Нам впору дарить серебро

В рюкзаке было все самое необходимое: ключи, некогда забытые на тумбочке, фонарик и все накопленные сбережения в двадцать долларов. С неслышным щелчком дверь закрывается позади. Коридор удачно пуст, а лестница благосклонно не скрипит на каждой ступеньке. Внизу тоже безлюдно и тихо - остается лишь пересечь большую гостиную и, наконец, оказаться в прихожей. – Не поздновато ли для прогулок, маленькая Роза? – Два алых глаза загораются в темноте. Мерцая и переливаясь, они внимательно смотрят на ребенка и ждут ответа. – Дядя Альберт… Я просто… – неуверенно начинает Розмари и пытается поскорее придумать правдоподобное оправдание. Получается плохо. То, насколько легко ее раскусили, обескураживало. «Дядя Альберт» - Вескер по-доброму хмыкает. Винтерс младшая уже вторая, кто зовет его так. Пойманная с поличным, Роза продолжает молчать и стыдливо шаркает носком по полу. Конечно, Вескер знает причину. Скандал на прошлой неделе не смог проигнорировать даже он, закрытый толстыми стенами ни в лаборатории, ни в спальне. Обычно, Вескер предпочитал быть в стороне и не вмешиваться, позволяя Крису играть в родительство. Но почему-то сегодня он решил, сказать: – Впрочем, я сам собирался пройтись подышать воздухом. Удивленная Розмари поднимает взгляд. От взрослого она ожидала совершенно другого – лекции или выговора. Правда, дядя Альберт всегда отличался от остальных. Он был крутым, загадочным и ужасно интересным. А еще очень красивым. Однажды в магазине игрушек Роза потащила Криса за рукав. Как вол на привязи, большой мужчина покорно последовал за ней через стеллажи с динозаврами, конструкторами и пистолетами. «Он похож на дядю Альберта» - выпалила девочка, указывая на дорогую куклу с белокурыми локонами, сивыми ресницами и розовыми губами. Единственной несостыковкой, пожалуй, оказались бледно-голубые глаза. «Они должны быть красными!» - После этих слов Крис грустно вздохнул, а его доброе лицо на миг стало мрачным и несчастным. Вескер снимает с вешалки детскую куртку и протягивает Розе. Пока его длинные пальцы ловко застегивают пуговицы, их взгляды встречаются. Всего за толику понимания девочка смотрит на него с надеждой и неподдельным обожанием. Вопреки всем стараниям матери и Редфилда, юная Роза-Мария, окруженная обществом одних лишь взрослых, все равно ощущает себя одинокой и притесненной. Крис слишком правилен, Мия слишком строга. Их подход к воспитанию довольно прямолинеен: врать – плохо, «нельзя» значит «нельзя» и ты не можешь играть с другими детьми. В целом Альберт либо согласен, либо безразличен, но если Роза что-то задумала, то лучше под его присмотром. – Это будет нашим общим секретом. – Заговорщически шепчет мужчина, и Роза, воровато оглянувшись по сторонам, кивает. Доверие BOW, выведенного естественным путем, определенно пригодится в будущем. Пусть она приходит к нему, когда остальные взрослые в силу своей недалекости не понимают ее. Здесь не было симпатии или сочувствия – только расчет. По крайней мере, так убеждал себя Вескер. Под покровом ночи они покидают дом незамеченными: Крис после тренировки с новобранцами рухнул от усталости, а Мию намеренно измотала любимая дочка. Позади них тишина и темнота. Впереди - длинное шоссе, выныривающее из неизвестности и уходящее в никуда. Рядом одиноко стрекочет сверчок. Прохладный ветер обдувает ноги. Запал от удачного «побега» быстро улетучивается. Оба мнутся в легком замешательстве, вдруг осознав, что впервые оказались друг с другом наедине. До этого момента они даже толком не разговаривали. Живя под одной крышей, они оставались отдаленными знакомыми. И хотя именно Вескер курировал появление Розы на свет, роль крестного он с радостью вверил Крису. Первой из повисшей неловкости выходит Розмари. Ее крохотная ручка касается ладони взрослого. Будто маленький пугливый зверек, она ждет ответной реакции, полная смятения. И когда чужие пальцы с осторожностью смыкаются вокруг ее собственных, девочка улыбается. Лед между ними