Нам впору дарить серебро

Его появления не замечают. Постоянный плеск воды, вой искореженного металла – на большой глубине любой шум кажется глухим и далеким. Только лишь когда гулкий стук подошв становится невыносимым: на приближение Вескера, наконец, реагируют. Бесформенное существо, тучное и аморфное, чуть ведет головой в сторону званого, но незнакомого гостя. Огромные пронзительной синевы глаза с трудом фокусируются на человеческой фигуре. Привычные к многолетней темноте, они едва различают очертания, ослепленные светом фонарика. При этом взгляд у них почти осмысленный. Но в большей степени жалостливый. Альберт улыбается. Без особой брезгливости он кладет ладонь на полупрозрачное, будто проглоченное медузой, тело. Слизь с запахом высохшей слюны покрывает скользкую кожу. Через нее видно, как системы органов постепенно выходят из сонного анабиоза. Большинство из них сформировано неправильно и функционально незрело. – Бедное создание… – бархатный голос, сочащийся поддельным сочувствием, эхом отдается по коридорам и атриумам затонувшего комплекса. – Впрочем… С нежностью, с которой новорожденный удав обнимает первого кролика, Вескер приникает к монстру, трется щекой о его висок. – Каждого из нас постигает эта участь после встречи с Редфилдами. – Здесь, на океаническом дне, под толщей черной воды, Альберту вдруг хочется пооткровенничать. – Каждого «Вескера». На удивление ему отвечают. Тихое гортанное урчание раздается из хрящевых трубок горла. По всей видимости, ощущение сородича побуждало бороться за выживание. Крупное сердце наращивает темп, за грохочущим стуком слышен патологический сброс по Батталову протоку. Не отрываясь, Альберт рассматривает выведенное Карлой детище. Долгие годы прозябавший под водой, некогда могучий ХАОС сейчас представлял жалкое зрелище. Пожирая самого себя и регенерируя клетку за клеткой, он измельчал и оказался пленником своей железной колыбели, откуда так и не смог выбраться в мир. Не без стараний Криса, конечно. С появлением Вескера мертвое подводное царство приходит в движение. Скрипят переборки отсеков, булькают воздушные карманы. У его щиколоток плещется стоялая соленая вода, а падающие капли мочат белокурую макушку. Удивительно, что после произошедшего некоторые части лаборатории вообще уцелели. – Ты так отчаянно кричал во тьме все эти годы. – С момента пробуждения Вескера в вулкане и до этого дня, зов о помощи, сродни «SOS» и «Mayday», далеким плачем отдавался в глубине его черепной коробки. Однако Альберт был крайне занят заигрыванием с Редфилдом. – Какое невезение, что откликнулся именно я. Бледный мутант не чувствует, как по нему ползут матово-черные отростки. Прочными силками они обвивают BOW. Кончики невесомо тыкаются в мягкое тело, будто изучая. Так актинии касаются рыбки-клоуна. Не нужно быть причастным ученым, чтобы понять, что ХАОС разбудили и выдрали из нежной утробы раньше срока. Он неполноценен, как недоношенный ребенок. Тем не менее в нем оставался многообещающий потенциал. И это не сулило ничего хорошего. Когда прозрачная лапа упрашивающе обхватывает ногу мужчины, Вескер морщится. По водолазному костюму стекает холодная слизь. Он раздраженно отпинывает влажную конечность от себя. На самом деле Альберт испытывает непреодолимое отвращение к этому выродку. Карла заигралась, бесконтрольно смешивая Уроборос и крохи ДНК, полученные из крови Джейка. Ее жалкая потуга вывести собственного Альберта Вескера привела к рождению столь безобразной и бесполезной твари. Глаза в костяных орбитах голого, безмясого черепа неотрывно наблюдают за человеком. Их голубой цвет идентичен, вплоть