Сool Cats
Мориске Яку Сбросьте фотки со съезда, интересно посмотреть, что вы там делали😊 Лев Хайба Яку-сан, мы договорились, что всё, что было в тренировочном лагере, останется в тренировочном лагере! Мориске Яку Ты мелкий паршивец, Лев. Лев Хайба Я выше вас… «Мориске Яку» исключил «Лев Хайба» из беседы. Мориске Яку Ну а я — администратор этого чата. Мориске Яку Ха-ха. Кай Нобуюки Почти все фотки делала Алиса, поэтому придется вернуть Льва, чтобы он их переслал Мориске Яку Завтра верну. Пусть подумает над своим поведением! Тецуро КурооТебе же было интересно посмотреть, что мы делали в лагере? Мориске Яку Уже не очень хочется. Куда более сильно меня волнует вопрос, когда это мы успели так распустить первогодокТецуро Куроо
Да уж, дети быстро растут…
Тецуро Куроо
А вот их семпаи не всегда.
«Мориске Яку» исключил Вас из беседы. — Эй, я же капитан! — прокричал Куроо в телефон. — Совсем уже обалдел… Телефон ответил равнодушным молчанием. Юноша, всё еще пылающий праведным гневом, решил позвонить своему немного неуравновешенному, но всё еще жарко любимому другу. Куроо сел в кровати, дергая за цепочку старомодного светильничка, держащегося на одном креплении на стене. Мягкий желтый свет залил ту область комнаты, где располагалось спальное место. Парень удовлетворенно разглядывал жуткую подсветку своего лица в маленьком окошке, ожидая, когда Бокуто появится на экране в окошке побольше. Несмотря на довольно поздний час, тот не заставил себя долго ждать. — Оя-оя? Лицо друга появилось как бы сбоку и напоминало подглядывающее за хозяином домашнее животное. — Оя-оя-оя? — ОЯ-ОЯ-ОЯ?! Последнюю фразу Котаро практически кричал, явно подпрыгивая на месте. Он был без футболки, однако явно еще не планировал спать. — Ты как всегда вовремя, Тецу! И откуда ты узнал, что я именно сейчас на тебя мастурб… — Да я просто слежу за тобой. — Слижешь? Ого, милый, ты готов вывести наши отношения на новый уровень? Куроо хрипло рассмеялся в собственный согнутый локоть. — Не смеши меня, дома уже все спят. — Ого, рано так, — взлетели вверх роскошные белесые брови. — А, вы же эти. Жаворонки. — Не суждено вам, совам, понять нас, благородных птиц… — А кошки не летают, не летают, как птицы… Потому что отрастили большие ягодицы… — Куда нам до твоих-то, — тихонько хмыкнул Тецуро. Бокуто довольно разулыбался, плюхнулся на софу животом вниз и немного отклонил фронтальную камеру телефона в сторону, открывая другу вид на свою объёмную филейную часть. — О, я придумал, как запишу тебя в контактах! Будешь «Brокуто», — обозначил английский акцент Куроо. Котаро схватился за сердце. — Значит всё, что было между нами — фальшь? — прошептал он писклявым фальцетом. — Я для тебя просто друг? Скажи, у нас с тобой есть шанс… Капитан Некомы уткнулся носом в подушку, заглушая накатывающие звуки веселья. Ас Фукуродани тоже не мог больше сдерживаться и начал тихонько всхлипывать. — Ну не плачь, мой дорогой, — Куроо оторвался от нежной ткани наволочки и приблизил к экранчику вытянутые губы, передавая воздушный поцелуй. Бокуто отреагировал мгновенно — вскинул голову и повторил жест друга, успевая сделать скриншот. — Я щас сдохну… Ты зачем звонишь-то? — А что, нельзя? — Почему, очень даже льзя, — приподнялся на локтях Котаро. — Я всегда рад услышать твой дивный сладкий голосок. Куроо издал громкую отрыжку. — Ах, просто песня… — Слушай, у меня какое-то безудержное желание натворить какую-нибудь несусветную глупость. — Например? — Не знаю… — Может давай встретимся? И на месте разберемся. — Что, прямо сейчас? — А почему нет? — Мы третьегодки, — напомнил Куроо. — У тебя долги по учёбе, а у меня плюс ко всему ещё и работа… — Звучит как какой-то грустный тост. Надо выпить! — Хм, ты прав. — Тецуро сел в постели. — Тогда выдвигаемся навстречу друг другу? — Погнали! Картинка в телефоне затряслась — видимо, у Котаро начали дрожать руки от возбуждения. — Одевайся теплее, сладкий! Не хочу, чтобы ты заболел. — Твоя любовь меня согреет. — Блин, я опять второй носок потерял, — растерянно оглядывался по сторонам Бокуто. — Собака их съедает, что ли… — Ты не пробовал её кормить? — О, нашёл! Я её вообще-то больше, чем себя, кормлю. — Хорош врать, — голос Куроо утонул в звуке резкого застегивания бегунка молнии. — Это невозможно. Бокуто оглянулся за спину. — О, что это? — делано удивился он. — Кажется, от предвкушения встречи с тобой у меня выросли крылья! — Ну всё, хватит. У меня сейчас сахарный диабет начнется. — Моя любовь исцелит тебя… Вот блин. Да где же этот носок? — Ты же сказал, что нашёл его? — Так я второй нашёл… А теперь потерял первый. — Нда. Ничего в этой жизни не меняется. — Но самая постоянная величина в этой вселенной — это мои чувства к… — Ой, заткнись. *** Гости ушли за полночь. Кагеяма распахнул окно в своей комнате пошире, с тоской думая, что навряд ли ему это поможет заснуть. Он