Рябина да золото

- Добрыня! Ты же знаешь, я! – да ни в жизнь… - кинулся к нему гонец. Богатырь сделал короткий шажок назад. Он скорее был объят растекающимися эмоциями, что заставили его крепкое сердце сжаться и трепыхаться в сильной груди. Алеша и Илья переглянулись, приняв бледное лицо своего товарища за глубокое разочарование. Молодой парень звонко голосил, размахивал своими кривыми счетами и метался по тесной сокровищнице. Но от движения своего наставника замер, сник, постарался спрятать свои позорный инструмент, осознав степень своего вранья, и в каком свете предстал перед этим человеком. Потом протянул тонкую ладонь, надеясь привлечь внимание и заглянуть в глаза богатырю. Добрыня отвел взгляд, поджав губы под светлыми усами. - Так значит, - проговорил жестко мужчина, - счетовод. Елисей сделался несчастным, глупо посмотрел на свои кривые счеты, как символ его позора и унижения перед близкими. И винить-то некого, на самом деле! Только он во все это так по-глупому, так бездарно вляпался. И ведь как назло, свидетелями его положения оказались земляки, богатыри, и сам Император Византии. - Вот так-то! Решил мне голову морочить, - оскалился император, потирая пухлые руки, сжимая скипетр. В глазах правителя сверкнул знакомый алчущий огонь, и Елисей понял, что в этот раз ему так просто не выбраться из переделки. Чужие лица, окружающие его со всех сторон, законы и правитель – чужие, камень и аромат, витающий меж стен – чужды. Светлое лицо крепкого мужа тоже выглядит чужим – непонятный, смятенный, нездорово бледный. Не думал Елисей, что так ужасно судьба поступит с ним, но он когда-нибудь должен был возмужать и научиться наконец-то решать свои проблемы. Он теперь был не один, он теперь женат на прекрасной Забаве, на княжеской племяннице. У него есть ответственность, вес которой не соизмерим с тем, что привык вытворять гонец. Но можно ли удержаться, даже если на край света убежишь? В эту минуту Елисей понимал, что пришла пора. На шее вдруг мертвой хваткой оказалась рука стражника, больно оцарапав кожу. Он споткнулся своими высокими кожаными сапогами о выступ вымощенного камнем подземелья, но в последний миг не удержался. Глянул гонец в лицо высокого богатыря, встревоженное, беспокойное, на котором усталые голубые глаза с взволнованными зрачками, как озера бездонные, где волнуются глубины. Поджатые розовые губы под жёсткими белыми усами. Вздохнул парень, а узкую ладонь все же просунул, ласково коснулся пальцами широкой руки, нырнул к ладони теплой, сухой, с жесткими мозолями от меча тяжелого и копья деревянного. Касание это было трепетным, мимолетным, но Добрыня вздрогнул мелко, постарался ухватить этот мираж, шелковым платком проскользнувший. - Я не виноват! – отчаянно выкрикнул Елисей, повисая тряпкой в руке стражника. – Соловей забрал золото! Соловья найдите… Эй! Добрыня!.. И его высокий голос потонул в тусклых пыльных подземельях. - Да что же это! Неразбериха какая, - вздохнул молодой Алешка, почесав затылок. Он с любопытством рассматривал диковинные украшения, что лежали у императора в сокровищнице, продолжая рассуждать о том, как может кто-то такой дохлый как гонец, утащить аж десять мешков! Мелко звенели цацки заморские, в которых с любопытством копался молодой богатырь. Василевс был ценителем всяких действительно красивых штук, поэтому Алешка увлекся. Добрыня отмер, поднял взгляд, вдруг оказавшись замурованным синими внимательными глазами старшего товарища и доброго друга. Илья медленно, многозначительно посмотрел на свободную ладонь, а потом вновь вперил внимательный синий взгляд в глаза напротив. Добрыня понял в тот миг, что ничто нельзя скрыть, что Илья увидел и понял. Чай, не дурак друже. - Эй, Алеша, - глубоко прогудел Илья, не отводя взгляда. – Хватит копаться, надобно Соловья найти. Иначе худо нашему Елисею придется. Что-то Василевс недоговаривает… Не нравится мне это! Идемте! Богатыри уверенно двинулись к каменным ступеням, а звон позади продолжал звучать. - Лешка! Живо, - гаркнул Илья. - Да иду-иду! Они отправились сразу в русский квартал. Прошлись сторонами, посмотрели на матрешек, на баранки и бублики, насладились ароматом родного меда и звуками инструментов русских. Илья осторожно бросил пару взглядов на друга своего, тревожно вздыхая от того, каким мрачным и напряженным сделался Добрыня. Соловей нашелся быстро. Так же быстро и получил по шее, вместе со своей сворой мелкой. Муромец был не в духе, а мысли отлично разгружали кулачные бои, так сказать, напряжение снимали. Добрыня пропустил пару ударов и его зацепил короткий нож разбойника, осторожно полоснув по губам и срезав маленький клочок усов, окрашивая их белый цвет в яркий багровый. Соловея не удалось поймать за хвост, больно тощий и гибкий, что проскользнул в дыру и был таков. - Что делать теперь будем? – развел руками Попович, шаря пятерней под полом, как