А потом была просто жизнь

К выписке жены и сына из роддома Анатолий Ефремович знатно постарался. Он решил не перекрашивать стены в их спальне - долго будет стоять едкий запах краски, да и неуютно, когда стены голые. Вместе с другом Мишей и Алексеем Рыжовым они в 6 рук поклеили там новые обои светло-деревянной расцветки с тиснением, заботливо выбранные Олей и Верочкой. Конечно, квартире не помешал бы капитальный ремонт, но где взять время и деньги? Помимо обоев, освежили новой краской оконные рамы во всей квартире, и заменили линолеум в комнатах Вовы и Серёжи. Мебели, перевезённой из их двух квартир, вполне хватило для уютной расстановки. Кухню Новосельцевых выбросили, так как кухня Людмилы Прокофьевны была значительно новее, добротнее и удобнее. Немало времени оттянул на себя и перевод Вовы в новую школу, а Серёжи в новый детсад. Но, справившись со всеми формальностями, бумажками и познакомившись с педагогами обоих заведений, Анатолий Ефремович наконец вздохнул спокойно. Он был усталым, но счастливым отцом семейства. Людмила Прокофьевна же, на вторые сутки получившая маленького Максима в своё распоряжение, познавала нюансы материнства. Вначале она долго всматривалась в черты малыша, пытаясь понять на кого он похож больше. Из-за того, что он застрял при родах, упёршись лобиком в кость, глазки были отёчные, казалось их совсем нет - такими узкими они были. Стало быть, в папу, у неё-то глаза более заметные. С кормлением начались проблемы. Пока роженица лежала в реанимации ребенка стали кормить из бутылочки, ел он хорошо. Когда их перевели в обычную общую палату, выяснилось, что не то у Людмилы Прокофьевны недостаточно молока, не то слишком маленький сосок, и ребёнку сложно присосаться, не то он просто ленится после мягкой соски, из которой молоко лилось само. Так или иначе, но часами провисев на груди матери, Максим не наедался и громко плакал. Плач своего богатыря Людмила слышала даже из противоположного конца этажа, куда ходила на обработку швов. Плакали многие дети, но её малыш не пищал, не хныкал, не скрипел, а требовательно орал, перекрикивая всех остальных детей. "Командир, - думала Людмила Прокофьевна, - весь в меня." Чтобы понять, достаточно ли у неё молока, она сцеживалась, от чего грудь болела, а соски саднили и трескались. Сцедить самой получалось почему-то мало, хотя когда в какой-то момент к ней подошла медсестра и показала как нужно правильно это делать, сцедили очень много. Молоко наличествовало. Но без медсестры снова ничего не получалось. Она ходила в родильное отделение просить бутылочку, но ей отказывали под предлогом, что нужно учиться кормить самой и ребенка приучать работать ртом тоже. Поспать полноценно сколько-нибудь долго совсем не получалось. Маленький Максим либо висел на груди, либо плакал из-за мокрых пеленок, либо плакал потому, что хотел есть. Засыпал он минут на 20, самое большее на час. И, как по закону подлости, именно в это время просыпались и начинали плакать другие дети в палате. Ко дню выписки Людмила Прокофьевна находилась в весьма деморализованном состоянии. И кто ей внушил когда-то, что дети - это сплошное счастье? Когда, на выходе из роддома, она увидела встречающую её делегацию товарищей (все те же, кто присутствовал на свадьбе минус дети, которым поручено было готовить встречу дома с Клавдией Львовной), она не выдержала и расплакалась. Как глупо, думалось ей, все с цветами, улыбаются, ждут, в руках маленький сынок в конверте из одеялка, а у неё слезы по щекам текут ручьями. Первым сориентировался папаша. Новосельцев выхватил драгоценный свёрток с сыном из рук плачущей жены. - Что случилось, малыш? Почему ты плачешь? - обеспокоенно спросил он. - Не обращай внимания, я просто не спала толком все эти дни, и с молоком проблемы, вобщем… Ну ничего, ты не обращай внимания, - смущенно заговорила Людмила, не желая дать заметить свои слёзы всем остальным встречавшим. - Мне бы только с Олей поговорить, пока мы будем ехать домой… Так и поступили. В машине Вадика разместились Людмила Прокофьевна, Ольга Петровна и Вера. А в такси следом ехали Анатолий Ефремович с Михаилом, Алексеем и мужем Верочки. - Оля, помоги, - сразу же начала Людмила Прокофьевна, не теряя времени. - Я в ужасе, у меня совсем не получается быть матерью. - её глаза снова налились слезами. - С молоком не пойми что, поспать невозможно даже три часа к ряду, я не справляюсь. Ольга Петровна понимающе посмотрела на бывшую начальницу и приобняла её. - Не переживай, это в роддоме было тяжело, дома-то