треснул. – Так куда же мы направляемся, Роза-Мария? – Едва Альберт успевает закончить фразу, как его настойчиво тянут за собой. На самом деле Вескер рассчитывал, что данная затея продлится недолго, что, в конечном итоге, Роза потеряет интерес или просто устанет, и они вернутся. Только, похоже, маленькая Винтерс получила львиную долю упрямства от своего отца. Она уверенно продолжала идти вперед, не страшась темноты. Своим нетерпеливым шагом вприпрыжку Розмари напоминала кролика. По пути, полностью преодолев смущение, она охотно делиться своим планом (с легкой подачи Вескера, конечно). Умыкнуть ключи, усыпить бдительность и, дождавшись ночи, действовать – просто, но продуманно. Для ребенка. – Действительно, очень находчиво, – на похвалу девочка с гордостью выпячивает грудь. – Но убегать из дома в столь юном возрасте… – Я не хотела убегать! – Словно подсудимый на ложное обвинение, восклицает Розмари. – Я бы вернулась. Честно! Я просто хотела попасть на ярмарку… Обида сквозит в ее дрогнувшем голосе. С завистью она смотрела со стороны на мерцающий всеми цветами радуги, шумный от музыки и детских воплей, пропахший попкорном и сладкой ватой парк развлечений и ощущала себя обделенней чем когда-либо. Получив неизбежный отказ, Роза тогда проплакала весь день. По лицу Криса было видно, как у него разрывается сердце от вины и долга. Заикающееся в слезах «Почему ты мне не разрешаешь» хлестнуло Редфилда сильнее пощечины. Он сохранил свою непреклонность, а позже, уже глубоким вечером, выкурил полпачки сигарет за раз. Как можно переполошить всех из-за кучки посредственных аттракционов и ларьков с хот-догами, Вескер не понимает. Он усиленно пытается вспомнить пятилетнего себя. Образы далекого прошлого выбелены и стерильны, но Альберт абсолютно уверен, что не грезил подобной глупостью. И тем не менее он предложил помощь, не раздумывая. *** Ни цветастых огней, ни звуков веселья, ни запаха сладостей – их встречает тишина и запустение. Черный каркас американских горок, как скелет змеи, извивается на фоне темно-синего неба. Кабина билетера и ворота заперты на увесистый замок. Роза сокрушенно дергает за клетчатую решетку. Из-под носа девочки доносится разочарованное хныканье. Сейчас около двух часов ночи вторника. То, что парк давно закрыт, было очевидно. Вескер знал это. Только вместо того, чтобы утешающе похлопать по плечу и увести домой, он подхватывает маленькую Винтерс на руки. От неожиданности та даже перестает шмыгать носом. – Держись, – коротко командует он, а сам крепко и неумело прижимает ребенка к груди. В один нечеловеческий прыжок Альберт с легкостью преодолевает жалкий проволочный забор. Когда он ставит Розу на газон по ту сторону изгороди, она, кажется, уже забыла, что хотела расплакаться секунду назад. Теперь ее мокрые глаза блестят не от слез, а от восхищения. Пораженное «вау» срывается с ее губ. Самодовольно усмехнувшись, Вескер поправляет растрепанную прическу. Не впечатленные представлением карусели железными истуканами стоят на своих местах, мертвые и неподвижные. В пустых павильонах завывает ветер. Фигуры зверей и клоунов скалятся выпирающими зубами. Без электричества это было пугающее нежели веселое место. Радость длилась недолго. – Ничего не работает… – По крайней мере, мы внутри и можем посмотреть поближе. – Вескер перебивает прежде, чем Розмари успевает вернуться к своей трагедии. Он указывает на шатер с витиеватой крышей. – Какую лошадь бы ты выбрала? Целый табун жеребцов, проткнутых насквозь, застыл в скачке. Их пластиковые гривы и хвосты искусственно развевались на бегу. Среди них затесались и другие животные, некоторые совсем не подходящие для езды. – Этот, этот – После недолгих раздумий девочка дергает рукав и тыкает пальцем на запряженную акулу. Честно сказать, выбор удивил. Альберт ставил на единорога в королевской попоне. Словно непоседливый котенок, Роза, не дожидаясь посторонней помощи, пытается залезть в высокое седло. Ее детского роста едва хватает, чтобы достать до стремян. Но