до светло-синего обрамления зрачка. Такими же глазами Альберт смотрел на Криса в Арклее, прежде чем Тиран разорвал его внутренности. Несмотря на то, что они имеют одинаковую генетическую структуру, на этом сходства кончаются. Технически BOW - его копия. Определенно, неудачная, но, по всей видимости, лучшая, на которую оказались способны бездари из Нео-Амбреллы. На миг Альберту даже любопытно, сколько еще оскорбительных для его природы попыток те предприняли и что получили в итоге. В мыслях всплывают рапорты BSAA и описания «Rasklapanje». – Я не потерплю конкуренции. – Хищно шепчет он туда, где просвечивает отверстие наружного слухового прохода. Вескер был взращён Амбреллой, чтобы поднять человечество на новую ступень, ХАОС был создан Нео-Амбреллой, чтобы уничтожить мир. Перед вивисекцией лабораторной лягушке вгоняют спицу в позвоночник и с хрустом дробят спинной мозг. «Это гуманно» - любил упоминать их профессор. Легко и быстро, точно раскаленный нож в масло, щупальце Уробороса проникает внутрь. Чернота, расползающаяся по костям, видна под прозрачной оболочкой так же ясно, как под стеклом. Кожа с полным отсутствием пигмента – ошибка доставшегося от Альберта неполного альбинизма. ХАОС протяжно ревет в полном замешательстве и качается всем немощным телом. С потолка осыпаются куски обшивки и зеленых водорослей. Задние отростки трепыхаются, вспенивая пруд из натекшей морской воды. Когда Вескер выскабливает позвоночный канал, словно дантист, убивающий нерв, протест стремительно обрывается. Существо замолкает и замирает. Оно бессильно падает в лужу марионеткой, которой обрезали нити. Однако продолжает смотреть. Сложно разобрать выражение лица без мимических мышц, но взгляд говорит сам за себя. Пристальный, почти до розовеющих белков, тот излучает агрессию. Не будь парализован, ХАОС крепко сомкнул бы свои длинные пальцы вокруг Вескера и сжал, словно ребенок, поймавший ящерицу в кулак. Мутант помнил людей мягкими и хрустящими, ведь однажды уже держал одного в руке. Совсем чуть-чуть Альберта забавляет то, что самое первое, что ХАОС сделал после вылупления из кокона – целенаправленно напал на Криса. Может быть, в нем проснулись обрывки их общей с Вескером памяти, изначально заложенные в Уроборосе. Разрозненные, мутные фрагменты чужого прошлого возникали, как мимолетные вспышки салюта. Взяв верх над примитивным разумом, они заставляли преследовать одного единственного капитана BSAA, а не повиноваться командам хозяйки. Кем он видел Криса? Кем помнил его? Помехой? Опасностью? Палачом? Вряд ли отзывчивым щеночком на противоположной стороне кровати. Но существует мизерный шанс, что всем вместе. Опоенный шарантийским коньяком, Крис заплетающимся языком рассказывал о тех событиях. Кадык мужчины дергался, и слова будто вставали комом в горле – ему с трудом давалась эта тема, даже после алкогольного «обезбаливающего». Альберт не любил спаивать и так крайне аддиктивного Редфилда, но сухих отчетов 2013 года было недостаточно. Тогда Крис упомянул, что ХАОС множество раз мог убить его, но постоянно медлил, рассматривал и трепал, как игрушку, хоть и сломал пару ребер. Возможно, это стало одной из причин, чтобы в конечном итоге, добраться сюда (а еще Крис по пьяни разболтал координаты). После спинного мозга Уроборос распространяются дальше. Как ветвистые сосуды, отростки пронизывают тело, поглощая все ткани на своем пути. Плоть, сходная по белковой структуре до 99,9999%, легко усваивается, как если бы Альберт попытался переварить собственные кишки. Прозрачно белесый мутант поступенно мутнеет – алеет изнутри, пока щупальца