«В конце концов, между двумя людьми нет ничего важнее, кроме желания быть вместе. Отдавать друг другу всё, что есть. Всё, что осталось»
(Эльчин Сафарли)
Наблюдая за развернувшейся перед ними картиной, Чимин с Намджуном чувствовали себя явно лишними. Чонгук, да, тот самый, который никогда не встречается с омегами, теперь крутился возле одного-единственного и бесстыдно ворковал с ним. Тэхён, впрочем, не отставал: то покормит его с ложечки, то вытрет пальцем уголок рта и поднесёт к своим губам, чтобы облизать. Господи, они хотя бы знают, что находятся в общественном месте? — Эй, вы вообще-то здесь не одни, — ремарка Чимина оборвала не углубившийся поцелуй. — О, а вы тоже тут? — с издевкой усмехнулся Чонгук. — Представь себе. — Бесишься, потому что Юнги здесь нет? То, что шутка не удалась, Чонгук понял с опозданием. Опасливый взгляд взметнулся в сторону Намджуна. Его лицо, тщательно выстроенное в маску невозмутимости, замерло камнем. Однако спокойствие оказалось притворным. Глаза, казалось бы, холодные, но в их бездне тлело пламя неопределенных чувств: страха, ревности, боли. И всё, что могло выдать весь этот спектр, так это тонкая, едва заметная дрожь на губах. Развеять возникший неуют поспособствовало появление остальных двух. Бэкхён, переминаясь с ноги на ногу, жался под бок Сокджина и из-под опущенных ресниц смотрел на Тэхёна. На Чонгука даже взглянуть боялся, но даже так чувствовался пронзающий до костей взгляд чёрных глаз. — Тэхён, — тихонько позвал. Тэхён поднялся из-за стола и стал напротив. Ещё никогда он не видел Бэкхёна столь напуганным. Куда же подевался самоуверенный и наглый омега? — Я бы хотел извиниться. Мне очень жаль, что так получилось. Тогда я… — споткнулся на слове, сдерживая подступающие слёзы. Прищуренный взгляд Чонгука сверлил в нём дыру. — Я не знаю, что на меня нашло. Я не контролировал себя. Пожалуйста, прости меня. Бэкхён говорил искренне. Если честно, будь он на месте Тэхёна, ни за что не простил бы себя. Это действительно было ужасно. Даже для него. — Всё в порядке, Бэк. Всё это в прошлом, так ведь? «Всё это» подразумевало не только тот случай, а и всё остальное. — Да, в прошлом. Под излучающей дружелюбной улыбкой Бэкхён заметно расслабился, а от примирительных объятий камень на душе стало немного легче. — Чонгук, — голос Сокджина переключил внимание с омег на себя. — Не хочешь и ты извиниться? — За что это? — пренебрежительно сложил руки на груди. — А ты уже забыл, как нагрубил Бэкхёну? — Нагрубил? Да за то, что он сделал, он ещё слабо отделался. — Ты напугал его и обидел. Он не заслужил это. — Как раз таки заслужил, — ядовито выплюнул, ненавистно посмотрев на Бэкхёна. — Я не позволю, чтобы с моим омегой обращались подобным образом. — А я не позволю, чтобы так обращались с моим омегой! Заведясь, Чонгук со скрипом отодвинул стул и поравнялся с Сокджином. Испепеляющий взгляд говорил, что каждый будет защищать «своё» до последнего. — Эй-эй, альфы, — запаниковав, Тэхён встал между ними и отодвинул их друг от друга. — Больше всего на свете я не хочу, чтобы двое близких мне людей ругались. Тем более мы с Бэкхёном всё уладили. Так что перестаньте. Перебросившись взглядами в последний раз, альфы молча присели за стол, но витающие в воздухе напряжение не исчезло. — Никогда не видел их такими, — пробормотал под нос Чимин. — Я бы так же за тебя заступался. Сообразив, что ляпнул, Намджун неловко посмотрел на Чимина. Он готов был увидеть всё, что угодно: злость, раздражение или такое привычное равнодушие. Но чего он точно не ожидал увидеть, так это читающего на красных щеках смятения: робкого, тёплого. Того самого, как когда-то. Чимин, поняв, что слишком долго пялиться на Намджуна, потупил глаза в стол. Этой мизерной заминки хватило для того, чтобы в груди альфы вспыхнул огонёк. И всё-таки, может, ещё не всё потеряно? Время обеда подходило к концу. Сложив с омегами тарелки на поднос, Тэхён пошёл относить их обратно к стойке. Но не пройдя и половину пути, как почувствовал толчок в спину. Внушительный, сбивающий с ног. Нарочный. Ошеломленный и лишенный равновесия, Тэхён отлетел вперёд. Колени в мгновение ока столкнулись с твёрдым полом. Полетевшие на кафель тарелки сопроводились звонким треском и разлетевшимися в стороны осколками. Обломки тарелок впились в кожу, оставляя на них кровавые следы. Внезапное оглушение, словно вспышка, дезориентировала. И только доносящийся где-то рядом знакомый голос напоминал о произошедшем. — Ой, извини. Я такой неуклюжий. Давай помогу подняться. Локтя коснулась чужая рука, но всего секунда — и касание исчезло. — Не трогай его! — Чонгук грубо отшвырнул Давона и присел перед сидящим на полу Тэхёном. — Дай посмотрю, — едва касаясь, осторожно взял омегу за руку, с сожалением и злостью одновременно смотря на окровавленную ладонь. Чонгук прикрыл глаза и втянул носом воздух, пытаясь взять над собой контроль, что трещал по швам. Глумившаяся за спиной мразь получит сполна, но сейчас важнее Тэхён. — Чимин, отведи Тэхёна в медпункт, — аккуратно придерживая омегу за локоть, помог ему подняться. — Не надо, — запротестовал Тэхён. — Я в порядке. Просто пошли отсюда, — уже догадываясь, чем всё может закончиться, пытался как скорее увести Чонгука. Но альфа не послушал его. Под шепотки студентов он подлетел к недалеко стоящему Давону и со всей силы толкнул его. — Ты доигрался! — Это чистая случайность, — поднял руки в защитном жесте. — С кем не бывает. Состроенное виноватое лицо и едва заметная ухмылка действовали на Чонгука как красная тряпка для быка. Ему и думать не надо, чтобы знать, что это была не случайность. Но почему? Почему он всё это делал? Где же он перешёл ему дорогу? А главное, когда? — Что я тебе сделал? В чём я так провинился, что ты так поступаешь? С Давона удивительным образом сошла вся спесь. Он сделался серьёзным, без намёка на издевку. — Если имеешь что-то против меня, так разбирайся со мной. Но какого хрена ты лезешь к моему омеге? При чём тут он? Только Давон знал, что значит для Чонгука этот омега. Тэхён ему дорог. Не так, как остальные. Он для него особенный. Он его любит. Наконец, Чонгук кого-то любит. А как сделать человеку, которого ненавидишь, больнее всего? Очевидно, что причинить боль его любимому. Даже малейшую, незначительную, но этого будет достаточно, чтобы сердце разрывалось в клочья. От тревоги, страха. А ещё вины. Вина — чувство, которое недооценивают больше всего. Оно выедает человека намного хуже всякой ненависти и злобы. Вина в первую очередь направлена на себя, а, как известно, бороться с внутренними демонами сложнее всего. Вина — это путь к саморазрушению, где конец один: жизнь с нескончаемой болью и сожалением. Именно это Давон хотел подарить Чонгуку. Всем им. — Ни при чём. Я же сказал, что это была случайность, — не захотев выкладывать карты на стол, продолжил гнуть своё. Чонгук хмыкнул. — Ну раз случайность, тогда это тоже. Один рывок, чтобы схватить со стола первую попавшуюся чашку, второй же — чтобы выплеснуть содержимое Давону в лицо. Судя по раздавшемуся вскрику, это было что-то горячее. Чонгук был доволен как никогда. А дальше всё как в тумане: заявившийся с криками преподаватель и отправка в деканат для выяснения обстоятельств. Ещё недавно Чонгук трясся над банальным опозданием, а сейчас даже глазом не повёл, чтобы сделать что-то подобное. И пусть это не решило ситуацию, пусть получил выговор и минус в статистике, но он должен был плюнуть этой мрази в лицо.***
