Переход

      Дверь за мной закрывается, и я делаю два шага вперёд, оглядываясь по сторонам. Все стены в комнате тестирования зеркальные, потолок светится белым. В центре стоит откидное кресло, как в кабинете стоматолога, рядом на столике аппаратура, компьютер и стопка бланков информированного согласия на обработку персональных данных. За столом сидит светловолосый Эрудит среднего возраста в строгом синем костюме и черном галстуке. Я выдыхаю и подхожу к нему. — Здравствуйте, сэр, — говорю я. Эрудит поворачивается ко мне. — Миз Грин? Здравствуйте. Проходите, усаживайтесь поудобнее. Меня зовут Роберт Паркер, сегодня я провожу тесты для рождённых в Дружелюбии. Мой мозг моментально реагирует на фамилию «Паркер», и я опять «зависаю», остановившись рядом с креслом. «А он случайно не отец Маргарет?» — крутится у меня в голове. — Всё в порядке? — спрашивает мужчина. — Да, мистер Паркер. Я… просто… задумалась. Привычка такая. — Ну ничего, бывает, — слегка улыбается Эрудит. Я сажусь в кресло, откидываясь назад и положив голову на подголовник. — Вы отец Маргарет Паркер? — вырывается у меня, в то время как мистер Паркер прикрепляет электрод к моему лбу. — Верно. Вы с ней общаетесь? — добродушно отвечает он. — Иногда. В первый раз я подошла к ней на новогоднем празднике победителей олимпиад, и мы отлично поговорили, а потом она сама иногда подходила ко мне в школе на перерывах… Эрудит прикрепляет к моему правому виску второй электрод: — Получается, передо мной сидит победительница олимпиады? А по какому предмету? — По обществознанию. Ещё второе место по истории, — отвечаю я. — Вы, должно быть, учились в гуманитарном классе? — Да, моей классной руководительницей была миз Портер.       Я разглядываю этажерку, стоящую возле кресла. На ней множество мягких капсул с прозрачной жидкостью, коробочка с одноразовыми иголками, инъекционный пистолет без иглы и капсулы, антибактериальные салфетки, пульверизатор с антисептиком, стеклянная баночка с таблетками и ещё какой-то спрей. Рядом с этажеркой я замечаю кулер с водой и пластиковыми стаканчиками. Эрудит подходит к этажерке, обрабатывает руки антисептиком и приступает к заправке инъекционного пистолета. Я ощущаю мелкую дрожь в теле, сердце снова начинает бешено колотиться, я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю, пытаясь успокоиться. Вообще-то я не боюсь уколов, просто сейчас вместо лекарства неизвестная мне сыворотка, и я совершенно не знаю, как отреагирует на неё мой организм. — Не волнуйтесь, — говорит мистер Паркер, — это безопасно. Симуляционная сыворотка абсолютно безвредна и имеет лишь незначительные побочные эффекты, которые проявляются только в редких случаях. — А как они проявляются? — мой голос дрожит от напряжения, руки теребят подол рубашки. Эрудит смотрит мне в глаза и спокойно разъясняет: — После пробуждения могут возникнуть слабость, учащение дыхания и сердцебиения и головокружение. Раньше для прекращения побочного эффекта нужно было выпить стакан воды и спокойно посидеть в кресле двадцать минут, но сейчас у нас есть нейтрализаторы, позволяющие сократить время для нормализации состояния до пяти минут, — мистер Паркер показывает на таблетки в баночке. — Они всегда имеются в симуляционных комнатах, чтобы при необходимости купировать побочные эффекты сыворотки. — А что произойдёт после укола? — Вы уснёте и окажетесь в симуляции, где вам будут предложены некоторые варианты действий, чтобы определить, кому вы больше подходите. Информация о ваших действиях поступит через электроды в компьютер, а затем в ноутбук, после чего программа всё посчитает и выдаст результат, — отвечает мистер Паркер. Протерев участок кожи антибактериальной салфеткой, он сбрызгивает его спреем; кожа тут же немеет, и я понимаю, что это анестетик. Я закрываю глаза и чувствую, как игла втыкается в шею, но боли нет; сыворотка мгновенно расползается по телу, распространяя приятное тепло.       