весь день чувствовал себя каким-то обессиленным, но при этом тревожным. Эти чувства притупились, когда друзья заглянули к нему на огонёк, уступая место смущению вперемешку с радостью и умиротворением, но теперь вновь спешили вступить в свои права. Как человек, соблюдающий режим, Тобио всегда имел в доме упаковку мелатонина на всякий случай. Юноша проглотил две таблетки, поморщившись. Они словно застряли в горле, вызывая некое скребущее чувство внутри. Хотелось рычать. Эмоции накатывали так быстро, что Кагеяма не успевал с ними совладать. Однажды подруга сказала ему, что у него сложный характер, сотканый из смеси строгого японского воспитания, излишней требовательности к себе и окружающим и странной растерянности, прорывающейся при контакте с чем-то, по поводу чего у Тобио не выработана стратегия действий. Тогда Кагеяма согласился, сказав в ответ лишь «Ну и что?», но сейчас отголоски режущего правдой глаза разговора вновь начали звенеть в подсознании. И почему он только родился таким? Все думают, что ему многое даётся легко, но столько вещей, простых для всех людей, оказываются за гранью его возможностей. Может, и вправду стоит сделать себе чай? Не зря же соседка юноши постоянно его хлещет. Кагеяма поёрзал на футоне, надавил ладонями на глаза, вызывая появление разноцветных точек под веками. Сунул руку под постель, извлекая оттуда телефон. Укай-сенсей как-то рассказывал о том, что сидеть перед сном в соцсетях вредно, потому что голубой цвет повышает возбудимость мозга. Тобио тогда очень удивлялся — тренер не производил впечатление человека, который осведомлен о таких вещах. В сети из его друзей было только три человека. Сердце подскочило в горле, когда он увидел зеленый кружочек напротив имени Алисы. Что бы ей такого написать, чтобы поговорить подольше? Он ни на что не надеется, просто так хочется урвать еще один кусочек её внимания… Внутри заворочалась злость. Как долго он будет возвращаться к этому? Позавчера Кагеяма твердо решил для себя, что у него есть все шансы завоевать запавшую в сердце девушку, а вчера ему только и хватило смелости, что всучить Хайбе обещанный кофе и пожелать хорошего дня. В лагере Тобио созванивался с Иваизуми-саном, и тот советовал не погружаться в пучину рассуждений, думать в меру и постоянно действовать. Показать готовность быть рядом и заинтересованность в общении, но не навязываться и иногда подождать, чтобы девушка проявила инициативу сама. Но всё это было так индивидуально и непонятно, что Кагеяма ощущал себя слепым котенком. Потом разъяренным манулом, у которого грозились забрать всё самое дорогое. И так по кругу, по кругу, по кругу… Какой смысл хотеть мимолетного приятного общения, когда можно добиться того, чтобы остаться с ней в хороших отношениях на всю жизнь? Это всё равно, что ввязываться в матч, только чтобы сделать одну-единственную хорошую подачу, а не победить. Она стала для него, как волейбол. Он, кажется, просто не сможет без неё жить. Надпись «online» сменилась на «печатает…». Она сама ему пишет? Слепой котенок зажмурился от страха. Да, так и есть. Он тоже ей нужен. Пусть Алиса и была невероятно общительной девушкой, такой жест всё равно стоил очень, очень многого. Котенок расслабил веки, и под ними оказались глаза хищника. Он одержит победу над всеми соперниками.Алиса Хайба
— Доброй ночи, Тобио-кун! — Ты чего не спишь? :)— Привет. Не знаю,
что-то не хочется. А ты?
Он хотел спросить что-то вроде «Опять гуляешь со своими друзьями?», но это было бы слишком сильным нарушением личных границ.Алиса Хайба
— Да у меня не получается уснуть почему-то ((Думаю, может фильм какой-нибудь включить на фоне…— А проветривание и
замерзание не помогло?
— Замерзание? Это как?— Сначала стоишь на свежем воздухе, пока не замёрзнешь,
а потом закутываешься в одеяло.
— И всё это в проветренной комнате.
— Интересный способ, не слышала о таком. Надо попробовать!— Буду рад, если поможет.
Тобио задумался. Ему, конечно, хотелось бы, что бы Алиса высыпалась и хорошо себя чувствовала, но если она уйдет испытывать его совет сейчас, общение будет прекращено. Стоит ли ему сказать, что он знает ещё много чего полезного? Наверное, это будет нескромно. Кагеяма вспомнил Ойкаву-сана. Вот уж кто от скромности не страдал и всегда купался в женском внимании, как уточка в поилке.Алиса Хайба
— Я мог бы тебе рассказать ещё несколько
хитростей по этому поводу, если хочешь.
— 😊
Кагеяме на секунду показалось, что он пишет как-то грубо и холодно, и что-то подсказало ему отправить смайлик. Юноша сразу понял, что улыбающаяся рожица, особенно посланная отдельным сообщением, выглядит ни к месту, но было уже поздно — девушка прочла послание. «Чёрт, какой же я идиот… А ещё что-то на Хинату наговаривал.»Алиса Хайба
— Буду только за!)) Может лучше тогда созвонимся, чтобы не пришлось много печатать?— Хорошая идея. Сейчас?