Перед завязанными глазами стояла темнота. Отсутствие возможности видеть обостряло другие рецепторы. Каждый звук, даже малейший шорох, доносился настолько ясно, что казалось, он звучал прямо над ухом. Повлажневшая от приятного волнения ладошка отчётливо ощущала исходящее тепло другой. Вдыхаемый запах граната оседал на лёгких густым вином, от которого пьянела голова. Тэхён не знал, куда шёл, но он всецело доверился Чонгуку, который держал его за руку и направлял для каждого будущего шага. — Здесь будет ступенька. Подними ногу. Безоговорочно исполняя все приказы, Тэхён умирал от предвкушения сегодняшнего вечера. Он так соскучился по своему альфе, что уже не терпелось насладиться проведенным с ним временем. Июнь оказался непростым. Чонгук, зарывшись в свои учебники, днями и ночами готовился к сессии. Тэхён, понимая, как ему важно хорошо сдать экзамены, в лишний раз не отвлекал его. Ему как бы и самому надо готовиться, но делал он это не настолько усердно. У него, отличие от Чонгука, отсутствовало желание обучать свою специальность. Поэтому из-за банального отсутствия времени им пришлось отказаться от полноценных свиданий. Всё, чем приходилось довольствоваться, так это беглыми встречами на перемене и ненасытными поцелуями с крепкими объятиями. Да, они состояли в самых что ни на есть серьёзных отношениях. От осознания этого у Тэхёна возникало собственническое удовольствие. Безусловно, эти отношения делали его безмерно счастливым, но также не покидало противное чувство ревности. Нет, дело было вовсе не в недоверии к Чонгуку. Ту тему они обсудили ещё не раз и пришли к выводу, что беспокоиться им не о чем. Других в их жизни нет и больше не будет. Но при этом всём Тэхёна продолжали бесить окружающие омеги, что не переставали подбивать клинья к его альфе. Раньше, до того, как он начал проявлять к Чонгуку чувства, его не беспокоил чужой интерес. А сейчас так и хотелось указать место этим прилипалам, что посмели позариться на его человека. Бывало, стоят они с Чонгуком в обнимку, а рядом пройдёт омега, вильнет своим тощим задом и стрельнет в его альфу флиртующим взглядом. Тогда Тэхён укладывал руки Чонгука себе на талию, притягивал к себе для глубокого поцелуя и с высокомерием смотрел на наблюдавшего за ними злого омегу. Хотелось всему миру показать, кому принадлежит этот человек. Чонгук был только его. А сам Чонгук никого не замечал вокруг. Его взгляд всегда оставался прикован лишь к Тэхёну, которого до конца жизни не хотелось выпускать из объятий. Помимо новых отношений, у Тэхёна случилось ещё одно не менее важное событие. Финальное прослушивание было удачно пройдено. В этот раз он показал себя намного лучше, чем в прошлый. Жюри, впечатлены его выступлением, без зазрения совести предположили подписать контракт на прохождение стажировки. В каждом печатном слове была заключена не только ответственность, но и безграничная свобода, дарящая крылья его мечтам. Было много противоречий и сомнений, но, тем не менее, дрожащая рука с уверенностью нанесла подпись. Через полмесяца, в середине июля, уже начнётся прохождения стажировки с её бесчисленными тренировками и плотным расписанием. Чрезмерная нагрузка не пугала. Тэхён так долго этого ждал, что никакие трудности ему были не страшны. Но эйфория грядущей мечты затмевалась тревожными мыслями о том, что афишировать отношения с Чонгуком будет нельзя. На всех стажёрах висел запрет на отношения, так как те будут отвлекать их от занятий. Тэхён заранее всё это понимал, но смириться с данным раскладом не мог. Не тогда, когда в его жизни появился Чонгук. И пусть на кону стояла заветная мечта, но отказаться от альфы он ни за что не сможет. — Я не собираюсь расставаться с тобой, — с паникой в глазах прятался в крепких объятиях Чонгука. — Я ни за что не откажусь от тебя. Просто не смогу. — И я не смогу, — ласково гладил напряжённую спину, хотя в глубине души Чонгук переживал не меньше. — Мы обязательно что-нибудь придумаем. Обещаю. Слова Чонгука успокаивали, но проблему это пока не решало. Следовало дождаться начала стажировки, а потом они предпримут какие-то решения. Хоть тайные встречи, хоть вырванные украдкой поцелуи — всё подойдёт. Главное, оставаться вместе. Тэхён так и не поведал никому обо всём. Он представления не имел, как будет оправдываться перед отцом. Пока было решено оттянуть эту новость до последнего. А там… А там они снова что-нибудь придумают. Теперь Тэхён был не один. У него имелась крепкая опора в виде Чонгука, который готов был на всё, лишь бы видеть улыбку на его лице. А сейчас, когда все экзамены успешно сданы, а первый семестр подошёл к концу, Чонгук первым делом пришёл к Тэхёну и со словами: «ты доверяешь мне?» завязал ему глаза, уведя в известное только ему одному направление. Через некоторое время посторонние звуки исчезли. Окружающую тишину разбавляли лишь их общие шаги, отдающиеся звоном об кафельный пол, и неровное дыхание от щиплющего нервы предвкушения. Послышался скрип открывающейся двери. Запахло чем-то приятным, сладким — лаванда и ваниль. Чонгук остановился. Тэхён вместе с ним. Рубашка всколыхнулась от дуновения ветра. Новый миг ожидания усилил волнительный трепет. От того, как сильно хотелось узнать, что произойдёт дальше, сердце зашлось мелкой дробью. Вот на живот легла ладонь и прижала к телу позади. Лицо обдало теплом, наполненным любимым ароматом. Оно прошлось по горящей румянцем щеке, спустилось к подбородку и замерло на шее. Вслушиваясь в прерывистые вздохи, Чонгук водил носом по заалелой коже и оставлял на ней нежные поцелуи, чередующиеся с острыми прикусываниями. От незатейливых манипуляций по натянутому позвоночнику прошлась дорожка шипов, оседая приятной пульсацией в пояснице. Вдох-выдох, вдох-выдох. Не помогало. Дрожащие пальцы ухватились за покоившуюся на животе ладонь и попытались удержать обмякшее тело в вертикальном положении. Тэхён терял всякий контроль, собственно как и всегда, когда находился рядом с Чонгуком. С каждым мгновением напряжение нарастало. Поцелуи становились всё ненасытней. Укусы — умопомрачительней. Вспышка особо острого из них растворилась под кожей губительным ядом и поразила шейные позвонки, делая их столь хрупкими, что те не сумели удержать и без того тяжёлую голову. Глаза под подвязкой зажмурились, а сам Тэхён откинулся Чонгуку на плечо и тихонько застонал. — Нет, нет. Ещё рано, — горячо зашептал альфа, оттянув зубами мочку уха. Тэхёну и ждать ничего не нужно. У него уже сейчас душа покидала тело, а колотящийся мышечный орган вот-вот пробьёт грудную клетку и упадёт прямо под подкашивающиеся ноги. Не переставая осыпать шею поцелуями, Чонгук потянул за конец ленты и, наконец, открыл Тэхёну глаза. Те, с непривычки прищурившись, привыкали к разноцветным пятнам и мелькающим огонькам. Когда мушки исчезли, а плывущая картинка собралась воедино, расширенные зрачки