будет помощь. И Толик поможет, и мальчишки, и мы все на подхвате, если что. Ее слова немного успокоили Людмилу. И правда, теперь вокруг неё близкие люди, а не сплошные равнодушные санитарки. Из памяти вдруг всплыл кадр, как в реанимации, пришедшая на утро подмывать рожениц, пожилая санитарка рассказала им всем четверым, какие они барыни и халтурщицы, раз им сделали кесарево. Вот другие женщины, дескать, трудились, не то что вы, лентяйки. Тогда у Людмилы Прокофьевны не хватило сил даже сказать ей в ответ, что вообще-то она трудилась 10 часов, как могла, умирая от дикой боли, но видимо, в понятиях глупой бабки, лучше им было с ребёнком погибнуть, чем быть спасёнными путем кесарева сечения. - Спасибо тебе, - очнувшись от непрошенного воспоминания, продолжила она. - Но что делать с грудью? У меня не получается сцедить больше 20ти граммов, а медсестра как-то раз надоила из меня целый тазик. - Просто нужен хороший массажист, не переживай, если Толик не сможет сам делать, то найдём специалиста, - обнадёжила в ответ Ольга. - Видимо, молоко у тебя в глубине, надо научиться его сгонять к выходу. И снова Ольге Петровне удалось по-сестрински успокоить Людмилу Прокофьевну и уверить, что всё не так страшно. Они обсудили её роды, выяснив, что все проблемы, очевидно, начались из-за преждевременной их стимуляции. Рыжова поделилась некоторыми воспоминаниями о своих, дала несколько дельных бытовых советов на первые дни, и к моменту подъезда к дому, Людмила чувствовала, что самообладание, похоже, снова к ней вернулось. Новорождённого Новосельцева слышно в машине не было, утонув в глубине одеяльного свертка, он спал, убаюканный автомобильной поездкой. Верочка молча слушала женщин во все уши и вбирала новую информацию, ведь сквозь многослойный наряд уже вполне заметен был её собственный животик. Дома всех ждал накрытый Клавдией Львовной стол: вкусные блюда, но с вычетом всех запрещённых кормящей матери продуктов. Когда развернули сверток с малышом, Людмила Прокофьевна, затаив дыхание, наблюдала за реакцией старших братьев. Для Вовы это был уже второй раз, он примерно помнил чего ожидать и не выглядел особенно удивленным. Для Серёжи, напротив, это был первый опыт. Он потрясённо молча наблюдал за крохотным братиком и боялся его потрогать. Когда наконец ушли все гости, в том числе Ольга Петровна, инструктировавшая Анатолия Ефремовича как делать жене массаж спины, чтобы молоко легче сцеживалось, Вова подошел к Людмиле и обнял её. - Мы за тобой скучали. - сказал он серьёзно. - Не переживай, мы тебе будем во всём помогать. Людмила Прокофьевна почувствовала, как снова предательский комок подступает к горлу. Она крепко обняла Вову, и прошептала: - Спасибо тебе, мой золотой, я тоже очень скучала за вами. - Хоть это и была неправда, ибо скучать за кем-либо в роддоме у неё просто не было времени и сил, теперь Людмила Прокофьевна чувствовала себя по-настоящему дома, защищённой своими маленькими и большими мужчинами от всех проблем. Серёжа всё также завороженно смотрел на братика, казалось, не замечая ничего вокруг. Анатолий Ефремович мыл на кухне посуду и убирал еду со стола, параллельно пытаясь наметить, что они будут есть в ближайшие дни, учитывая диету Людмилы Прокофьевны. - Вовчик, у меня к вам всем огромная просьба, - она молитвенно сложила руки, - Если я не посплю прямо сейчас хоть немного, я точно умру. Вы присмотрите за Максимкой? Он может намочить пелёнки, ты тогда попроси папу поменять. Если захочет есть, то вот в бутылочке я сцедила молоко, ты можешь дать. Хорошо? Проникнувшись высокой миссией и чувствуя всю полноту ответственности, Вова уверил любимую мачеху, что всё будет в ажуре. Только сейчас, когда она вернулась, замученная роддомом, такая трогательная, со следами зеленки на руке, в вену которой был несколько дней вколот катетер для ввода лекарств, он понял, как им её чудовищно не хватало и как пусто было без неё в их новой просторной квартире. Людмила Прокофьевна прошествовала в свою новую спальню и поразилась красивым обоям. Ну надо же, Толик таки успел! Им нужно будет купить себе новую нормальную двуспальную кровать, подумала она, устраиваясь возле мирно дремавшей кошки Маши, свернувшейся калачиком прямо посередине постели. Сон срубил её, наверное, еще до того, как голова коснулась подушки. Она беспробудно проспала 6 часов подряд. *** Постепенно жизнь Новосельцевых входила в ритм. В будние дни Людмила Прокофьевна всячески старалась ограждать мужа от ночных бдений, ведь днём ему нужно работать, и если Максиму