Untitled

You watch me bleed until I can't breathe I'm shaking, falling onto my knees And now that I'm without your kisses I'll be needing stitches 1977 год, городок на окраине Японии. Счастливая семья, большой дом и приятные глазу улыбки сверкают повсюду. Настолько спокойно и мирно здесь не было уже давненько. Отец вернулся с работы рано, с большим букетом невинных ромашек в одной руке и коробкой ванильных конфет в другой. Мама обняла его, что-то неразборчиво щебеча о любви. Так мило. Сидя за громоздким обеденным столом в гостиной, Какёин старательно выводил на бумаге причудливые линии, изгибы, ставил точки и штриховал детали. Ленты Грина он тогда сдерживать совсем не умел, даже не осознавая на что способен его… друг. Длинные, совсем белые, те ленты лежали вокруг него словно спутанные игривым котенком вязальные нити, ниспадая с углового кожаного диванчика на пол. Для более старательного вида мальчику не хватало лишь высунуть и прикусить кончик языка, как он часто делал в будущем. На фоне о чем-то монотонно болтала брюнетка-ведущая новостного канала, шипел в масле на сковороде ужин, весело смеялись родители. Отец, сняв уличное, вошел в дом. Проходя мимо, он с доброй улыбкой на губах потрепал мягкие светлые пряди сына и, остановившись у плиты, наложил себе добротную порцию маминого риса с куриной грудкой. Когда-то она целыми днями напролет беззаботно готовила, убиралась и читала. Папа всегда был рад видеть ее счастливой, а потому часто дарил подарки и старался быстрее возвращаться в тёплый уют дома. — Ну что, да Винчи, как тебе первый класс? — мужчина с действительно заинтересованным блеском в таких же необычных, как и у сына, радужках смотрел на него, чуть щурясь и всё так же улыбаясь. Мальчик, не отрываясь от своего занятия, тихо буркнул, сжав свободную руку в кулачок. — Они не верят мне и смеются… Они не видят Грина… — он слегка дул щечки, хмурясь. Линии на рисунке стали выходить чуть грубее. Отец тяжело вздохнул, но не растерялся. Поставив тарелку с едой на незанятое Какёином место на столе, поближе к сыну, он подошел к мальчику со спины и, осторожно взяв под подмышки, поднял на руки, сажая себе на плечи. — Это они так завидуют тебе, ведь Грин то - сильный малый! Никогда не ссорься с таким другом, он дороже и надежнее любого из этих дурачков! Папа всегда знал об этом и видел его стенд. А маме приходилось верить, в глубине души всё же считая обоих чудаками. Но любимыми чудаками. Где-то в сторонке она звучно вздохнула, приложив ладонь к щеке и улыбнувшись так, будто смотрела не на мужа с сыном, а на двух наивных братьев-сорванцов, утешающих друг друга после какой-либо мелкой неудачи. — Правда? — немного просветлев спросил Какёин, положив ладошки на голову отца. — Разве папа тебе когда-нибудь лгал? — подключилась мать, тихо посмеиваясь. — Слово Джеймса Икари. — якобы серьёзно подтвердил отец, приставив ладонь ко лбу. Семейка переглянулась и по кухне разнесся громкий смех. Даже Какёин с радостью присоединялся к этой идиллии, будучи с самого рождения довольно скромным и замкнутым парнишкой. Но всё произошло слишком внезапно. Однажды, холодным, пасмурным и снежным зимним днем, мужчина вернулся домой с известиями о том, что зарплата на прошлом рабочем месте резко упала до такой степени, что даже заплатить за коммунальные услуги будет почти невозможно, не уйдя в минус. И он вынужден уехать в длительную командировку на север. Неизвестно, когда он вернётся, неизвестно сколько заработает и не ясно как объяснить происходящее ребёнку. Взрослые собрались за кухонным столом, сев друг напротив друга, буквально за час до того, как младший придет со школы. Общим вердиктом было просто сказать, что папе нужно уехать буквально на недельку и он совсем скоро снова приедет домой. И эта наглая ложь длилась долгие четыре года. Мать часами зависала в обнимку с телефонной трубкой, бесцельно ходила туда-сюда, начала устраиваться на работы и пропадать по ночам. Видя всё это, Какёин уже даже не спрашивал о том, куда же на самом деле делся папа и что происходит. Он просто существовал рядом с ней, с каждым днем получая всё меньше заботы и внимания. Переломным моментом стал переезд. Звонки закончились, женщина вовсе перестала появляться на глазах у мальчика, а готовку для него скинула на лапшичную рядом с домом. То есть оставляла под старым цветастым, новогодним магнитом с драконом купюру, трехзначного числа ценности которой хватало на три средние порции мисо супа. Иногда проверяла ел ли он там, куда она его посылала. Когда юноша видел маму, взгляд ее был до смерти измученным и пустым, а от одежды разило смесью из тысячи различных духов, мыл, масел и кофе. Только позже он узнал, что женщина в то время работала на трех работах, включая заочную, а по выходным посещала курсы. Младшему даже сейчас страшно представить каково это. Ещё хуже стало, когда та всё же встретила мужа. С прекрасной леди в норковой шубе и на высоченных каблуках. Сын на четырнадцатилетие получил фамилию матери и приказ забыть о Джеймсе навсегда. А он уже и не был против. Парень