забегали из стороны в сторону, не зная, за что ухватиться. — Тебе нравится? — с теплотой смотрел на омегу, замершего в восхищённом молчании. Нравится — не то слово. Тэхён был без ума. С крыши небоскрёба открывался ошеломляющий вид на раскинувшийся под ногами ночной город, что с сумасшедшей высоты казался бесконечным лабиринтом. Многочисленные магистрали и извилистые улицы напоминали светящиеся коридоры, по которым неудержимым течением лавировали автомобили и таяли потоки людей. Бесчисленное количество крыш домов и многоэтажек возвышались в ночном воздухе, а их окна, будто глаза, наблюдали за бескрайной городской жизнью. Сеул расцветал световыми узорами в бескрайнем океане тьмы. Всё вокруг было утоплено в ночи, но при этом оживлено светом. И это рождало в трепещущем сердце непередаваемое понимание бесконечности. Необъятный простор пугал, манил. Он сливался с бездной под ногами и утягивал куда-то за пределы этой реальности. Но раскинувшийся, словно на ладони город был не единственным, что приковывал взгляд. Расположившийся посреди крыши бассейн напоминал сверкающее зеркало, что благодаря прозрачным бортикам сливалось с бескрайним простором небес, будто часть самого неба, затерянная среди высот города. Вода в нём сверкала отражением городских огоньков и звёзд, создавая иллюзию второго небесного свода. По всему периметру разместились ароматические свечи и другие подсветки. — Это… — Тэхён, пребывая под воздействием переполняющего восторга, не мог говорить связно. Не выпуская Тэхёна из своих рук, Чонгук развернул его к себе и заглянул во влажно блестящие глаза. — Всё для тебя, — и сразу же исправился: — Для нас. Несмотря на излучающую уверенность, Чонгука колотило молотом. Ощущение, словно он неопытный подросток, не знающий, как подступиться к омеге. Любимому омеге. С Тэхёном всё как в первый раз. Самый настоящий, искренний и желанный первый раз. И испортить его ни в коем случае нельзя. — Подаришь мне ночь? Реальность дрогнула и раскололась на мириады искорок, заблестевших в широко распахнутых глазах. Тэхёна колотило не меньше. — Одной ночи будет недостаточно, — ладонь нежно прикоснулась к тёплой щеке. — Мне нужно намного дольше. «Вся жизнь», — промелькнуло за секунду до того, как впиться в пересохшие от желания губы. Сладкие звуки поцелуев и шуршание одежды под блуждающими руками усиливали напряжение в нагретом от прижимающихся друг к другу тел воздухе. Сдерживаться не собирался никто. Сегодня грань запретного будет преодолена, и пусть весь мир подождёт. Чонгук потянулся к шёлковой рубашке и одна за одной начал расстёгивать пуговицы. Переливающаяся жемчугом ткань легко поддавалась его прикосновениям, открывая вид на смуглую кожу и плавные изгибы прекрасного тела. Шёлк скользнул по плечам и упал под ноги. Шумный выдох всколыхнул горячий воздух. Заворожённый взгляд застыл, будто пытался вместить в себя всю красоту увиденного. Подушечки пальцев, не удержавшись, робко прикоснулись к острым ключицам, заскользили по голой груди и опустились к судорожно втянутому животу. Секунды казались вечностью, когда он, окаменелый от изумления, наслаждался самым прекрасным, что когда-либо видел. Тэхён, его невероятный омега, казался далёким миражом, потому что поверить, что это чудо находилось здесь, рядом с ним, было невероятно сложно. Почти невозможно. А сам Тэхён едва стоял на ногах. Всего этого было так много и одновременно настолько мало, что затерянный разум не соображал, чего требовать ещё. Ладонь коснулась судорожно вздымающейся груди, на мгновение замерла, вслушиваясь в удары заполошно бьющегося сердца. Пальцы заскользили с лёгкостью и нетерпеливостью одновременно. Действия казались совершенно естественными, будто они проделывали это тысячи раз. В тишине пространства раздался звон металла. Пряжка ремня расстегнулась. Бегунок молнии спустился вниз. Под светом ночного города они обнажали не только тела, но и душу, как самое интимное и недопустимое для глаз других. Когда последний элемент одежды оказался на полу, а тела, наконец, не скрыты слоями ткани, представились друг перед другом, они, как в заклинании, видели и наслаждались не только физическим, но и душевным. Тем, что даже словами невозможно описать. Взявшись за руки, они подошли к бассейну, бирюзовая жидкость в котором так и манила к себе. Касание воды оказались очень мягким и тёплым за счёт внутреннего подогрева. Когда тела полностью погрузились в воду, Чонгук немного отплыл и остановился возле прозрачного бортика, дожидаясь омегу. Тэхён, оказавшись рядом, сцепил руки ему за шею и начал перебирать мокрой рукой пряди на затылке. — Спасибо, — негромко произнёс он. — За что? — убаюкано от прикосновений, гуляя собственными пальцами по коже под водой. — За то, что делаешь меня счастливым. Взгляды, полны желания и смущения, подымали воздушное напряжение. Прикосновения разгоняли в венах кровь, жар приливал к лицу, дыхание смешивалось. Чонгук уже потянулся, чтобы снова поцеловать, как вдруг Тэхён оттолкнулся и с заигрывающей улыбкой начал отступать назад. Не успев понять, что происходит, как по ушам ударил звонкий всплеск, а брызги воды попали прямо в лицо. Тэхён, громко смеясь, плескался в него водой, пока Чонгук не начал брызгаться в ответ. Зазвучал общий смех и визжание. В каждой капле воды, разлетающейся во все стороны, мерцали отражения влюблённых глаз. Это был только их момент счастья. Тэхён, не переставая смеяться, начал отплывать от попадающих в спину брызг. Но, не сумев далеко отчалить, Чонгук мгновенно настиг его и прижал к себе. — Куда собрался? — руки скользили под водой, щекотали извивающееся тело, ловили в ответ весёлый смех и громкое визжание. Тяжело вздымающаяся грудь прислонилась к спине. Руки крепко сцепились на животе, не позволяя сдвинуться с места. — Не отпущу. Приказной шёпот защекотал под рёбрами. Тэхён больше не сопротивлялся. — Не отпускай. Чонгук повернул его к себе и влюблённым взглядом заскользил по мокрым линиям лица. Румяная кожа, подсвечиваемая светом ночного города, сверкала каплями влаги, словно мерцающий алмаз. На кончиках слипшихся ресниц блестели застывшие росинки, ещё больше подчёркивая глубину карамельных глаз. Приоткрытые губы, слегка округлены улыбкой и жадно ловящие воздух, так и манили своей мягкостью. Перед ним невероятной красоты человек. Его человек. С ума сойти. — Как же я тебя люблю. До сумасшествия. Чонгук даже не догадывался, что можно испытывать такое. До недавнего времени он и не знал, что такое эта любовь. Слышал, как люди влюбляются. Видел, как встречаются. Но самому понять, почувствовать какого это не удавалось. Но всё изменилось ровно в ту секунду, когда он встретил Тэхёна. Этот человек не пришёл в его жизнь — ворвался. И Чонгук ни на миг не пожалел, когда позволил ему пробраться так глубоко, насколько это было возможно. Да, с Тэхёном было трудно, порой даже очень, но он ни за что не откажется от этих трудностей. Они должны учиться преодолевать их вместе. Теперь они друг без друга никак. А Тэхён, у которого каждый раз переворачивались органы от признания, всё больше понимал, что любить Чонгука и быть любимым им в ответ — лучшее, что с ним случалось. Чонгук