— Если ты не занят)) Кагеяма медленно выдохнул, зажимая зеленую клавишу с нарисованной трубочкой. Он не сказал Алисе, что был бы свободен для неё, даже если в данный момент висел бы над пропастью вниз головой. *** — А твоя команда играла в вышибалы, пока тренер отворачивался на полсекунды? — Обижаешь! — А друг другом? — Как это? — Помню, я как-то вышел на улицу, чтоб забрать у Ячи пакет с перекусом, а Танака и Энношита начали швырять Нишиною друг в друга. — Ха-ха-ха-ха! — Хината тоже хотел так поиграть и предложил Цукишиме и Кагеяме, но те его просто отпинали. — Ну Тобио-кун всегда был токсичной выскочкой… — Яблоко от яблони… — Ты кого имеешь ввиду под яблоней, а? — Ну как тебе сказать… — Таак… — в трубке раздались попискивания нажимаемых клавиш. –Добавить абонента «Мистер Бодрячок» в чёрный список… — Я знаю, где ты живешь, –усталая усмешка. — Не знаешь! — Знаю, — прорезались нотки упрямства. — Я слышу, как стучит игрушка, которая работает на солнечной батарее. Ты как-то жаловался, что она всю ночь двигается несмотря на то, что аккумулятор крошечный. А она стоит у Иваизуми на… кухне? — Ты потрясающе внимательный. — Ну а как иначе. В сборе досье на вражескую команду любой фактор может сыграть важную роль! — Жаль. — Я же шучу… — Я знаю. Жаль, что мы не сыграем больше. Ни друг против друга, ни вообще. Мы все разойдемся, разлетимся, кто куда… По разным городам, странам, университетам… — Впереди много хорошего, — неуверенно возражает динамик. — К чертям оно мне не нужно, — зло срывается голос. — Я хочу остаться там. На третьем году средней школы. Где всё было впереди, где не было больного колена, где родители… меня любили. Было легко открыться ему. Он и сам был точно таким. — Да, но знаешь… Я бы хотел с тобой познакомиться. И я рад, что мы… узнали друг друга поближе. Горло плакало и смеялось. Ночь — время, когда нервы становятся оголённее, чувства — обнаженнее, а расстояние съеживается до размера телефона у уха. — Ох, как же ты бесил меня, — охотно слетали слова с губ. — Я так натравливал вас друг против друга, а ты взял и всё разрулил! То же мне, крутыш. — Была права твоя команда, когда утверждала, что ты любитель попользоваться психологическими трюками! — А ты откуда знаешь? — Ты сам рассказывал. — Всё, завязываем с ночными разговорами. Я слишком откровенен с тобой. — И я с тобой тоже. Помолчали. — Знаешь, надо сыграть как-нибудь вместе. По одну сторону сетки, я имею ввиду. — Мы же оба связующие, — неуверенно тянутся гласные. — Я и доигрываю тоже отлично! — Ой, ну кто бы сомневался… — Я так понимаю, ты согласен. Ладно, давай ложиться спать? Мне нужно уйти из дома до того, как мама Ивы-чана проснется. — Ты что, находишься у него нелегально? — Сегодня да, — бровь загадочно приподнимается, но никто, кроме темноты, этого не видит. — Моя постель холодна и пуста, Ива-чан греет её другой… — Как это? — Обыкновенно. Что ты пристал ко мне, Мистер Бодрячок? Это дела Ивы-чана и его подружки-вашего-менеджера и нас с тобой они не касаются. — Не касаются, но вызывают какую-то тревогу… — Не волнуйся, мама-утка, никто не будет воровать ваших драгоценных красавиц. Хотя… Новую найдете. Они у вас будто делением размножаются. — Угу, в отличие от нейронов твоих мозгов. — Какой хам. Неспокойной тебе ночи, невоспитанный мальчик, желаю оправдать своё прозвище и бодренько ворочаться в постели до самого утра. — Оправдать моё дурацкое прозвище, которое дал мне какой-то дурацкий тип? — Ты ругаешься, как пятилетка. — Боюсь, что ты не поймешь высокоинтеллектуальный словарный запас. — Был бы он у тебя ещё… Видимо, в царство Морфея не… А как там оказываются? Приплывают? Приходят? — Вроде бы он сам всех забирает. — Ясно, почему так много людей мучаются бессонницей. Не успевает, работяга… — Ага… И это не смотря на разницу в часовых поясах! — Точно. Спать, по всей видимости, не пойдём? Что ещё обсудим? — Вот у тебя было такое, что… *** — Я вообще люблю есть всякие гадости, — шепотом поделилась Алиса. — Рыбную икру с соевым майонезом, например… Или чипсы. Но мне всегда очень страшно это кушать. — Как это — страшно? — не понял Кагеяма. — Там очень много калорий. Я ем, только когда очень хочется, но часто не могу избавиться от чувства вины. — Вины за то, что ты ешь? — изумился парень. — Но еда — наша основная потребность! Если ты ешь столько, сколько нужно твоему организму, то в этом нет ничего плохого! — Проблема в том, что я не знаю, сколько мне нужно, — девушка сладко зевнула, и Тобио захотелось сделать то же самое. — Точнее, я знаю, но потому что читала о потребностях в каждом макроэлементе на килограмм массы тела и все эти цифра и показатели очень плотно сидят в моей голове. — Ты сидела на каких-то диетах? — Да… Очень долго. Вегетарианкой стала в девять лет, веганкой — в десять. Это вылилось мне в сильные проблемы со здоровьем. Однажды на протяжении четырех месяцев мой дневной рацион состоял только из яблок и зеленого салата. Алиса шмыгнула носом, заставляя сердце Кагеямы болезненно сжаться. — Мне жаль, что тебе пришлось пройти через такое. — Спасибо, Тобио-кун. — Если, — юноша прочистил горло, преодолевая себя для того, чтобы суметь сказать следующие слова. — Если тебе когда-нибудь покажется, что нужно вернуться к этому образу жизни, или ты будешь чувствовать себя как-то странно и ругать себя за то, что хочешь покушать, то можешь позвонить мне и… И… Ну, я поговорю с тобой, что бы тебе было не так, ну, страшно. Вот. Тобио порадовался тому, что Алиса не видит его красные