На своём месте

Хаджиме стоял в назначенном месте и глядел на город. Местность была холмистая, и отсюда открывался красивый вид: на префектуру, лежащую внизу, на запускаемые салюты и горящий огнями мост. Через полчаса пробьют удары ста восьми колоколов, знаменующие начало нового года. Внезапно стало немного тоскливо: захотелось, чтобы всё было как-то по новому. «И будет», — уверенно подумал Хаджиме. — «Только бы Ойкава не брыкался» Прошлый новый год они встретили вместе, потому что родителям Тоору до него не было особого дела, а Иваизуми у своих отпросился. Они восприняли это спокойно: отец часто разъезжает по командировкам, мама тоже много работает и своего сына они уже давно воспринимали как взрослого. Парень думал, что сегодня он останется с родителями, но неожиданно узнал новость о болезни Ойкавы — у него стремительно прогрессировал посттравматический артроз и он нуждался в операции. Поэтому Ива принял решение встретить праздник вместе, чтобы отвлечь друга от мрачных мыслей, хотя тот его и не просил. Хаджиме понимал, что не имеет права злиться, но всё равно не мог сдержать эмоций. Он злился на ситуацию, на вечное самоистязание Ойкавы, на его одержимость результатом и на его родителей. Они интересовались сыном, тем, как он учится, что происходит у него в жизни, но очень поверхностно, словно выполняя свой родительский долг, совершенно того не хотя. Тонкий слой снега, лежащий на земле, захрустел под чьими-то шагами. Ива знал, что это Тоору. Он буквально осязал его присутствие. — Что, даже не кинешь в меня исподтишка снежок? — не оборачиваясь, хмыкнул Хаджиме. — Боюсь, что в этом случае ты скинешь меня с горы, — остановился слева от него Тоору. — Или, что еще хуже, не отдашь мне мой подарок. — У тебя какая-то беда с приоритетами… — Ага… Почему не стал ни с кем праздновать? — Думал, с тобой погуляем. — Я же сказал, что не хочу. Что ты ко мне привязался? — Я думал, что это не ты говоришь, а Тупокава. — Да конечно. Просто пожалеть меня хотел. Думал, что я начну творить фигню? — Сегодня по телефону ты сказал мне, что собираешься напиться! — Что ты к словам докапываешься? Иваизуми открыл рот, но вместо ответа просто выдохнул. Разговор явно принял не тот оборот. — На. Дома посмотришь. — Ага… Спасибо. — Ох, знал бы ты, сколько усилий я прикладываю, чтоб не двинуть тебе! — Да я потом отдам тебе твой подарок! — Как ты можешь отлично учиться, если ты такой тупой? — Ох, ну извините, у меня хотя бы троек в семестре нет! — У меня они есть только потому, что у меня все силы уходят на преодоление твоего идиотизма! — Ну вот, что-то привычное, — слабо улыбнулся Ойкава. — А то всё «Иди поешь», «Иди поспи»… Пока, Ива-чан. Спасибо за подарок. Я напишу тебе, когда выпишусь. — Тоору… — Иди спасай кого-нибудь другого, ладно? — направился в сторону площади юноша. — И если ты сейчас пойдешь за мной, мы очень сильно поругаемся. Хаджиме остался один. *** — А что это за штуку ты купила? — Да просто сувенирчик. Говорят, им можно загребать счастье и благополучие, — хмыкнула я, приподнимая один уголок губ. — То, чего всем нам не хватает. — Ну, кому как, — задумчиво сказал Ду Бон, закидывая руки за шею. Кагеяма частенько ходил так же, но он выглядел в этой позе органично, а не глупо, как Ду Бон. — Кто-то рождается богатеньким Ричи и в хуй не дует, а кто-то подрабатывает с тринадцати лет. Я удивилась тому, как легко он произнёс мат в моём присутствии. Почему-то стало неприятно — мои парни в компании меня, Шимизу и Хитоки вели себя весьма галантно. — Ты подрабатываешь с тринадцати лет? — Я с восьми подрабатываю, — криво усмехается одноклассник. — Мне учёбу по гранту не оплачивают. Мне стало немного жаль Ду Бона, но себя я оскорблять тоже не дам. — Мне грант тоже не с неба свалился, — резко отвечаю я. — Тем более, в конечном