоких молчаливых деревьев слышится краткое «Удачи!», а после лес замолкает, и тишину разбивает только дыхание королевы. Каспиан, прижав её к себе, толкает коня пятками в бока, и они срываются с места. — Кто это был? — перекрикивая бьющий в лицо ветер, спрашивает Каспиан, пригибая голову, чтобы ветки не хлестали так сильно. — Колдун! — кричит в его ухо Сьюзен, и внутри Каспиана что-то обрывается.***
Сьюзен верхом за спиной Каспиана выглядит потрёпанной, но такой счастливой, что Питер даже не спрашивает её, где Люси, когда она торопливо обнимает его и тут же спешит к укреплениям, чтобы занять своё место. Мальчишка странно взъерошенный и весь в пыли. Питер чувствует это, когда оказывается в неуклюжих объятиях. Тут же не сдерживает шипения, и Каспиан, отпрянув, извиняется, следит, как Сьюзен, достигнув подземелий, растворяется в темноте, а после с ненавистью смотрит на Мираза. Тот ранен, и куда тяжелее, чем Питер. Эдмунд под взглядом тёмных, полных волнения глаз вправляет ему плечо, и Каспиан, присев на одно колено, торопливо шепчет: — Помощь скоро будет. Тебе осталось продержаться совсем немного. Питер, хлопнув его по плечу, встаёт и отказывается от шлема, берясь за меч. Мираз выглядит так, будто сам жалеет о своём нежелании дать «пять минут». Тяжело припадает на ногу. Когда Питер падает, не выдержав удара, он сквозь звон в ушах и рёв войск слышит своё имя, но не может разобрать, кто кричит: брат или Каспиан, только поднимается снова, не давая задавить себя. Ничего-ничего… У него бывали противники и посерьёзнее! Мираз бьётся остервенело, Питер — жёстко. Оба рычат сквозь зубы. Кровь кипит, клокочет яростью в висках. Питер вспоминает нарнийцев, погибших при осаде, и тех, что сейчас изнывают за его спиной, готовых бросится на защиту своего признанного короля, но держащие слово. Он теряет меч, затем — щит, но, скрежеща зубами, бьётся до того, как Мираз, подняв руку, не требует перерыва. Уходит, прихрамывая, в сторону своих, и брат вот-вот готов подхватить его, если он завалится, но его глаза увеличиваются в размерах, а Каспиан, подавшись вперёд, выкрикивает: — Сзади! И Питер тяжёлой рукой в стальной перчатке наотмашь бьёт занёсшего над ним меч Мираза по уху. Когда остриё клинка вонзается под блестящие латы, он слышит стук чужого сердца и сдавленный хрип. Стоит на одном колене, вжимая меч по самую рукоять в чужое тело, а за спиной — нарнийцы. Нарнийцы, брат и Каспиан. — За чем дело стало? Ты боишься меня убить? — вопрошает Мираз с ядом в голосе, но Питер, нависая сверху, видит в его глазах ужас и подступающую смерть, сверкающую белым одеянием. Рукоять меча греет внезапно похолодевшую руку, и он спокойно отступает, уже всё для себя решив. Поворачивается к Каспиану, протягивая свой меч, и тот одно — самое короткое — мгновение смотрит на него с неменьшим ужасом, прежде чем взять оружие. Питер отступает, и Эдмунд смотрит на него с неодобрением, пока Каспиан заносит меч над грудью человека, которого ненавидит больше всего в этом мире. И, Питер знает, от его решения зависит большее, чем он может сейчас себе представить. Знают и нарнийцы, замершие там, у входа в убежище. Тихие в напряжённом ожидании. Руки у мальчишки подрагивают, но этого не видно тем, кто стоит за пределами круга. — Что ж, я был не прав, — Мираз смотрит прямо в его глаза. — Из тебя ещё выйдет настоящий тельмаринский король. С трудом размыкая сжатые челюсти, Каспиан выплёвывает: — Не такой, как ты! — и клинок прошивает камень под его ногами. В глазах Мираза только нелепое изумление, во взгляде Эдмунда затаённая гордость, и он чуть улыбается в спину Каспиана. Питер думает, на его собственном лице сейчас должно быть почти такое же выражение.***
