Что вы намерены делать Давид Маркович?

Перед глазами всё будто бы поплыло и вмиг потемнело. Он почувствовал невероятную боль в руке. Пуля задела кость, повредив лучевой нерв. Последнее что он увидел был дорогой сердцу человек, Академик смотрел на него хищно и холодно, будто не было никогда ни ночёвок в чужих квартирах, ни посиделок за чаем, будто они никогда не пытались " случайно» коснуться друг друга, будто не смотрелит друг на друга жадно любуюсь и представляя в голове то, что сейчас уже было невозможно. Сейчас он был не тем человеком, он был не майором Кречатовым, он был немецким диверсантом. Вдруг резко картинка в глазах потемнела, как будто кончился фильм, Давид ощутил тошноту и головокружение, после чего пошатнулся и упал потеряв сознание. Кречатов растерялся и подбежал к Давиду, он лежал без сознания истекая кровью. « Что же я надел?» — подумал Кречатов, нервно потерев переносицу. Он посмотрел на Давида убедившись, что он без сознания и вышел из кабинета, направляясь в дежурную часть на первом этаже. — Товарищ майор! Что случилось? Я слышал выстрел —спросил удивлённый дежурный Саня. — Да вот пистолет на предохранитель не поставил, случайно получилось. — умело соврал Академик —А, ничего, не поранили? — Нет, всё в порядке. — Бывает. А Давид Маркович сегодня домой не идёт? —Нет, он тут сегодня, я кстати тоже. — А, хорошо товарищ майор. Зайдя в кабинет Гоцман лежал также. Его рука истекала кровью настолько что рукав его белой рубашки был полностью красный и рядом с ним была лужица крови. Виталий испугался, он в стол и взял бинты и спирт. Пока Гоцман был без сознания он решил обработать и перевязать ему рану. За неумением оказывать первую помощь при таких случаях, Кречатов дотронулся ватой со спиртом к ранению, Гоцман дёрнулся и вырвался из обморока. Он чуть вскрикнул, но Виталий успел закрыть его рот рукой и сказал что то вроде « Тише». Картина была удивительна в своём роде. Гоцман лежал слегка подняв туловище, а Кречатов держал его сильными руками. — всё, всё, тише…— Виталий убрал руку со рта Гоцмана, после чего тот от боли сжал зубы. — Шо ты творишь? — чуть ли не скуля и с ненавистью произнёс Давид. — Нужно обработать руку, пуля задела нерв. Потерпи. Сейчас. Виталий подошёл к столу и из ящика достал таблетку с обезболивающим, после чего налил Гоцману стакан с водой. — Это обезболивающее, надо выпить. Виталий поднёс таблетку со стаканом ко рту сидящего на полу Гоцмана. Тот скривился и прошипел что-то вроде» Да пошёл ты». Академик был настойчив. — А как ты тогда хочешь меня арестовать? Вот в таком виде? Пей Давид. Гоцман с подозрением и страхом посмотрел на таблетку. — Это простое обезболивающее, давай. Виталий чуть ли не силой засунул Гоцману в рот таблетку и тот запил её водой. После чего Кречатов дал врагу коньяка и принялся обрабатывать рану. Академик аккуратно начал протирать рану. Гоцман стиснул зубы и решил не издавать не звука, но боль была слишком невыносима. Он издал толи стон, толи хриплый крик и от боли уткнулся в плечо Кречатову. Наконец мука закончилась и рука была мастерски обработана и перебинтована, Давид поднял голову с плеча врага и пристально посмотрел Кречатову в глаза. Это был ужасный взгляд, полный боли и слёз. В нём читалось что-то непостижимое. Академик некогда раньше не видел таких глаз, никогда не видел Давида такого беспомощного. Кречатого переполняли эмоции, он чувствовал стыд за содеянное, ужасное чувство. Наконец произошло то что добило Виталия. — Зачем ты так? — произнёс Гоцман сквозь слёзы. И всё застыло. Будто время остановилось на месте и они застыли так, в этой позе, на полу, Кречтов сжимал запястье Гоцмана, а тот смотрел на него прежним взглядом. Они всё понимали, смотря в глаза и они ментально признавались во всём. Их сердца бились не в унисон, совсем наоборот .