без предупреждения подхватил его под бёдра и несдержанно впился в мокрые губы, сразу же проникая языком в рот. Он хотел куда большего, чем просто поцелуй, и Тэхён его в этом полностью поддерживал. Обвив ногами поясницу, он прижался к альфе плотнее, ощущая каждым сантиметром его безумно горячую кожу, что даже под водой не остужалась. Тело, давно изголодавшееся по физическому удовольствию, вспыхнуло возбуждением моментально. От осознания того, что долгожданное наконец воплощается, их по швам разрывало от переизбытка чувств, что читались в каждом нетерпеливом движении и учащённом вздохе. Сегодня они выпьют друг друга до самого дна. Не разъединяя до безобразия глубокого поцелуя, Чонгук сместил ладони на ягодицы и сжал упругую кожу. Под страстными прикосновениями тело поддалось дрожи, из губ вырвалось сладкое мычание. Половинки раздвинули. Палец нежно, почти ощутимо скользнул по промежности. От долгожданного прикосновения к себе Тэхён заломил брови и впился ногтями в плечи, оставляя на татуированной кожи отпечатки в виде полумесяцев. Скользя по контурам сильного тела, он ощущал, как под ладонями напрягалась каждая мышца, становясь всё твёрже, как камень. Чонгук тоже был на пределе. Подушечка среднего пальца закружила вокруг влажности, слегка надавила на неё, но так и не проникла внутрь, чем очень раззадорила наэлектризованного омегу. Зажатый между животами член изнывал от желания. Обильно вытекающая смазка растворялась в воде полупрозрачными разводами. От того, как сильно он хотел своего альфу, кричала каждая клеточка. Запрокинув руку за спину, Тэхён ухватился за кисть Чонгука и направил дразнящий палец в себя. Ему жизненно необходимо почувствовать давление внутри себя. Ощутить, как сжатые края растягиваются, как принимают альфу всё глубже, затягивая. Чонгук не сдержал игривого смешка от нетерпеливого омеги. У самого всё горело и скручивало тугим узлом, но спешить так не хотелось. Куда больше желалось впитать каждое мгновение, каждый хриплый выдох. Он хотел запомнить всё: запахи, вкусы, прикосновения. Надёжно сохранить их в памяти, как самое интимное и сокровенное, что было у него в жизни. Палец двигался внутри, скользил по влажным тугим стенкам, аккуратно растягивая их. Не отпуская руку альфы, Тэхён вместе с ним погружал в себя палец по самые костяшки. Томный взгляд из-под ресниц действовал на Чонгука, как афродизиак. Вырывающиеся из приоткрытых губ сладострастные стоны выпивались с особой усладой. Наконец он слышит, каким омега бывает громкий. Теперь этот голос, так сексуально раскрывающийся под воздействием его прикосновений, будет звучать только для него одного. Неразборчивое мычание таяло между губ. Покрытая мурашками кожа краснела от разливающегося по венам экстаза. Нежность сменялась страстью. Робость движений вытеснял уверенный напор. Бёдра вокруг поясницы сцепились сильнее, стоило мокрым губам прикоснуться к изгибу шеи. Из распахнутых губ вырвался ломкий стон, затерявшийся в щекочущих лицо волосах. Когда одного пальца стало недостаточно, Чонгук осторожно добавил второй. От сильного возбуждения и достаточного количества смазки стенки легко поддавались растяжки. Пальцы то резко, то снова замедленно погружались в горячее нутро, каждый раз входя всё глубже и проезжаясь согнутыми кончиками по изнывающей простате. От особо сильного нажатия к чувствительной точке тело подкидывало то вверх, то вниз. В ушах стоял собственный стон, исчезающий в чужом рту, шум плескающейся воды и шлепки скользящих бёдер, когда он остервенело насаживался на два пальца, проникающих в него по самое основание. Чонгук закусил внутреннюю сторону щеки. Вместе с цветочной сладостью на языке осел металлический привкус. Напряжение и мучительное возбуждение читалось в каждом забитом мускуле. Чёрт, а это он использовал только пальцы… Если так продолжиться, они не дойдут до самого главного, потому что взорвётся хоть в сию секунду, даже не прикоснувшись к себе. Стонущего на руках Тэхёна и скользящего между промежностью омеги члена хватало с головой. Тэхён, словно прочёл его мысли, поднял мутный взгляд и сильнее вцепился ногтями в напряжённые плечи, царапая их. — Я хочу… — облизал мокрые от слюны губы. — Я хочу тебя, Чонгук. У Чонгука дёрнулся кадык. Тормоза не сброшены — они вырваны с мясом. Всё идёт по наклонной прямо в пропасть. Вынув из омеги пальцы, он подхватил его поудобнее и начал выходить из бассейна. С чёлки скапывала вода, прилипшие волосы лезли в глаза, но им было так всё равно. Они были заняты лишь губами друг друга. Сердцебиение звучало намного громче, чем шелестящие под мокрой спиной шёлковые простыни. Нависнув над лежащим под ним Тэхёном, Чонгук продолжил осыпать его поцелуями, что словно песчинки жара разлетались по мокрой коже, не пропуская ни одного дюйма. Горячие губы обжигали шею, всасывали тонкую, почти прозрачную кожу, где несдержанно билась синяя вена. Они прокладывали влажную тропинку от хрупких ключиц до вздымающейся груди, оставляя на них ожоги в виде малиновых пятен. Язык припал к затвердевшим соскам, ласкал их, всасывал в горячий рот, слегка прикусывая зубами. Тэхён несдержанно извивался по промокшим простыням и глушил нескончаемые стоны закушенным пальцем. Тело мелко вибрировало и омывалось наслаждением от скользящих по талии горячих ладоней и спускающегося всё ниже и ниже языка. Всё происходило намного ярче и в разы острее, отличие от тех грёз, которые он видел каждую ночь под закрытыми глазами. Чонгук невесомо поцеловал его в пупок, нежно прикоснулся к изгибу тазовой косточки и, аккурат минуя истекающий член, спустился к внутренней стороне бедра. В этом месте кожа была очень мягкая, гладкая и всё ещё блестящая от невысохшей влаги. О её чувствительности свидетельствовала мелкая дрожь, когда язык начал слизывать с неё капельки воды. Острое прикусывание отпечаталось алеющим следом зубов, в ответ на который из гортани вырвался вскрик. От прошедшей по красному отпечатку влажной дорожки лопатки оторвались от простыней, а глаза вздрагивающе закатились. Тэхён неосознанно раздвинул ноги шире, вынудив Чонгука подавиться собственной слюной. Омега был нереально красив. Сексуален. Желанный. И только его. Уже не терпелось попробовать его на вкус. Ягодицы приподняли и аккуратно развели в стороны, открывая самый настоящий развратный вид. Смазка вязкой струйкой вытекала из промежности, стекала по узкой ложбинке, но так и не опустилась на простынь, подхвачиваемая тёплым языком. Широкий мазок прошёлся от самого копчика до мошонки, собирая терпкую влагу. Ощущение приятного тепла между разведённых ног заставили спину выгнуться, а голову и плечи, наоборот, вжаться в постель. Язык надавил, лизнул, обвёл по кругу. Вызвал нахлынувшую волну удовольствия, от которой то смыкались, то разъезжались колени. Импульсы вибрации разлились внутри и снаружи. Они скакали по коже в виде мелких мурашек, клубились за рёбрами, где заполошно грохотала мышца. От проникшего внутрь кончика, так приятно ласкающего податливые стенки, руки ухватились за смольные пряди и крепко сжали их. Босая ступня легла на лопатки и придавила ближе к себе. Чонгук послушно приник ближе, чередуя толкающие