Схватка ожесточённая, слепая и громкая. Кто-то кричит, звенит сталь и плывёт по горячему воздуху запах крови. Каспиан бьётся бок о бок с Питером, когда земля под их ногами, не тк давно обрушенная войнами специально, внезапно начинает дрожать. Не удержавшись, юноша оступается и почти падает, но жёсткая рука подхватывает, обвивает вокруг пояса, будто девицу, и Каспиан встаёт на нетвёрдые от усталости ноги крепче. Распахнув глаза, наблюдает, как приближаются, шевеля корнями, будто ногами, деревья. — Люси… — выдыхает Питер, улыбаясь, и снова поднимает меч, будто и не устал совсем. Каспиан ощущает прилив внезапных сил, когда отчаянно взвывшие тельмарины, бросившиеся было в атаку — на них и в сторону гибко шевелящихся стволов и раскачивающихся зелёных крон — оказываются больше напуганы, чем решительны. — Вперёд! — подталкивает его Питер, и крик его несётся по полю битвы свежим ветром. Каспиан видит их, когда тельмарины уже оттеснены к лесу и бегут, спасаясь, но ещё пытаются нападать. Он почти пропускает удар одного из мечей, увлёкшись погоней, и замечает воина, выскочившего из засады, когда тот уже падает навзничь, сбитый с ног поджарым телом белоснежного волка ростом с Каспиана от когтей до кончиков ушей. Изумрудные глаза смотрят с азартом, и губы сами собой складываются в излом. Волк исчезает в гуще сражения почти тут же, лёгкий, быстрый, а Каспиан, сбросив оцепенение, кидается вперёд, машинально ища среди нарнийцев Питера. Враги ведут их к реке, в явную ловушку, но лорд Сопеспиан, конечно, не может ожидать, что путь им на мосту преградит не только юная королева с кинжалом в руке, но и могучий лев. Когда Каспиан видит его, рычащего и поднимающего духов реки, в груди становится вдруг легко-легко и спокойно, как не было даже в детстве. Они ступают на берег, но близко к воде Питер подойти не даёт, взяв его, пошатнувшегося от рёва, за плечо. Каспиан чувствует под ладонью что-то пушистое, тёплое, и, опустив глаза, видит, что белоснежный волк опускается по другую сторону от него, неотрывно следя за судом льва над тельмаринами. Обломки брёвен уплывают по реке, а нарнийцы вытаскивают из её вод вымокших поверженных врагов. Аслан ступает вперёд, и в его глазах мягкость всех матерей и строгость всех учителей этого мира, живых и мёртвых. Каспиан замирает на месте, глядя в эти глаза. Краем сознания понимает, что все отчего-то отступили от него чуть назад, и теперь он под взором льва совершенно один. Но потом слышится лёгкий звон кольчуг, и Питер снова оказывается у его правого плеча. Эдмунд встаёт у левого, а их сёстры — по бокам. Аслан и вальяжно усевшийся за его спиной белый волк смотрят на них с ожиданием, и Каспиан слышит, как Питер, почти не размыкая губ, подсказывает ему: — На колени. И он первым опускается на землю на занемевших ногах, а короли следуют за ним, припадая перед божествами. Дыхание Аслана касается макушки склонившегося ниже них Каспиана теплом. — Встаньте, короли и королевы Нарнии, — слышится звенящий голос, который, Каспиан уже знает, принадлежит холодным изумрудным глазам. Питер, Эдмунд, Сьюзен и Люси с лёгкостью поднимаются на ноги, будто совсем не устали и не пережили всего минуты назад утомительную схватку за свои и чужие жизни. — Вы все, — уточняет Аслан, и голос его бархатом ласкает слух. Каспиан встаёт еле живой и опасается поднять взгляд, пока лёгкий рык не касается его лица и тела, мигом очищая от мертвенной усталости и страха. На душе становится тепло, и Каспиан без опаски смотрит в янтарные глаза. Процессия мышат выносит на носилках из палочек Рипичипа, и они тратят время на то, чтобы привести его в чувства дважды — сначала после раны, а затем после дара Аслана, который возвращает ему утерянный хвост. Каспиан, увлечённо наблюдающий за этой сценой, не сразу замечает, в какой же момент белый волк преображается в того прекрасного юношу со светлыми косами, спускающимися из высокого хвоста. Когда мышата, преисполненные достоинства и чести, важно удаляются, он провожает их взглядом изумрудных глаз и, прищурившись, произносит: — Какой же очаровательный малыш! А можно я его съем? И Аслан, покосившись на него, укоряет: — Джадис. Каспиан готов поклясться, что за хохотом Люси слышит смешок Питера.***