она не сдается и упорно тянется вверх, то привставая на носочки, то подпрыгивая. Наконец, руки Вескера поднимают неугомонного ребенка и усаживают рыбе на спину. Подражая ковбоям, однажды увиденным по телевизору, Розмари бьет ботинками по пластмассовым бокам, пришпоривая скакуна. – Вперед! Вперед, Шарки! – Дурачится она и командует, стуча по спинному плавнику. «Шарки» отзывается лишь глухим эхом внутри своего полого тела. На мгновение сдержанная улыбка мелькает на лице Вескера. Обычно, любое проявление ребячества его раздражает, и только в редких случаях, с редкими людьми – малость забавляет. Скрестив руки на груди и спрятав глаза под очками, он отстранённо наблюдает за маленькой Винтерс. Та активно прыгает в седле и не теряет надежды прокатиться. Конечно, безуспешно. Металлический шест скрипит, ходит ходуном, но остается на месте. Без особых усилий Альберт мог бы раскрутить карусель голыми руками. Однако ломать собственность парка и пугать девочку Уроборосом не входило в планы Вескера на вечер. Со змеиной терпеливостью он ждет, пока Розмари наиграется. Это происходит очень быстро. Все-таки статичные болванчики ненамного интереснее тех, что стоят на обычной детской площадке. Завидев скуку в ее голубых глазах, Вескер по-джентельменски подает ладонь и помогает девочке спуститься. Прежде чем ступить на твердую землю, она радостно повисает на его руке. Веса в ней не больше, чем в пушинке, прицепившейся к рукаву. А вот энергии хватит на упаковку батареек. Едва лакированные туфельки касаются пола, Роза устремляется дальше. Они идут через фото-аллею. Со всех сторон выстроились ряды тантамаресок* с разными персонажами детских мультфильмов. Принцы, принцессы, звери и прочие уродцы - Вескер не знает ни одного. В темноте эти ростовые фигуры зловещей мессой тянулись вдоль дороги. Круглые прорези в их головах вместо лиц зияли бездонной чернотой. Альберт побыстрее уводит Розу, не желая потом объяснять причины ее ночных кошмаров. Невольно он забывает, что Розмари еще совсем маленькой испытала много больший ужас среди прихвостней Миранды. Может быть, оттуда родилась ее похвальная смелость. Без тени страха пятилетняя девочка носится по ночному парку, и ни лязг цепочек, ни шорохи, ни скрипы металлических конструкций не пугают ее. Она бегает по платформе с глупыми чайными чашками, крутит руль у машин на автодроме, гуляет по палубе пиратского корабля. Не все аттракционы понятны для нее. Но абсолютно все, к которым Роза проявляет интерес, не допускали детей ее возраста. По пути им встречаются бесчисленное количество пестрых шатров, стендов и киосков. Без умолку она спрашивает про каждый. А когда Вескер предлагает ей самой читать вывески, ему показывают язык. Позже извилистые тропинки выводят к самому сердцу парка – колесу обозрения. «Made in Heaven» гласили на нем причудливые буквы размером с человека. Огромное, почти исполинское, оно сразу становится безоговорочным фаворитом. Потеряв дар речи, Розмари задирает голову, чтобы разглядеть верхушку, уходящую в небо. Ее немое благоговение перед столь тривиальной вещью умиляет Вескера. Он встает рядом с ребенком и, окинув взглядом, произносит: – Думаю, мы можем «прокатиться». От услышанного Роза вздрагивает. Ее глаза, еще секунду назад намертво прикованные к железным балкам и спицам, теперь также заворожённо смотрят на Вескера. Мужчина хмыкает. А после припадает на одно колено. Розмари шустро забирается ему на руки и, будто детеныш ленивца, обвивает руками шею. Когда она, подгоняя, брыкает ногами, Вескер вдруг понимает, откуда у Криса симметричные синяки под ребрами. – Закрой глаза и держись крепче. – Розмари послушно прячет лицо в его плече. Чтобы взять разгон, Вескер грациозно, как хищник перед броском, отступает назад. Несмотря на строгие туфли, его выверенная походка пружинит. Лениво-изящным движением Альберт приспускает солнечные очки – алые радужки мелькают в темноте – а затем и вовсе убирает в нагрудный карман. Острый взгляд скользит по толстым