итоге, мы оба здесь. — Ну, всё равно, — как ни в чём не бывало продолжает парень, — девушкам на что-то насосать гораздо проще. — Тебя отшил кто-то или в чём дело? Что за сексистские высказывания? — Никто меня не отшивал, — слишком быстро отвечает Ду Бон. — Я просто сужу по своей сестре. Пока я разгружал овощи на складе, она сидела дома, занималась хозяйством. Что им заниматься? Пыль смахнул, запустил стиралку и лежишь дальше. — Есть такая работа, которая становится заметной, только когда её не делаешь, — пожимаю плечами я. Зря дала ему шанс, суждения у нас слишком разные. — Далеко еще? — Вот, сейчас опушку обогнем и будем на месте, — отстранился Ду Бон. Он окинул меня каким-то нервным взглядом, задерживаясь на маленькой сумке. Я напряглась. — А колокола будет слышно отсюда? — издаю нервный смешок. — А то вдруг не услышим и не получим благословения богов. — Кончено будет, — заверяет меня парень. Мы огибаем дерево и выходим на маленький пятачок поляны. По бокам от нас какая-то лесопосадка, зато внизу раскинулся городок и то тут, то там разрываются фейерверки. — Не обманул, тут действительно нет людей и хорошо видно салюты, — хихикаю я. Тревожность внутри всё нарастает и нарастает. — Получается, мы будем часто видеться в новом году, раз встретим его вместе? — Как это взаимосвязанно? — удивляется одноклассник. — Ну, у нас так говорят. Как новый год встретишь, так его и проведешь. — А ты хотела бы этого? — наклоняется ко мне Ду Бон. — Хотела бы провести со мной этот год? Я уже не тревожусь, я уже действительно боюсь. Не могу поверить в свою глупость! Просто не могу. Не хотела обидеть человека, не хотела думать о нём плохо. И что в итоге? «Ах, я выстраиваю личные границы! Ах, я на первое место ставлю свои интересы!» Тьфу! — Ду Бон, — обращаюсь я, отходя немного вбок. — Мне как-то не нравятся эти голые деревья. Я вижу там какое-то свечение? Что это? — преувеличенно бодро интересуюсь я. — Мост? Пойдем! Я направляюсь в сторону огней, огибая Ду Бона, и ловлю какой-то флешбек той сцены после дежурства в школьном дворе. Но в этот раз он толкает меня, и я падаю в грязь — то небольшое количество снега, которое выпало сегодня, осело на деревьях. — Скажи, — присаживается он на корточки, и я вижу в его глазах какую-то внутреннюю борьбу, — скажи мне. Ответь на мой вопрос. Пожалуйста. — С чего такие предположения? — уже не сдерживаюсь и взвизгиваю я, отползая. — Мы за всё время общались от силы полчаса! Когда Асука бросила мне жвачку в волосы, ты смеялся громче всех. — Злость придала мне силы, и я смогла встать в одно движение и удержаться на влажной почве. — Я дала тебе шанс сегодня, потому что плохо знала тебя, а теперь понимаю, что лучше бы и не знала вовсе! Что ты хочешь? Денег? Я видела, что ты постоянно смотришь на мою сумку! Вот! — мощный бросок прямо в лицо, и маленькая поясная сумка бьёт молнией парня по носу. Он едва успевает ухватить её, а я бегу в сторону фонарей. Опушка заканчивается быстро, но парк достаточно редок, и Ду Бон легко может увидеть меня и, скорее всего, догнать, если захочет. Борюсь с желанием оглянуться, потому что боюсь обнаружить нагоняющего меня парня. Мне повезло, если ему нужна была только моя сумка: документы и деньги я всегда рассовываю по внутренним карманам куртки, а в сумке у меня лежала только бутылка воды, цитрусовая жвачка и та самая бамбуковая лопатка для загребания счастья. «Ну что ж, на этот раз придется побыть без попечения фортуны», — мелькает в голове глупая мысль. Растительность становится всё реже — я приближаюсь к краю перелеска — и всё-таки меня одолевает искушение, и я оглядываюсь назад — вроде бы, никто за мной не гонится. И, конечно же, в этот момент врезаюсь в единственного человека на всей этой поляне. Он очень… плотный. Не удерживаюсь, больно и обидно плюхаюсь на