Тысяча лет

      Друид — на вид мужчина лет тридцати — улыбнулся в ответ на взгляд Питера и слегка склонил голову.       Каспиан тряхнул головой, силясь подавить мерзкий огонь глубоко в груди. Нарнийцы, беседующие с ним, оставалось надеяться, ничего не заметили.       — Милорд, что вы планируете делать? — спросил Барсук, переминаясь с лапы на лапу. Каспиан спешно припомнил, о чём вёлся разговор до того, как он отвлёкся, и ответил:       — Детей, оставшихся по воле войны без надзора, следует забрать в столицу. И организовать место, где они смогут в покое дождаться вестей о родителях, — под внимательными взглядами он как можно твёрже добавил: — Завтра же мы поднимем этот вопрос на общем собрании. Я планировал поручить это дело доктору Корнелиусу, но ему понадобятся помощники.       — Разумное решение, — негромко одобрил один из кентавров. Барсук шумно хлебнул из своего кубка и предложил:       — Я мог бы заняться этим, сир.       — Да-да, завтра мы обговорим это, — рассеянно кивнул Каспиан. Питер, он видел краем глаза, скрылся в одной из боковых дверей. — Я покину вас ненадолго, друзья. Веселитесь!       Прохладный тёмный коридор был слишком короток, чтобы остудить голову. В кабинет, даже спустя год сияющий новизной, он влетел без стука. Питер не успел сказать ему и слова, как был крепко схвачен за ворот камзола. Каспиан впился в его губы жадным поцелуем — этой вольности он не позволял себе с той самой ночи. Говоря откровенно, он с той ночи не позволял себе никаких вольностей.       — С предыдущего раза заметно лучше, — насмешливо оценил Питер, с неожиданной силой отталкивая его руки. Каспиан и сам отшатнулся, испугавшись взыгравшей смелости. Глаза короля, взрослые и прохладные, смотрели остро. — На трезвую голову у тебя выходит даже…       — Хватит, — перебил Каспиан. — Молю, перестань! Что между нами? Что ты делаешь?       Вопрос вернулся ему в совершенно ином тоне.       — И что же между нами, Каспиан? — Питер слегка склонил голову к плечу.       — Я не могу без тебя, — Каспиан вцепился в ворот рубашки, рванул его от шеи задрожавшей рукой. Он не пил, но то странное состояние, в котормо он унёсся с празднества, было сродни опьянению. И оно ещё не отпустило в полной мере. — Я не вынесу этого больше, слышишь? Ты смотришь на кого угодно, кроме меня. Но иногда…       Иногда Питер смотрел так жадно, что в животе что-то болезненно сжималось. Иногда касался его невзначай, но слишком скоро убирал руки. Иногда…       — Иногда моё терпение истончается, — Питер прикрыл глаза, и на его чистом лице вдруг отразилась усталость зрелого мужчины. — В юном теле значительно больше неудобства, чем пользы. О некоторых минусах я, признаться, успел позабыть. Но твоими стараниями переживаю их сполна, — Каспиан чуть не отшатнулся снова. На миг чужой тон изменился, голос будто сделался ниже, взрослее. За последний год Каспиан не раз ощущал эту разницу между ними. Пусть Питер и выглядел его ровесником, таковым он не являлся. — Так что не ты один изводишься вожделением, — король шагнул к нему, и Каспиан невольно отступил на шаг. И ещё на один. И ещё, пока не ощутил бёдрами край своего стола. — То, что я одариваю вниманием кого угодно, кроме тебя… Что ж, это попытка не сойти с ума. Я ведь и придушить могу от избытка чувств, видят боги, мне иногда этого до ужаса хочется.       — Так ты специально! — ахнул Каспиан, но тут Питер сделал ещё один шаг, заставив замереть каменной статуей. Каспиан впился белыми пальцами в широкий край стола. Чужие горячие ладони вдруг опустились поверх его рук, прижали к полированной поверхности.       — Разумеется, — слово будто отпечаталось на коже. — Я лишь жду, пока ты, наконец, разберешься в себе. И решишься.       — Я решился уже давно! — сверкнул глазами Каспиан, но что-то в нём стремительно давало трещину.       — Действительно? — Питер — снова насмешливо — приподнял брови. И выдохнул ему в ухо, наклоняясь совсем близко: — А я и не заметил.       — Стой… — не успев себя одёрнуть, взмолился Каспиан, и Питер отстранился так стремительно, что волосы на голове встали дыбом.       — Решился, говоришь? — спросил он мрачно. Из голоса немедленно исчезли всякие бархатные нотки, теперь он снова был холоден и резал не хуже стали. Каспиан, пока ещё в крови играл тот неясный огонь, проснувшийся в зале и почти остуженный старшим королём, сам схватил его за руку.       — Я с ума схожу из-за тебя! Не смей ни на кого смотреть, не смей думать ни о ком, кроме меня! — выпалил он на одном дыхании. И сердце едва не выпрыгнуло от облегчения, когда взгляд Питера знакомо смягчился.       — Как прикажете, Ваше Величество, — усмехнулся он. Каспиан ощутил новую волну жаркого смятения. За свои детские вспышки медленно делалось стыдно. Но зарождающийся червячок стыда погиб, когда чужие руки обвились кольцом вокруг талии. Дыханием снова защекотало ухо. — Ещё повеления будут? — Каспиан вздрогнул от неожиданности, так близко оказались чужие губы. Они почти касались кожи! — Тише-тише. Я тебя не съем. Довольно кружить друг против друга. А не то и правда с ума сойти недолго… Тебе — от ревности, мне — от желания. Юность уж слишком замутняет голову.       — Там… Тогда… Сколько их было? — справившись с голосом, спросил Каспиан, сам не понимая, зачем. Осмелел, уложил ладони на чужие плечи.       — Я не считал, — рассмеялся Питер. Гулкий смех послал по позвоночнику стайку мурашек. — Но все они были не такими.       — «Не такими»? — сглотнув, передразнил Каспиан. — Как же ты это понял?       Голос его предательски дрогнул, когда прикосновение дыхания, к которому он уже успел привыкнуть, сменилось прикосновением кожи.       — Прислушивался к себе, — каждое движение чужих губ оставалось на бьющейся венке под челюстью. Каспиан прикрыл глаза. Кончик чужого носа щекотно задел ухо, скользнул по самому краю раковины. Питер тихо вдохнул, будто прислушивался к запаху его волос.       — А сейчас…       — То, что я здесь, и есть мой ответ, Каспиан, — голос прозвучал громче, и Каспиан внезапно понял, что всё это время беседа велась на уровне полушёпота. В груди ухнуло и заколотилось с такой ошеломляющей силой, что горло сдавило удушьем. — Ты только с поразительным упрямством не хочешь его слышать, — закончил Питер. Должно быть, он слышал этот бешеный стук сердца. Слегка отстранившись, так, что между ними появилось расстояние, равное от силы паутинке, он взглянул на Каспиана серьёзными глазами. — Тебе ещё нужно спуститься к людям. Объявить о завершении официальной части праздника.       — Это так необходимо? — Каспиан звучал почти жалобно и не испытывал по этому поводу и доли смущения. Ему смертельно хотелось остаться здесь, в этом кабинете, в кольце чужих рук, и…       — Мы и так оставили их слишком надолго, — укорил Питер, но тут же, будто прочитав мысли Каспиана, коснулся его губ своими. Казалось, сердце уже не могло биться чаще, но оно забилось. — Мы вернёмся сюда вечером. И не заметишь, как пролетит время… — шепнул юноша, слегка поглаживая его по щеке. Каспиан потянулся за его рукой, когда он всё же решительно отодвинулся. — Умойтесь, Ваше Величество, вы весь горите. Берите себя в руки.       Каспиан прижал к щеке собственную ладонь и внезапно ощутил, насколько холодно в кабинете.       Этот холод оставался с ним остаток праздника и даже тогда, когда он вышел вечером на балкон башни, обдуваемый тёплым летним ветерком. Холод глодал его изнутри до тех пор, пока желанные горячие руки не оплели его плечи снова.       — Устал? — голос Питера звучал с привычным сочувствием. Но сейчас, когда Каспиан мог прижаться спиной к его груди, это ощущалось иначе. Питер был его боевым товарищем в самом первом настоящем сражении. Питер был его другом. Питер был его учителем. Пусть строгим, почти жестоким, но необходимым.       Питер был тем, кто чуть больше года грезился ему почти каждую ночь. И даже язвительные насмешки Колдуна не могли выжечь то осторожное, несмелое чувство, которое переросло в самую настоящую зависимость.       И до сегодняшнего дня Каспиан не мог до конца понять, что же с ним, откуда всякий раз берётся эта лихорадка. Не мог понять, чувствует ли Питер хоть что-то похожее.       — Всегда будет так? — спросил он, боясь разрушить хлипкую тишину вокруг них. Там, в кабинете, всё ещё казалось сном. Сейчас Каспиан, с трудом поверив, что случившееся реально, не знал, как себя вести. Питер не обнимал его, никогда раньше. — Мне кажется, моя голова сейчас разорвётся.       — Ты привыкнешь, — небрежное обещание звучало привычно. — Идём, тебе нужно поспать.       