опорам многометрового каркаса, напоследок оценивая. На закрытых тренировках, где они с Крисом наедине, без лишних любопытных солдатских глаз, Альберт уже давно не исполнял чудеса акробатики. Тем не менее волнения гимнаста, выходящего на снаряд, нет. Вескер полностью чувствует и идеально контролирует свое тело, амальгамой спаянное с Уроборосом. Он срывается с места внезапно, подобно взведенной пружине или спущенному курку. Бам, бам, бам – раздается грохот по подвешенным кабинкам. Размытой тенью Вескер прыгает по ним, без труда балансируя на неустойчивой поверхности. Их жестяные крыши, кажется, едва выдерживают силу, с которой он отталкивается. Оглушенная свистом ветра в ушах, Винтерс успевает только пискнуть и зажмуриться, как они в одно мгновение достигают самого верха. Вескер влетает внутрь кабинки. От ударившей инерции металлический корпус раскачивается из стороны в сторону, будто вот-вот рухнет. Старое колесо стонет и лязгает, как потревоженный полумертвый зверь. Пока пронзительный дребезг не успокаивается, Роза лишь крепче жмется, зарываясь носом в надушенный ворот мужской куртки. Только когда за пугающим скрипом железа проступают звуки ночи, она нерешительно приоткрывает глаза. Сперва она видит перед собой лишь насмешливую ухмылку на точеном лице. Ленивым кивком Вескер указывает ей куда-то вдаль. Там, у горизонта, где небо и земля сливаются в черное полотно, маяком мерцают огни большого города. Башни небоскребов в центре светятся люминесцентными лампами, воткнутыми в землю. Золотом обрамляют улицы гирлянды уличных фонарей. А яркие дороги, заполненные красными и белыми отсветами автомобильных фар, растекаются среди домов. Для маленького ребенка, изолированного от внешнего мира, зрелище было ново, а поэтому невероятно красиво. – Дядя Альберт, – в пустоту зовет Роза. Не моргая и почти не дыша, она всматривается в недостижимое сияние города, очарованная, словно мошка электрической лампой. А потом вдруг отворачивается – мучительно медленно, точно выходит из глубокого транса. В ее робком взгляде, обращенном на Вескера из-под козырька бейсболки, плещется внезапное осознание, по всей видимости, горькое на вкус. Будто боится собственных слов, она продолжает шепотом. – Почему Крис запрещает играть с другими детьми? Ее голос не по годам серьезен и учтив. Это не капризная жалоба ребенка, почему ему нельзя дорогую игрушку или ударить собаку палкой. Это взрослый осмысленный вопрос. «Вот ведь…» – сокрушенно вздыхает Вескер. В итоге, самую важную часть ответственные опекуны скинули на него. Сейчас раннее лето, и весенние прохладные нотки все еще играли в воздухе. На высоте ночной холод, доносимый ветром, вовсе ощущался, как в начале марта. На хрупкие девичьи плечи ложится чужая куртка, легкая и пригретая, как только снятая со змеи отлинявшая кожа. То, как подол волочится по истоптанному полу кабинки, не очень заботит владельца. Наверно, Вескер должен был обнять ее, уткнуть куда-нибудь в яремную ямку и сомкнуть длинные руки поперек миниатюрного тельца. Но не стал. Не привык. Отучен и переделан, как левша деревянной линейкой монашки давным-давно. – Не злись на Криса. – Редфилд смирился со своей ролью, порой граничащей со злодейской. И тем не менее Альберт, не оправдываясь и не увиливая, искренне просит за него. Может быть потому, что ему, выращенному, как породистая, выставочная овечка Долли, есть с чем сравнить. Вместо строго расписания от подъема до отбоя – мультфильмы по телевизору и картошка-фри на обед. Вместо безразличных воспитателей-надзирателей – мать, читающая сказки перед сном. Вместо подопытного кролика – она человек. Пусть, другие люди в штабе одинаково с опаской и недоверием смотрят на биотеррориста и на пятилетнюю девочку. Для Криса в первую очередь Роза – ребенок, нуждающийся в защите, не BOW, требующий клетки, и не инструмент, который можно использовать. Крис не Спенсер. Разница между ними бесконечна. Редфилд достоин похвалы, только никогда ее не услышит. – Подрасти немного, – алебастровые