ягодицы. Вижу виновника происшествия перед собой — им оказывается отдельно стоящий на поляне дуб. Хочется плакать и истерически смеяться. Вдалеке раздается первый звон колокола. *** Цукишима чувствовал себя весьма комфортно — мама и папа понимали, что сын устал после тяжелого учебного семестра и не приставали, пытаясь развеселить, и даже брат предпринял попытки вытащить его из комнаты всего лишь два раза. Кей удовлетворил интеллектуальный голод, посмотрев документалку про раскопки в древней Сибири, и теперь лежал на кровати, пытаясь перевести и сразу же зарифмовать английские песни, крутящиеся в наушниках. Он был слишком социализирован сегодня — скинул поздравительные открытки бабушке и тёте, написал пару шуток в чат Карасуно и прогулялся с Ямагучи, чтобы отдать ему небольшой презент и помочь выбрать новые перчатки. Кей даже собирался помочь маме с готовкой, но придя домой, увидел на кухне Акитеру и решил, что эта ниша уже занята. И вот он здесь, в своей кровати, которая была ему ровно по размеру от макушки до пят. Песня в плейлисте переключилась — заиграла какая-то песня, которую ему скинула новенькая-менеджер. Цукишима заинтересовался переводом — тенор исполнителя был драматичным и выразительным, словно бы пел о чём-то, бередящим его душу. Юноша достал телефон — яркий экран на пару секунд ослепил его — и начал вбивать в переводчика слова, приблизительно подобранные на слух. — Ни беса, — Кей на секунду возгордился тем, что до этого так быстро освоил написание кириллицы, — так, это переводится как… ни черта. Ага. Азарт подстегнул парня, он рывком сел в кровати. Удача была на его стороне — певец выговаривал слова очень чётко, растягивая гласные. — Мои, это я и без перевода знаю… Обед ованные… Это еще что такое? Тыкнул по экрану, отматывая на на пять секунд назад. Убедился, что услышал правильно. — Если верить переводчику, обед — как приём пищи в середине дня. Ованные — наверняка какое-то указание на склонение… Получается, ни черта у меня нет на обед? Мужик так воет из-за того, что у него нет еды? — чертыхнулся Цукишима. — Эта песня точно бы зацепила за живое Ноя-сана…. — Кей! — крикнул из коридора Акитеру. — Ты точно не пойдешь с нами на площадь? Скоро колокола будут! Младший брат притворился спящим, поэтому ничего не ответил. Он не знал, что пропустил важное событие, которое могло стать почвой для шуток: Хината в это время катал Ячи по покрытым корочкой льда тротуарам на собственном рюкзаке. Если бы Цукишима увидел горящие глаза и услышал счастливый смех пары, то сразу бы всё понял, но вместо этого он надел пижаму и устроился спать. *** Иваизуми так много думал, что, в конечном итоге, голова его стала пустой. Лоб и скулы уже замерзали от порывов ветра, руки парень засунул в карманы брюк, заставляя топорщится по бокам короткое клетчатое пальто. В этой позе он бы и встретил сто восемь ударов колоколов, знаменующих приход нового года, и саму новую дату в календаре, если бы не одно но: он услышал странный треск и звук падения. Ива резко обернулся, надеясь увидеть придурка-Ойкаву, решившего напугать его, но на земле сидела девушка, осоловевши оглядывающая местность круглыми глазами. Картина была настолько странной, что Хаджиме вздрогнул от наконец-то начавшегося праздничного звона. Юноша подошёл к беглянке, протянул руку, чтобы помочь встать. Она боязливо взглянула на него, прикрывая нос пальцами — из него начинала капать кровь. Хаджиме присел на корточки. — Позвольте я вам помогу, — протянул ладонь Иваизуми. Сначала он подумал, что нужно просто поднять упавшую и придать ей устойчивое положение, но вовремя сообразил, что с девушками, бежавшими от чего-то из парка так лучше не обращаться. — Надо вставать. Женская рука ухватилась за него, и Хаджиме бережно потянул её на себя, фиксируя под локтем. Раздался