Киса

— Бля, это что за порыв нежности? — тихо спросила Нэнси, когда они возвращались к их дому. — Типа? — Ну ты буквально обняла мужчину, которого знаешь, ну… Меньше суток. — Сама не знаю, просто он такой хороший. Мне жаль его, Нэнси, — Эшли приподняла брови и прочесала волосы руками. — Мерла, видимо, тоже было жаль, — Нэнси сочится ядом, но затем она прочищает горло. — Я не это имела в виду. Извини. — Ну в какой-то степени прыгать на него с объятиями было глупо. Ты права, — Эшли прикрывает глаза и пожимает плечами. Голова болит после бессонной ночи и это мешает. Сильно. А ведь впереди у них еще целый день, но они ничего не планировали. А значит можно будет попробовать спать. И Эшли знает, что когда она придет, то просто рухнет на кровать и наконец выспится. Она, блять, так устала. От духоты, от мертвецов и от всего вообще. Это ощущается как маленькая истерика, да. Но, эй, мы не забываем, что она беременна! Но ее мозг отказывается связывать эти вещи. Беременность ни на что не влияет. Даже когда Нэнси прерывает ее сон на закате и оказывается, что Эшли проспала весь день. Ни на что. — Как ты, Рик? — спрашивает девушка по рации, пока Нэнси моет посуду после ужина. — Порядок, — доносится хриплый голос из рации. — Закончился бензин и теперь я еду на лошади, представляешь? — Ого, никогда не ездила верхом. — Ничего сложного, — рация шипит. — И мне попался хороший конь. До Атланты осталось совсем немного. Нэнси оборачивается и многозначительно смотрит в глаза Эшли. Та лишь разводит руками и зажимает кнопку рации. — Это хорошо. Будь аккуратнее ночью. — До ночи я уже точно доберусь. — Рик, — тон Эшли звучит слегка более серьезно. — Не убирай рацию далеко, ладно? — Она практически всегда около меня, — хрипит его искаженный голос. — Это хорошо. Свяжись с нами как доберешься и обязательно найдешь свою семью. Мы в это верим. — Ладно. И я обязательно попытаюсь найти отца твоего ребенка, Эшли. Если ты переживаешь об этом. Я уверен, что далеко они не ушли, — и он звучит добродушно, даже более чем. И чашка в другой комнате стукается о стол громче чем нужно. Эшли надеется, что это совпадение. Потому что рация достаточно громкая, чтобы Морган услышал. А они не так уж далеко, чтобы назвать это подслушиванием. Нэнси прищуривается и медленно оборачивается к Эшли. Из нее буквально сочится негодование. И Эшли заканчивает разговор. Быстро и немного скомкано. — Ты рассказала ему? — злобно шипит Нэнси. — Да, — Эшли вскидывает подбородок, готовя рассудок к очередной перепалке. — То есть, — Нэнси морщится. — То есть, блять, мне ты не говорила ахуеть как долго, а левому мужику ты рассказала абсолютно все за ночь? — Это другое, — в глазах Эшли усталость, но все же появляется вина. — Ах, блять, другое, — глаза Нэнси блестят и она правда готова разорвать Эшли сейчас. Просто это обидно, досадно и… Это больно. То, что она не доверяет ей. И это было правда больно. — Иди ты нахуй, Эшли… Голос ее дрожит и она быстрым шагом уходит наверх. Эшли потирает переносицу. И ей хочется курить. Словно сигарета поможет исправить всю ту массу проёбов в отношениях с Нэнси. И она чувствует себя чертовски тупой. Она впервые не знает, что ей делать. И когда она идет через комнату к лестнице, Морган тихо зовет ее по имени. Эшли понимает, что он слышал. Её трясет, когда она оборачивается и смотрит на его обувь. Потому что не может в глаза. — Да, я беременна, Морган. Ты все верно услышал, — она борется с подступающими слезами. — М-могу я взять немного еды на первое время? — Зачем? — он хмурится. — Вы уходите? И