не спалось, выходила носить его в холл или в кухню. Днём же, когда Вова возвращался из школы, пообедав, он брал заботы о братике на себя, давая Людмиле поспать несколько часов. В выходные ночи были на Анатолии Ефремовиче. Такой нехитрой командной работой и грамотным распределением обязанностей им удалось добиться вполне адекватного и функционального состояния матери семейства. Серёжа старался посильно помогать с уборкой, мытьем посуды и даже стиркой записянных братом пелёнок. Людмила Прокофьевна чутко следила, чтоб в мальчике не проявилась ревность и обида на то, что он совсем забыт. Она обязательно брала его с собой на каждую прогулку с коляской, где у Серёжи была почётная задача - сторожить коляску, пока мама пошла в магазин. Во время этих прогулок, беседуя с Серёжей и слушая все рассказы о жизни его нового детского сада, она пыталась дать ему максимум внимания, которое невозможно было выделить дома. Серёжа обожал эти прогулки - это были его, и только его эксклюзивные часы с Людмилой Прокофьевной. Проблема с грудью и молоком решилась не сразу. Анатолию Ефремовичу тоже не удавалось эффективно пригонять массажными движениями молоко на выход. Ольга Петровна, как и обещала, нашла специального массажиста, который чудесным образом, как и медсестра из роддома, добыл из Людмилы Прокофьевны огромные залежи молока. Мужчина выглядел брутально, как настоящий мясник, и Новосельцеву пришлось буквально сжимать зубы, понимая, что этот экземпляр увидит его жену без лифчика. Однако эффект стоил того, он был хорош в своём деле и несколько раз их выручал, показывая Анатолию мастер-класс. - Да не жалей ты её, - басил массажист, видя как Анатолий Ефремович старался щадить спину Людмилы, хмурившейся от болезненных ощущений, - Как следует дави!! Иначе толку нет! Без сцеживаний было никак, Максим так и не высасывал молоко самостоятельно, зато с аппетитом опустошал бутылочку. Тем временем, несмотря на постоянную физическую усталость, к Людмиле Прокофьевне начал возвращаться вкус к жизни… *** Да, у нее всё ещё были выделения и доктор рекомендовал пока воздерживаться от исполнения супружеского долга, но у Людмилы Прокофьевны от обратной гормональной перестройки начало периодически срывать крышу, и она решилась на то, чего они с Новосельцевым в постели еще не пробовали. В тайном сговоре с Верочкой и теперь уже их общей портнихой Изольдой Тихоновной, они раздобыли в журнале "Мода и время" выкройку умопомрачительного кожаного костюма, а также черные колготки в сетку. Через пару недель Изольда Тихоновна отдала готовое изделие заказчицам, не имея ни малейшего представления КУДА такие порядочные дамы могут одеть подобный наряд. В один прекрасный авантюрный вечер, уложив Максима спать в его кроватку, Людмила Прокофьевна броско накрасила тёмными тенями глаза, и ярко-красной помадой губы. Волосы зачесала назад, обильно смазав гелем для укладки, и одела на уши массивные длинные серьги. Новый черный кожанный костюм, чёрные колготки в сетку, чёрные туфли на высоком каблуке… Вид у неё был первоклассной проститутки из "Интуриста", никак не меньше. Оценив себя в зеркале, она пришла к выводу: вид что надо - зубодробильная артиллерия. Что ж, камерный театральный перфоманс для одного зрителя обещает быть дивным и будоражащим. Выйдя на балкон, она закурила сигарету. Наконец-то беременность позади и ей снова можно понемногу курить! Как обычно, приняв душ перед сном, полуголый в семейных трусах, ничего не подозревающий Анатолий Ефремович мирно направился в спальню к жене. Когда, закрыв за собой дверь, он увидел Людмилу Прокофьевну ТАКОЙ, сказать, что он обалдел - было ничего не сказать. Она выглядела откровенно, вызывающе пошло, вульгарно, но вместе с тем неимоверно возбуждающе. Все части тела Новосельцева, уже привыкшие за 9 месяцев к висячему расслабленному состоянию, резко встали как по команде. Казалось, дыбом встала даже каждая волосина на его спине. Он хотел порвать эту женщину прямо сейчас, пригвоздить к стене, повалить на пол, сделать нечто животное и дикое. Но как же рекомендации врача? - Ты сногсшибательна, - сдавленно прошептал Анатолий. - Но врач же еще пока не велел, ты же ещё не восстановилась после родов? Людмила Прокофьевна смерила мужа с ног до головы нарочито холодным взглядом, так требовал образ. - Есть способы, чтобы и овцы были целы, и волки сыты, - процедила она надменным тоном и выпустила облачко сигаретного дыма в лицо Новосельцева. Кажется, он не вызывал на дом проститутку, но полное ощущение того, что вот она