Питер поднялся за ним по лестнице, встал было в дверях спальни, но Каспиан, затолкав поглубже всю свою неуверенность, крепко ухватил его за рукав и настойчиво потянул за собой.       — Ты обещал, что мы сможем продолжить, — напомнил веско, но едва сдержался от вскрика — до этого покорно шедший за ним вглубь комнат Питер вдруг потянул схваченную руку на себя и поймал снова остановившегося Каспиана в неожиданно крепкие объятия.       — Слово сдержу, — заверил негромко, — но впредь не жалуйся.       Из лёгких точно вышибли весь воздух.       Каспиан извернулся было в снисходительно ослабленной хватке, нашарил в густом мраке глухой воротник чужого камзола, но с застёжками под тихий смех справиться на сумел.       Тяжесть в паху, свернувшаяся клубком ещё в кабинете, сделалась невыносимой. Ловкие пальцы — будто в издёвку ему — легко и быстро расправились с его рубашкой. Каспиана отпустили лишь на минуту, позволяя самостоятельно освободиться от сапог и распустить завязки на брюках. За это время Питер без особенной суеты избавился-таки от камзола и всей прочей собственной одежды, как успел заметить немного привыкший к темноте Каспиан.       — Мы же… — заикнулся было Каспиан, но задохнулся от уверенных прикосновений к обнажённой коже. Чужие руки бесстыдно, почти жадно обшарили тело, и краска щедро плеснула в лицо.       — Останавливаться поздно. Я ведь предупреждал, — хрипловато напомнил Питер, и Каспиан успел ответить:       — Не желаю останавливаться! — прежде чем, запнувшись о неожиданно подвернувшуюся под ноги кровать, позволить легко опрокинуть себя в ворох одеял. Питер, без труда удержав равновесие, навис над ним сверху, колено его упёрлось в постель рядом с ногой Каспиана.       — Не спеши, — снова рассмеялся Питер, но смех его был каким-то нервно-радостным, звучал с упоением. И всё той же жаждой. — Я мог бы пообещать быть нежнее, но не буду. Повернись, — велел он, всё ещё смеясь.       И Каспиан, машинально подчиняясь, внезапно ощутил то же чувство, что испытывал всякий раз на тренировках и уроках — Питера хотелось слушаться. Хотелось до чудовищной, выворачивающей боли, до одури. С первых дней их знакомства Каспиан, точно маленький ребёнок, радовался его похвалам так, как ни радовался похвалам никакого учителя. Это сквозило во всём, даже в тех мелких уколах, когда Питер, насмехаясь, звал его «Ваше Величество».       Додумать эту замечательную мысль Каспиан уже не успел — всё, совершенно всё вышибло из головы, когда он ощутил чужие ладони на своих бёдрах.       — Вначале будет больно, — горячо зашептали на ухо, и у Каспиана от жара чужого тела, навалившегося сверху, потемнело в глазах. Тяжести же он совсем не ощущал, а вскоре она вовсе исчезла.       Горячие руки успокаивающе огладили бока, потянули ненавязчиво вверх. Каспиан, знающий о том, что должно произойти, лишь из книг, уложил голову на чистые жёсткие простыни.              Несмотря на собственные слова, Питер всё же был осторожен. Каспиан, точно пьяный, позволил разложить себя на постели, как вздумалось. Спрятал алое от стеснения лицо в ворох одеял и обмяк как-то обречённо. Что он там себе думал, Питер не знал. Мальчишка едва разменял восемнадцатый год, и обходиться с ним так, как привык Питер, не слишком хотелось.       Поэтому, нашарив вытащенный из кармана пузырёк с маслом — за тысячу лет ничего здесь не изменилось, и постельные утехи всё также сопровождали горьковатые ароматы эфиров.       В темноте длинные ноги и округлые ягодицы Каспиана казались значительно светлее оглаживающих их рук. Прежние любовники, сплошь крепкие блондины, золотистые до веснушек, могли бы позавидовать изгибам юного тела.       Впрочем, сейчас тело Питера было ещё младше. Терпения это совершенно не прибавляло. Хотелось ласкать нежную кожу, мучить маленького короля, целовать всего от сладких губ до пят. Но тело требовало немедленно приступать к делу и всерьёз угрожало быстрой истомой, если любовники решат слишком уж задерживаться. Так что, как ни обидно, долгожданное первое соитие обещало обойтись без жарких прелюдий.       