пальцы аккуратно приподнимают кепку цвета хаки. – Он все тебе расскажет. А потом сам возьмет на любую ярмарку, какую захочешь: купит яблоко в карамели и выиграет в тире самую большую игрушку. От представленной картины Вескер усмехается, оголяя клыки. К сожалению, красочные описания оказываются не столь заразительными. Со скепсисом и каплей разочарования Розмари смотрит на него оленьими глазами Итана. Еще секунда и она вот-вот отвернется, обиженно надув щеки. – Ладно, – Вескер лоббировал многомиллионные сделки, убеждал самых придирчивых инвесторов и уж точно мог договориться с обездоленным ребенком. – Если Крис продолжит молчать, я сам отведу тебя. Парадоксально легко предложение срывается с губ. Редкий человек получает снисхождение Альберта Вескера. Так он подружился с гениальным Уильямом, так присматривал за юным дарованием мисс Чамберс, желая направить по своим стопам, и теперь так он утешает Розмари Винтерс, чье детство, отграниченное высокими стенами, одновременно схоже и полностью противоположно его собственному. Да, Вескер проявляет симпатию, задавленную и переломанную, только к тем, в ком может увидеть себя. (Разве что есть одно исключение). Всеми звездами ночного неба отражается простодушная любовь в распахнутых глазах. – Правда? – тихое, точно опасающееся спугнуть. – Да. – Многие бы (Крис в первых рядах) предостерегли не доверять сладким змеиным речам. Вескер не обманывает, когда на то нет нужды. - Даже Диснейленд, если будет угодно. Бросает Вескер небрежно. Ведь все дети хотят именно туда, не так ли? Если уж терпеть нападки за «побег» и «похищение» Редфилда и матери-Винтерс, то ради чего-то грандиозного, а не этого захолустья. Ради мёртвых петель на горках, еще более гигантского колеса обозрения и заоблачных цен на сувениры. – Тогда уговор? Когда ему протягивают мизинец, Альберт замирает в тихом замешательстве. Кабинка скрипуче покачивается. Фонарик охранника блуждает на задворках парка. Мир существует своим чередом, а он застыл, объятый непониманием, что от него требуется. Непривычное, отвратительное чувство. Роза вновь потряхивает кулаком с отогнутым пальцем. Ее вкрадчивый взгляд предлагает и убеждает: «Здесь нет ничего страшного» - будто ребенок здесь совсем не она. После заключения выгодной сделки обе стороны жмут друг другу руки в знак согласия. Альберт не любил касаться посторонних людей. То, что у детей существует аналогичный ритуал, он не знал. Больше инстинктивно, чем осмысленно, Вескер повторяет за Розой. Как два рыболовных крючка, их мизинцы сцепляются, а потом резко разъединяются. – Всё, теперь ты пообещал. – Ликующе объявляют ему со всей торжественностью кредитора, получившего подпись на договоре с мелким шрифтом. Вескер позволяет себе сдержанную улыбку. Пока не заметили, он быстро отворачивается, якобы унылый пейзаж из стеклянных офисов и черных многоэтажек вдруг заинтересовал его. На периферии зрения, на расстоянии вытянутой руки, Роза оживленно копошиться в своем рюкзаке. Смятый принт черно-белого медведя на ранце строит глупые рожи. «Щелк» – в беззвучной вышине эхо разносится щебетанием электронной птицы. Миниатюрные пальцы неуклюже сжимают несоразмерно большой мобильный телефон. Кислотно-оранжевый чехол, разномастные наклейки и дурашливый брелок – буквально все кричит о возрасте владельца. В эти дни смартфон с кучей возможностей есть даже у ребенка, а когда-то Вескер заплатил баснословные деньги за первый прототип, где не было и половины нынешнего функционала. С вопросительным мычанием мужчина наклоняет голову. Выбившиеся пряди слегка колыхаются от ветра. А брови грозят сомкнуться вместе, хмурясь. – Я же предупреждал. – Он говорит обрывисто и раздраженно, как когда STARS в очередной раз провалили сценарий с заложником. – Если Мия или Крис увидят, мы вряд ли сможем куда-либо попасть. На суровое замечание Розмари виновато тупит взор. Она просто хотела унести отсюда хоть какой-то кусочек этого места и этого вечера. Робко, как бы извиняясь, она