***
Как и упоминалось ранее, Каспиан, хоть принц, хоть король, прежде всего мальчишка. И мальчишка совершеннейший, в чём Питер не устаёт убеждаться, следя за ним внимательнее, чем за кем-либо в жизни. Совершеннейший мальчишка, помимо прочего, своенравен, довольно горд и весьма упрям. Все эти качества славят, несомненно, любого короля, но будут боги свидетелями, в моменты их проявления Питер испытывает четыре не самых противоречивых желания. Он ещё не уверен, чего ему всё же хочется нестерпимее: придушить несносного юнца, отвесить ему пару хороших оплеух, чтобы звенело у макушки, окунуть горячей головой в какую-нибудь бочку с водой или просто покрепче выпороть. Терпение, впрочем, его не подводит, и он не делает ни того, ни другого, ни третьего, ни даже четвёртого. Каспиан неумел в приказах, временами несдержан и, что плачевнее прочего, излишне дерзок с большинством ближайших подчинённых, к которым должен относиться с огромнейшим уважением. В нём играет тельмаринская кровь и выступает тельмаринское же воспитание, и Питер скрежещет зубами, но по большей части молчит. — Так перевоспитай, — пожимает плечами Джадис, когда он, раздавив в руке стакан, несдержанно жалуется на эти обстоятельства вслух. Добавляет: — Он к тебе, кажется, прислушивается. Делай, как знаешь. Питер, вняв совету, делает. Каспиан и правда слушается его. Слушается и слушает, иногда, правда, не слышит, но и того хватает, чтобы переменить немного обстановку. Питер, загрузив его работой, не оставляет одного, всё же помогая решать дела. Когда-то они с Эдмундом и Сьюзен тратили часы бессонными ночами, изучая библиотечные трактаты о предыдущих правителях за неимением живого примера перед глазами, пока не приходили к верным решениям совместными усилиями. В конце концов, на то в Кэр-Паравале и было несколько тронов — править Нарнией в одиночку в мире и покое не сумел даже её собственный бог. Пару обидных упрёков мальчишка всё же зарабатывает, пропустив мимо ушей настойчивые подсказки и крупно оплошав в делах восстановления убитых селений, благо, в самом начале; и исправляется по указке кентавров, которые, проникшись видом совершенно смятённого короля и закипающего Питера, разъясняют нужный вопрос без злобы, хотя такое обычно правители знают и сами. Проходит несколько месяцев. Каспиан сносно пишет, достаточно приемлемо фехтует и отлично стреляет из лука. И всякий раз измученно краснеет, стоит Питеру приблизиться к нему более чем на полшага. Ясное дело, это значительно осложняет их и так редкие из-за нехватки времени тренировки и занятия по той же картографии. Питер замечает это не сразу, а, заметив, принимает сперва за рассеянность и строго отчитывает подопечного. Тот, как ни старается, только больше падает в какую-то пропасть. Застав его крепко спящим в огромной библиотеке замка, куда навезли книг со всей Нарнии, Питер долго рассматривает безмятежное мягкое лицо в свете факелов, присев на край занятого им стола. Король не реагирует ни на его появление, ни на тёпло чужих пальцев на своей щеке и в волосах. Поглаживая измождённого мальчишку по голове, Питер заглядывает в прижатую ослабшей рукой книгу, и на лицо невольно выползает улыбка. Чёрный корешок без знаков можно бы принять за учётную тетрадь или, в крайнем случае, рунник, но никак он не походит на сборник сказаний, и это весьма удобно, если хочешь сделать вид, будто погружён в учёбу — достаточно продемонстрировать строгую обложку. Захватывающие нарнийские легенды при всей своей увлекательности не перестают быть сказками… Убрав взятые пособия по местам и накинув поверх опущенных плеч небрежно брошенный рядом плащ, Питер забирает со стола высокий подсвечник, покидает душноватое помещение и просит притихших у дверей слуг не тревожить короля до обеда, если к тому времени он не проснётся сам. Каспиан, безмятежно проспавший завтрак и тайком пробравшийся на кухню несколько не по-королевски и наткнувшийся там на Питера, морщится от боли в плечах, но выглядит заметно посвежевшим. Эффект целительного — пусть в такой-то позе не слишком — сна длится не так долго, и уже через день Каспиан снова дремлет, стоит Питеру отлучится из кабинета и оставить его над бумагами. Такое, конечно же, никуда не годится, но это несколько лучше, чем его постоянная невозможность хоть немного сосредоточиться и частая краска на щеках. Укрыв тихо посапывающего в кресле мальчишку, Питер надолго задумывается. Его посещают мысли, что такое поведение вряд ли связано только с острой усталостью. Но о других причинах ему догадки пока не приходят.Часть 2
18 апреля 2023 г. в 09:18
Сестра перед самым уходом вкладывает ему в ладонь свою «счастливую» брошь, которую откалывает со школьной формы. Удивительно осознавать, что они прощаются навсегда. Питер поглаживает её по голове, прислоняется щекой к макушке, сжимает в объятиях крепко и долго. Отпускает, и они идут к поляне на скале плечом к плечу.