это заставляет ее вскинуть подбородок и все-таки посмотреть ему в лицо. Морган приподнял бровь и все также сидит в кресле. — Я д-думала, что ты захочешь, чтобы я ушла, — Эшли прижимает руку ко рту, отчаянно вздрагивая и стараясь подавить громкий всхлип. — Ты можешь оставаться столько, сколько пожелаешь, — он встает и гладит ее плечо. Его рука теплая и такая успокаивающая. — Это будет громко. И я буду орать. Они услышат, — Эшли все еще борется с дыханием, делая быстрые рваные вдохи. — Какой у тебя срок? — Почти два месяца, — Эшли снова всхлипывает, ощущая щеками горячие дорожки слез. Она даже сдержать свои слезы не может и понимает почему. Просто она уже довольно сильно проебалась перед Нэнси и в глазах Моргана, ей кажется, есть доля разочарования. — Ну значит впереди еще семь. Ты можешь остаться, Эшли. Она тихо благодарит его. И уходит в свою комнату. Она больше не может выносить этого. Морган слишком добр к ним. К ней. И Эшли чувствует лишь ненависть к этому ребенку внутри нее. О, как же он не вовремя. Но, видимо, дети никогда не появляются вовремя. Как же хочется курить. Но ее трясет. И только закрыв замок, она сползает по стене. И плачет. Старается беззвучно. Потому что знает, что Нэнси точно такая же в соседней комнате и это тяжело. Ее разрывает чувство вины. Как большой шар, который давит все ее существо. И она ожидала, что ее заставят уйти. Сейчас бы она собирала вещи и лихорадочно обдумывала варианты, но теперь он дал ей право выбирать. А выбирать всегда тяжело. Врут те, кто говорит, что выбор есть всегда. Последние месяцы жизнь не давала ей никакого выбора. Она чувствовала себя в клетке. И помогало то, что с ними был хоть кто-то, потому что, она знала, Нэнси чувствует то же самое. И Эшли не доверяла ей, называя это утаиванием. Это было несправедливо, но она идиотка. Ее пальцы впиваются в кожу икр, и она царапает. Это не глубокие царапины, не те шрамы на внутренней стороне ее бедра. Ей было четырнадцать и она никогда не была хорошим ребенком. А после смерти отца она замкнулась. Потому что отца она любила. А маму нет? Но дело не в этом. Когда родители проводят с тобой разное количество времени, а одна из них постоянно на работе и работает все твое детство, то невольно начинаешь доверять только тому, кто проводит с тобой время. Они с отцом любили одно и тоже. Дешевую лапшу, которую нужно заваривать кипятком, фисташковое мороженое, кожаные куртки и ездить на мотоцикле. И знаете, что мать сказала ей, когда в третьем классе отец купил ей крутую кожаную куртку? Она сказала, что для Эшли это рано. Разве есть возраст для некоторых вещей? Это определенно была травма. Потому что с тех пор она старалась показать, что действительно взрослая. Она стала действительно рано спать с мужчинами, рано начала курить и больше не смогла избавиться от зависимости, рано поняла, что не нужна никому кроме отца. Была. Была нужна ему, пока одно из их любимых занятий не забрало его у нее. И вот она рано беременна. У нее рано будет ребенок, которого она, возможно, ненавидит. Она никогда не говорила Нэнси во сколько лет был ее первый раз, когда конкретно она начала курить. И пусть она думает, что это девятый класс, когда Эшли лишь предложила ей сигарету. Суть в том, что Нэнси никогда не была в курсе до конца и это оставалось обычным делом для Эшли. Только вот сейчас она все больше ее осуждает. Но может ли она осуждать ее, не зная всего? * — Прием, Эшли? — голос Рика будит ее и она подскакивает с кровати, отвечая ему хриплым со сна голосом. — Доброе утро, Рик. Как ты? — Я нашел