щёки. Он жалел, что не смог сказать воодушевляющую речь, а лишь выдавил из себя какой-то сумбурный поток слов. Но в этих словах юноша был абсолютно искренен, и собеседница почувствовала это. — Спасибо. Это очень ценно для меня. — Кхм… Кстати, твоё гадание уже начинает сбываться! Даичи-сан на полном серьёзе взялся за Энношиту и намерен подготовить его к роли капитана. — Можно я спрошу? — немного робко протянула Алиса. — Конечно. — Но ведь Чикара, — Тобио на секунду поморщился от того, что девушка запомнила имя его сокомандника, — не играет на основной позиции! Как же он может стать капитаном? — Да, но вынужден признать, он самый подходящий на эту должность человек. И часто в волейболе, да и в любом командном спорте, бывает так… — Кагеяма почему-то расчувствовался и сглотнул. — Что достойные игроки вынуждены отступить, потому что в данный момент нужен другой стиль игры. Но то… сияние, которое они видят в результате своей жертвы, во многом переливается и благодаря им тоже, хоть они и не касались мяча. Парень захлопнул рот. Он постеснялся своей горячности. Ему не хотелось, чтобы Алиса считала его каким-то волейбольным маньяком, хотя, признаться, так оно и было. — Ты говоришь о вашем втором связующем? О Сугаваре, да? — Да. О нём. — Тобио-кун, ты просто чудесный, — легко сказала Алиса, словно бы для неё не было ничего такого в том, чтобы разбрасываться комплиментами направо и налево. — А ты говорил ему эти слова? — Нет. — Скажи! — Думаешь, будет уместно? — Конечно! Обязательно скажи! — Ладно, — улыбнулся Тобио. — Скажу. Понимаешь, просто он… Он умеет ждать, и поэтому всегда выходит в самый нужный момент, когда наша лодка уже совсем раскачалась. А я так не могу. Мне нужно всё и сразу. Откровенность текла так естественно, что впору было бы этому изумиться, но не хотелось. Хотелось только говорить полушепотом — даже несмотря на то, что этой ночью дома никого нет –ведь нужно поддерживать тот тон беседы, который поможет уснуть Алисе. Было ли дело в усталости, в подмигивающих сквозь колышущиеся шторы звездах или в чём-то другом, Кагеяма не знал. Он закинул руку за голову около получаса назад, и теперь казалось, что плечо затекло от тяжести серебристоволосой девичьей макушки. — Мне нужно всё и сразу, — повторил парень. — И ты тоже… Нужна мне вся. Кагеяма повернулся на бок, уютно устраивая щеку в теплой ладони, зевнул. И раскрыл глаза от ужаса. Алиса молчала. По позвоночнику пробежал разряд холода. Всё тело онемело, кончики пальцев перестали слушать своего хозяина и отказывались нажимать на кнопку разблокировки экрана. Возможно, это было и к лучшему, потому что Тобио серьезно собирался позорно сбросить звонок. — Алиса, прости, я… — Кагеяма прислушался. Из динамика доносилось легкое сопение. — Уснула? — почти не слышимо пробормотал он. Ответа не последовало. Тобио выдохнул, чувствуя, как согреваются на груди капельки холодного, выступившего полминуты назад, пота. Невероятное совпадение, что девушка задремала именно в этот момент, когда разморившийся парень допустил такую пугающую оплошность. Но всё обошлось. Кагеяма аккуратно принял положение поудобнее, боясь разбудить Алису сильным шуршанием, включил громкую связь и прикрыл глаза. Собеседница дышала тихо-тихо, но этот звук был так сладок, что не было сил нажать на кнопку «завершить звонок». Юноша заснул быстро, в течение пяти минут. Всё это время Алиса лежала неподвижно, плотно прижимая руки к груди в попытках унять пулеметно-быстро колотящееся сердце. *** Ночь была скорее майской, чем мартовской. Прохлада пощипывала щеки и кончики ушей, но не доставляла сильного дискомфорта. Воздух был чистым, вкусным, хотелось вдохнуть его до приятного легкого головокружения. Или дело было в руке, сжимающей мою? Я улыбнулась, бросая взгляд на Хаджиме, и он тут же легонько улыбнулся мне в ответ. Мы возвращались домой в уютной тишине, не особенно быстрым шагом, чтобы растянуть удовольствие. Сегодня парень останется на ночь у меня. Решение было спонтанным и волнительным, но при этом весьма разумным. Мы не уследили за временем и проболтали весь вечер о всякой всячине, и теперь я страшилась отправлять Иву на последнюю электричку, где, скорее всего, будут ехать по домам проститутки, алкоголики, наркоманы и прочие личности, не нравящиеся околоподъездным бабулям. Кагеяма одолжил своему бывшему семпаю комплект сменной одежды, который сойдет за пижаму, а в шкафчике с гигиеническими принадлежностями обнаружился набор новых зубных щёток. Всё это выглядело, как знак свыше, однако, несмотря на всю мою радость, заставило меня разнервничаться. Успокоиться я смогла только после того, как было принято решение о нашей раздельной ночевке — у меня имелась и кровать, и раскладное кресло, правда, удобство последнего было сомнительно. Однако Хаджиме не хотел доставлять мне дискомфорт, а я не хотела отпускать его в пугающую темноту Миягских улиц, поэтому компромисс был рассмотрен, обсуждён и утверждён. Мы свернули в переулок, где расстояние между фонарями было значительно более велико чем то, что встречалось раньше. Мне совсем не было страшно, скорее, низкая освещенность добавила какой-то хулиганистости настроению, рождая мысли о том, что вон в том не обозреваемом участке можно немного задержаться и поцеловаться. Юноша хмыкнул, и я на секунду подумала, что он умеет читать мысли. — Что? — Да так… — Ты думаешь о том же, о чём и я? — поворачиваюсь, хитро заглядывая в тёмные глаза. Куртка Хаджиме распахнута, а худи легко делится теплом тела, так