особенно громкий удар колокола, и девушка рефлекторно дёрнулась, отталкивая Изваизуми. Он в одно движение цепко обхватил её за талию, так как понимал — головокружение, подёрнутая снегом земля и стресс могут сыграть злую шутку. Так они и стояли, смотря друг на друга, на фоне салютов, в течение нескольких секунд. Иве подумалось, что этот момент можно было бы назвать романтичным, если бы он так держал свою возлюбленную, но встречать вот так приход новый год с абсолютно незнакомым человеком было странно. Губы спасённой, немного запачканные кровью, дёрнулись в кривой улыбке. — С новым годом! — нервно рассмеялась она. *** Я сидела на поваленном бревне, пытаясь оттереть кровь с подбородка. Парень, представившийся мне как Иваизуми Хаджиме, одолжил мне свой носовой платок, предварительно смоченный растаявшим снегом. Наличие такого атрибута стало для меня полной неожиданностью: несмотря на достаточно элегантное клетчатое пальто и тёмные брюки, в нём явно угадывался хулиган, предпочитающий решать проблемы кулаками. В каком-то фильме пожилой джентльмен учил, что в нагрудном кармане всегда должен быть платок, чтобы предложить его даме. Иваизуми явно был не таким; скорее всего, этим кусочком ткани он вытирал кровь после драк. Я поморщилась от осознания этого. — Болит? — сразу же заметил перемены в моём лице. — Не то что бы… — Тогда идём? — протягивает мне руку, наверное, в десятый раз со времени нашего «знакомства». Не отказываюсь от помощи, опасаясь вновь позорно плюхнуться на попу. Хаджиме пообещал проводить меня до площади, так как сам уже собирался возвращаться туда. Слова о том, что за мной может охотиться мой-психопат одноклассник его не испугали. Мы брели молча — Иваизуми был погружен в какие-то мрачные мысли, и я решила не отвлекать его болтовнёй. Вместо этого исподтишка наблюдала за ним. Он был весьма симпатичен — красивая линия челюсти, ровный нос, слегка приподнятые брови — и мне было приятно знать, что я иду по тропинке в тёмном парке рядом с человеком, который выглядит так мужественно и решительно. — Ты можешь взять меня под руку, если хочешь, — немного оттопырил локоть Хаджиме. — Тут темно, тебе сегодня лучше больше не падать. Я удивляюсь тому, что тоже нахожусь в зоне его внимания несмотря на то, что в его голове явно крутятся какие-то тяжелые мысли. Хотя, возможно, у него просто такое выражение лица… С другой стороны, люди без тягостных дум явно не встречают праздник, стоя в одиночестве перед обрывом в лесу. — Ну, не хочешь, как хочешь, — пожатие плечами, и локоть вновь прижимается к туловищу. — Извините, — краснею я. — Я пожалуй всё-таки возьму. Иваизуми фыркает, но позволяет обхватить ладонью начало его плеча. — Не бойся, я не собираюсь как-либо вредить тебе, — успокаивает он, видимо принимая мою заторможенность за страх. — Я верю, — говорю на удивление искренне. — С вами я чувствую себя в безопасности. Почему-то. — Как ты оказалась одна в лесу? — Изначально я была не одна, — зябко ёжусь. Мы вышли на улицу, и ветер на открытой местности гулял гораздо сильнее, чем среди деревьев парка. — Точнее, еще раньше я была одна, потом не одна… Хаджиме хмыкает. — Считаете меня сумасшедшей, да? — Нет, — запрокидывает голову, глядя на звёзды он. — Просто очень понимаю, о чём ты говоришь. Я тоже сегодня так слоняюсь. — А почему вы не празднуете с семьей? — замечаю свою бестактность немного позже, чем нужно. — Ой, извините… Я не хотела быть невежливой. Провожающий скашивает на меня глаза. — Ты европейка, да? У тебя не азиатское лицо. — Ну, да, — неловко улыбаюсь я, не понимая, к чему он клонит. — Нелегко наверное жить в местном менталитете? — Когда как… — Я к тому, — чуть повысил голос Иваизуми, — что тебе не обязательно извиняться за каждый свой вздох. Ты попросила прощения уже сто раз, и за что? За