движения языком с ласковыми поглаживаниями по трепещущим бёдрам. Тело под ним изгибалось, извивалось, сходило с ума от столь ярких ощущений. Погруженную в полумрак комнату заполнили раскатистые стоны сверху и доводящие до исступления пошлые причмокивания снизу. Воздух пропитался смешанными ароматами двух тел, мокрых и липких от пота и воды. Ворвавшиеся сразу два пальца заставили дрожащие ноги разъехаться шире, а таз неконтролируемо задвигаться вверх-вниз, стремясь почувствовать заполненность до краев. Тэхён до безумия был чувствительный. Изголодавшийся. Под амфетаминовыми ласками его извивающиеся тело превращалось в гибкий пластилин. Каждая клеточка, накаленная до предела, отзывалась на малейшее прикосновение. Не вынимая из омеги пальцы, что при погружении создавали хлюпающие от обилия смазки звуки, Чонгук продолжил истязать языком другие участки, заставляя омегу несдержанно комкать смятые простыни. Пальцы, губы, язык были везде. И везде их было катастрофически мало. Руки крепко удерживали извивающегося омегу. Отпечатки пальцев впитывались в кожу, становились несмываемым клеймом, безмолвно говорящим, кому принадлежит это тело. Этот человек. Больше никто и никогда не увидит его таким. Раскрытым, отдавшимся, растворившимся в своём удовольствии. Всё это предназначено только для него, Чонгука. Только он может доводить его до исступления. Только он будет выпивать из этого тела все соки. И только он будет наполнять душу эмоциями. Чонгук мучительно медленно поднимался вверх, проходился томными поцелуями по всей длине члена, задевая губами головку и слизывая с неё выделившуюся каплю смазки. Третий палец вошёл сложнее, чем вызвал у Тэхёна шипение. Чонгук поднял голову и обеспокоенным взглядом засеменил по раскрасневшемуся лицу, выискивая признаки дискомфорта. — Тебе больно? — Нет… — с полузакрытыми глазами простонал Тэхён, сжимая в кулаках простыни. — Продолжай. Из-за долгого отсутствия близости тело чуть сложнее привыкало к растяжке. Но Чонгук делал всё так аккуратно, так нежно и заботливо, что от секундного дискомфорта не осталось и следа. Тэхён расслабился, всецело отдаваясь своему альфе. Мышцы всё легче поддавались поступательным движениями, принося удовольствие от заполненности. Тэхён, весь влажный и раскрасневшийся, сжимался вокруг пальцев и одаривал сладостными стонами, в которых растворялось донельзя нежное «Чонгук-и» и чрезвычайно страстное «так хорошо». Возбуждение Чонгука клокотало кипятком. Но как бы сильно не хотелось почувствовать омегу отнюдь не пальцами, он ни за что не поддастся этой спешке. Пусть на растяжку уйдёт хоть полночи, но Тэхён растворится в сплошном наслаждении без капли дискомфорта. Убедившись, что в омеге стало достаточно свободно, Чонгук вытащил из него пальцы, на которых от кончика до кончика растянулись прозрачные нити, напоминающие паутинку. Поддавшись чему-то до безобразия распутному и бесстыдному, он один за другим начал погружать их в свой рот, слизывая вязкую смазку, что оседала на языке тёплой сладостью. — Ты такой вкусный, — с хитрой ухмылкой и чертинкой в глазах причмокнул Чонгук. И без того широкие зрачки стали ещё больше. Ненасытный взгляд заскользил по перекатывающимся на предплечьях мышцах и плавных изгибах талии. Капли воды стекали по крепкой шее, подтянутой груди и ещё ниже… Тэхён закусил губу. Там Чонгук был не менее возбуждающим. И до предела возбуждённым. Но самой сексуальной частью оказались увитые синими венами руки. Только подумать, что только что вытворяли эти татуированные пальцы. А от того, с каким удовольствием Чонгук погружал их, мокрые и липкие от смазки, в рот, вызывало неконтролируемое животное желание поскорее почувствовать альфу в себе. Не пальцами, разумеется. Нога взметнулась в воздух. В глазах отражалось настоящее безумие, когда ступня заскользила от груди до выступающих на животе кубиков, медленно спускаясь ниже, где начиналась дорожка волос. Как только пальцы прикоснулись к твёрдому члену, Чонгук перехватил лодыжку. Губы нежно, будто касание пёрышка поцеловали изгиб стопы, вызвав лёгкую щекотку. Поцелуи медленно взбирались вверх, каждый из них отпечатывался невидимым ожогом. Оставив последний ожог на коленке, Чонгук без слов разгадал направленный на себя поплывший взгляд. Потянувшись к прикроватной тумбочке, на которой лежали заранее подготовленные презервативы, он отгрыз зубами упаковку и, не без дрожи, раскатал латекс по изнывающему члену. Вместе с растекающейся эйфорией Чонгук чувствовал накатывающее волнение. С каждой затяжной секундной оно превращалось в ураган, состоящий из сомнений и тревог. Он так сильно хотел этого, так долго ждал подходящего момента, что сейчас, нависнув над ожидающем Тэхёном, банально испугался. Мысли роем пчёл загудели в забитой ватой голове. Лишь бы ничего не испортить. Лишь бы ему всё понравилось. Лишь бы самому не сорваться. Лишь бы… — Эй, — заметив замешательство, тихо окликнул Тэхён. — Всё хорошо. Мы готовы к этому. — Я просто хочу, чтобы всё прошло идеально. Тэхён мягко улыбнулся. Даже в такой момент Чонгук вызывал умиление. Коснувшись мелко дрожащей руки, переплёл пальцы. — Когда это с тобой, это уже идеально. Чонгук прикрыл глаза, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Взметнувшийся ураган постепенно стихал. Волнение отступало, возвращая на место прежнюю страсть. Подступившись к широко расставленным ногам, Чонгук огладил распалённую от ожидания кожу, неспешно водя руками по порозовевшим бёдрам и ягодицам. Настраивался. Предвкушал. Наслаждался. Ещё никогда он не чувствовал себя настолько жадным. Это тело, эта кожа, каждый изгиб и линия — всё для него. Тэхён только его. Никому его не отдаст. Ни за что и никогда. Чонгук придвинулся совсем вплотную. Тело пульсировало от нестерпимого желания. Такого сильного, что в груди давило от нехватки воздуха. Глубокий вдох и такой же выдох. Два пальца прошлись по промежности, собирая стекающую смазку и обильно смазывая ею свой член. Одна рука сжала ладонь омеги, вторая водила головкой по входу, расслабляя и подготавливая к самому ответственному. Чонгук начал медленно и плавно погружаться внутрь, растягивая стенки максимально. Дыхание замерло. Время остановилось. Взгляды только друг на друга. Ещё мгновение — и Чонгук входит полностью, в конец соединяя их тела. Тэхёна подбрасывает. Чонгука тоже. Глаза застилает темнота. Из закушенных губ вырывается протяжное мычание. Нет, не может быть настолько хорошо. Внутри влажно от смазки, горячо от повышенной температуры. И тесно. До умопомрачения тесно. Не спеша двигаться, тем самым давая время и себе, и Тэхёну привыкнуть к заполненности, Чонгук наклонился к его лицу. Ему необходимо видеть расширенные зрачки вблизи, слышать томные стоны прямо над ухом. И он видел, слышал, чувствовал, как близко они находились. Не физически, разумеется. Куда глубже была близость их душ. Она читалась в глазах, отражающие одно из самых сильных чувств в мире. Соприкасающихся сквозь слой кожи и костей сердцах, бьющихся в унисон. В разделенном одном на двоих дыхании и сплетённых в замок пальцах. — Я люблю тебя, — шёпотом, глаза в глаза. — Я люблю тебя, — эхом в ответ. Чонгук начинает в