Каспиан что-то охнул неразборчиво, но Питер не обратил внимания. Чужие ягодицы идеально легли в ладони, поджались, стоило развести их в стороны. Поглаживая напряжённые мышцы, Питер потянул из узкого стеклянного горлышка пробку и щедро плеснул тускло пахнущего масла в ладонь. Предусмотрительно отставил пузырёк на пол.       Теперь Каспиан отчётливо повторил его имя, высоко вскинув голову.       — Разве я что-то делаю? — поглаживая его чистой ладонью по пояснице, ласково уточнил Питер. Согретое кожей масло стекало меж белых ягодиц, пачкало простыни. — А вот сейчас…       Каспиан смолчал, кажется, закусив что-то. Стало слышно только его сопение.       Усмехнувшись чужому упрямству, Питер снова навис над ним сверху, подминая под себя. Он был тощее и даже чуточку ниже Каспиана, но это роли не играло. Узловатые пальцы, обильно смоченные тягучим маслом, мягко, но настойчиво оглаживали колечко сжатых мышц.       Питер, как и те, кто рисковал забираться в его постель тысячу лет назад, всегда предпочитали один и тот же стиль — долгие, сладкие ласки, а после быстрое, почти животное соитие. Желательно не единожды…       Но сейчас хватать Каспиана за волосы и натягивать за бёдра на себя было бы полнейшим сумасшествием. И без того измученный собственной неуверенностью мальчишка толком не понимал, что происходит и будет происходить. А может, понимал, но всё равно опасался.       Поэтому Питер только касался успокаивающе его загривка поцелуями и сжимал время от времени налившуюся кровью крепкую плоть. Когда же Каспиан, наконец, разразился неожиданно громким стоном, снова вскидываясь, пальцы Питера уже проникали в него без особенных трудностей. Внутри у него было жарко и тесно, белая кожа горела, а на пояснице проступили крупные капли пота.       Поглаживая к их общей удаче попавшуюся под пальцы складку в бархатном от масла нутре, Питер чувствовал, что от собственного возбуждения уже темнеет в глазах. Чужой призывно приоткрытый рот, исторгающий совершенно жалобные стоны, хотелось закрыть поцелуем.       — Вот так, — зашептал в наверняка алое ухо Питер, касаясь влажными губами. Стон, вылетевший вслед за его голосом, был громче и выше предыдущих. — Придётся ещё немного потерпеть, ты готов?       Каспиан попытался выдавить какой-то ответ, но Питер не был намерен ждать его и мелко толкнулся меж разведённых влажными пальцами ягодиц. Каспиан безвольно распластался под ним, слабо сжавшись, — в этом выразилось всё сопротивление его тела, а после Питер с наслаждением прижал покорно расслабившегося любовника к простыням, на секунду вдохнув опьяняющий запах чужих влажных волос.       — Да, да… — лихорадочно прошептал Каспиан, облизывая пересохшие губы. Питер обхватил его ладонь, пальцы которой судорожно цеплялись за одеяла, толкнулся глубже. Юный король слабо вскрикнул, лицо его исказилось удовольствием. И больше Питер терпеть не пожелал.       Вбивая скулящего и извивающегося мальчишку в постель, он впервые за много месяцев не думал ни о чём. Его не волновали обязанности, забота о ком-то или забытые дела. Во всех мирах, казалось, были только они с Каспианом. И даже слишком уж быстро, почти сразу наступившее удовлетворение не украло этого чувства пустоты из головы.       Каспиан под ним, кажется, излился немного раньше, и теперь, когда Питер медленно сполз с его спины, часто тяжело дышал. Привычный прилив энергии наполнил тело, и Питер, отерев себя краем ткани, спустил ноги на прохладный пол. Зажёг свечи у кровати, вернул пробку в пузырёк с маслом. Покосился на не двигающегося любовника. Лбом тот всё ещё упирался в одеяла. Лица его в темноте Питеру всё равно было не разглядеть, но он, дрогнувшей рукой огладив чужую взмокшую спину, слегка потянул юношу за волосы.       Взгляд блестящих во мраке глаз показался совершенно неосмысленным, на горячих щеках играл густой румянец. Устроившись рядом с ним, Питер притянул податливого любовника себе под бок, прижался губами к тёмной макушке.       — Это… — хрипнул Каспиан. Тут же откашлялся. Питер позволил неловко уткнуться себе в плечо, потянул одеяло, прикрывая разгорячённое тело.       — Ну, Ваше Величество? Смелее.       — Если так будет каждый раз, я готов заниматься этим вечность, — фыркнул Каспиан, очевидно, немного придя в себя. Бравада к нему тоже вернулась, пусть и подпорченная смущением.       — В следующий раз будет приятнее, — негромко усмехнулся Питер, перебирая непослушные кудри. Добавил, когда острый нос уткнулся куда-то ему в подмышку: — Ты очарователен. Но мы ещё вернёмся к этому разговору утром. А сейчас тебе бы поспать, день выдался не из лёгких.       Каспиан послушался, а Питер, мучимый бессонницей уже больше полугода и давно отвыкший от чужого тела в постели, задремал ближе к рассвету. Но с первыми же лучами сон как рукой сняло.       Свет, сперва осторожно забравшийся в комнату через восточное окно, вскоре заполнил собой, и яркое солнце задрожало на стенах. Лучики забирались Каспиану в лицо, путались в волосах. Нахмурив во сне брови, юный король, успешно отдавивший Питеру всю левую половину тела, спрятался от солнца, тут же снова засопев.       Сон его уже не был глубоким, свет постепенно пробуждал сопротивляющееся сознание. Каспиан, и без того спавший неспокойно и даже посреди ночи сбросивший одеяло, глубоко вздохнул и откинулся на спину, прикрывая глаза рукой. Оглядев стройное тело, лишь кое-где тронутое следами его рук или губ, Питер негромко позвал:       — Ваше Величество, просыпайтесь. Уже пора.       Каспиан отозвался, но неразборчиво — краем сознания он был ещё во власти сна.       Хмыкнув, Питер приподнялся на локте. Тело короля, в отличие от него, спешило проснуться и поскорее «вернуться к разговору», как во второй раз пообещал Питер. Каспиана, кажется, совершенно не стесняла его бордовая от прилившей крови плоть, чуть покачивающаяся от движения.       Ноги мальчишка раскинул и сам, почти приглашающе, а когда Питер огладил его тёплый со сна живот, невольно выгнулся и что-то снова пробормотал в сгиб локтя. Нежная бледная кожа манила уже давно, а вчера Питер не слишком разменивался на поцелуи, но раз первый шаг уже был сделан, Каспиан практически позволил одной своей вчерашней фразой распоряжаться собой, как заблагорассудится. Росший около года голод невозможно было бы утолить за одну ночь.       Справедливости ради, не удь они в одной постели, Каспиану было бы позволено поспать ещё часок — не более — но лично Питер не планировал тратить время зря.       На прикосновение ласковых губ к груди Каспиан не отреагировал совершенно. Когда, оставив на бледной коже дорожку влажных поцелуев, Питер скользнул языком в ямку пупка, послышался порывистый вздох. Кожа у мальчишки была почти ощутимо сладкой, густо пахла мускусом, выдавая то, чем окончился для него вчерашний вечер.       Когда тёмная головка почти прижалась к щеке, Питер остановился. Обхватил горячую плоть, сжал в пальцах. Чужие губы призывно приоткрылись, Каспиан тихонько застонал и тут же крупно вздрогнул.       Питер, накрыв его рот поцелуем, с удовлетворением проследил, как распахиваются подёрнутые поволокой сна глаза. На короткую секунду в них мелькнул испуг, но ловкий язык, скользнувший по нёбу, заглушил протестующее мычание. Выражение юного лица сменилось, брови Каспиана изогнулись, и он, обвив руками шею крепко прижимающего его к подушкам Питера, чуть не до хруста прогнулся в спине.       Короткие ногти беспомощно царапнули над лопаткой, и умелые движения широкой ладони очень быстро заставили мальчишку забиться в хватке. Он, едва не прокусив Питеру губу, болезненно зажмурился и излился на живот. Рука на его естестве двигалась ещё какое-то время, прежде чем Питер, приподнявшись над ним, сообщил насмешливо:       — Куда-то собрался? Мы только начали, ты и без того проспал большую часть.       — Настолько хотел разбудить меня? — попытался было ответить шуткой Каспиан, но хриплый от истомы голос изменил ему, исказив тон. На Питера он покосился немного опасливо, но на поцелуй отвечал с таким вожделением и такой жадностью, словно ничего ещё на свете не желал так сильно.       — Ты ещё многое поймёшь, поверь, — чуть мягче заверил Питер, коротко коснувшись губами его виска. Притянул поближе к себе, обхватив поперёк талии, а после нашарил оставленный рядом ночью пузырёк с маслом.       — Зачем это? — бесхитростно поинтересовался Каспиан, приподнимаясь, чтобы лечь на подушках повыше. — Ты ведь вчера уже…       — Так нам обоим будет приятнее, — уверил Питер. Щёки Каспиана вдруг покраснели сильнее, и он, кивнув, потянулся было перевернуться на живот. — О-о нет. Замри.       Каспиан, поймав его взгляд, закусил губу.