то, что тебе пришлось убегать от какого-то чокнутого парня и ты попала в неприятности! — Ну да, вы правы… — не хочу спорить я. — Извините за это. Ой… — Тебе в какую часть площади надо? — игнорирует мою оплошность Хаджиме. — Мы можем попрощаться здесь, мне нужно выйти вон на ту улицу, чтобы попасть домой. — Ты пойдешь одна? — хмурится парень. — Ну, да, — почему-то стесняюсь данного факта. — Это будет слишком глупо с твой стороны, — раздраженно заявляет Хаджиме. — Твой одноклассник может подкараулить тебя возле дома. Я не понимаю, зачем я тогда возился с тобой. — Большое спасибо Вам за помощь, — резко отхожу на несколько шагов от него. — Извините, что доставила неудобства. — Не обижайся, — ловит мою руку. — Но это правда по-идиотски. Давай я провожу тебя до дома? Всё равно мне нечего делать. — Вы правы, это действительно как-то по-дурацки, — чувствую себя как-то жалко. — Но я не хочу просить вас провожать меня. Вы и так слишком много помогаете мне сегодня. — Боже, как меня раздражает такая глупая гордость, — начинает злиться Хаджиме, как будто я задела что-то личное. — Если этот твой одноклассник подкараулит тебя и соберется что-нибудь сделать с тобой, неужели тебе будет дело до этой твоей кичливости? — У вас всё в порядке? — осторожно касаюсь его ладони. Вряд ли ему есть дело до меня, скорее всего, просто расшатаны нервы, и небольшой внешний раздражитель вызывает вот такую реакцию. Иваизуми молчит, стиснув зубы. Шумно выдыхает через нос. — Прости, — бормочет он. — Не знаю, что на меня нашло. — Не нужно извиняться за каждый свой вздох, — неловко шучу я. Он не реагирует. На плечи нам ложится тягостное молчание. — Раз мы вот так с вами встретились, — неожиданно принимаю решение я, — значит, это судьба? Может быть, мы можем помочь друг другу? — Хаджиме скептически поднимает брови, и я начинаю тараторить быстрее. — Вы уже, считай, спасли меня, теперь моя очередь отплатить вам тем же… — Тоже будешь меня провожать домой, защищая от хулигана? — хмыкает парень. — Я могу выслушать вас, вдруг получится дать какой-нибудь дельный совет? И в красках расскажу вам о своих сегодняшних приключениях, если хотите… — Если честно, то не очень. — Тогда остановимся на совете, — безразличие этого почти незнакомого человека почему-то задело меня. — Что вы теряете? Вряд ли мы еще когда-то увидимся. А так будете вспоминать меня добрым словом, а не как девчонку, которая залила вам кровью рукав пальто. Иваизуми хохотнул, запрокинув голову. — Это бред какой-то… Но почему-то звучит привлекательно. Ладно, идём. — Давайте сюда ваш локоть, — не очень-то вежливо требую я. — Тут всё еще местами скользко. *** Выходя из подъезда, я чуть не поскользнулась на гладком мраморе. К счастью, Иваизуми караулил прямо у двери — он поймал меня за подмышку. Мне показалось, что ему начала надоедать моя неуклюжесть, но вида он не подал. — Так, моти не пострадали, — быстро окинула я взглядом прозрачный кулёчек. — А значит, можно пить чай! Брови Иваизуми сегодня работали в адском режиме — им всё время приходилось взлетать всё выше и выше, пока я шокировала его своим странным поведением. Я бы сказала, что делала, как чувствовала, но это было бы ложью — все мои эмоции словно бы выплеснулись ранее в слишком большом объеме и теперь молчали. Возможно, я и сама не понимала, что творю. Я прошествовала на скамейку мимо молодого человека и не слишком изящно плюхнулась на неё. На мне теперь был длинный, до икр, пуховик. Сочувственно окинула взглядом ноги Хаджиме в одних брюках и приглашающе похлопала по деревянной поверхности. — Знаешь, более странного занятия у меня, наверное, и не было, — выдохнул облачко пара Иваизуми. Уже наступило первое января, и большинство людей разошлось по своим домам — только в центральной части кое-где бродили парочки — поэтому осудить