Хмель никак не желает выветриваться из головы, и Каспиан, распрощавшись с куда более твёрдо стоящим Эдмундом, медленно идёт по коридору к своей спальне, иногда напирая руками на стену. — Отпраздновал победу? — спрашивает Питер, на которого он натыкается на лестнице и удачно подхватывает его под локоть, не давая запутаться в ногах. Каспиан, пораскинув мозгами, работающими, стоит заметить, от дурмана крайне медленно, заключает, что опереться о его руку не так уж недостойно, когда Питер уже доводит его до спальни, и сопротивляться совершенно поздно. Каспиан тяжело садится на свою постель, недоумённо следит, как Питер опускается перед ним и принимает расстёгивать левый его сапог. — Вижу, нарнийское вино оказалось слишком крепким, принц, — замечает почти насмешливо, и Каспиан не успевает обидеться, так как его сознание увлечено происходящим. — Что ты делаешь? — заплетающимся языком спрашивает он. — Предпочитаешь лечь обутым? — язвит в ответ Питер. Ему пора бы привыкнуть, что помощь Каспиан принимать совершенно не умеет. — С тобой и обутым можно бы, — вздыхает Каспиан, позволяя чуть не насильно уложить себа на узкую кровать поверх покрывала. — Что ты мелешь? — без злобы интересуется Питер больше не для того, чтобы услышать ответ. Он вообще очень сомневается, что Каспиан понимает его. И себя тоже… — Знаешь, — начинает мальчишка, приподнимаясь на локте, и Питеру приходится остаться сидеть возле него на краю кровати, чтобы дослушать полусонное: — Я сегодня четырежды почти умер. И один раз чуть не убил дядю. А вот убил бы я его, и что бы было дальше? Или сам бы умер… — Кто бы тебе дал умереть, — возражает Питер в никуда. Каспиан смотрит сквозь него и не слушает. Продолжает, кое-как сфокусировав взгляд: — Умирать наверняка ужасно страшно. И обидно… Обидно было бы умереть сейчас. Я ведь ещё ничего толком не делал, понимаешь? Даже не целовался ни разу… И почему этому принцев не учат? Было бы полезнее, чем знать все триста видов арбалетных ядер… Погоди. Питер, собиравшийся было встать, машинально упирается рукой в чужую грудь, когда Каспиан, уронив ладони ему на плечи, прикасается к его губам. Рассуждает, что опьяневший мальчишка на следующий день вряд ли что-то вспомнит внятно, а что вспомнит, в том будет сильно сомневаться. Сжимает сильными пальцами узкую шею под тёмными растрёпанными волосами и целует с бо́льшим напором, придерживая его голову под затылок. Чужие сладковатые губы приоткрываются податливо. Каспиан коротко распахивает глаза, в которых мелькает секундная осознанность, а после, расслабившись, заваливается на Питера всем весом, уткнувшись носом в надплечье и глубоко засопев. Питер смотрит какое-то время в стену перед собой, а после его разбирает тихим смехом. Что уж спорам не подлежит, так этот пресловутый запоздалый страх, накрывающий поначалу после того, как сходит пыл сражения и кровавый азарт, которые перекрывают обыкновенную жажду к безопасности. Страшно уже после. От боли, от усталости, от картинок, услужливо заполняющих память и сны. Переложив чужую голову на подушку и накинув поверх обессиленного тела лёгкое одеяло, он медленно проводит пальцами по мягким отмытым от крови и пыли сражения волосам, убирает их с лица. Кажется, здесь, в Нарнии, тысячу лет назад, он предпочитал блондинов. Что же… Случаются исключения.***
— …что будет потом? — Для начала нужно отстроить Кэр-Параваль, — слышит Каспиан спокойный голос Питера. Голова слегка трещит от выпитого вчера на празднестве, но в остальном кентавры не соврали — в теле ощущается лёгкость. Он поднимается именно в поисках кого-то из них — может, Эдмунд или Сьюзен помогли бы ему… — и находит Великих королей в компании высокого смуглого мужчины с толстой косой медных волос, в котором лишь по глазам узнаёт Аслана. (Так сказки о его человеческом обличии более, чем просто сказки!) На самом деле, глупо отрицать очевидное: Каспиан ищет Питера. Война окончена, Мираз повержен. Каспиан понимает, лёжа ночью под звёздами и смотря невидящим взглядом в небо, что совершенно не представляет, как быть. Он станет королём? Но нужен ли Нарнии такой король? И что ему делать? Что же дальше? — Скоро вы покинете этот мир, — напоминает Аслан. — Если желаешь что-то сделать здесь, поторопись, Сьюзен. — Как скоро? — спрашивает королева, и Каспиан