Прощание с Люси краткое — она обнимает его за шею, целует, а он утирает ей слёзы.
— Мы обязательно ещё увидимся, я верю, — шмыгнув носом, говорит девочка, и взгляд у неё на миг становится взрослым. На маленьком личике такие глаза выглядят странно.
— Конечно, Лу.
Эдмунд жмёт ему руку, намереваясь сразу же отстраниться, но Питер притягивает его к себе, прижимает вихрастую голову к груди, вдыхая запах нагретых солнцем чёрных кудрей. Может случиться, и не увидятся… Кто знает, как судьба рассудит.
Эд ворчит и толкает его в бок, но всё же обнимает на секунду. Прошло много лет — нарнийских много, а их, британских, всего два года, — но он всё равно видит в нём братишку, с опущенной головой стоящего перед Асланом на утёсе, а после тихо всхлипывающего ночами, но так быстро повзрослевшего.
Их прилюдное прощание куда короче и сентиментально скорее для собравшегося народа. Тоска без сожаления. Без каких-либо сожалений.
Они уходят уверенно, не опуская голов, и Питер провожает их, грея ладонью рукоять меча. Кажется, на короткий миг он видит подъезжающий к платформе пустынного полустанка поезд там, за прозрачной стеной, и ветер треплет несобранные в косу волосы Сьюзен, но картинка сразу же исчезает.
Когда он оборачивается, Каспиан стоит, прикипев к плечу учителя. Питеру кажется, из глаз его вот-вот хлынут слёзы, но когда на него обращается внимание нарнийцев, он берёт лицо. Достойный. Будущий король.
Картинка такая несколько колеблется, когда он, найдя Питера тем же вечером на празднике в честь окончательной победы над Тельмаром, спрашивает, хмурясь:
— Почему ты сказал, что я стану королём? Разве ты остался не для этого?
Иной раз и храбрец показывает себя последним трусом.
Питер, отпив из кубка, чуть покачивает головой и уходит, так и не сказав ни слова. В груди тяжесть, но родной воздух, прозрачный, лёгкий и чистый, успокаивает. Отвечать на вопросы ему совсем не хочется, как и терпеть преждевременных разочарований, поэтому он проводит ещё какое-то время, уединившись в библиотеке и получая только короткие весточки от сообщающих об обедах слуг. Каспиан первое время пытается подступиться к нему, но быстро понимает — возможно, по чужой подсказке, — всю бесполезность и не показывается на глаза, пока Питер не желает искать с ним встречи сам.
— Если хочешь знать, ты принял верное решение, — раздаётся над головой, и на мягкий ковёр мха легко спрыгивает гибкое тело. Питер отвечает:
— Я не сомневаюсь в своём решении.
Джадис тонко улыбается, колет:
— Тебя испортили годы правления. Был милым мальчиком какое-то десятилетие назад, сын Адама… Впрочем, это непоправимо много, ведь человеческий век короток. А я, видя тебя в таком юном теле, всё забываю, что ты несколько старше.
— Вы — и забываете? — улыбается Питер, вздохнув, и присаживается на ствол поваленного дерева неподалёку, поднимая сапог над бьющим из земли неприметным ключом. Колдун проходится по поляне медленно, будто не он только что свалился с дерева подобно белке, разводит руками:
— Не всё же мне помнить!
Их разговоры кратки, и Питер возвращается к завтраку после небольшой прогулки, окончательно выветрившей из головы лишние мысли. Каспиан попадается ему на тренировочном поле с несколькими гномами. И он явно пребывает в отчаянии, хоть и не показывает этого, потому что за то время, что Питер идёт от угла до угла вдоль кромки бывшего пастбища, присыпанного песком, его успевают «убить» дважды.
И, хоть гномы значительно менее искусны в поединках, чем Колдун, Каспиан явно приучен к драке на мечах, а не на кулаках, потому что уложить его на лопатки не так уж сложно даже низкорослым существам. Случайность и неверную оценку противника Питер отметает, как невозможные причины.
В третий раз Каспиан падает, потому что отвлекается, заметив его, и пропускает очевидный удар.
Тем не менее, внешне он не унывает, хохочет над какой-то шуткой гнома. Питер чуть улыбается, наблюдая за ним.
Совсем ещё мальчишка… Встрёпанный, с горящими азартом глазами, спорит о чём-то с такими же мальчишками-гномами, у которых и бород ещё не выросло. Тощий без доспехов, увеличивающих тело не только в весе, но и зрительно, жилистый и чуть нескладный. Движения с паузой, будто сомневается, меч держит куда увереннее. Гномы помогают ему подняться, хлопая по плечам, весело отвечают на негромкий голос.