Открыв глаза, я вижу, что стою в зеркальной комнате, похожей на комнату тестирования, но ни аппаратуры, ни Эрудита рядом нет. Передо мной появляется небольшой столик с двумя корзинами — в одной лежит кусок сыра, в другой нож длиной с моë предплечье. Позади меня раздаëтся приятный женский голос: — Выбирай. — Зачем? — спрашиваю я. — Выбирай, — повторяет неизвестная. Я оглядываюсь через плечо, чтобы посмотреть, кто со мной говорит, но позади никого нет. Снова оборачиваюсь к корзинам. У меня нет никакого желания брать в руки нож, так что выбор для меня очевиден. Не теряя ни секунды, я беру кусок сыра и слышу одобрение в голосе неизвестной: — Что ж, неплохой выбор. В ту же секунду корзины исчезают. За спиной раздаëтся скрип двери, я оборачиваюсь и вижу собаку в нескольких ярдах от меня. Собака рычит и припадает к земле, готовясь напасть, с её обнаженных клыков капает слюна. Может, она голодна? Тогда сыр придётся очень кстати! Я отламываю кусочек, сажусь на корточки и протягиваю собаке сыр; она съедает угощение и садится передо мной, виляя хвостом. Я смеюсь и глажу её: — Ты не такой уж и страшный зверь, правда? В ту же секунду в нескольких ярдах от меня появляется девочка, очень похожая на меня в детстве. Она протягивает пухленькие ручки и кричит: — Собачка! Собака оборачивается. При виде нового человека она снова начинает рычать, всё её тело напрягается, как проволока, шерсть на загривке встаёт дыбом. Девочка отбегает назад. Я щёлкаю пальцами, привлекая внимание собаки, и даю ей второй кусок сыра, чтобы выиграть время для маленькой версии себя. — Бриджит, слушай меня внимательно! — я говорю негромко, опасаясь спровоцировать собаку, но чётко, чтобы девочка расслышала каждое моё слово. — Медленно садись и не шевелись, и обязательно закрой глаза. Если смотреть собаке в глаза, она разозлится и нападëт. Малышка зажмуривается и садится на корточки, руками обнимая себя за плечи. Собака тем временем съедает последний кусочек сыра с моей ладони и бежит в её сторону, но в шаге от неё останавливается и громко лает. Маленькая Бриджит дрожит, но остаётся неподвижной. — Вот так, умничка, — спокойно говорю я, выравнивая дыхание. Собака перестаёт лаять, а затем исчезает, вместе с ней исчезает и маленькая девочка.       Картина перед моими глазами меняется — теперь я оказываюсь в автобусе. Рядом со мной сидит мужчина; он держит перед собой газету, закрывая лицо. Я вижу только его обожжённые руки, судорожно сжимающие бумагу. — Ты знаешь этого парня? — спрашивает он, указывая на изображение на первой странице. На фотографии изображён молодой человек; его простое лицо кажется мне знакомым… Я смотрю на заголовок, он гласит: «Жестокий убийца наконец-то задержан!» — и я понимаю, что видела это лицо в сводке новостей. Я пытаюсь собраться с мыслями чтобы вспомнить имя этого человека, но мысли путаются, и от волнения меня начинает трясти. — Ну? — я слышу в голосе мужчины раздражение. — Знаешь? — Сейчас… сейчас вспомню, — бормочу я, щёлкая пальцами. — Так знаешь или нет? — незнакомец повышает на меня голос. — Знаю, только имя забыла. Я… я вспомню и скажу, сейчас, сейчас, — мой голос звучит тонко и жалобно, дыхание сбивается. Я боюсь, что, если не смогу ответить на вопрос, произойдёт что-то ужасное. «Но я говорю правду, я действительно не могу вспомнить», — эта мысль немного успокаивает меня и помогает сосредоточиться. Мужчина глубоко вздыхает. — Если ты вспомнишь его имя, — говорит он чуть тише, — то сможешь меня спасти. Ты можешь меня спасти! Неожиданно ко мне приходит озарение, и имя преступника из газеты само всплывает в голове. — Пит Мелларк. Да, это он! — уверенно, с ноткой радости говорю я. И слышу тихий удовлетворённый выдох в ответ: — Спасибо, девушка.       