разумом вторит её вопросу, сжимая кулаки. — Сказать сложно, милая, — отзывается лев в теле человека. — Но вы вряд ли вернётесь сюда ещё раз. — Как это — не вернёмся? — ахает Сьюзен. Питер отчего-то молчит, не издавая ни единого звука. — Вы взяли из Нарнии всё, что вам требовалось, — ласково проговаривает Белый Колдун, и от голоса его у Каспиана стынет в жилах кровь. — Теперь вы уже совсем взрослые не только здесь, и не можете жить двумя мирами. Вам придётся выбрать свой дом. Сквозь оглушительный стук сердца Каспиан слышит, как вздыхает Сьюзен, а Питер принимается расхаживать по каменной кладке. — Вы дадите нам время всё обдумать? — спрашивает он, наконец, и Аслан кивает. — Хорошо. Сколько ещё мы точно будем здесь? Неделю? Месяц? — До суда над тельмаринами, — отзывается Белый Колдун. — Народ потребует его сразу же, как восстановит немного силы. Приходит очередь Питера кивать, и тут же Каспиан проклинает свой народ последними словами. Но нет, думается ему, теперь его народ — нарнийцы, а тельмаринам достаются лишь заслуженные проклятия. Питер спускается с утёса последним и лишь он один замечает Каспиана, вжавшегося в опасении быть пойманным на подслушивании в каменную нишу, поросшую мхом. Позже, через много лет, Каспиан поймёт, что божества, конечно, тоже ощущали его присутствие, но сейчас его сознание слишком занято новостями, чтобы впустить подобную мысль. — Почему ты не внизу? — спрашивает, приблизившись, король, и Каспиан отвечает первое же, что приходит в голову: — Искал твою сестру, но раз она занята, уже не нужно. Питер не выглядит так, будто поверил. Каспиан, зажмурившись на миг, спрашивает: — Вы уходите? — Да, — просто отвечает ему Питер. — Закончим пару дел и вернёмся домой. — Ваш дом здесь, — Каспиан склоняет голову, и глаза его блестят в запале. — Снова бросишь Нарнию? Ты же король! Кто ещё захватит её, как тельмарины, после твоего ухода? — Теперь король ты. Выглядишь расстроенным, — замечает Питер вместо ответа, и Каспиан взрывается, впечатав в шершавый камень кулак: — Да какой из меня король? Сам посуди, что за бредни: «если сомневаешься, значит, ты готов»? Я ничего не смыслю в этом, единственное, чему меня учили — это истории! И то истории Тельмара, которого и на картах-то уже нет сотню лет, а может, никогда и не было! И ты оставишь народ на такого, как я? — Да, — снова говорит Питер, и, разбившись о его спокойствие, пыл Каспиана затухает так же быстро, как вспыхнул минуту назад. Ладонь короля опускается на его плечо, он продолжает: — Тебя окружает множество мудрых людей. Прислушивайся к их советам, и не пройдёт и года, как ты почувствуешь нужную уверенность. Всех по началу мучает страх. Я тоже не считал себя готовым, когда получил корону. — Ты был ребёнком, — возражает Каспиан. Питер почти отвечает «Ты ничем не отличаешься», но после говорит только: — Ты справишься со всем, даже когда мы уйдём. Каспиан отступает, так и не услышав желанного ответа.***
Звон клинков притягательный, манящий и почти ощутимый запахом в воздухе. Каспиан идёт на звук через невысокие заросли, едва доходящие ему до макушки, и натыкается на Эдмунда, сидящего в простой рубахе над разбросанными верхними одеждами на песке. На поляне кружат друг вокруг друга не по-человечески тонкий, будто лань, Белый Колдун и гибкий, как тигр, Питер. Мышцы его перекатываются под грубой тканью, движения плавные, отточенные до мелочей. Каспиан думает, когда-то его отец был так же искусен. — Теряешь хватку, — скалится Джадис, прежде чем совершить обманный выпад и едва не задеть волосы короля сверкнувшим клинком. — Сказывается отсутствие практики. — В последние несколько дней я практиковался усерднее, чем за всю жизнь, сир, — сплюнув, Питер поддевает кончиком меча землю в том месте, где мгновение назад был носок чужого ботинка. — Что они делают? — спрашивает Каспиан, наклоняясь к Эдмунду. — Тренируются, — пожимает плечами тот. Поясняет: — Джадис ищет способы развеять скуку, пока Аслан занимается делами. А Питер за грушу для битья. — Что? — не поняв незнакомого оборота, переспрашивает Каспиан, но