и маня прижаться ближе. Он несколько мгновений разглядывает моё лицо, а потом уголок его рта приподнимается ещё выше. — В частности. — Посмотрите, какие мы загадочные, — делано ворчу я, отступая на шаг назад. Иваизуми совсем немного присаживается, хватает меня одной рукой поперек бедер и забрасывает себе на плечо. С испугу я охаю, пытаясь понадёжнее вцепиться в его плечи, и стаскиваю с них верхнюю одежду. Парень распрямляется, чуть подбрасывает меня, перехватывая поудобнее, и с громким топотом устремляется вперёд. — Хаджиме, я же тяжелая! Он щиплет меня за бок рукой, фиксирующей мою талию, и фыркает. — Кожа да кости… — Угу, и кило десять лишнего жира. — В тебе нет ничего лишнего, красавица, — убежденно твердит он, дыша совсем немного тяжелее, чем обычно. — Правда, лучше поставь… — плечо врезается под диафрагму, вызывая щекотные ощущения. –Спину ещё сорвешь. Куда ты несешь меня? — У меня разминочный вес и то больше, — опять фыркает Хаджиме, и я начинаю подозревать, что под этот звук он маскирует появляющуюся одышку. — Да не дергайся… Всё, пришли. Ива резковато, но бережно сгружает меня. Я плохо его вижу, потому что сейчас мы одинаково удалены от обоих фонарей, а значит, находимся в самом темном месте этого переулка. Я тоже хмыкаю, отмечая, что этот звук чрезвычайно заразителен, и ныряю ладонями под мужскую куртку, прижимаясь близко-близко и целуя его первая. Он отвечает мне с готовностью, и при этом немного лениво, даже как-то самодовольно, и я в шутку цапаю его зубами за нижнюю губу, чтобы проучить. — Кровожадная какая. — Хватит улыбаться. Парень напрягает губы, максимально низко опуская уголки, как бы изображая плаксивое лицо. Я несильно ударяю его по поясу и одновременно с этим целую щеки и подбородок. Хаджиме тихо посмеивается, делая меня ещё счастливее. Я так радуюсь, когда у него хорошее настроение, и мне хочется, чтобы так было всегда. — Халтурщики… — выдыхает он, прислоняясь щекой к моему виску. — Кто? — спрашиваю из вежливости. Мне не обязательно сейчас это знать; если Ива говорит такое, значит, так оно и есть. — Те, кто следит за этой линией электропередач. Здесь есть фонарь, и он не работает. — И это хорошо, — бормочу я. Наклоняю голову, чтобы потереться носом о шею — нужно срочно пополнить запасы обожаемого мной мужского запаха в лёгких. — И это нас радует… — Неужели не узнаешь место? — усмехается Хаджиме. — Тут-то я тебя и нашёл, когда ты на обочину свалилась. — Как не свалиться-то… Темные переулки с крутыми поворотами, а глупые детишки на старых папиных машинках выкидывают тут свои фокусы, — опять голос украшается примесью ворчливости. — Ну хватит наговаривать. Ты и без них всё время куда-то летишь носом вперёд, — ласково подтрунивает Хаджиме, путаясь пальцами в моих волосах. Я силюсь заглянуть в бесстыжие карие глаза. — Ты что, — неверяще спрашиваю я. — Ты что, подкалываешь меня? Мой молодой человек молчит какое-то время; я чувствую трепетную, проникновенную ласку его взгляда. — Я так рад, — он переходит на шепот, игнорируя мой невероятно важный вопрос. — Что я нашёл тебя, что ты со мной… Даже если бы я злилась не понарошку, после такого у негативных эмоций не было бы ни шанса на то, чтобы одолеть меня. — Я и сам не понял, как это произошло, — откровенничает Ива, притягивая мою голову к своей груди и крепко обнимая. Я кряхчу и дергаюсь, потому что он прикрыл ухо, не прижатое к его телу, предплечьем, и мне теперь ничего не слышно. — Но ты стала мне безумно дорога. С самого начала меня тянуло к тебе, но сейчас… Это совсем другое. Ты самое главное, что у меня есть. Я всё сделаю для тебя. Всё. Его сердце колотится. Мне хочется обнять его до переломов в моих слабых руках. Он говорит и говорит, несвязно, сумбурно, и мне страшно лишний раз шелохнуться — вдруг что-то пропущу? — Ты замечательная, прекрасная, настолько, что с ума сойти можно. Каждый раз, когда смотрю на тебя, дыхание перехватывает. Я не понимаю, чем я заслужил твои чувства. Я ведь… Я стану лучшей версией себя, клянусь, стану. Всё сделаю, чтобы ты была счастлива, со мной. Глаза щиплет. До одури хочется поцеловать его и одновременно с этим боязно перебить. Слова пахнут вечностью, надёжностью, это заставляет всё внутри трепетать и вместе с тем чуть-чуть пугает — я ещё не думала о будущем, хотя уверена, что должна быть в нём вместе с Хаджиме. — Хаджиме, Хаджиме… Сама не замечаю, как губы касаются дрожащей артерии на шее, линии подбородка, скулы. Хочу наговорить ему столько комплиментов, столько приятных слов, сколько есть на этом свете на всех языках. Но их всех можно заменить одним словом. Великолепный? Хаджиме. Надёжный? Хаджиме. Красивый? Хаджиме. Сильный? Хаджиме? Нужный? Хаджиме. Неповторимый, чудесный, потрясающий — это всё он. Сердце разрывается от попыток выскочить из груди и соединиться и его сердцем. Я чувствую шершавые пальцы под своей теплой кофтой, бегающие по позвоночнику, а мои руки тоже где-то под его одеждой, потому что без соприкосновения с кожей мне не выжить. Мы пытаемся поцеловаться и тут же разрываем контакт, чтобы пробормотать слова нежности, и я вслух благодарю всех японских богов за то, что они создали это место и позволили нам здесь обрести друг друга. На улице прохладно, но внутри горит такой пожар, что воздух потрескивает от излучаемых нами искр. Иваизуми обхватывает моё лицо ладонями, пытаясь зацеловать всё и сразу, но частота этих попыток быстро снижается. — Ты замёрзла, — констатирует, трогая для надежности кончик моего носа. — Пойдём