Меня окутывает темнота, затем картинка снова меняется. Я стою на краю высокой скалы над морем, а из-за спины мне кричат: — Прыгай! — Зачем? — спрашиваю я. — Прыгай, тебе говорят! — кричат мне в ответ. Обернувшись, я вижу группу незнакомых подростков. Они держатся на расстоянии и не выглядят агрессивными, но если я попытаюсь уйти подальше от обрыва, мне никак не удастся обойти эту компанию — а они явно не намерены меня пропускать. Зачем им надо, чтобы я прыгала? — Тебя подтолкнуть? — спрашивает самый крупный парень в чёрной куртке с капюшоном и делает шаг ко мне. — Нет, я сама, — я выставляю ладони перед собой, и он тут же останавливается. Я оборачиваюсь к обрыву и смотрю вниз. Вода гладкая, как зеркало, и меня это отчасти успокаивает: прыгать в волны гораздо опаснее… но всё-таки я не знаю глубины — если там слишком мелко, я разобьюсь. Нужно спросить, ведь эти ребята наверняка в курсе. — А там глубоко? — Глубоко, не разобьёшься. Давай же, ну! — они смеются и подначивают меня, уверенные, что мне ничто не угрожает. Под одобрительные восклицания и аплодисменты я разуваюсь и снимаю рубашку, чтобы не мешала. Делаю шаг вперёд, выдыхаю, закрываю глаза и прыгаю. Вода смыкается над головой, обнимает меня, несильно, но ощутимо сжимая, проникает под одежду; я выдыхаю слишком резко, и огромный пузырь драгоценного воздуха уходит из легких. Мне нужно вдохнуть, я с силой загребаю воду руками, пытаясь вытолкнуть своё тело на поверхность… И вода исчезает.       Оглядевшись, я понимаю, что картинка вновь сменилась — теперь я нахожусь в маленькой комнате, напоминающей костюмерную. Передо мной передвижная вешалка на колёсиках, на которой висит шесть комплектов одежды, а внизу в ряд стоят пары обуви. С меня ручейками стекает вода, мокрая одежда неприятно липнет к телу, так что переодеться в сухое я бы не отказалась. — Можно?.. — я не успеваю задать вопрос, потому что тут же получаю на него ответ. — Да, конечно. Выбирай любой, — отвечает женский голос, который в самом начале предлагал мне сделать выбор между ножом и сыром.       Я подхожу к вешалке и осматриваю одежду. Первый комплект синий — удлинённая майка и брюки, замшевые туфли с пряжками на низком широком каблуке. Второй — полностью чёрный костюм, состоящий из топа на тонких бретельках, кофты-сетки с длинными рукавами и слегка потёртых джинсов; обувь — чёрные туфли на высокой шпильке. Третий комплект — простая серая кофта, сероватые джинсы и серые ботинки со шнурками. Четвёртый — белая рубашка без рукавов, классические чёрные брюки и чёрные лакированные туфли на низком каблуке. Пятый — жёлтая майка, алые брюки и жёлтые сетчатые балетки. И последний комплект — двухцветное платье: фиолетовый верх, пышная бирюзовая с фиолетовым юбка, а также необычные бирюзовые туфли на небольшом каблуке.       Осмотрев все комплекты, я выбираю синий: мне нравится его глубокий цвет и то, что эта одежда не сковывает движений, а в этих туфлях, удобных даже на вид, я смогу ходить и бегать без риска натереть ноги или упасть с огромных каблуков. — Я бы хотела надеть этот, — говорю я, снимая синий костюм с вешалки. — Хорошо, — отвечает всё тот же голос, и мне кажется, что я его где-то слышала раньше. Но я не могу вспомнить, где именно.       Переодевшись, я подхожу к зеркалу. Чёрт, да мне идëт синий! И чувствую я себя в этой одежде прекрасно, будто всю жизнь её носила. Немного покрутившись у зеркала и приведя мгновенно высохшие волосы в порядок, я выхожу из костюмерной. Теперь вокруг меня оживлённый школьный коридор. Кто-то кричит: «Посторонись, Эрудитка!», я интуитивно отскакиваю в сторону — и вовремя: мимо меня проносятся двое учеников из Бесстрашия. Я спокойно иду по коридору, чувствуя спиной чужие взгляды — такое ощущение, что все смотрят на меня. Кто-то пожимает плечами, некоторые перешёптываются; видимо, наряд чужой фракции вызывает у всех недоумение и любопытство. Я оглядываюсь: девушка из Отречения, похожая на Беатрис, смотрит в окно, у стены пристроились с ланчем две девушки из Дружелюбия, ещё двое Эрудитов сидят на диване и что-то активно