оба тут же отвлекаются, когда поединок резко набирает темп. Снова звенят частыми всполохами начищенные клинки, и Каспиан наблюдает завороженно за движениями сильного тела. Вспоминает тепло чужого языка на своих губах. — Впечатляет… — Спасибо, — тонко улыбается ему Белый колдун, повалив Питера на песок и наступая на вздымающуюся грудь коленом. Обращается уже к противнику: — Ещё разок? — С удовольствием, — несколько непочтительно спихнув его с себя, соглашается тот. Поднимается, отряхиваясь от пыли, когда Каспиан вдруг просит: — А как насчёт меня? — Со мной? — Питер приподнимает брови. — С вами, сир, — слегка кланяется Колдуну Каспиан, надеясь на снисхождение. Он верит в свой талант и хочет испытать его не в рубище, каким было сражение с тельмаринами, а в серьёзной схватке по всем правилам. И это совершенно не стоит расценивать как возможность продемонстрировать свои таланты королям, конечно нет. Джадис хмыкает, указывает на место Питера мечом, и ждёт, пока юноши меняются. — Ты будешь неплохим королём, дитя, — замечает, вставая в стойку, и клинок его свистит у уха Каспиана — он едва успевает уклониться! — через мгновение. — Храбрый и умный. Но держаться в схватке тебе бы поучиться. Каспиан, которому слух режет снисходительное обращение, совершает, улучив момент, первый ответный выпад, но атаку с виду хрупкое поджарое тело отбивает с такой силой, что меч едва не вылетает из рук. Не проходит и десятка секунд, как Каспиан, сглотнув, замирает и скашивает глаза вбок — чужой клинок уже мягко давит на шею. Эдмунд машет ему рукой, восклицает: — Неплохо для первого раза! — Неплохо для схватки в суматохе и спешке, но не для сражения с опытным противником один на один. Каспиан чувствует, как его представление о мастерстве медленно, но неотвратимо рушится на мелкие кусочки, осыпаясь на глазах куда-то туда, где ещё после неудавшейся осады валяются осколки воспитанной с детства гордости. Запоздало всплывает понимание — здесь всё иначе, чем кажется. И всё, совершенно всё, что окружает, может быть в разы сильнее его. Эти мысли посещают его впервые не во время знакомства с нарнийскими животными, не во время того поражения, не во время битвы, а только лишь сейчас. — Вставай на место, — фыркает Белый Колдун, и это звучит почти как приказ. Вероятно, это и есть приказ. Каспиан послушно возвращается в центр поляны перед ним. — А помнишь ли, сэр Питер, как точно также стоял рядом со мной неприлично много лет назад? Каспиан не слышит даже, что отвечает божеству Питер, потому как скрежет мечей у самого уха заполняет тряской до самого мозга. От неминуемой потери чувств из бессилия его спасает только слуга, заторопивший на обед, но он готов признать, что все его тельмарские учителя должны сломать свои мечи и больше не брать таковые в руки, потому что они не имеют права зваться воинами-мечниками. С поляны он уходит совершенно мокрым и не чувствующим правой руки, но не сказать чтобы недовольным или опечаленным. В голове приятная пустота, как после хорошей драки, а каждая мышца в теле отзывается на мельчайшее движение. Помимо прочего Каспиан понимает, почему о короле Эдмунде ходят среди нарнийцев легенды, а о Верховном короле предпочитают благоговейно молчать. Колдун оказывается искусным учителем, но отпускает скабрёзные шутки, в большинстве своём не обидные, но выводящие на щёки предательскую краску. — Остановись хоть на мгновение, — догоняет его уже у входа в коридор, ведущий к его комнате. Каспиан идёт, чтобы сменить одежду. Колдун преграждает ему путь, незримой тенью выскользнув из-за поворота. Эдмунд и Питер уже достаточно далеко и даже не обращают внимания на них, направляясь куда-то вглубь столпотворения животных. Каспиан чувствует себя неуютно. Слегка кланяется, но Колдун только отмахивается от этого. Изумрудные глаза блестят необычайной смешливостью, когда он, заметив взгляд украдкой, которым Каспиан провожает уходящих королей, сообщает: — Ты взойдёшь на престол, когда четырёхтронный замок будет отстроен. Или желаешь править в обители своих отцов? — Я бы предпочёл стереть эту обитель с лица земли, сир, — честно отвечает Каспиан. — Для меня будет честью занять Кэр-Параваль, но… — Слов достаточно, продолжать не стоит, — покачивает головой Колдун с тонкой улыбкой. — Когда-то твои предки разрушили дом нарнийских королей. Ты станешь первым тельмарином на троне в Кэре. Впрочем, ты уже и не тельмарин вовсе. Иди, дитя, и оставь сомнения. Ты достоин много более всех других. Каспиан, скованно поклонившись, спешит к себе, ощущая на спине чужой провожающий взгляд, а после неловко выдыхает, упираясь руками в свой стол за накрепко закрытыми дверями. Достоин… Неужто правда?***