удача, за бесплатно свалилась ему на голову в виде родной жены, приводило его в бешеный восторг. К тому, что происходило дальше Анатолий Ефремович был не готов. Людмила Прокофьевна одним движением скинула с себя юбку, запахивающуюся спереди на кнопку, и опустилась перед ним на колени. В следующее мгновение она резким точным движением стянула с него кальсоны и приблизила свои алые губы к "маленькому Толику"/как они шутливо называли в постели его член/. "Маленький Толик" был давно в состоянии чрезмерно готового на всё и перегретого пионера. Новосельцев плохо соображал, но почувствовав часть себя во рту любимой женщины, окончательно обезумел и отдался во власть природного инстинкта. Она была слишком невероятна, эта женщина! Он не мог поверить в свою удачу. Перед мысленным взором мелькали картины из прошлого: строгая дама в коричневом бесполом костюме, и вот эта развратная гетера, обрабатывающая сейчас его член самым непостижимым образом - была одним и тем же человеком. - Где ты этому научилась, - простонал Анатолий Ефремович, стараясь максимально пролонгировать мероприятие, что было архи-сложно после многих месяцев воздержания. Одной рукой он придерживал свой жезл, чтоб случайно в порыве эмоций не заполонить им всё пространство, и не попасть Людмиле по корню языка, заставив подавиться. Вторая рука была в ее волосах, и нежно сжимала голову. Людмила Прокофьевна на секунду оторвалась от своего занятия. - А ты "Камасутру" что только для себя покупал? - ответила она вопросом на вопрос. В следующую же секунду, не успев в полной мере осознать ответ, сознание Новосельцева снова уплыло и разжижилось от получаемых ощущений. Чтобы усилить и без того мощный эффект, искусная любовница вдруг расстегнула свою чёрную кожаную куртку, обнажив грудь. Ясно было, что против такой ядерной атаки противник долго не продержится. Подтверждая её догадку, движения Анатолия Ефремовича стали совсем отчаянно-конвульсивными и хаотичными. Со скоростью света он нёсся к самому сокрушительному и сотрясающему судорогами, оргазму своей жизни. - О боги! Люда!!!!! - зарычал он. 15 минут спустя......... - Господи, что это вообще было? - очнулся Новосельцев. К этому моменту Людмила Прокофьевна уже успела смыть макияж и переодеться в свою милую, советскую, целомудренную ночнушку. - Это был минет. - удовлетворенно констатировала она, поцеловав его в плечо. - Чем я заслужил? - усмехнулся Анатолий. - Мне казалось, ты и минет - это несовместимые вещи. - Ну почему же, - Людмила Прокофьевна приподнялась на локте и серьёзно посмотрела в близорукие глаза мужа. - Мне хотелось довести тебя до состояния блаженства. Ты же не раз меня в него вгонял. Это такое особенное удовольствие - видеть, что можешь доставить наслаждение любимому человеку. Она снова поцеловала его в плечо и положила на него голову. - Мне совестно, что я не всегда умею словами выразить, как я тебя ценю. - вполголоса продолжала Людмила. - Твоё терпение, поддержку, доброту… Мне с тобой спокойно, тепло, я ничего не боюсь. И во время беременности, и после родов я была вообще не в себе, если бы не твоя помощь и понимание, я бы не справилась. А как ты замечательно обставил квартиру и отремонтировал нашу спальню… Даже люстру мою починил и повесил - золотые руки! Анатолий Ефремович пожал плечами и обнял любимую. - Как же иначе? Разве возможно иначе? Да и не делал я ничего особенного, как все… - Ооооо, поверь! - хмыкнула Людмила, - далеко не все способны на такое… Например, наш друг Самохвалов бы не заморочился, я уверена. Ты вообще редкий мужчина, Толик. Ошарашенный водопадом душещипательных признаний, Новосельцев не знал, что сказать. Ведь с его точки зрения, он действительно не делал ничего эдакого, просто был собой, просто старался понять, просто заботился о своей семье. - Я так бесконечно благодарен мирозданию, что нашёл тебя, - прошептал он и тут же усмехнулся, - хоть и искать не нужно было, ты же годами ходила у меня под носом… Нужно было только разглядеть… - Это было непросто, - улыбнулась Людмила, - разглядеть меня под моей защитной маскировкой. Это было доступно только тебе. Анатолий Ефремович поцеловал жену в висок. - Я готов искать тебя вечно под любыми твоими маскировками. Но сегодняшняя была ошеломительна!! Оба тихо засмеялись, пытаясь не разбудить громкими звуками маленького Максима в кроватке. На душе было спокойно и уютно. Какая всё-таки замечательная у них получилась семья! Два неимоверно бесящих друг друга человека ухитрились создать друг для друга маленький рай на земле.