мою семью, — Эшли выдыхает с облегчением. А он, очевидно, счастлив. Сейчас рассвет только принимается, но ей приятно поговорить с Риком. Особенно тогда, когда его голос дрожит от радости и, она уверенна, он плачет. — Как это получилось? — Эшли ложится на бок, комкая и обнимая одеяло. Она только рада за него, честно. Но точно не готова признаться себе, что завидует. — Я ехал на лошади, когда завернул за угол и там было очень много мертвецов… Он рассказывает ей. Говорит с ней. И это приятно. Она внимательно слушает его, задавая вопросы и уточняя подробности. Это интересно и позволяет думать о том, что в какой-то момент она может покинуть Моргана. Не то чтобы он показывает, что ему приносит дискомфорт беременная девушка, но его взгляд изменился. Если раньше он смотрел открыто и обычно, то теперь она видит напряжение. Он не выгонит их, потому что Морган человечный. Но это не значит, что не думает о том, что однажды ему придется бежать из этого относительно безопасного дома. С вопящей от боли Эшли. Это порождает в ней чувство вины. И она решила еще в тот вечер, когда плакала, сползая по стене, что она уйдет. С Нэнси или без. Девушка не разговаривает с ней уже второй день и это тяжело. Она сильно обиделась и резко отвергала все попытки Эшли поговорить с ней. Фактически Эшли говорила только с Риком и реже с Морганом. И этого было мало. Без Нэнси, словно бы вырвали её часть, хоть Эшли и знала, что та сидит и дуется в своей комнате. Она проходила мимо с пиалой, наполненной нарезанными персиками. Те оказались весьма вкусными и Эшли последнее время не ела практически ничего кроме них. Она и не хотела есть как-то. Когда она жила с матерью и была голодна — находила еду в холодильнике. Когда жила одна и оказалось, что еду нужно готовить… Это было сложнее. Поэтому если в холодильнике ничего не было, то она просто не ела. Но чаще за этим следила Нэнси. Она уже практически открыла дверь в свою комнату, когда из-за двери услышала громкий всхлип. Сердце сжалось и подпрыгнуло. Эшли вздохнула и постучалась, готовая к тому, что подруга пошлёт её подальше. Но после короткого стука, дверь открылась, образовывая небольшую щель. Из неё вытянулась тонкая рука и наугад схватила Эшли за ткань футболки на животе. Дверь захлопнулась и Эшли даже ничего не успела подумать. Нэнси стоит, натянув на голову одну из футболок, а её лицо более чем обычно опухло от слез. — Что-то случилось? — Эшли намеренно звучит чуть холоднее, нарочно пытаясь отомстить за последние два дня. Но ей действительно жаль Нэнси. И вместо ответа она получает это. Нэнси скидывает с головы футболку. — Блять, — тихо вырывается у Эшли и она действительно в шоке. Это вызывает новую волну рыданий. И Эшли правда не знает как реагировать. Нэнси, ну… Она почти без волос. У Нэнси всегда были прекрасные волосы и самая критичная длина доходила до лопаток. В седьмом классе мама отвела Нэнси в салон, где она выбрала блонд. С тех пор она твердила всем, что нашла себя. И это правда было великолепно. Большие голубые глаза красиво сочетались с тоном волос. Это делало её милой. Да, за эти чуть больше чем два месяца с последней покраски её корни отрасли. Сильно. И сейчас она, видимо, обрезала все что было «блондом». Эшли просто не знала как реагировать, находясь в шоке. Но вот они здесь и Нэнси плохо. — Ну пиздец ты, — Эшли делает два, все ещё слишком осторожных, шага к подруге и та бросается к ней с объятиями. И плачет. Громко. Эшли сама не может в это поверить и просто покрепче обнимает её в ответ. — Тише, все хорошо, они отрастут, — она