— Мы скоро вернёмся домой, — сообщает Сьюзен брату и сестре. — Уже? — расстроенно вздыхает Люси. Эдмунд, напротив, чуть улыбается. — Война окончена, наша помощь дальше не особо нужна. Признайся, ты скучаешь по Лондону! — Вот и нет, — дуется Люси. — Мы здесь ещё недолго… — Джадис сказал, так будет нужно, — кивает Сьюзен. Думает, прежде чем продолжить, но всё же проговаривает: — Мы больше не вернёмся. — Как? — хором восклицают Эдмунд и Люси. — Мы с Питером, — исправляется Сьюзен, успокаивая младших коротким жестом. Питер молчит, сидя у окна-бойницы и устало прикрыв глаза. — Ваше время ещё не вышло. А мы уже выросли из Нарнии. Вроде как… Должны определиться, где наш настоящий дом. — То есть, вы можете насовсем остаться в Нарнии? — глаза Люси загораются. — Раз можете выбрать! — Нет! — уверенно фыркает Сьюзен. И только после с сомнением добавляет: — Вернее, можем, я думаю. Но нет, разве кто-то хотел бы остаться навсегда в чужом мире? И бросить вас… — Но мы ведь вернёмся, — напоминает Люси. — И мы не маленькие! — Подумай сама, здесь время течёт иначе, — напоминает Сьюзен. — Когда вы вернётесь в следующий раз, мы либо окажемся глубокими стариками, либо будем давно мертвы, как Тумнус или бобры. Представь, сколько может пройти лет. Ты поймёшь, когда придёт твой последний раз, Лу. Нарния — не наш дом. Нам пора сделать правильный выбор. Поэтому мы с Питером и возвращаемся. Молчание повисает в воздухе неприятной духотой. — Я тут подумал… — вздохнув, Питер поворачивается к сёстрам и брату, улучив паузу в их разговоре. Все смотрят на него удивлённо, а после у каждого, кто вглядывается в его лицо, по очереди в глазах зажигается крохотный огонёк понимания. — Сью, я должен остаться здесь. В Нарнии. — Что? — заторможенно переспрашивает Сьюзен. — Это из-за Каспиана? — почти одновременно с ней осведомляется Эдмунд, и Питер косится на него укоризненно. Сьюзен тут же разворачивается к младшему брату, вскидывает брови. — Разве ему нужна помощь? Питер, он будет прекрасным королём, если ты беспокоишься о нарнийцах, не стоит так… — Да к чёрту нарнийцев, — обрывает её Эдмунд, а после объясняет, когда Питер молча скрещивает руки на груди, так и не подав ответа: — У них… Ну вроде как у Аслана с Колдуном, понимаешь? — и лицо замолкшей Сьюзен быстро вытягивается. Она смотрит на Питера с ошеломлением, и тому остаётся лишь ровно кивнуть. Они с сестрой понимают друг друга едва ли не лучше, чем с братом, и только Лу недоумённо хлопает глазами, не осознавая, что именно происходит. — А как же мама? — вспоминает Сьюзен, цепляясь точно утопающий за соломинку. — Что мы ей скажем, когда вернёмся без тебя?! — Это не только из-за Каспиана. И я уже говорил с Асланом об этом, — качает головой Питер. — Когда вы вернётесь, мир сам залатает дыру. Я просто… Исчезну. Все будут меня помнить, но никого не будет волновать, где я. Просто понимание того, что меня нет, не будет их тревожить. Будто моё отсутствие — это не что-то из ряда вон выходящее. — Но мы-то будем знать, — веско замечает сестра, и Питер, осёкшись, поджимает губы. — Сью, — пытается объяснить. — Мне не место там. Я не могу, пойми, прошу тебя. Дышать не могу. Жить. Мой мир — Нарния. И я действительно чувствую, что должен остаться здесь. Сьюзен, развернувшись, подхватывает юбки и уверенным шагом направляется к выходу. Питер не следует за ней — ей нужно обдумать всё и принять. Эдмунд, слегка кашлянув, чтобы привлечь его внимание, говорит: — Если хочешь знать, я не против. Честно говоря, так и думал, что выйдет подобным образом. Но я бы хотел ещё встретиться с тобой, когда мы вернёмся в следующий раз. Даже если будешь дряхлым старикашкой! — И я тоже, — кивает Люси. А потом добавляет, обняв Питера за руку: — Не обижайся на Сьюзен. Она ведь больше не сможет тебя увидеть, если ты останешься здесь. — Но у каждого из вас всё равно свой выбор, — Эдмунд пожимает плечами. — Если ты думаешь, что так надо, пусть. Питер улыбается.***