У Гоцмана сердце билось бешено как при самых опасных операциях, а у Академика ровно, но тяжело. Но у обоих в груди горел огонь, и в этом огне они оба сгорели бы будь он реален. И должно было произойти что-то ещё кроме этого тупого молчания. Как же хотелось обоим чего-то ещё, но ничего не произошло .И наконец Кречатов опомнился. — Прости. Я не хотел Дава.– сказал Виталий отстраняясь и вставая с колен. Он закрыл кабинет на ключ после чего он взял наручники с пола и подошёл вновь. Не смотря на брыкания Гоцмана, Виталий умело надел на него наручники и встал у окна. Давид сидел на полу облокотившись на стену, и медленно моргая, он по прежнему чувствовал тупую боль в руке и от неё казалось кружилась голова и хотелось спать. — Вот как получилось, Дава. И не сделаешь ничего да? Твоё положение весьма плачевно.— начал Кречтов повернувшись и смотря на Гоцмана с внешнем равнодушием. Академику слегка нравилось чувство власти над Гоцманом, ведь Давид был подобен дикому зверю которым было приятно обладать. Дерзкий, харизматичный Давид Гоцман которого уважала вся Одесса, был теперь полностью подчинён как думал Академик, но это было не так. —Моё положение не хуже твоего Виталий. —Чего же это? Академик преодолел расстояние между ними и уже вновь их глаза были на одном уровне. — А то што если я умру, мой человек сразу же сообщит обо всём Чусову и всему высшему командованию. Академик улыбнулся. — Вот как… Ну а если я тебя отпущу? —Тогда донесу уже я —А что ты скажешь? У тебя может есть доказательства? Гоцман смутился и отвёл взгляд. —Значит мы оба в ловушке? Интересно.— сказал Кречатов усмехнувшись.— И что же вы намерены делать Давид Маркович? Выход из ситуации был невозможен для обоих. Но всё же надо было что-то делать. —Педлогаю войну. Резкая формулировка потрясла Академика. — Щяс мы ждём ночь, а с завтра расходимся и действуем как хотим, потому что ситуация безысходна, будем вести войну. Я ищу доказательства, а ты ищешь способ выкрутиться. Гоцман убил Кречатова своей простотой. Для него это показалось глупой шуткой, но так как выхода действительно не было, он решил серьёзно задуматься. —А если у тебя нет прикрытия Дава? — Если бы его не было, я бы не пришёл сюда.— Гоцман нагло солгал. « Это провал.» — думал Академик. Послушать Гоцмана было неразумно, но и делать было больше нечего. — Ладно. Кречатов освободил Гоцмана из наручников. Давид встал и казалось что хотел что-то предпринять, но у него вновь потемнело в глазах. «Что бы тебя, как не кстати» — подумал он шатаясь на ногах. Кречтов понял что Гоцман теряет сознание и успел подхватить его и уложить на диван. — Ты чего? Плохо? — спросил Кречатов с явным волнением. — Спать хочу— вяло протянул Гоцман. После чего действительно провалился в сон. Кречатов стал гадать что с ним, после чего понял что таблетка обезболивающего в случае с Гоцманом подействовала как снотворное. Давид был измотан работой и сильно ослаб за последние время, возможно поэтому простая таблетка произвела такой эффект. Кречатов сел рядом с диваном и стал всматриваться в лицо своего врага, жадно пытаясь запомнить каждую мелочь, каждую морщинку. Академика мучили ужасные мысли, он уже представил себя у стенки. Произошло именно то чего он боялся, и то что он не контролировал и не мог просчитать. Это было провалом, и самое страшное было не то что он провалил операцию, не расстрел, самое страшное было то, что человек лежащий перед ним разочаровался и возненавидел его. Как же это было больно. Кречтов убедившись что Гоцман уже крепко спит аккуратно положил ладонь на забинтованную руку Давида. Из глаза невольно скатилась слеза и это было самой высшей степенью боли для холодного Академика. После чего он положил голову на диван уткнувшись лбом в плечо своего смертельного врага. « прости… прости меня Дава» — шёпотом сказал Кречатов проваливаясь в сон.