протягивает телефон, чтобы показать получившееся фото. Вдруг это что-то изменит. В матрицу дисплея въелось изображение: нечеткие здания, обсыпанные смазанными точками света – максимум, на который оказались способны камера в два мегапикселя и ее маленький оператор – и Альберт Вескер на фоне далекого города. В задумчивости он подпирает подбородок рукой, на самом деле скрывая свой рот. Его естественно красные глаза забавно воссоздают эффект со снимков начала двухтысячных. Дрянная фотография, перекошенная и расфокусированная. Но уже завтра она останется единственным напоминанием о свободе с высоты птичьего полета, откуда все стены и ограничения ощущаются мизерными, и единственной уликой, что среди прилежных опекунов, есть один «сумасбродный». Пальцы трут страдальчески сморщенную переносицу. Легко представить раздутые ноздри Редфилда и озлобленную гримасу Мии. И если первый показательно уйдет спать на диван на целую неделю, то вторая не даст покоя, словно ворона, чье гнездо смели потревожить. Альберт ужасно рискует, но все-таки говорит: – Ладно. Можешь оставить, но… – очередная поблажка, за которой следует очередной урок, – спрячь. «Перенеси в папку. Поставь пароль. Удали из общей галереи». Закинув ногу на ногу, Альберт проводит вводный курс хранения приватных данных. Громко и ловко, Роза стучит по сенсорному экрану. В отличие от Криса, девочка овладела гаджетом раньше, чем толком научилась говорить. Наверно, его можно упрекнуть в пагубном влиянии. Только что он рассказал невинному ребенку, как врать и скрывать это. Однако личное пространство, хоть и в пределах памяти мобильного телефона – это ценный подарок. Пусть девочка учится защищать свои тайны, а заодно пусть привыкает к причастности к ним Вескера. Он лишь надеется, что спустя десяток лет к нему не будут беспардонно врываться в лабораторию, чтобы обсудить бойфрендов. Розмари вновь сияет. Как стрелку метронома, ее качает из стороны в сторону от полного отчаяния до искрящегося воодушевления. За этот вечер Альберт уже сбился со счета, сколько раз слезы, готовые пролиться, сменялись радостью. Вот и сейчас она улыбается ему во все двадцать молочных зуба и тщетно пытается скрыть, как ее побледневшие губы зябко дрожат. «3:21» – одинаково указывают стрелки наручных часов и мигает в верхнем углу смартфона. До рассвета около четырех часов, а прогноз погоды обещал пасмурное утро. Восходящее солнце, персиковое и свежее, в контрастном обрамлении свинцовых туч – вот зрелище достойное, чтобы посмотреть и, может быть, заснять на пленку. Но пятилетняя Розмари, которой давно полагалось нежится среди простыней и одеял с кроликами, вряд ли продержится. Им пора домой – оба понимают это. Недосказанное молчание между ними растет. Но прежде, чем Вескер собирается огласить очевидное и безжалостное, маленькая Винтерс, предчувствуя, перебивает его: – А эти яблоки в карамели, – до последнего она оттягивает неизбежный момент. Так по-детски выторговывает ничего не решающую секунду. – Они вкусные? – Да. – Отмахивается он на автомате, даже не задумываясь над ответом. А потом осекает сам себя. На самом деле Вескер не знает их вкуса. Свое раннее детство он оставил в закрытом интернате, юность в частной школе и университете. Лишь в отряде STARS ему довелось побывать на похожей ярмарке во время ночного рейда. В некоторой степени Вескер находит это забавным и ехидно хмыкает. Возможно, когда-нибудь сладость карамели, ярко-красной, как клоунский нос, коснется его языка. Кабинка скребет осями и загрубевшими петлями – Альберт поднимается. Он вытягивается во весь рост и отряхивает брюки, как бы всем своим телом сообщая – «Пора». Это заключительный вердикт, не подлежащий обжалованию. Его длинные руки опускаются, ложась на девичьи бока, обернутые его же курткой. – Идем. – Он говорит на удивление мягко. Однако дядя Альберт не мурлыкает ей, как Крису. – В обычных магазинах не продают яблоки в карамели, но я куплю тебе мороженое. Роза улыбается и отзывчиво тянет к нему свои руки.