покачивает её в своих руках, шепчет на ухо всякий бред о том, что все будет хорошо. Но также она все ещё в шоке. Просто, блять, это то, что было невозможно представить. Это не было стрижкой. Она просто обрезала все. И хорошо, что её корни отрасли достаточно, чтобы она не выглядела лысой. Кончики её новой «стрижки» едва прикрывали уши. И они обе не знали что с этим делать. Эшли с силой отодвинула её от себя, разглядывая лицо и теперь тёмные волосы, обрамляющие лицо подруги. — Не так и плохо, знаешь? — она запустила руку в «это» и прочесала прядки между пальцев. — Разве? — Зато у тебя не будет вшей, которые могут появиться у меня. — На коротких волосах вши тоже бывают. — Но ты просто нагнешься, потрясешь головой и они осыпятся. И наконец Нэнси улыбается. Вымученно, но искренне. И Эшли рада, что смогла отвлечь ее. Хоть немного. — Я уродка, — она мотает головой и дотрагивается до волос. — Ты идиотка, — Эшли вздыхает. — Как ты вообще пришла к этому? — Я смотрела в зеркало на корни и вспомнила, что говорила мама, — Нэнси рвано вдыхает. — И я их отрезала, а когда полностью ну… Осознала. Бля, это ужасно. — Все более чем нормально. И она поворачивается, подхватывая пиалу с персиками. Нэнси заметила её только сейчас и выгнула бровь. — Ложись, давай. Нэнси садится на кровать, ошарашено глядя на Эшли. А затем до неё доходит. — Мы не делали это сто лет. — Я считаю это повод. Эшли растягивается на её кровати. Опирается на спинку кровати, полулежа, и не широко раздвигает ноги. Нэнси устраивается внизу, укладывая голову на её бедре. И сутью всего этого был просто просмотр фильма или мультика именно в таком положении. После того как Нэнси бросил её первый парень, она пришла ночевать к Эшли, и они провели ночь именно в таком положении. Только подушкой был живот. — Жалко фильма нет. Я бы глянула сейчас что-нибудь. Нэнси шмыгнула носом. — Расскажи мне про Мерла. Она пожалела о своём вопросе, почувствовав как напряглась Эшли. Нэнси было также тяжело и больнее, чем Эшли. И это примирение (или перемирие?) значительно облегчило последние два дня её жизни. Потому что без Эшли было также тяжело. — Что рассказать? — Всё. Я не буду злиться, обещаю. — Ты ведь не на него злишься. — На тебя, да. — Ну вот, — Эшли взяла кусочек персика и протянула Нэнси. — Тогда ешь. — Я слушаю, — упрямо продолжила она. Эшли вздохнула. — Я не могу так просто. Спроси что-то конкретнее. — Эшли, черт, — Нэнси повернула голову и уставилась на неё снизу вверх. — Окей, секунду. — она нахмурилась думая. — Как вы впервые поцеловались? Эшли вздохнула с явным облегчением, благодаря её за то, что она не спросила что-то более сложное. — Это было ещё на озере. Была моя очередь дежурить после тебя и я пошла на мостик. А потом пришёл Мерл с фляжкой. Мы выпили и смотрели на звезды, а потом он, ну… Просто поцеловал меня. Это было классно, не как с мальчиком. Ну типа я к тому, что он будто точно знал как мне понравится. — А ты не подумала, что у него может болезнь какая? Он не выглядит как… Нэнси замолчала. Ей вроде не хотелось оскорблять уже отца ребёнка Эшли, но и… Честно? Хотелось. Но Эшли поняла её и просто кивнула. — Это ощущается так ахуенно, что я как-то не успела. Серьёзно, Нэнс, я даже не подумала про презервативы и… Секс был тоже таким. — То есть? — Это было на крыше. В тот день, когда мы ездили в магазин. И это было… Лучше, чем с большинством моих партнёров до него. — Ты не рассказывала, что их было много, — это не было упрёком, Нэнси скорее была озадачена. — Я даже не уверенна, что мой первый раз не