Каспиан бродит по лесу уже который час, всё обещаясь себе повернуть в обратную дорогу, но к дому так и не следует. В ручье, на который он натыкается, резвятся прозрачные, сотканные из воды фигуры. Заметив Каспиана, девушки заливаются хохотом, а юноша, сидящий среди них, призывно машет рукой. Каспиан не подступает ближе, но до него всё равно долетают подхваченные игривой ладошкой капли. Наяды забавляются его смущением, переливаются струями, и по воде от каждой расплываются десятки кругов. Каспиан, пряча улыбку, спешит отступить в чащу. Ветер треплет волосы, а полуденный жар идёт на спад, когда он понимает, что окончательно заплутал. Пригнувшись к бьющему меж камней ключу, утоляет жажду, с интересом рассматривает густой кустарник, усыпанный тёмными ягодами, сбоку от себя. — Они ядовитые, Ваше Высочество, — произносит спокойный голос, и сквозь деревья мелькает серая шерсть. — Спасибо, — вежливо кивает Каспиан невидимому собеседнику и, напрягшись, тщетно ищет его глазами. — Я здесь, сир, — сообщает грубоватый бас, и принц поворачивается к невысокому поджарому волку. Тот, впрочем, сразу же встаёт на задние лапы, обращаясь человеком и заставляя Каспиана от неожиданности слегка отшатнуться назад. — Прости, я не знаю твоего имени. Что тебе угодно? — Могрим, — представляется оборотень, коротко поклонившись. Смотрит на Каспиана жёлтыми глазами сверху вниз. — Его Величества отправляются побеседовать с войском. Просили найти вас. Вам надлежит быть с ними. Каспина благодарит, мысленно едва не чертыхаясь: он совершенно забыл об этом! Могрим, то ли наблюдавший его бесцельные хождения до этого, и обладающий пытливым умом и догадливостью, то ли предусмотрительный, указывает ему рукой на север и предлагает своё сопровождение. Самооценка Каспиана умирает в дичайших муках. — Я не видел тебя раньше, — замечает он, следуя за передвигающимся лёгкой трусцой животным и всё равно едва поспевая в шаг. — И подобных тебе. Откуда ты? — Я пришёл из-за Великих гор вместе с моим господином и Львом, — отзывается рыком волк. — Так ты слуга Колдуна, — догадывается Каспиан. А после, припомнив фрески, спрашивает: — Зверь, что пал первой жертвой клинка короля Питера, должно быть, твой предок? — Я, — немногословен Могрим. Каспиан почти спотыкается о корешок, попавшийся под ногу, и больше не задаёт вопросов. Подсчитать даже примерный возраст этого существа у него так и не выходит.***
— Ты расстроена, — раздаётся за спиной. — Я не расстроена, я просто злюсь! — огрызается Сьюзен через плечо. Смех Колдуна не звонкий, как обыкновенно, а бархатный, тихий. Тонкие руки ложатся на плечи, стоит ей опустить лук, из которого она, уединившись на отдалённой поляне, яростно пускала стрелы по многочисленным мишеням. — Как он может бросить нас?! — Ты боишься не справиться с ролью самой старшей, милая, — чуть улыбается ей Колдун, выступая из тени деревьев. — Все боятся нового. Не нужно злиться на свои чувства. — Я злюсь на Питера, — протестует Сьюзен, но сникает почти сразу. — Я не могу сказать тебе, как и что чувствовать правильно, — Джадис встаёт с ней плечом к плечу, и лёгкий ветерок задевает лаской его распущенные светлые локоны. — Но могу сказать, что оба вы сделали верный выбор. — Питер прав? — переспрашивает королева. — Ты чувствовала себя здесь гостьей, — губы Колдуна щекочет улыбка. — Тебя тянуло домой, в твой родной мир. Питер же грезил о Нарнии с той секунды, как покинул её. Здесь часть его души, и большая часть. Ты не можешь неволить его одним своим желанием не быть одной. — Но он оставляет меня! — Сьюзен в отчаянии смотрит в изумрудные глаза. — Ты не останешься одинока, милая, — урезонивает Джадис. — У тебя есть брат и сестра, о которых ты будешь заботиться. Ты выросла, и если ты считаешь, что должна покинуть Нарнию навсегда, это только твой выбор. Питер отныне следует по другой дороге. Так было, когда вы правили, ты помнишь? Ваши решения нередко расходились, но вы находили общий язык. Прими его решение и сейчас. Не омрачай последние дни, которые проведёшь здесь, и не пытайся переубедить его. Слушай своё сердце.***
