осколки битых зеркал

Иногда Кире даже кажется, что он почти дома. А потом Кира открывает глаза и встречается с жестокой реальностью. Здесь воздух суше, колется на каждом вдохе и раздирает горло хриплым кашлем, когда совсем измучен. Здесь свет резче, бьет по глазам, будто сжигая до самых глазниц, стоит поднять взгляд на искусственное солнце. Здесь стены холоднее и белее тысячекратно, выстраиваются вокруг, как склеп, и отдают мертвенной пустотой. Здесь Гин никогда не смотрит в глаза и не говорит ни слова искренне. Кира знает, что все они для Айзена в лучшем случае – удобные механизмы для реализации плана; в худшем – не более чем эксперимент, продукты которого без промедления утилизируются за ненадобностью. А еще Кира знает, что уже тридцать лет у капитана – два пункта мести. Поэтому за свою судьбу он может не беспокоиться – а вот за Гина порой тревожно. – Новая Эспада слепо предана вам, капитан Айзен, – вкрадчиво шипит Ичимару, проливая под ноги местному недобогу привычную насмешливую желчь. Кира, как прежде – как всегда, без исключения, – замирает при нем почти неподвижно, стойко выдерживая тяжелый взгляд и давящую на плечи реацу. На него смотрят не лучше, чем на новых арранкаров – не то чтобы даже пренебрежительно и не то чтобы безразлично, просто – как на вещь, оценивая исключительно с точки зрения полезности и соответствия желаниям владыки. Кира вышел из пятого отряда – он к такому унижению привык. Ему достаточно просто прикрыть глаза или даже отвести взгляд, чтобы вместо властной фигуры Айзена представить одного лишь капитана, чуть ближе и откровеннее, чем они могут себе позволить в Уэко. Об искренности он не смеет мечтать, пока Готей не одержит победу – а так иногда тоскливо, что прямо до воя, когда Гин все время рядом и при этом настолько далеко. Интересно, понимает ли его мотивы Айзен? Должно быть, абсолютно. Но все равно держит при себе. Зачем? – А что насчет новых командиров? – Неужели вы мне не доверяете, капитан Айзен? – Ичимару щурится по-лисьи, делая шаг вперед и оказываясь теперь прямо между владыкой и вчерашним лейтенантом. – Это даже обидно. Я ведь к вам со всей душой… – С каких пор у тебя есть душа? – невозмутимо роняет владыка, и Киру от этого почти тошнит – после того, какое разнообразие игриво-шутливого тона он познал с капитаном, речь его звучит.. мягко говоря, отвратительно. Но виду он, конечно, не подает. Даже улыбается краем губ для приличия. – Со смерти, капитан Айзен, со смерти, – покорно отзывается Ичимару, не теряя язвительной нотки в голосе, – так же, как и у вас. Я же не Улькиорра, в конце концов… Сегодня проще – сегодня за плечом владыки по крайней мере не стоит немой тенью капитан Тоусен. Иногда Кира невольно замечает какую-то нелепую и неправильную схожесть, будто они – как зеркала: Айзен с Канаме и он с Гином… Хотя вряд ли – при всем уважении к девятому отряду, к их высокой морали и к отчаянной преданности Хисаги – слепой командир способен хоть на долю того, что переживает Изуру при одной только встрече глазами с Ичимару. Возможно, это отражение прогнившее. Мертвое. Такое же пустое, искалеченное и извращенное, как весь беззвездный край Уэко Мундо. – Я жду тебя после собрания, Гин. Опять. Снова. – Как прикажете, капитан Айзен. Кира никак не может отмахнуться от назойливой мысли, что Айзен делает это целенаправленно перед ним. Каждый раз заставляет смотреть. Наблюдать. Не отрывая глаз и не делая шага прочь. Гин, тонко улыбаясь, покорно склоняет голову и сладко мурлычет согласие – Изуру это отвратительно до тошноты и саднящей боли под ребрами. Местному божеству, кажется, его реакция доставляет особое удовольствие, хотя Кира и старается не демонстрировать ни намека на истинные эмоции. Даром школа капитана не прошла – за прохладной полуулыбкой без айзеновских способностей едва ли что-нибудь можно разглядеть. После собрания Ичимару, не оглядываясь, уходит вместе с владыкой в его покои, а Кира уходит куда угодно далеко, на тренировку или за дела, закономерно переданные ему как единственному из командования, способному к их ответственному выполнению. И в пустую комнату тоже старается не возвращаться – или, по крайней мере, не возвращаться сразу. Гин весь следующий день сознательно избегает встречи с лейтенантом. Кира весь следующий день не думает, почему. Когда-нибудь они вернутся домой, и все будет хорошо.