Бандитский Петербург

Было принято решение: не спать, во что бы то ни стало. С утра – важные дела, да и, в конце концов, будничные хлопоты никто не отменял. Но закемарили, находясь в тёплых, согревающих объятиях друг друга. Костя, правда, без промедления, встал по первому звонку будильника, как и подобает отцу. Отправил Игорька в школу, бросив напутственное: «Ну, ты не дебоширь там», сходил в душ, и, мельком поглядывая на спящего, кутающегося в одеяло Юру, занялся завтраком. — Спать ты горазд. — Бросил он с улыбкой Смирнову, когда тот продрал свои ясные глаза, хмуря брови, и глядя в окно. — Голова квадратная? В душ чеши, поедим и двинем. С утра не очень хотелось разговаривать. Вообще ничего не хотелось. Так, стоя под струями горячей воды, весь в мыльной пене, Смирнов, потупил взгляд. Зря он выпил последний шот. Зря позволил себе лишнего. Да и сигарета, выкуренная на улице, тоже была не совсем уместна. Теперь вот, и голова кружится. Хорошо, что вчера ночью ихтиандров не ловил у белого друга. — Плохо? — Гром бросил взгляд на вышедшего в одном полотенце, повязанном на бёдрах Юру. — Аспирин дать? — Не. Обойдусь без лишних колёс. Кто знает, что нам сулит сегодняшний день? Константин лишь кивнул. Право, столь эффектное и в какой-то степени бесстыдное появление Юрия отвлекло его от приготовления завтрака. Оно и ясно: красивый, почти голый мужчина, что в последнее время будоражил его сознание, одним фактом своего существования, сейчас, сидит на кровати, непринужденно промакивая волосы полотенцем. Мужчина снимает с плиты чайник, щурится, прикусывая нижнюю губу. «Я всё равно тебя возьму» — Всплывает в голове фраза, брошенная им же, адресованная Смирнову. Дальше – всё как в тумане. Костя приходит в себя, осознавая, что прижимает Юру к кровати, беспорядочно осыпая его шею поцелуями. Он берёт его за руку, переплетая пальцы, чуть прикусывает кожу на шее, опускается ниже, скользит по напряжённым мышцам живота языком. Целует сладко, горячо, отрывисто. Ладонями – ласкает тело, что извивается под его натиском. Смирнов краснеет. Разгоряченный и расслабленный, вышедший после душа, сейчас – невероятно чувствительный. И каждое прикосновение для него – триггер. Приятный триггер. Заставляющий шумно дышать, ощущая, как сводит икры, как внизу живота, точно горячей сталью раскаляется возбуждение. Он сжимает пальцы на ногах, выгибает стопы. Влажные волосы прилипают к лицу. Гром срывает с партнёра полотенце, отбрасывая в его сторону. Обводит обнажённое тело взглядом, восхищаясь его красотой. Кожа – чистейший, бежевый бархат. Каждая жилка, каждая впадинка – откликается на его ласку, пробуждая внутри настоящий вихрь вожделения. Обхватывает губами член, скользит языком по головке, и, в этот раз – действует намеренно активнее, быстрее. Прислушивается к чужой реакции, и, как только убеждается в том, что из груди Юры вырываются стоны, понимает: он всё делает правильно. Смирнов не сопротивляется. Наоборот: расслабляется окончательно, позволяя моменту захлестнуть его всей ярчайшей палитрой ощущений. Он лишь запускает руку в густые волосы Кости, направляет его. Дышит рвано. На плечах, бёдрах – проступают красные пятнышки. Прелюдия не могла продлиться долго. Сексуальное напряжение в комнате буквально давило на Костю. Он оторвался от партнёра на мгновение: чтобы достать из аптечки глицерин и презерватив. И снова они тонут друг в друге, страстно целуясь, заглядывая в глаза, наслаждаются. Костя – двигается внутри медленно, плавно, не позволяя нахлынувшей страсти овладеть его разумом. Он, конечно, хотел бы сейчас быть жёстче, прижимать Юру к кровати, кусать его, слушать надрывные стоны. Но нет. Всему своё время и место. Руки – беспорядочно гладят партнёра, скользят по его спине. Смирнов крепко обхватывает плечи Грома, прижимается к нему ближе, двигается в такт, сбивчиво глотает воздух. Поджимает губы, чувствуя, как по щекам бегут колючие мурашки, как он заливается пунцовой краской. Ладонь Грома обхватывает возбужденный член, скользит по нему. Удовольствие партнёра мужчина ставит выше своего собственного. Утопая в буйстве чувств, потеряв счёт времени, любовники увлекаются друг