будто разбойник только и мечтает, что шею свою сунуть под крепкую руку богатырскую! - Не нравится мне все это, - протянул Илья хмуро. – Василевс замышляет что-то неладное. Столько лет не нужен был ему гонец, а как мы по делу государственному прибыли, так всех собак спустили на Елисея, да Забаву сосватать решился… Надо с Императором разговор иметь, я так считаю. - Идем во дворец? - Алешка, ну-ка, возьми пару подков на удачу нам, чую – пригодится, - Илья хлопнул Лешу по плечу, а тот и рад получить одобрение от старшего. Да Илья вдруг точно вырос вдвое, серьезный, грозный, после драки разгоряченный. Повиновался, даже задумываться не стал. - И колечко возьму Аленушке, а то живем вместе, а она все… ну, пошел я, - смутился парень и застучал каблуками сапог красных по дубовым ступеням харчевни. Двери с громким стуком вернулись обратно на свои места, петли скрипнули протяжно, а потом в харчевне полумрак опустился. Пахло горячим металлом, пирожками и пенным пивом, что пролился из бочки, в которую влетел Соловей, расколов пробку. Солома легко шуршала под ногами, добавляя пространству теплого сухого аромата трав и поля. Богатыри на короткий миг ощутили странную тоску по родной земле. А Добрыня в довесок и груз тяжелого чувства, описания которому пока не нашлось, слишком много в клубок завязано. - Добрыня, - позвал Илья, оборачиваясь к другу. - Осуждать будешь, - повинился мужчина. – Могу понять. - Мрачный ты, Добрыня, - покачал головой Муромец, да только отступать не стал перед напором богатыря. – Да, приметил я кое-чего. Подумал, совет дружеский дать могу или ношу облегчить. Ваша тайна белыми нитями шита, лучше не тянуть с решением чего бы то ни было! Добрыня долго посмотрел на Илью, а потом грохнулся на лавку деревянную, что та грубо визгнула под весом его, да лицо в ладонях спрятал. Илья мог уверенно сказать, что никогда не видал, чтобы его друг был так подавлен своими мыслями и так отчаянно страдал. - Ох, Илюша, - вздохнул богатырь глухо, стыдливо уставившись в пол. – Изменил я Настасье. Да так, что на сердце тяжко… - На войне бывает всякое, Добрыня, - витиевато начал Илья, чувствуя, что сам розовеет. Откровения среди мужиков были не частые, но на то он и друг-товарищ, что может быть опорой в то время, когда кажется, весь мир обозлился и выхода не видать. Тем более что богатырь выглядел так ошарашено и плохо, что Муромец был не в силах строжить его. - Всякое, может, и бывает, да чувств это не вызывает жарких, - грустно протянул Добрыня. - Елисей, да? – потер шею крепкую. Никитич не ответил ничего, и так понятно было. - Так давно это было, признаться надобно, да вину искупить за содеянное. Носить такое в себе – что гору на спину посадить! - Да куда, - горько хмыкнул богатырь. – Было бы плотское, повинился и будь что будет! А тут сердечное дело… Илья медленно поднял густые темные брови, совершенно смутившись от тайны своего друга. И как наставление дать младшему? И ведь ситуация какая отвратная, мужи оба, да женатые к тому же. А видеть, как страдает от чувств сильных друг верный – что ножом резать! - Молчишь, - ухмыльнулся Добрыня, поднимая лукавые блестящие глаза. Видно было, что Добрыня и сам прекрасное знает, в какую штуку вляпался, и как глубоко в это болото зловонное погрузился. – Отвратно это, не по-русски… Понимаю. Сам ненависть к себе питаю, да только… Лицо его напуганное, да ладонь теплая, - мужчина задумчиво сжал руку, которая еще будто бы хранила память о ласковом прикосновении. – Я обидел его, как от прокаженного шарахнулся! А ведь наставником назвался… Позор, да и только! - Ну-ну, Добрыня, - улыбнулся ласково Илья. – Хватит себя хаять, так и помереть можно! Они помолчали некоторое время. Из-за мощных дверей послышался голос Алеши, что громко торговался с продавцом украшений, подбирая подарок заморский для своей любимой. Илья посмотрел на богатыря. Мужчина растер пальцами порез глубокий, зализывая языком рану короткую, да только размазал еще больше кровь по губам. - А Елисей-то что? – не удержался, поинтересовался Илья. Раз уж разговор откровенный ведут, тогда чего уж скрывать любопытство свое. - А сам будто не видел! - Видел, и то верно! – хмыкнул богатырь. – Вам бы разговор иметь. - Прав ты, Илья. Трусом никогда не был и начинать не желаю, видно, пришло время правде в глаза посмотреть, - он стукнул руками о колени и тяжело поднялся. Илья улыбнулся в пушистые усы. – А сначала спасти надобно гонца нашего, да государство в придачу… - Как чувства-то приоритеты меняют, - шутливо добавил Илья, не удержавшись. - Пошути мне еще тут, - пригрозил Добрыня без злобы. - Ну чего вы тут застряли? Цены в три раза больше, чем на родине, - возмущался Алешка, просунув голову в широкие деревянные двери. – Но я все же сторговался! Алеша довольно расплылся в широкой улыбке, предвкушая восторг его любимой девушки. - Идемте, - командовал Илья.