нём двигаться. Постепенно, аккуратно. Он поддаётся вперёд, а затем неспешно назад. И так по кругу. До головокружения и тающих стонов. Тэхён в который раз растаял, забыв обо всем. Остался только шум крови в ушах и упругие губы, сминающие так нежно и одновременно нетерпеливо собственные. Ладонь альфы подхватила омегу под талию, удерживая спину над кроватью. Распухшие от поцелуев губы не отрывались от манящей кожи, безостановочно осыпая её рубиновыми островками. Чонгук двигался всё быстрее, глубже, не сдержаннее. От каждого проникновения его накрывало так, словно в кровь вводили дозу наркотика. И это было недалеко от правды. Только его наркотиком стал не белый порошок, а состоящий из плоти и крови человек. Любимый человек, который возносил к небесам в миллионы раз лучше, чем какие-либо психотропные вещества. Руки Тэхёна оказываются прижатыми у него над головой. Нога подхвачена под колено и запрокинута на татуированное плечо. Тело до отказа заполняли одним слитным движением бёдер, заставляя давиться всхлипами и нечленораздельными звуками. Голова ёрзала по подушке вверх-вниз, спутывая мокрые пряди в копну. Бёдра подмахивали и подстраивались под заданный ритм, пытаясь насадиться как можно глубже. А глаза, помутневшие от влаги и наслаждения, смотрели в другие, такие же чёрные и томные. Темп наращивался, становился быстрее, резче, грубее. И в какой-то момент всё скатилось к настоящему безумию. Простынь под ними выбилась и скомкалась в непонятный свёрток. С каждым новым толчком кровать покачивалась на месте и с глухим звуком ударялась о стену. Густой воздух звенел влажными шлепками соприкасающихся друг о друга бёдер, громкими стонами и тяжёлыми вздохами. От того, как приятно омега сжимал его, у Чонгука закатывались глаза, а из груди вырвались гортанные стоны. Так вот что означает заниматься любовью, а не механическим сексом. Когда возбужден не только телом, а каждой клеточкой души. Он и подумать не мог, что способен испытывать такое удовольствие. Невозможно. Так невозможно хорошо ему ещё никогда не было. От размашистых толчков в пояснице начало тянуть, согнутые колени занемели. Чонгук подхватил Тэхёна за талию и опрокинул на себя, вынуждая оказаться сверху. Вид восседающего на нём омеги в который раз заставил раствориться в его красоте. Потемневший взгляд скользил по не скрытой наготе. Переливающаяся золотом кожа, накрыта лёгкой вуалью испарины, была усыпана алыми следами от неистовых поцелуев. Каждый сантиметр этого тела сводил с ума. Каждая утонченная линия и грациозный изгиб расцветали от подушечек пальцев до мягких пяток. Совершенен. Он был совершенен. Игриво поёрзав на альфе, Тэхён запрокинул руку за спину и направил соскользнувший член в себя, медленно на него насаживаясь. Головка приятно надавила на вход, протолкнулась глубже, а затем внутри снова почувствовалась необходимая заполненность. Упёршись ладонями в грудь альфы, выдохнул и дал себе секунду привыкнуть к новой позе, в которой всё ощущалось так ярко, вплоть до каждого сантиметра и выпирающей венки. Воспользовавшись этой заминкой, Чонгук потянулся к сверкающей испариной наготе. Ребром ладони невесомо проложили линию от яремной впадины до низа живота, останавливаясь там, где чувствовалось явное уплотнение. Он видел себя внутри. — Нереальный, — дал волю мыслям, блуждая зачарованным взглядом по сногсшибательному телу. — И только мой. Тэхён лукаво усмехнулся. Проскальзывающая в Чонгуке натура собственника его дико возбуждала. Большой палец коснулся нижней губы и оттянул её вниз. — А ты мой, Чонгук. Тэхён готов отдать всего себя этому человеку, но взамен должен получить ровно столько же. Делить друг друга с кем-то ещё они не намерены. В этом плане они были одинаковыми. Тэхён без предупреждения приподнялся, а затем снова опустился, выбивая из Чонгука несдержанный вздох. Ладони легли на мягкие половинки и крепко сжали их, тем самым удерживая двигающегося на нём омегу в вертикальном положении. Тэхён медленно раскачивал бёдрами и всё больше входил во вкус от невероятных ощущений. В такой позе проникновение было особенно глубоким. Настолько, что от каждого соприкосновения горячей головки к простате податливое тело несдержанно дрожало, а позвоночник натягивался струной. Тэхён запрокинул голову и, опёршись рукой о ногу альфы, начал насаживаться активнее. Ягодицы бесстыдно соприкасались с бёдрами, наполняли воздух влажными шлепками. Ногти царапали огненную кожу, не жалея, оставляли на ней красные полосы. Омега скулил, извивался и безудержно скакал на альфе, ударяясь истекающим членом о его живот. Руки блудливо оглаживали бёдра, так сладко на нём извивающиеся. Поднимались выше: к упругим ягодицам, пояснице и острым лопаткам. Пальцы утопали в океане бархатного тела, начерчивали на разгоряченной коже невидимые узоры, стремясь прочувствовать каждую клеточку и впитать каждый вздох. Чонгук не мог утолить свою жажду и желание. Хотелось владеть, поглощать. И зависеть. Он так был от него зависим… Раскатистые стоны перешли на сладкое мычание, когда в рот протолкнули два пальца. Они скользили по ровному ряду зубов, нажимали на горячий язык, проталкивались глубже, чуть ли не до самой глотки. Тэхён сомкнул губы вокруг фаланг и, смотря прямо на Чонгука, начал вылизывать их. По подбородку стекала вязкая слюна, глаза блестели чернотой. А у Чонгука случился недостаток кислорода. Не отрывая взгляда от скачущего на нём омеги, такого растрёпанного, раскрасневшегося и по-дьявольски красивого, Чонгук прикусил пульсирующими зубами нижнюю губу. Тэхён выглядел так порочно, так развратно, что хватка на его ягодицах заметно усилилась. Нескончаемый прилив возбуждения вылился внезапным шлепком по ягодице, оставив на ней розовый отпечаток. От обжигающего удара Тэхён ахнул, тело дрогнуло, а глаза заблестели отнюдь не скопившимися слезами. Это было нечто тёмное, похотливое. — Ещё, — не прекращая двигаться на члене, обвил руками шею альфы. — Ударь ещё. Очередной шлепок прозвучал одновременно с громким вскриком. От ощущения жара не только внутри, но и снаружи Тэхён возбудился сильнее. И Чонгук это почувствовал. В омеге стало жарче, влажнее и ещё приятнее. Тэхён, его развратный дьявол, творил с ним что-то невообразимое. Глаза сверкали, как огонь во мраке, а руки сомкнулись вокруг шеи сильнее, буквально вдавливая в матрас. Пальцы надавили на кадык, заставив захлебнуться воздухом и собственным стоном. Кислород медленно ускользал из лёгких, но это ощущение не было страхом, а скорее экстазом. С каждым движением на себе, с каждым томным вздохом Чонгук чувствовал себя всё более погруженным во власть этого чертёнка. Его лицо расцвечивалось удовольствием, будто он находился на грани между жизнью и смертью, между адом и раем. Никогда прежде Чонгук не испытывал такого. Истинное возбуждение. Истинное удовольствие. Не сдержавшись, альфа резко подался бёдрами навстречу, от чего Тэхён подпрыгнул и осел на член ещё глубже. Когда очередная фрикция подкинула его вверх, колени полностью разъехались, а он сам изнеможенно рухнул на грудь альфы. Чонгук самостоятельно подмахивал бёдрами, раздвигал половинки руками и сильнее насаживал на себя. Член входил