другом. Весь мир перестаёт для них существовать, ведь сейчас, кажется, что на всей огромной планете, есть место только им. Так, кульминация не заставляет себя долго ждать. Костя падает на кровать рядом, тяжело дышит, обнимает Юру, даря ему поцелуй в висок. — Гром, — Отрывисто, томно и натужно произносит мужчина. — Можешь считать, что кофе ты отработал. — Сукин ты сын. — Посмеивается Константин в ответ. Хотелось бы провести так весь день. Лежать в тёплой кровати, не выходя на улицу, ни с кем не разговаривая. Правда, дело не ждало. Как и Прокопенко, готовящийся вот-вот, сорвать все телефоны, дабы достучаться до загулявших коллег. — Где вас двоих черти носили?! — Вместо приветствия, с порога восклицает Федя, как только видит вошедших в отделение. — Совсем страх потеряли?! Гром, ты почему на звонки не отвечаешь? — Так я телефон отключил. — Разводит руками. — И тебе доброе утро, Прокопеныч. — Хуютро! — Гаркает в ответ. — Схуяли ты его отключил? — Не хотел, чтобы меня кто-то побеспокоил. — А ты, Смирнов? Что зенки в пол лупишь? Ты почему не отвечал? — Так Смирнов у меня был. Мы вчера бутылку беленькой распили, да спать улеглись. Вот я по синей дыне и отключил телефон. Подумал, что это отличная идея. — Водку пили? И без меня? Как здорово! — Всплеснул руками. — И что вы ещё такого делали, раз заявились на работу в одиннадцатом часу утра? — Ебались, Федь! — Экспрессивно выпалил Костя, скрещивая руки на груди и вздыхая. — Ебались? Конечно! Кому ты пизду в лапти обуваешь? Всем же известно, что Смирнов, если и ебётся с кем-то, то делает это за деньги! — А я что? — Встрепенулся Юра, вдруг, поймав себя на усмешке. — За деньги – да! А чё, Федь, один раз – не пидарас. — Второй раз – как в первый раз, а третий по привычке. — Подытожил Костя. Все трое рассмеялись. От былых смурных настроений и след простыл. Так, решено было опрокинуть кофейку, еще раз пробежаться по плану дальнейших действий, да начать неторопливые, но щепетильные сборы. — Юр, за кофейком метнись? — Костя с вызовом глядит на возлюбленного, нахально подмигивая. — Сам метнись. — Хмурится Юра, вдруг, замечая одну неприметную ранее, но очень яркую деталь. — Что это у тебя на руке? Х? Типа хуй? — Хуй у тебя в голове вместо мозга. Х – римская цифра десять. Игорёк сегодня нарисовал. — Зачем? — Не зачем, а при каких обстоятельствах. Пока ты спал, шо бурый медведь по зиме, мы партейку в шахматы сыграли. Потом поговорили, как сын с отцом. Я ему сказал, что в десять он должен быть дома. Нет, не так. Мы договорились, что оба будем в десять дома. Чтобы провести время вместе и обсудить нашу поездку в Диснейленд. Или как его там. — Семейная идиллия, понимаю. — Кивнул Юрец, мягко улыбаясь столь очаровательной истории. Приятно было наблюдать за нормальными отношениями отца и сына. Игорь Костю любит. И Костя старается, молодец. — Как думаешь, исполнишь обещание? Будешь в десять дома? — Конечно, буду, спрашиваешь еще. Мы на дело быстро метнёмся, туда-сюда, порешаем вопросики, мутки разрулим и всё. — Кстати, я подходил к Ленке по поводу поддержки спецназа. — Вдруг вкинул Федя. — Как и ожидалось, она сказала что-то из разряда: «хуй в нос, какой прогноз, что это не наёбка?» и отправила меня к чёртовой матери. — Ленок тебе гайки закручивает? — Вдумчиво произнёс Костя, нахмурившись. — Я бы понял, если бы к ней подошёл Юрец. Понял бы, если бы подошёл я. Но, как-то это очень странно, что она отказала тебе, не находишь? — Не нахожу. — Качает головой, вздыхая. — Птички напели, что под неё какая-то крысильда в прокуратуре роет. Ленка же у нас особенно за языком не следит. Да и по молодухе много кому насолила. Сильно принципиальная. — Тебе ли за чужую принципиальность говорить? — Вмешался Юра, делая глоток кофе. — Мне всегда казалось, что это ты у нас апостол принципов и верный слуга правил. — Ёбу дал? Я же не по протоколу работаю. — А кто работает по протоколу? Мы все не по протоколу шпарим. И Ленок, между прочим, тоже. — Вот это меня и напрягает. — Протянул Костя. — Она же может правила нарушить? Может. Получается, не хочет? Почему не хочет? — Чужая душа – потёмки, Кость. А она ещё и женщина. Кто этих женщин понимает?