был похож на изнасилование, если честно. И не могу вспомнить в каком возрасте это было. Между четырнадцатью и пятнадцатью. И он был старше лет на пять. — Почему ты не говорила мне раньше? — Ну как ты могла бы доверять моим советам, если бы знала о моей, гипотетически, маленькой травме, — Эшли запустила пальцы в короткие пряди подруги. — Доверяла бы и дальше, просто иногда останавливала от ненужных связей. — Это был бы контроль. А я это ненавижу. И люди всегда начинают контролировать меня, когда узнают… Эшли не сказала этого, но Нэнси будто бы почувствовала в её тоне: «и ты такая же». — … Что я такая. Но также я не говорю, что мне не нравится моя жизнь. Я получила больше, чем многие другие в моём возрасте, — Эшли глянула на напрягшуюся Нэнси. — И умереть не жалко. — Так говоришь будто я старая дева или жалкая девственница. Эшли рассмеялась. — Ну ты сюда определённо не подходишь, а вот насчёт Дейзи Волинг я бы не была уверенна. Нэнси разражается громким смехом, утыкаясь лицом в бедро Эшли. — Да, ты права. Как думаешь, она умерла? — Наверное, — Эшли пожимает плечами и сама удивляется, как легко они теперь рассуждают о том, умерла их одноклассница или нет. Нэнси хочет ещё спросить про Мерла, но разговор уже утёк в другое русло и теперь они говорят о прошлом, вспоминают истории и строят теории. Это так расслаблено и обычно, что даже Эшли начинает тихо и искренне хихикать. Девушка решает узнать о Диксоне позже, ведь у них ещё есть время, правда? Она ловит себя на мысли, что прошло уже несколько часов. Персики закончились, она все ещё лежит на бедре Эшли и та тихо перечисляет плюсы её новой стрижки. Иногда она надолго задумывается, иногда говорит что-то безумное и это вызывает тихий смех у обеих. Нэнси просыпается от ощущения чужих пальцев в своих волосах. Уже утро, потому что в комнате стало светлее. Она осознаёт, что все-таки переместила голову на живот Эшли, а её руки крепко обхватили её левую ногу. Нэнси подскакивает. — Ой, господи, Эшли, — она ошарашено смотрит на неё. — Твой живот, прости. Разбудила бы. — Забей, Нэнси. Уверенна я не такая хрупкая, чтобы от этого ребёнок вылез оттуда, — Эшли лениво растягивает губы в улыбке и потягивается. — А вот ногу я не чувствую. Нэнси виновато улыбается и отпускает ногу Эшли. Она поднимается с кровати и, не оборачиваясь, объясняет. — Надо забрать рацию, Рик скоро выйдет на связь. — Но ты вернёшься сюда? И Нэнси понимает, что звучит как маленький ребёнок. А Эшли все же оборачивается и мягко улыбается. — Я быстро. Она и правда возвращается через пару минут и снова заваливается на кровать Нэнси. Довольно резко и перед этим подпрыгнув. Матрас отпружинивает и тихо скрипит. — Ты уверенна, что тебе можно так? — голос Нэнси все ещё хриплый ото сна. — Это не больно. А больно только то, что вредно, — Эшли улыбается, лежа на спине, почти на голени Нэнси. — Эшли, — она потирает переносицу. — Это не так работает. — Да все равно, — она подползает к девушке и кладёт голову на её плечо. — Рик, приём. Она пытается несколько раз, прежде чем отложить рацию. — Значит чуть позже. — А сколько сейчас? — Примерно четыре утра. — Ты каждый день встаёшь в такую рань? — С тех пор как Рик уехал. Да и мне трудно спать, — Эшли хмурится. — Я не знаю как это объяснить. Не бессонница, а просто не хочу. — Понятно, — Нэнси подавляет зевок, и в уголках её глаз скапливаются слезы. — Я ещё посплю, ты не против? — Нет, спи. Ты можешь, если хочешь… Ну, лечь также? — Зачем? — Твоя голова — неплохая подставка для книги. — А, — Нэнси садится и непонимающе