быстро, резко, до звона бьющихся о кожу яиц. Он пытался быть сдержанным. Он был уверен, что будет держать себя на цепи. Ведь это же Тэхён. Ради него он бы сделал всё, о чём бы тот не попросил. Но спящее внутри животное дало о себе знать. Оно так сильно хотело этого омегу, что всякий контроль терялся. А Тэхён и не был против. Он несдержанно стонал куда-то в шею, почти до крови царапал каменные плечи и с удовольствием принимал в себя размашистые толчки, наслаждаясь заполненностью и трением члена, зажатого между их животами. Он хотел с Чонгуком именно такого секса: жаркого, жадного, бешеного. Такого, чтобы все мысли из головы вылетели, и осталось лишь крышесносное удовольствие. Витающий запах их тел и выделившееся из них жидкости дурманили голову, заставляя клыки пульсировать тупой болью от желания впиться ими в кожу. Они хотели этого. Не выходя из омеги, Чонгук принял сидячее положение и удобно усадил его на своих бёдрах. Тяжело дыша, прикоснулся к изгибу шеи и начал прощупывать это место. На незапятнанной коже хотелось видеть свой след, который будет говорить, кому принадлежит этот человек. — Давай, — без слов понял Тэхён и склонил голову в сторону, давая больше доступа. — Тогда ты тоже. Тэхён замер. Ему же не послышалось? — Ты уверен? — Уверен, — без какого-либо сомнения. Чонгуку было плевать на мнение окружающих. Он всего лишь хотел носить на себе запах любви всей его жизни. Остальное его не волновало. — Тогда вместе? — Вместе. Склонив друг перед другом головы, им открылся доступ к самому уязвимому. Нос шумно вдыхал природный аромат, который подначивал, наконец, сделать это. Они даже не знали, как правильно это делать. Такое с ними впервые. Всё, что оставалось, так это поддаться внутреннему чутью. Мгновение — и зубы вонзаются глубоко в кожу, прокусывая её до крови. На языке отпечатывается солёный металлический вкус, а изгиб шеи воспламеняется жгучей болью, от которой невозможно сдержать сдавленного мычания. По плечу потекла кровавая дорожка, падая на белоснежные простыни. Боль продлилась от силы несколько секунд, а затем по венам разлилось нечто тёплое, приятное. Чужой аромат лился по извилистым артериям, перемешивался с кровью и образовывал что-то невероятное. Ощущение не схоже ни с одним другим. Словно в одну секунду все эмоции мира слились воедино. — Ты тоже… это чувствуешь? — Тэхён крепче ухватился за плечи альфы, пытаясь удержаться. Горячо. Так горячо, что казалось, он плавится. — Я сейчас… Чонгук не дал ему договорить. Он резко опрокинул Тэхёна на постель, подхватил его под бёдра и снова вошёл. Горевшие безумием глаза смотрели вниз: туда, где натянутый тонким латексом член с хлюпающим звуком исчезал в мокрой от смазки промежности. А эти стоны… Боже… От каждого толчка они звучали всё громче и раскатистей. Ими был пропитан каждый уголок, каждая молекула воздуха, но Чонгуку было мало. Он никак не мог ими насытиться. — Громче! — приказал он. — Ещё громче! Удерживая омегу за таз и буквально нанизывая на себя, Чонгука аж трясло от переизбытка ощущений, которые стали обострёнными как никогда. Поставленная метка буквально свела с ума. Тэхён задыхался в собственных стонах. Каждый толчок так приятно ощущался внутри, так правильно задевал простату, из-за чего обильно сочащаяся смазка пачкала тесно сплетённые тела. Время казалось вечностью. Наслаждение нескончаемым. Его заполняли снова и снова. До гортанных звуков. До стекающего по лицу пота и слёз. До дрожащих губ, едва ловящих остатки кислорода в душном воздухе. Казалось, ещё немного, и он потеряет сознание. Настолько ему было хорошо. Рука неосознанно потянулась к члену, собираясь приблизить разрядку, но Чонгук быстро её отбросил. Он самостоятельно обхватил член в тугом кольце и начал водить кулаком в такт толчкам. Кровать скрипела под бешеный ритм, мокрые простыни валялись где-то на полу. Тела блестели испариной, стоны и тяжёлые вздохи застревали в барабанных перепонках. Каждый ощущал приближающийся взрыв. В какой-то момент стоны превратились в сорванные крики. Ногти впились в плечи, раздирая их до крови. Из глаз брызнули слёзы, казалось, даже зрение пропало, потому что Тэхён ничего не видел. Только чувствовал. Очередной глубокий толчок — и содрогнувшееся тело подкидывает от накрывшего оргазма. Это мгновение стало вечностью. Замерло всё: движения, мысли и даже сердце в напряжении на пике сделать удар. Собственный крик заложился в ушах белым шумом. Выходящая брызгами сперма пачкала вздымающийся живот и грудь, даруя что-то неземное. Тело воспламеняется, горит, сгорает и наконец тлеет. За пеленой оргазма Тэхён отдалённо чувствовал непрекращающиеся в нём толчки. Чонгук глубоко вбивался на всю длину и упивался его видом, окрашенным пиком удовольствия. Узел, наконец, развязался и разлил по телу долгожданную негу. Перед тем как кончить, Чонгук вышел из омеги, резко снял презерватив и одним движением руки довёл себя до пика. С груди вырвался сдавленный стон. Поплывший от наслаждения взгляд приковался к раскрасневшемуся лицу под ним. Тэхён смотрел на него в ответ и наслаждался его удовольствием, читающимся в заломленных бровях и каждой тёплой каплей, попадающей ему на живот. Комната наполнилась тяжёлым дыханием и ошеломляющими ударами пульса в висках. Ладонь потянулась к испачканному животу и начала размазывать по нему телесные жидкости, соединяя в одну. Точно обезумев, Чонгук наклонился и прошёлся языком от пупка до самой груди, собирая с них белёсые разводы. А затем взял размякшего Тэхёна за подбородок, приоткрыл ему рот и выпустил в него вязкое семя. Не отводя от альфы пьяного взгляда, он послушно принимал всё до последней капли, после чего проглотил. Дальнейший поцелуй, как финальный аккорд, получился солёным, липким, с их общим вкусом. Чонгук скатился на постель и прижал разнеженного Тэхёна к себе. Несмотря на то, что обоим было безумно жарко, это не мешало прижиматься друг к другу потными телами. Сердцебиение успокаивалось, становясь настолько размеренным, что казалось, оно вовсе и не бьётся. Мысли исчезли. Мгновение замерло, но уже в спокойствии, а не перед бурей.***