обсуждают. Но не успеваю я подойти к этой компании, как из ближайшего ко мне кабинета выходит низкорослый подросток-Эрудит с огромной стопкой книг в руках. Какой-то хулиган ставит ему подножку, и бедняга спотыкается, роняя книги. Раздаётся гадкий смешок. Не обращая внимания на хулигана, я бросаюсь подбирать книги. — Тебе нужно их куда-то отнести? — спрашиваю я, собрав всё. — В библиотеку… спасибо, — Эрудит берёт у меня книги и осматривает каждую, расправляя помятые страницы и отряхивая переплёты. Я между тем смотрю на него; кажется, он не пострадал, разве что ушибся при падении… но за такой стопкой книг он запросто может не увидеть дороги и упасть снова. Или не успеть увернуться от кого-нибудь, кто несётся сломя голову — я вспоминаю Бесстрашных, которые чуть в меня не врезались, и улыбаюсь мальчишке: — Я могу помочь. Ты не против, если я пойду вместе с тобой и помогу тебе отнести книги? — Нет, не против. — Тогда давай я возьму половину, хорошо? — Хорошо, договорились, — он отдаёт мне часть книг, и мы вместе идём в библиотеку. — Смотрите, ботаничка ботанику помогает! Ха-ха-ха! — смеётся нам вслед хулиган. «Какой же он всё-таки придурок!» — думаю я, но вслух говорить не собираюсь, потому что не вижу смысла спорить с умственно и морально неполноценным. Сейчас куда важнее помочь человеку, нуждающемуся в помощи.       По пути в библиотеку подросток-Эрудит спрашивает, как меня зовут, и узнав моё имя, произносит: — Никогда не встречал в нашей фракции подобных имён. Ты из перешедших? — Нет, я пока никуда не перешла. Я из Дружелюбия, просто моя одежда промокла, и я временно надела это, — поясняю я. — Значит, ты собираешься к нам перейти? — Я пока не знаю… — я действительно ещё не приняла решение, и мне почему-то становится неловко. К счастью, Эрудит лишь понимающе улыбается и больше ни о чём не спрашивает. До библиотеки мы доходим молча и, к счастью, без приключений. А выйдя из библиотеки, я почему-то оказываюсь на сцене. Зал полон людей, они аплодируют мне, кто-то кричит: «Бриджит! Бриджит!» На сцене стоит стойка с микрофоном, свет прожекторов направлен на меня, и я понимаю: мне нужно выступить перед публикой. «Ну же, Бриджит, — уговариваю я себя, чувствуя, что мои руки леденеют от волнения, — это не так страшно. Ты ведь любишь и умеешь петь, им обязательно понравится!» На негнущихся ногах подхожу к стойке и начинаю петь: — Я стою здесь одна с этим грузом на сердце… — это моя любимая песня, и я абсолютно уверена, что даже без музыки смогу спеть её прекрасно. Но когда я начинаю петь второй куплет, негромкая музыка подхватывает мой голос, помогает не терять ритм от волнения. — Есть множество дорог, которые нужно пройти — некоторые ведут к радости, другие к душевной боли; можно сбиться с пути, но если я скажу, что мы можем повернуть назад, к началу — воспользуешься ли ты шансом всё изменить? — мой голос плывёт над залом, я вижу улыбки зрителей и эйфория захватывает меня. Я будто сама лечу, расправив крылья. — Если бы мы только могли повернуть время вспять! Но, я думаю, мы никогда не узнаем… никогда не узнаем… — последние слова песни тонут в овациях, а затем меня снова охватывает глухая бархатная темнота.       Открыв глаза, я снова вижу комнату тестирования и склонившегося надо мной Эрудита. У меня кружится голова, и я чувствую себя совершенно разбитой, будто не Тест Проверки Склонностей проходила, а вагоны разгружала. — Всё в порядке? — спрашивает мистер Паркер, открепляя от меня электроды. — Слабость и голова кружится. — А сердцебиение, одышка? Я прислушиваюсь к себе — одышки нет, и сердце бьётся ровно, только чаще и сильнее обычного. — Сердцебиение участилось немного. Мистер Паркер протягивает мне таблетку и стакан воды. — Это нейтрализатор, он уберёт побочные эффекты сыворотки, — поясняет он. — Запейте, не разжёвывая. — А какой у меня результат? — спрашиваю я, приняв лекарство. — У вас неопределённый результат. Все