Вескера расплавляют его органы в однородную кашу. Где-то там среди месива разлагается янтарное сердце, подобное тому, что бьется у Альберта в груди. Отростков становится все больше и больше. Стаей прожорливых миксин* они вырываются и устремляются прямиком на пир, выгрызая новые ходы в мясе. Альберт редко питается подобным способом. Однажды он абсорбировал целую тушу мертвого кита, когда только-только очнулся от многолетнего сна. С тех пор он ненавидит вкус рыбы. Сейчас все иначе. Пожирая ХАОСа – он буквально совершает акт каннибализма. И находит это весьма откровенным. Будь здесь Крис – его бы стошнило. Чувство насыщения приятно растекается теплом. На языке оседает слабо-приятный вкус, напоминающий говяжий тар-тар. Обманутый желудок урчит и наполняется кислотой, а слюна скапливается во рту. Когда долька печени растворяется и всасывается до последнего гепатоцита, Вескер не сдерживается. В каком-то возбужденно хищническом порыве, он размыкает губы, неоднократно облизанные беспокойным языком, и впивается зубами во влажную кожу, намереваясь оторвать кусочек самостоятельно. ХАОС соленый, как море, и прочный, как прорезиненный арамид. Зубы соскальзывают, гулко клацнув. Сиюминутно Вескер одергивает себя, выкидывая из головы иррациональное возникшее неудовлетворение. Постепенно ХАОС уменьшался, сдувался, точно проткнутый воздушный шарик. Из проеденных дыр его тела торчали щупальца Уробороса. Черно-красные выросты извивались в пространстве мокрые от крови и лимфы. Казалось, они просто выныривали, чтобы вдохнуть здешнего затхлого воздуха прежде, чем обратно погрузиться в ливер. Существо продолжало смотреть, а Вескер продолжал прижиматься к нему, как детеныш, кормящийся молоком матери. С каждым потерянным литром органики глаза BOW тускнели. Вены на лобовой кости набухли до темно-сиреневого цвета. Головной мозг Альберт оставляет напоследок. Не из-за страха перед прионами. Через foramen occipitale magnum, большое затылочное отверстие, отростки пробираются внутрь черепа. Скользя по извилинам, они легко протискиваются через мягкую субстанцию. Нервная ткань очень отзывчива к родственному Уроборосу и буквально сливается с ним при малейшем контакте. Очень быстро содержимое черепной коробки заменяется голодным клубком. И в конце концов глаза с радужками цвета озерного льда спадаются, как неудачное суфле. Из орбит вылезают щупальца. Голова ХАОСа становится похожа на червивое яблоко. От очередного «совершенного» BOW остается лишь выпотрошенная оболочка. Позже, когда Уроборос сминает и переваривает скелет, не остается даже этого. Вескер стоит посреди затихшего подводного комплекса – опустевшей раковины, чьего моллюска выскребли и съели с лимонным соком. От чрезмерной активности вируса кожа его рук потемнела, градиентом начинаясь с черных, как смоль, пальцев до посеревшего сгиба локтя, будто кто-то обсыпал углем и золой. Это исчезнет со временем. Альберта не сильно заботит. Неподвижный, он наслаждается сытостью. Кровь бурлит. Давно ему не доводилось поглощать столь колоссальное количество калорий. Шум воды, сверху наваливающейся на металлический корпус, успокаивает. Вескер закрывает ярко-гранатовые глаза. Мокрые волосы небрежно ниспадают, слипшимися прядями. Ему вдруг становится тесно и совсем не из-за облегающего водолазного костюма. Внутри расползается сонливость и одновременное предвкушение. Шепот металла и воды (только ли?) заполняет мысли, выкорчевывая нужду возвращаться. Что если Альберт выплывет отсюда наружу? Позволит ужасающему давлению смять свое маленькое, человеческое тело, а потом расправит Уроборос, бьющийся в нем, во