Щекочущие шею губы вызывали игривое хихиканье. Расположившиеся на животе руки создавали ощущения защищённости. Тэхён повернулся к обнимающему его Чонгуку и положил ему в рот кусочек еды, на что получил довольное мычание. После совместного принятия душа они взялись за принесённый в номер ужин, который вообще-то должен быть до. Расположившись на смятой постели, они, такие растрёпанные, беззаботные, а ещё безумно голодные, наслаждались вкусной едой и моментом близости, который хотелось продлить до конца жизни. Чонгук отдёрнул воротник махрового халата и осторожно прикоснулся к огненно-красной метки. Та выглядела пугающе. — Я не переборщил? — А я? — Тэхён беспокоился куда больше. Оно и понятно почему. Зачастую метки ставились именно омегам. В обществе водилось мнение, что они, как слабый пол, должны иметь защиту в виде знака от сильного пола. А вот альфа, по природе своей храбрее и выносливее, не должен нуждаться в такой защите. Да и от кого? Слабой омеги? Альф, носящих метку омеги, часто могли не уважать из-за того, что они якобы прогнулись под слабый пол. Но были и другие, которые расценивали данный жест, как знак истинного уважения и любви к своему партнёру. — Может, не надо было этого делать? Всё-таки так не принято. — Мне всё равно, что будут думать другие. Я хотел этого. К тому же, — поднёс запястье к носу, — мне очень нравится пахнуть тобой. — Жаль, что это лишь на несколько недель. Потом её надо будет обновлять. Но… — заметно погрустнел, — ты не сможешь. Чонгук сцепил руки на животе крепче и заставил омегу полностью опереться на себя. — Всё будет хорошо. Мы со всем справимся. Обещаю тебе. Принимая чувственные поцелуи, отпечатывающиеся на розовых щеках, опухших губах, подбородке, Тэхён вновь растаял. Рядом с Чонгуком никакие беды не страшны. — Ты готов к завтра? — А что завтра? — убаюкано пролепетал Тэхён, нежась от каждого прикосновения губ к своей коже. — Гонка. Чонгук почувствовал, как тело в руках заметно напряглось. — Ты забыл? — Я впервые в жизни забыл о гонках. Странное ощущение. Ещё совсем недавно он готов был глотки рвать за первое место, а сейчас даже не вспоминал о том единственном, что делало его счастливым. За эти пару месяцев произошло столько, что гонки отошли неизвестно на какой план. В его жизни появился Чонгук, который занимал большую половину мыслей. А ещё он получил возможность следовать своей мечте. Всё это делало его настолько счастливым, что потребность в гонках банально отпадала. Как всё изменилось. — Хочешь, всё отменим? — Нет, — возразил Тэхён. — Я хочу довести дело до конца. — Ну, раз так хочешь, — лукаво усмехнулся Чонгук, заправляя влажную прядь за ушко, — тогда как будем делить победу, неуловимый гонщик? Тэхён полностью обернулся к альфе, сцепил руки за его шеей и выдохнул прямо в губы: — Как и договаривались: честно. — В прошлый раз ты также говорил, а в итоге пришлось наслышаться от тебя угроз. — Ну я же извинился, — скуксился. — А я и не злился. Но я помню, как важно для тебя первое место. Ты сам мне это говорил. — Да, говорил. Но многое изменилось. У меня появилось кое-что важнее первого места, — Тэхён улыбнулся и ближе приластился к альфе. — У меня появился ты, Чонгук. Ты важнее всякой победы. Ты вообще стал важнее всего остального. И если победишь ты, я только порадуюсь за тебя. Как за своего альфу порадуюсь. Тэхён сам не верил, что это говорит, но ведь всё так и есть. Отныне на первом месте только Чонгук. Чонгук выглядел удручённо. Все мысли были не о победе, которая уже не казалась столь важной. Сейчас его волновало кое-что посерьёзнее. — Пожалуйста, будь завтра осторожен. Я уже знаю, на что ты способен, поэтому что-то доказывать мне не нужно. Умоляю, не заставляй ещё больше переживать за тебя. Тэхён, понимая причины такого волнения, теперь подходил к этой теме со всей осторожностью, без доли шутки. — Я не сделаю ничего, что бы потревожило тебя. Обещаю. — Подожди минутку, — чмокнув Тэхёна в губы, Чонгук ушёл в сторону бассейна, где осталась разбросанная одежда. Тэхён терпеливо дожидался альфу, параллельно кушая недоеденную еду. Кажется, впервые он может назвать свою жизнь сказкой. И такой её сделал никто иной, как Чонгук. Альфа вернулся быстро. Он снова уселся позади, обнял поперек живота и протянул небольшую глянцевую коробочку. — Открой. Тэхён, растерянный волнением, поглядывал то на переливающуюся синим блеском коробочку, то на улыбающегося Чонгука. Дрогнувшее касание — и Тэхён замирает. — Я купил их ещё месяц назад. Так хотел поскорее показать тебе, но подумал сделать это в особенный день, — и чуть смущённей добавил: — Такой, как сегодня. Чонгук достал из коробочки одно из парных колец, взял руку Тэхёна в свою и надел украшение на безымянный палец. Он так и знал, что розовое золото будет великолепно смотреться на смуглой коже. Однажды, Чонгук точно в этом уверен, на этом пальце будет сверкать настоящее обручальное кольцо. Но вместе с взлетевшими в животе бабочками закружилось и волнение. А если Тэхён испугается или ему не понравится такая поспешность? Чонгук прекрасно помнил, чем обернулась чужая опрометчивость, поэтому наделать тех же ошибок не хотелось. Но и попробовать он не мог. Ему этого хотелось. — Наденешь теперь мне? — неуверенно предложил. Тэхён, немой от шока, не мог оторвать взгляда от переливающегося на пальце кольца из ободка из чёрных камней. Он достал из коробочки второе кольцо, точно такое же, как у него, лишь немного шире и на пару размеров больше. Взял дрожащей рукой руку Чонгука и тоже надел ему украшение. — Тебе нравится? Стук сердце застрял в барабанных перепонках. Тэхён сцепил их руки в замок, с интересом изучая два сверкающих колечка. Нравится ли ему? — Безумно нравится. Тэхён кинулся Чонгуку на шею. Крепко обнимал, что-то шептал на ухо и беспорядочно целовал. Чонгук не отставал. Что странно, но Тэхёна ничуть не пугала такая поспешность. Неважно, какие события происходят, главное, кто рядом. А рядом Чонгук, его человек. — Кто бы мог подумать: ты и я, — заглядывая в невероятной красоты глаза, задался вопросом Тэхён. — Опять в чём-то сомневаешься? — обидчиво сощурился Чонгук. — Нет, что ты. Просто до сих пор не могу поверить. Это кажется таким нереальным. — А ты поверь. Потому что теперь так будет всегда. Обоим больше всего на свете хотелось этого «всегда». — Обещаешь? — Обещаю. Тэхён перебрался Чонгуку на бёдра и потянул за пояс халата, развязывая его. — А как же ужин? — усмехнулся Чонгук. — А мы быстро, — Тэхён уже спускался с поцелуями ниже. — Быстро не получится, — альфа пробрался под подол халата и сжал под ним ничем не скрытые ягодицы, вызывая игривую улыбку. — Тогда, — распахнув на груди мешающую ткань, Тэхён облизался, — вместо ужина я выберу кое-что другое. Оно тоже выглядит очень вкусным. Чонгук опрокинул Тэхёна на постель и навис сверху. Костяшки нежно коснулись щеки, очертили линию подбородка и слегка приподняли лицо. Глядя в глаза друг другу, оба думали об одном и том же. В каждом прикосновении, в каждом поцелуе и объятии они находили подтверждение тому, что их чувства неосязаемы. Они не будут подвластны времени, расстоянию или любым другим преградам. Оба были в этом уверены.***
Выйдя из терминала аэропорта, взгляд заострился на знакомых чертах родного города. Однажды, когда собственные стены начали душить, ему пришлось покинуть его. Это было сложное решение, но оставаться здесь хотя бы на день не находилось ни желания, ни сил. И он сбежал. Далеко и надолго. Но побег не помог избавиться от того, что сидело внутри. Оно продолжало пожирать, истязать, убивать. Ещё немного, и оно бы уничтожило не только душу, но и тело. Это непременно произошло, если бы не появившийся одним весенним днём лучик света. Именно он окутал своим теплом и помог снова почувствовать себя живым. В нём нашёлся смысл его ничтожной жизни. Ради него и захотелось жить. Звуки собственных шагов отдавались переплетением воспоминаний. Не тех, которые приходили к нему каждую ночь в виде кошмаров. Он думал о нём. Спешил к нему. К своему солнечному лучику, без которого замерзал уже столько месяцев. Без которого, как оказалось, не представлял жизни. — Я вернулся, — прошептал, глядя в усыпанное звёздами небо. — К тебе, Тэхён, вернулся.