фракции, кроме Бесстрашия. Вот это да! Я, конечно, думала о том, что в отношении меня тест может показать неоднозначный результат, но чтоб НАСТОЛЬКО… Нет, этого я предположить никак не могла! — Я Дивергент? — глупо, ведь я и так знаю ответ, но мне необходимо хоть немного времени, чтобы осмыслить услышанное. — Да, вы Дивергент, — подтверждает мистер Паркер. — И при этом редко встречающийся. Тест показал, что коэффициент вашей дивергентности равен девяноста процентам, именно поэтому у вас проявилась побочная реакция на симуляционную сыворотку. — Но как такое возможно? Моя мать не Дивергент и бабушка с дедушкой тоже, я точно знаю. Странно всё это… — А отец? — А вот про отца я не знаю — он давно ушёл от нас, мы не общаемся. Мама говорила только, что он из Эрудиции, а про его результат теста ничего не упоминала. — В таком случае смею предположить, что дивергентность могла вам достаться по отцовской линии. — И что мне с этим делать? Я думала, тест поможет мне выбрать фракцию, а в реальности он только всё усложнил. — Иногда такое случается. Тест Проверки Склонностей показывает ваши сильные и слабые стороны, но далеко не всегда может дать единственно верное решение, потому что верных решений может быть больше, чем одно. А значит, выбор всегда остаётся за вами. И помните: значение имеет не только результат, но и сам процесс. Всё, что вы делали в симуляции, все ваши мысли, чувства и эмоции имеют значение. Но всё же один совет я вам дать могу: с вашими результатами опасно выбирать Отречение. Их лидер ненавидит Дивергентов. — Да я туда и не собиралась, — а после услышанного и подавно. — А почему он их ненавидит? Мистер Паркер пожимает плечами: — После того, как Маркус пришёл ко власти в Отречении, он стал преследовать всех, кто проявляет малейшее несогласие с его мнением и правилами, — он неодобрительно хмурится. — Вероятно, дело в том, что Дивергенты свободны и независимы, они никогда не подчиняются необоснованным требованиям.       Я вспоминаю, что видела этого Маркуса в день, когда в нашей школе лидеры представляли свои фракции. Он был приветлив с нами, но мне сразу показалось, что с ним что-то не так — взгляд у него был холодный, недобрый, и вежливая улыбка казалась совершенно неискренней. — А что у меня получилось по шкалам? — вспоминаю я, неуклюже меняя тему. — Ах да, чуть не забыл… Сейчас распечатаю ваши результаты. Так, у вас получилось поровну в Эрудиции и Дружелюбии — девяносто шесть процентов; после них идёт Правдолюбие — семьдесят шесть процентов; и Отречение с Креативностью — семьдесят два процента. — Так уже легче сделать выбор, — улыбаюсь я, когда мистер Паркер передает мне листок с результатами. — Как ваше самочувствие? — спрашивает он. — Спасибо, уже всё прошло. — Тогда подпишите, пожалуйста, согласие на обработку персональных данных, и можете идти.       Я киваю, встаю и подхожу к столу. Это стандартная процедура после теста, она нужна для того, чтобы информация о результатах теста выпускников могла быть передана в их будущие фракции. С помощью этой информации кураторы совместно с неофитами подбирают подходящее для них направление из доступных в данной фракции. Заполнив бланк информированного согласия, я прощаюсь с мистером Паркером и покидаю комнату тестирования.       В кафетерии я ищу глазами Дори; она замечает меня первой и идёт навстречу. — Какой результат? — спрашивает она, крепко обнимая меня. — Дивергент. — А какие фракции? — Все, кроме Бесстрашия. — Это как? Реально, пять фракций из шести? Я киваю, протягивая ей слегка помятый листок со своими результатами. Дори собирается что-то сказать, но наш разговор прерывает девушка-организатор: «Дороти Гейл, проходи в комнату номер один, пожалуйста». — Тебе пора, — говорю я. — Ты меня подождёшь? — Конечно. Удачи! — мы снова обнимаемся. Затем Дороти решительно идёт к двери и скрывается в комнате тестирования, оставив меня наедине с моими мыслями.