всей красе. Вескеру нравится перебирать этот вариант. Как расходится клетка его ребер, как лопаются мышцы и ломаются руки – как он разрастется, наконец, шагнув на новую ступень эволюции, и поднимется на поверхность. Заменит ХАОС. Еще никогда соблазн устроить Армагеддон не был так велик. Редфилд сильно разозлится. Без сомнения, он одним из первых прибудет на место и стервятником будет кружить на вертолете, оценивая биологическую угрозу. Интересно, признает ли его Крис в многотонной Харибде*, извивающейся тысячами черных щупалец? Отчего-то Альберт полностью уверен, что да. У Криса поразительная способность чувствовать все, причастное к Вескеру. Наверно, это их особая связь. Сигнал ловит плохо. Да и Альберт, находящийся в шаге от метаморфозы, не слушает. Из коммутатора, продираясь через толщу воды, хрипит: «Сэр, Ваш мобильник звонит без умолку уже около пяти часов…». Голос наемника вежливый и благодарный, хотя после Рокфорта прошло больше двадцати лет, и тот больше не ребенок. Вескеру не нужно гадать, кто обрывает телефон в своем праведном гневе. Однажды у него было около трехсот пропущенных вызовов. Раскрасневшиеся губы растягиваются в ухмылке, не насмешливой, а, скорее, ласковой. Неохотно Вескер отмирает и выныривает из потока инстинктов и стремлений, вероятно, усвоенных вместе с чужим головным мозгом. «Пока что амбистоме лучше оставаться аксолотлем» - Думает он, направляясь к батискафу. *** Он возвращается глубокой ночью. Бесшумно переступает порог, оставляет пакет с сувенирами в коридоре. В доме темно и тихо, лишь кухня пропитана густым запахом табака. В спальне встречают сопением на одной стороне кровати и полным запустением на другой. Усмехнувшись, Вескер сперва откладывает солнечные очки на столик. Рядом лежат разряженный мобильник и пистолет с идентичным именем. С изяществом присущим гадюке, он выбирается из одежды, которая шелухой опадает к чужим носкам. Когда он забирается под одеяло, Крис шумно вздыхает. Не спит. Но и не оборачивается, продолжая обиженно притворяться. «Большой ребенок» - смеется Альберт. Крис всегда такой, стоит Вескеру пропасть на пару недель, чтобы посетить выставку в Амстердаме или выследить Мрачного Жнеца. Редфилду не нравится ощущение собственного бессилия, а, может, и одиночества, от которого мучает бессонница. Это одновременно и кнут и пряник. Сначала Альберт беспринципно стегает «Ты не сможешь меня удержать», а потом нежно задабривает «Но я вернулся к тебе». Вряд ли Крис понимает тонкую игру, зато хорошо ее чувствует. Упрямый Редфилд продолжает дуться. Его мощная, широкая спина безразлична, как непроницаемая стена. Такой вариант совсем не устраивает Вескера. В нем слишком много энергии. С самого подводного комплекса он нес это состояние близкое к эйфории. Внутри исступленно свербит, поэтому Вескер льнет, требуя внимания. Кожа Альберта мягкая и шелковистая, а сам он пахнет дорогими духами - игнорировать такое сложно, однако у мужчины есть достоинство. Крис не собирается вилять хвостом. Редфилд пытается дышать ровно, плевать, что стук взбудораженного сердца выдает с потрохами. По правде, ему хочется повернуться, даже сказать, что скучал, только, завуалированное возмущенным «Где ты шлялся?». Или вместо слов Крис бы попросту вдавил неуправляемого бывшего капитана в матрац. Но нельзя. Хищный взгляд ползает по рельефной спине, цепляется за каждую мышцу, которая бугрится под кожей. Неосознанно Альберт облизывает губы. А потом, внезапно поддаваясь, кладет зубы на мясистую трапециевидную мышцу. Он не кусает и не целует, лишь смакует ощущение клыков и почти урчит от удовольствия. – Эй!