— Мы не видим за этими палками никакого другого мира. Если вы хотите, чтобы мы поверили, почему не пошлёте туда кого-нибудь из своих? Все ваши друзья держатся подальше от этих палок. Рипичип мгновенно выступает вперёд. — Если годится мой пример, я, не медля ни секунды, проведу в эту арку одиннадцать мышей. Белый колдун смеётся заливисто и заразительно. — О нет, маленькое существо, — говорит Аслан, осторожно кладя бархатную лапу на голову Рипичипа. — В том мире с вами сделают ужасную вещь. Вас будут показывать для забавы. Пойти должны другие. Тельмарины поворачиваются, как один, когда Сьюзен чётко говорит: — Мы пойдём. — Пора, — чуть улыбается сестре Питер. Сьюзен кивает. Каспиан не понимает, о чём они, и почему вдруг начинают прощаться друг с другом. Сьюзен останавливается перед ним, и, помедлив, обнимает, шепчет в самое ухо: — Оставляю его на тебя. Береги его! Пообещай беречь. — Что? — переспрашивает Каспиан, но она уже отстраняется и спешит присесть перед Рипичипом. Эдмунд жмёт ему руку, и Каспиан с болью смотрит в сторону Питера, повторяя зачем-то: — Пора… — Надеюсь, коронация пройдёт хорошо, принц! — весело подмигивает младший из королей. Люси порывисто обнимает его, сжав поперёк живота. Они, все трое, одеты в странную одежду. Только повернувшись к Питеру, который почему-то не подходит к нему и ничего не говорит, он понимает, что тот по-прежнему в лёгких сапогах, светлых брюках и камзоле поверх рубашки. — Прощайте, сир! — приседает в реверансе Сьюзен, и Белый Колдун отвечает ей мягкой улыбкой, останавливаясь рядом с её старшим братом. Тот не двигается с места, даже когда его семья, взявшись за руки, начинает неумолимо приближаться к провалу между ветвями. — А вы, милорд? — вторит его мыслям Рипичип. Питер смотрит вслед замыкающей уверенное шествие сестре, которая на миг оборачивается. Тогда он слегка машет ей ладонью и улыбается печально в ответ её улыбке. Сьюзен исчезает последней. Среди тельмаринов рождается шум. Питер говорит что-то громко и чётко, выйдя вперёд, раскидывает руки и объясняет пленникам их возможный путь, указывая вслед сёстрам и брату, но Каспиан, пошатнувшись, только опирается на весьма кстати подставившего ему плечо Корнелиуса и совсем не слушает. — Мальчик мой, что с тобой? — обеспокоенно интересуется учитель, когда Каспиан, сглотнув, наблюдает за уходом тельмаринов. Они всё более уверенно проходят в никуда, и вот уже совсем скоро на каменной гряде над пропастью остаются лишь нарнийцы и Питер. — Я в порядке, — тихо отвечает он, выпрямляясь. — Так вы остаётесь, милорд! — восклицает Рипичип и вскидывает вверх свой крошечный острый клинок. — Милорд! — выкрикивает кто-то из толпы, разрушая повисшую тишину, и одинокий голос подхватывают новые и новые. Мечи стучат о сыплющуюся кладку, когда воины опираются на них, опускаясь на колени. Питер, покосившись на Каспиана, встаёт рядом с безмолвствующим Асланом. — Будущий король ещё не взошёл на престол, — говорит лев, кивая лохматой головой на принца, и у Каспиана под многочисленными взглядами сердце уходит в пятки. Ему бы произнести речь, но язык прилипает к нёбу, а все слова мгновенно вылетают из головы. — Для начала нам нужно восстановиться, — приходит на помощь Питер, складывая руки на груди. Нарнийцы тут же одобрительно гудят. Он повышает голос: — Передайте всему народу, что ваш король скоро займёт трон отстроенного Кэр-Параваля! И, когда это случится, воцарится мир, которого все мы так ждали. Нарнийцы кричат, рычат и свистят, а Рипичип подкидывает вверх свою шапочку. Каспиан ловит мимолётную улыбку на губах Колдуна.