домой? К тебе, — зачем-то добавляет он. — Мне не холодно, — говорю с верой в свои слова, потому что чувствую только текущий по венам пожар. — Не вредничай, — Хаджиме переводит дыхание. — Могу понести, если хочешь. — Может я расскажу секретик, а ты меня потом ещё поцелуешь? — торгуюсь я. — Ну давай, — Ива пытается вложить толику дерзости в свои слова, но его лицо слишком сияющее, чтобы это выглядело убедительно. Неожиданно меня сковывает стеснение. — Как ты и упоминал, вторая наша встреча была здесь, — начинаю краснеть. — И я сказала тебе, что иду за мандзю с вишней. — Было такое, — различаю кивок в темноте. — Но на самом деле я направлялась к Кагем… кхм, к Кагеяме за информацией о тебе. Иваизуми недоверчиво рассмеялся, его грудь завибрировала под моей ладонью. — Чего? — обиженно протянула я. — Смешно тебе смеяться, да? — Очень, — как же красиво он улыбается. — Особенно если учесть, что и я к нему же ехал. В сумраке ночи его глаза искрятся лучиками, которые так и греют своим теплом. — Получается, мы с тобой очень притягательные, — вывожу гипотезу и сразу же принимаюсь её подтверждать. — Раз — и притянулись друг к другу! — Ну вот, а говоришь, физику плохо знаешь, — Хаджиме стягивает с меня курку и набрасывает мне на плечи. — Ты же сам замерзнешь, — уворачиваюсь я. — Надень обратно! Парень ловко натягивает на меня элемент одежды и в одно движение застегивает молнию. Мои руки оказываются прижаты по швам. — Хаджиме! — Что? — делано удивляется он. — Ты чего вопишь-то? Идём. Ну давай топай, что пыхтишь, как ёжик? — А я вот только комплимент тебе придумала, а ты так обращаешься со мной, — послушно плетусь у него под боком. — Да? И какой же? — любопытствует юноша. Я высвобождаю руки и наклоняю голову, подставляя щёку. Ива с удовольствием платит мне эту небольшую взятку. — Ты — Иваизумительный, — произношу я на одном дыхании. Хаджиме опять смеётся, чуть запрокинув голову. Это звучит для меня, как музыка. Я повисаю на нём, а он воспринимает это по-своему. — Хочешь на руки? — Давай на закорки. Так тебе тоже тепло будет. Я пытаюсь вскарабкаться на спину парня, и сначала нас просто сносит куда-то в сторону. Повезло, что не свалились на обочину. Со второй попытки ему удалось надежно зафиксировать меня под коленями, а я обвила руками его шею. — Хочешь, я тоже тебе расскажу кое-что о себе? — Спрашиваешь! Я хочу всё про тебя знать. — На каникулах я работаю детским тренером. — Боже, это так мило! — Чего милого-то, — бубнит юноша. — Работа, как работа. — И как тебе, нравилось? — Очень, — бросает неожиданно горячо, поворачиваясь ко мне. — Это отнимало много сил, но от ребят я уходил таким… Ну, довольным, в общем. Я прижалась щекой к его шее сбоку. — А какие тренировки? А фотки есть? — По легкой атлетике. Фотографий… Так, немного. — Мне было бы очень любопытно посмотреть. — Покажу как-нибудь. Тебе удобно? — Да, очень. А тебе? — И мне. И тепло. *** Спалось Кохэку очень плохо. Поутру простыни оказались влажными от пота, хотя кондиционер в комнате, по идее, должен был обеспечивать комфортную температуру. Плюсом являлось то, что одежда была развешена сразу покапсульно, облегчая муки выбора во время сборов. Девушка заплела волосы в роскошные косы, надела белый бадлон с твидовым пиджаком и юбкой и украсила образ набором бижутерии из кольца, прошнурованного цепочкой и позолоченной подвеской. Отражение в зеркале выглядело опрятным, но всё равно крайне замученным. С тех пор, когда из её жизни резко исчезла Асука, кошмары стали навещать Окумуру почти каждую ночь. Ей снилось, как подруга, превышающая свои обычные размеры минимум в три раза, с легкостью забрасывает Кохэку в мусорный контейнер и закапывает под тонной отходов, приговаривая, что там ей самое место. Девушка просыпалась, вздрагивая и пытаясь откашляться, злясь на себя за непрошенные слезы. С каждым днём ей всё меньше и меньше хотелось контактировать с людьми и вообще выходить на улицу или заниматься какой-то социальной деятельностью. Пока что Кохэку располагала внутренним резервом силы воли и могла дать себе волшебного с-кровати-поднимающего пинка, но эта казна стремительно пустела, казалось, с каждым часом. Первым уроком, созданным для поддержания заданного тона паршивого начала дня, сегодня значилась физика. Парты в кабинете этого предмета были рассчитаны на двух человек. Обычно они с Асукой и Ясу садились втроём за один, самый удаленный от доски, стол, потому что количество учеников превышало число мест и это было допустимым. Теперь, когда подруга вынужденно перевелась в другое учебное заведение, такой трюк провернуть больше не удастся. Кохэку опустилась на вторую от входа в класс парту и устало прислонилась щекой к прохладе покрытой краской столешницы. Она зашла в класс одной из последних, ограждая себя от обязанности болтать с одноклассниками перед началом занятий. Стул рядом тихонько заскрипел, отодвигаясь. Девушка лениво приоткрыла глаза, безуспешно пытаясь сфокусировать взгляд. Перед глазами всё плыло, не хватало воздуха; некстати вспомнилось, что последний приём пищи был вчера утром. Внизу затылка, почти у самой шеи, появилось тянущее ощущение. Кровь, переносящая меньшее количество гемоглобина, чем должно, устремилась к голове. Кожу царапнули длинные ногти; узкая, но сильная девичья рука туго намотала косы на кулак. Кохэку всё-таки смогла полностью поднять веки и увидеть перед собой криво, безумно улыбающуюся Ясу, прежде чем взрыв боли заставил вспыхнуть и сгореть без следа последние остатки сознания. *** — Не