моргает. — Ну тогда ладно. Они устраиваются в привычное положение и Нэнси уже проваливается в сон, под тихое шуршание страниц, но её возвращает в реальность шуршание рации. — Эшли, приём! Она откидывает книгу в сторону и хватается за рацию. — Приём, Рик. Как дела? — Все хорошо, знакомлюсь вот со всеми. — Там хорошие люди? — Да. Нэнси непонимающе смотрит на Эшли. — Где хорошие люди? — Рик нашёл вчера семью. — Сучка! И ты мне не сказала?! — она говорит это тихо, но достаточно возмущённо. — Так вышло, — Эшли треплет её короткие волосы, создавая из беспорядка хаос. — Отвали, Эш, — она смеётся и перехватывает её руку, пытаясь хоть что-нибудь поправить. — Рик, а Эшли отстригла все волосы. Если увидишь лысого гномика, то знай, что это она. В отместку она получает звонкий хлопок по боковой части бедра. Это немного больно, но она смеётся. Рик усмехается в рацию. — Расскажи нам. Кто там есть? — В основном семьи. А ещё, представляете, с Лори и Карлом был мой лучший друг Шейн. Я рад его видеть. — Это круто, — отвечает Нэнси перекатившись на живот. — Ещё есть одиночки. — А дети есть? — Да, девочка чуть постарше моего сына. Он с ней дружит. Но есть и другие, просто я их ещё не узнал. — Большой лагерь, я полагаю. А где вы находитесь — Мы высоко. Возле каньона. Это удобно и тут есть вода. Эшли переглядывается с Нэнси и прикусывает губу. Оказывается, они все время были там. То что она испытывает похоже на разочарование. В себе. — Ну вообще отлично, — она прочищает горло, убирая хрипотцу, и голос ее звучит немного саркастично. — И все такие милые и приветливые. Прямо жизнь среди хаоса. — Не все. Когда меня спасли в Атланте и мы были на крыше, то там был один урод. Он стрелял вниз из винтовки. Ему все говорили, чтобы он прекратил. Эшли сглатывает. Это было слишком похоже на желаемое. А выдавать желаемое за действительное ей не нравилось. — У него… Как он выглядел, Рик? — Высокий, короткая стрижка, цвет глаз не помню, но он явно сидел, либо был военным. Эшли осознаёт, что дрожит. А её пальцы медленно становятся холодными. — Как его звали? — Я не помню точно, что-то на «М». Мёрфи, может. — Мерл? — Да, точно! А откуда ты знаешь? — А брат? Он был с братом? — Да. Дэрил его брат. Эшли и Нэнси переглядываются. — Рик, это те люди, которых я просила найти, — её голос слегка срывается и она давит в себе слезы. — Мы можем приехать? Они ведь там вами? В лагере? — Приезжайте сюда, Эшли. Тут безопасно. Безопасно. Мерл и Дэрил. Это было похоже на красивую сказку. — Да мы… Мы прямо сейчас поедем. Через день, думаю, будем. — Отлично, Эшли, — он прерывается шипением. — А можно вопрос? — Можно. — Кто из них отец твоего ребёнка? — Мерл. Только не рассказывай ему или Дэрилу. Пожалуйста, Рик. — Почему-то я думал, что Дэрил, — его голос звучит немного… Разочарованно? — С Мерлом мы больше похожи и он просто защищал вас на свой манер. — Он… — Рик многое хотел бы сказать. — Он просто не такой, как я. Эшли соглашается с этим и они заканчивают разговор. Рик сжимает кулаки и потирает лицо руками, резко вставая с поваленного брёвна, которое стало излюбленным местом для переговоров. Он ощущает вину. Все было бы легче, если бы это был Дэрил. Он вздыхает и идёт назад в лагерь. Для Шейна наличие беременной от Мерла девушки является достаточно весомым аргументом и поэтому они тут же выдвигаются назад в Атланту. Они находят его там. Все ещё на крыше. Он отключился от шока, а его рука наполовину распилена, практически до кости. Но все в порядке. С этим можно жить. И Рик чувствует облегчение. Он спас чьего-то отца.