за абсурдное поведение нас было некому. Я достала из внутреннего кармана куртки термос, открутила крышечку и разъединила её на две части. Разлила по ним ароматную горячую жидкость. — Чёрт, — выдохнул юноша. — Я действительно сижу зимней ночью с малознакомой девушкой на лавочке у подъезда и пью чай, — в подтверждение своих слов он сделал крупный глоток и чуть не закашлялся: видимо, обжёг язык. — Зато будет, о чём рассказать внукам, — улыбнулась я. — Хотя бы в качестве примера того, как делать не надо. — Ну, твою историю я точно им расскажу в качестве такого примера, — поднял уголок губ Хаджиме. Я напряглась, и собеседник поспешил сменить тему. — С чем это? — кивнул он на пакет. — Выглядит красиво. — Мне приятно это слышать, — благодарю я. — В первый раз делала. — Так значит, — протянул Иваизуми, откусывая пирожное, — навещать моего друга в больнице это плохая идея, по-твоему? — Нууу, нет, — отпиваю я напиток. — Вы же теперь согласны, что нужно переписываться с ним как обычно, да? — кивок. — И в диалоге в шутку можно написать, мол, я бы тебя сейчас стукнул, если бы ты был под рукой. И, возможно он напишет что-то вроде «да приходи». Хаджиме задумчиво почёсывает угол челюсти. — И красивее, и вкуснее, чем в магазине, — отвешивает комплимент Иваизуми. Я догадываюсь, что ему нужно какое-то время, чтобы оценить в голове мои предложения и что-то ответить на них. — Спасибо, — шутливо приподнимаю стаканчик. — Хорошо, что все магазины по пути оказались закрыты. — Ну так Новый год же, — пожимает плечами парень. — Странно, если было бы по другому. Знаешь, — смотрит на меня он, — а ведь ты действительно помогла мне. Я остыл и как-то разобрался в этом всём. — Я рада, — смотрю на небо, с которого норовит сорваться снежок. — У меня сложилось впечатление, что вы как будто бы главнее в вашей дружбе, вот и относитесь к нему, как к ребенку. Если родители считают своё дитя больным, то он и вырастет таковым. У Ивы краснеют кончики ушей. — Он и так иногда дразнит меня мамочкой, — ворчит он, вызывая у меня смешок. — В нашей компании тоже есть такой человек, — поддерживаю разговор. — Ты, что ли? — шире улыбается Хаджиме. — Наверняка всех кормишь и помогаешь с уроками. — Неа, — болтаю ногами, уперевшись ладонями в дерево скамейки. Крышка от термоса с половиной чая стоит рядом, но я уже не переживаю, что опрокину её — дурацких ситуаций сегодня было достаточно. — Не я. Мы зовём его Шуга-мама, — умалчиваю, что с моей подачи, дабы не выглядеть слишком жестоко. — Как Шуга-дэдди, только Шуга-мамми. — И он до сих пор не убил вас? — Нет, он добряк, — беспечно пожимаю плечами. — Вот Даичи, тот может. — Даичи? — удивляется Иваизуми. — Говорящее имечко, правда? — смеюсь я. — А, это… Ну да, — кивает он. — Просто имя знакомым показалось. — Будет смешно, если вы и правда знаете друг друга, — размышляю я. — Префектура-то маленькая. Хаджиме расслаблено кивает, но затем по его лицу пробегает тень. — Ладно, — поднимается он. — Мне уже пора. Спасибо за чай и за советы. — Да, — растерянно протягиваю я, — и вам спасибо, спаситель. — Ага, — поднимает руку Иваизуми в прощальном жесте. — Пока. И счастливого Нового года! — До свидания. С Новым годом! — говорю вслед уходящей спине. Мужская фигура скрылась за поворотом, и мне как-то резко стало холодно. Собираю остатки нашего маленького ночного пиршества, чувствуя разочарование. Почему-то я начала надеяться на то, что мы обменяемся номерами и будем общаться и дальше, хотя с первых минут знакомства было ясно, что Хаджиме из другого теста. Поднимаясь по лестнице, чувствую, как страх и усталость накатывают на меня с каждой ступенькой — очевидно, моя нервная система постепенно отходит от шока. Я знаю, что сейчас, скорее всего, в беспамятстве приму душ, лягу в постель, но не усну, пока не смогу поплакать.