Каспиан смотрит на Питера поверх их голов, и все оборачиваются к нему, как один. Завязывать беседу желания нет, и Питер отсылает воинов на завтрак в общий зал, где, когда он уходил, уже было людно. Каспиан спешит отряхнуться и натянуть поверх рубашки тесный камзол, смахивает песок с волос. На предложение прогуляться реагирует с неменьшим энтузиазмом, чем на предшествующие шуточные бои и отмахивается, когда Питер запоздало уточняет, был ли он на кухне. Уже валился бы с ног, если бы так бегал на пустой желудок, он знает по себе.
— На опытного бойца тебе ещё попотеть, — не удержавшись, поддевает беззлобно, идя по местами вымощенной тропе. Каспиан запускает руку в волосы на затылке, признаёт:
— Поспорить трудно, — и добавляет: — Но я это исправлю.
— Хороши тебе гномы в этом помощники, принц, — серьёзнеет Питер.
— Так займись сам, если недоволен, — с лёгкой руки отзывается Каспиан, и это выглядит так, будто он только что показал королю язык. Питер предостерегающе поднимает руку:
— Смотри, не пожалей потом о своих словах.
— Король ведь должен вести войско, а для этого нужно что-то уметь. Раз ты говоришь, что учителя у меня сплошь никудышные, — напоминает Каспиан, пожимая плечами, и переключается на другую тему, кажется, немедленно забывая своё неосторожное предложение. Вот только Питер, к его несчастью, обладает отменной памятью, и качество это, приобретённое в своё время по настоянию хитрого Колдуна, уже много лет не приносит довольства никому, кроме разве что самого его обладателя.
Кентавры, озаботившись строительством Кэра, роют носами землю в поисках старых записей — чертежей, вероятно, ждать не стоит, хотя у тельмаринов Питер видел довольно большие с точки зрения простейшей техники прорывы, да и во времена его правления те же гномы отличались крайней искусностью в подобных делах — и описаний. Чей-либо надсмотр им совершенно не нужен. Другие отдыхают, восстанавливаясь, или пьют, заливая горечь войны.
Каспиан, не знающий, к кому ему примкнуть, совершенно не ожидает, что Питер, удостоверившись, что мир не развалится без указов и бумаг, которых юный король нахлебается ещё сполна в будущем, прямо сейчас, заявится к нему и плотно усядется на хвост, с иронией пояснив:
— Я же уже сказал, королями не рождаются.
Не проходит и недели, как принц, пусть и приученный к урокам, взвывает.
Колдун, украдкой за ними наблюдающий и то и дело появляющийся в всё более неожиданных местах, только посмеивается, не уставая попрекать Питера в жестокости, хотя сам он никогда не отличался добросердечностью или — уж тем более — снисходительностью. Подметить результаты отсутствия у него этих качеств легко: Эдмунд, впервые спустя длительное время без практики взяв меч, без особых усилий едва не прикончил признанного среди гномов лучшим. И дело далеко не в гноме…
Каспиан, уже убедившийся на практике, что мечник он весьма посредственный, вынужден со стыдом признать, что также он весьма посредственный лучник, боец, стратег и в целом существо — что он додумывает уже сам, совершенно излишне. К тому же, как оказывается, не смыслит ничего в нарнийском письме.
От завтрака до обеда они проводят долгие часы на поляне в ближайшем леске, от обеда до ужина — в библиотеке. В тренировках король беспощаден, в уроках — строг, и юноша всё чаще видит в нём человека старшего, пусть лицо и выглядит совсем юным. Впрочем, Питер не упускает случая подшутить над принцем, изредка теряя серьёзность, а рассказы его увлекают много больше нудных учёных книг. Правда, с оружием в руках болтать не приходится.
Единственное, на что после хватает Каспиану сил — это упасть на кровать и уснуть, пока голова ещё в полёте до подушки. К его чести, он совершенно не жалуется, даже глумящегося на все лады Колдуна костеря лишь мысленно.
Из чистой привычки проверяя его в комнате, Питер раз за разом со вздохом тушит опасно забытую над книгами свечу и пропускает через пальцы отрастающие мягкие волосы.
Кэр воскресает из руин в своём величии пугающе — именно испуг Каспиан испытывает сразу после восхищения, разглядывая махину чистого мрамора — быстро.
Быстро приходит и назначенный день коронации.
Питер, в этот раз стоящий не у трона, а лицом к постаменту в первом ряду, у самых ступеней, отступает, давая проход Колдуну, и тот после посвящения в рыцари Аслана, осторожно подцепив пальцами корону, венчает её на склонённую голову, мимолётно коснувшись напряжённых плеч.
— Только не напивайся, — подступив к плечу юного короля, хмыкает Питер, и его скрытая улыбка отражается в чужих начищенных латах. — Мне не в радость силой укладывать тебя в постель.
Каспиан алеет щеками так стремительно, что смех на безобидную шутку выглядит уже неестественно. Питер, на секунду опустив ладонь на его предплечье, желает хорошего вечера и удаляется к стоящему у стены хмурому Могриму — они ещё не говорили ни разу с прихода Колдуна. Как, должно быть, странно выглядит в глазах чужаков дружба, заведённая между славным ныне волком и его венценосным убийцей… Каспиан смятённо прячет глаза и не смотрит ему вслед.