выспался? — Ещё как, — зевок. — Только попробуй выдавить свою гадкую загадочную лыбу, сразу предупреждаю… Ойкава тоже зевнул. Спал он мало и неспокойно, но тщательно охранял этот секрет он внимательных, но сонных глаз Иваизуми. — Ну ты уж не делай из меня такого морального урода. При тебе я точно похабные шутки о бурной ночке травить не буду. А вот как только ты уйдешь… Тоору предусмотрительно отшатнулся назад и в сторону, но это его не спасло — кулак друга настиг каштановую макушку. — Ай, ай! Я же шучу! — Я знаю, — наставительно произнес Хаджиме. — Поэтому ты пока что ещё поживешь. Мы даже спали по отдельности. Ну, сначала. Кончики ушей Иваизуми немного покраснели. Ойкава даже не попытался сдержать любопытство. — Это как? Рассказывай давай, Ива-чан. — Она легла на кресло, — рассказ звучал нехотя, сквозь зубы. Взгляд сверлил потолок. — Но ночью вставала попить или в туалет, не знаю… И по-привычке вернулась на кровать. Где, собственно, был я. Хаджиме вспомнил мягкое, нежное чувство, теплящееся в груди в момент, когда он обнимал сонное тело, прижавшееся спиной к его животу. Казалось, стоит прикрыть глаза, и нос уткнется в мягкие пушистые волосы, а губы проскользят по сладко пахнущей шее. Одни только воспоминания об этом заставляли сердце замереть. — Да ты настоящий джентльмен, — ухмыльнулся Тоору. — Развалился на нормальной постели, уступив своей возлюбленной старое, неудобное, продавленное кресло… — Помолчи, — устало потер переносицу друг. Наверное, он и сам стыдился этого факта. — Я просто в душ ушёл, а она раз и… Несносная девчонка. Ойкава рассмеялся и полез в сумку для того, чтобы извлечь оттуда два бенто, собранные на обед миссис Иваизуми. — Так значит, твой уезд она восприняла спокойно? Линия подбородка Хаджиме стала более резкой. Он стиснул кулаки, опять вперивая глаза куда-то вверх. — Ива-чан? — Я не сказал, — буркнул юноша, выхватывая из рук Тоору свой ланч-бокс. — Я всё ждал подходящий момент, а там то, — глаза вспыхнули злостью, — её одноклассники, то наглые пижоны… Как мёдом им всем помазано. То масочки для лица. — Масочки для лица, — заворожённо повторил Ойкава. — Не могу поверить в то, что ты так поступил. Это самое последнее, что я от тебя ожидал. — Да, я сплоховал, — огрызнулся Хаджиме. — Я тоже не робот. Картину подарил, попросил пока не открывать. И бал обсуждали. — Бал? — Ну тот, куда её этот Ито позвал. Мерзкий кусок дерьма, — почти выплюнул ругательство парень. — Звонили Даичи, слава богам, партнерши у него не было. Он вообще идти не собирался. Но помочь сразу согласился. — Ловко ты, кстати, вспомнил про него, — похвалил Тоору. — Умеешь проблемы не только кулаками решать. — Чего? — машинально сделал страшное лицо Иваизуми. — Я что тебе, какой-то неотёсанный качок без мозгов? — Ты совсем не умеешь принимать комплименты, Ива-чан, — примирительно поднял ладони друг. — Разве я мог бы так подумать? Кхе-кхе… Мне еще жизнь дорога. — Видимо, нет. — Ладно, давай уже поедим. Стой, и про то, что ты запланировал путешествие, не сказал? Когда Хаджиме узнал, что его девушка ещё не посещала знаменитый залив Мацусима, находящийся в префектуре Мияги, то сразу решил, что именно он станет тем человеком, который покажет ей это захватывающее дух место. При обсуждении с лучшим другом эта идея обросла подробностями, деталями и вылилась в полноценный план небольшого круиза, который начнется в их префектуре, а закончится в Киото на песчаной косе Аманохасидатэ, так же входящей в тройку самых известных пейзажей Японии. Иваизуми собирался рассказать возлюбленной о предстоящей им поездке ещё вчера и заручиться её согласием и паспортными данными, чтобы иметь возможность забронировать номера в гостиницах. Юноша даже придумал, как красиво подать такое приглашение, поэтому купил картину по номерам, как раз-таки с изображением источника Исосимидзу, но в конечном итоге, видимо, своей идеей не воспользовался. — Ешь, перемена скоро закончится, — вместо ответа бросил Ива, хотя сам к трапезе так и не приступил. — Скажу. На выходных. Собираюсь к ней поехать. — А экзамены? — Не думаю, что с ними будут проблемы, — пожал плечами Хаджиме. — Сертификат по английскому я получил, а внутренние экзамены в американских вузах легче, чем японские. Выпускные на тройку напишу и хватит. — Потрясающий план. Надежный, как швейцарские часы. Иваизуми вздохнул, зацепил из контейнера кусок курицы и грибочек и засунул палочки в рот Ойкавы. — Ешь, сил набирайся. Сегодня спортзал наш хоть до самой ночи. — Есть ли в этом смысл? — не жуя, проглотил угощение Тоору и тоскливо уставился в окно. — Всё равно… Вместе мы больше не сыграем. — Мы да. Но младших надо поднатаскивать. Чтобы имя школы гремело ещё долго после нашего выпуска. — Ты еще скажи, чтоб школу в честь нас переименовали. — Это лишнее. Если её назовут твоим именем, все захотят в ней учиться. Будет бешеная конкуренция, драки, поножовщина… Приятного аппетита, кстати. — Угу, и тебе. *** — Чем они думали, когда убирали из продажи молочный коктейль со смородиной?! — притворно возмущался второй номер Карасуно, которого одолевала обида за несправедливость по отношению к его другу. Парни вышли со территории школьного двора. Сугавара насвистывал мелодию, услышанную в компьютерной игре младшего брата Даичи. Парень отлично поладил с мелкими своего друга и без каких-либо проблем влился в «Савамуровскую утреннюю рутину». Выходные волейболисты провели в выездном тренировочном лагере, поэтому пока что Суга не сильно стеснял Даичи и его семью, но уже придумывал план побега из спасительного убежища. — Как думаешь, купить новые утяжелители? Что-то старых я уже почти не чувствую… — Коуши! Ко-у-ши! Сугавара растерялся, а вот друг, напротив, нахмурился, будто бы сразу всё понял. Женщина хлопнула дверью машины и запахнула легкое пальто. Ноги в туфлях на каблуках торопливо перешагнули лужицу. Меньше всего Коуши ожидал увидеть свою маму возле ворот учебного заведения, но явь оставалась явью. Парень подал женщине руку, пытаясь сглотнуть вставший в горле комок. — Здравствуйте, — поклонился Даичи. — Доброго дня, — кивнула подошедшая. — А вы… — Савамура Даичи, третьегодка. Мы друзья с Сугаварой. Миссис Сугавара заинтересовалась новым знакомым. Она бросила взгляд назад, отмечая, что муж беседует по телефону, скользнула глазами по лицу сына и остановилась на его соклубнике. — Это же вы капитан у них команды? — Да, всё верно. Мама многозначительно скосила глаза на светлую макушку, как бы призывая непутевое дитя взять пример с его более успешного одноклассника. — Савамура… какая-то знакомая фамилия. — Мам, я часто… — Сугавара мямлил, и это было абсолютно непохоже на его бодрую, мотивационную модель разговора. — Помолчи. Кто ваши родители? Даичи сглотнул. При всём уважении к Коуши и его семье, диалог был ему неприятен. — Мама — Савамура Рен. — Ах, точно! Конечно, я её знаю. Одна из известнейших женщин нашей префектуры. Неудивительно, что её сын оказался таким трудолюбивым и успешно покоряет вершины различной величины. — Спасибо, — собеседник немного покраснел. — Она числится в списке спонсоров предстоящего благотворительного бала по случаю дня рождения Будды. А вы, будете присутствовать? — Да. — С партнершей? — Верно. — Вы везде преуспели! Просто замечательно. Нас с мужем тоже пригласили в этом году, — с оттенком гордости проинформировала госпожа Сугавара. — Так что это не последняя наша встреча. Савамура кивнул, вежливо улыбаясь. — Мам, ты что-то хотела? У нас скоро перерыв закончится. — Удивительно, что вы подружились с моим сыном. Он всегда был такой серой мышкой… Но мы, конечно, ценим его любым. Просто надеялись, что он это перерастет. Коуши усмехнулся, обращая взгляд к облакам. Ситуация отдавала обыденностью. — С ума сойти, — с неожиданной охотой поддержал разговор Даичи. –Прямо родился серенький и с шерстью? Ох, прошу простить мою глупость. Млекопитающие ведь рождаются лысыми. — У вас прекрасное чувство юмора, молодой человек! — рассмеялась миссис Сугавара. Она обернулась через плечо, разглядывая мужчину, сидящего за рулем автомобиля. — Муж всё еще разговаривает, а ведь нам уже пора… Савамура прокашлялся. Четкие скулы заалели ещё ярче, а волосы взлохматились порывом ветра. — Был очень рад познакомится, госпожа. Оставлю вас с Коуши наедине. — Взаимно. Надеюсь на предстоящее знакомство с вашей матерью, — проводила удаляющегося юношу женщина. — Как дела? Всё хорошо? — вежливо узнал Сугавара, прищурив глаза в улыбке. Мама полностью развернулась к нему. — Что ты себе позволяешь? Сбежал из дома, будто… — Надо понимать, что всё в порядке. — Парень перебил кого-то из родителей впервые в жизни, и это отдавалось тошнотворным привкусом во рту. — Передай отцу мои искренние поздравления со всеми успехами, которыми увенчались его дела. Пусть так будет и впредь! Женщина задыхалась от услышанного хамства. Интересно, она изменила отношение к своему ребенку в момент осознания того, что он вырастет обычным, хорошим, но среднестатистическим человеком, или раньше? Теперь это неважно. Возможно, их отношения когда-нибудь наладятся, но это случится не скоро. Сын четы Сугавара уже имел планы на будущее, и они точно не понравятся его амбициозным родителям. Коуши нагнал друга в несколько широких шагов. Тот пихнул его в плечо локтем. — Скажи что-нибудь на мышином. — Пи-пи-пи. — Хорошее произношение, — нервно улыбнулся друг, пытаясь прощупать почву настроения Сугавары. — Давай быстрее, у нас десять минут осталось. — Даичи, — ожидаемо начал Суга. — Прости за это… Широкая ладонь громко шлёпнула светлый затылок. — Хватит извиняться без дела, дурак. Предлагаю сейчас перекусить, а вечером перед репетитором плотно поужинаем. У мамы выходной, в кои-то веки, обещала своих фирменных котлет налепить. *** — Кохэку, милая, открой глаза. Ну пожалуйста… В детстве мама рассказывала сказку про Оле-Лукойе. Мол, он приходил к малышам и лил им на веки теплое молоко, чтобы они спали сладко и крепко. Кохэку не чувствовала ни сладости, ни умиротворения, ни других спутников хорошего сна, но выполнить просьбу неизвестного ей голоса не могла. Было темно, страшно. Мама и папа далеко. Асука бросила её. Ясу… — Она всхлипывает! Что это значит? Ей становится хуже? Через нос дышать не удавалось. Ноздри распирало что-то горячее, щиплющее и противно-мокрое. Девушка пыталась открыть рот, но это было больно и невкусно. Чем они намазали её губы? Явно чем-то, что способно образовать плотную гадкую корку. Она просто задохнётся. Как же глупо. Что-то надавило на подбородок, заставляя раскрыть рот. Голова телепалась. Всё тело телепалось, и этот процесс никак нельзя было остановить. Какая-то металлическая штука сдвинула набок язык и прижалась к горлу, вытаскивая что-то… из носа? Кохэку вырвало. Чьи-то руки заботливо держали волосы. Ясу, это ты? Ты снова ударишь меня? Девушка плевалась, кашляла, брыкалась. Ноздри освободились, и теперь дыхание затрудняла только засохшая кровь. Кохэку сделала глубокий, жадный вдох, чтобы опять потерять сознание.