не знал, что случилось с отцом, но и не интересовался этим особо, доверяя выбору матери. Сам Джеймс же несколько раз пытался связаться с Эми, желая вернуться и искренне не понимая почему та столь холодна и резка в своих ответах. Несколько раз Какёин даже слышал, как она тихо всхлипывала в соседней комнате, судорожно выдыхая спертый в легких воздух. Прижимаясь к стене спиной, он складывал ладони в безмолвной мольбе и закрывал фиалковые глаза, побаливающие от частого времяпрепровождения за компьютером. Вся эта ситуация точно не может пройти бесследно, и он это понимал лучше всех, не иронично боясь исхода. Не зря. Женщина стала мыслить более расчетливо. Завела море знакомств и поднялась по карьерной лестнице так высоко, что на один день рождения Какёин получил полно-ростовой мольберт, мобильник, целую полноценную приставку, джойстики и желанные всем сердцем диски с играми. На этом плюсы закончились. Характер Эми стал невыносим. Она вечно рявкала на сына, заставляла делать почти всю работу по дому и даже не в шутку поднимала на него руку. Пиком накала страстей стали ее громкие ночные стоны за стенкой и всё новые и новые смазливые рожи мужиков разных национальностей, возрастов в их доме. Запах алкоголя стоял колом повсюду, кроме комнаты Какёина. На скопленные карманные тот первым делом купил себе ароматические палочки со сладким запахом корицы и апельсина дабы хоть как-то перебивать перегар этих животных. Грин, словно вторя хозяину, не раз умыкал из-под носов статных дядек пачки сигарет, кидая те в урну к прочему мусору, и незаметно разбивал стоящие на краю стола бутылки алкоголя, неважно были ли они полными или пустыми. Своеобразный, осторожный и непрямой знак протеста. Он ведь знал, какой может быть мама, и насколько кропотливо она растила в нём несгибаемый стержень воли. Воспитывала в мальчике доброту к людям тоже она, и сейчас все её учения обрели видное даже самому упрямому подростку значение. Полуночная тьма укутала своим полотном городишко на окраине. Кошмары стали явью, а за окном усилился загадочный шепот волн. Они хлестали подпорные стенки набережной, своими пенистыми языками облизывая жёлтый камень нижнего променада. Юноша молча стоит на самом краю, глядя вдаль, словно пытаясь увидеть там противоположный берег. Что это за море и море ли - не важно. Теплый ночной бриз окатил его своим радушием, маня лунными бликами и лёгкой рябью на воде. Волны касались его ног, но не сбивали опоры, лишь ласково поглаживали босые стопы и мочили края серых штанин. Нориаки неосознанно сделал шаг вперёд, не ощутив землю под ногами. Время словно замедлилось в несколько раз, а затем резко вернулось в норму. Почему? Потому что парень проснулся. На лбу выступили капли холодного пота, дыхание участилось, сердце било в грудь с четкой целью - разбить сковывающие ребра. Перед ним на стуле сидел какой-то кудрявый дядька в белом халате и тканевой маске, со стяжкой тонометра в руках. Кинув быстрый взгляд на часы он услышал мягкое: "тебе сегодня никуда не нужно" и, секундой ранее собиравшийся соскочить с места, аккуратно вернулся в прежнее положение, продолжая рассматривать фельдшера. Мужчина был довольно высоким, крепко сложенным работником скорой помощи. Под его халатом виднелась зеленая кофта и темные свободные джинсы, на обувь натянуты бахилы. Он всё-таки проверил показания тонометра, быстро осмотрел горло Какёина и выписал список необходимых лекарств. Проводив столь неожиданного гостя из комнаты, парень наконец проморгался, переваривая произошедшее. Заболеть в такой неподходящий момент... Фортуна ему явно не благоволит. Хотя отдых от школы он всегда любил извлекать из всего, но тут... Внезапно, другая ситуация и другие эмоции от вынужденного пропуска? Мысли плавно заполонила осенняя хандра. Юноша сел, скрестив ноги в позе лотоса, и несколько минут просто смотрел в окно, даже не фокусируясь на колыхании голых ветвей и плывущих по небу тучах. Тишина одновременно сковывала и освобождала, давила и успокаивала. Но лучшим её свойством, пожалуй, была продолжительность. Обычно она то и дело прерывалась скрипами, стуками и прочим, а сейчас словно вата в ушах комом затыкала органы слуха. Ощущение малоприятное, но нарушать такую тишину отчего то вовсе не хотелось. Так, прижавшись спиной к стене и расслабив тело, Какёин опять заснул. Новое сновидение пробило дрожью насквозь. А может не оно, а то, что творилось в реальности? Впрочем не важно. Очнулся он всё на том же месте, вот только вместо солнечных лучей на полу распластался тягучий, пыльный свет уличного фонаря. Потянувшись, он быстро согнулся обратно. Плечи ужасно ныли от неудобного положения, позвоночник словно рассыпался, глаза высыхали, как только парень их открывал. На тумбе рядом с кроватью стоял стакан воды и лежал блистер таблеток. Был ещё пузырек сиропа, но его дозировку Нориаки не знал да и читать было лень. Такая забота матери в целом была ожидаемой, бесспорно, но вот чувство чужого присутствия обжигало своей параноидальной натурой. Поднявшись на ноги, Какёин чуть размял застоявшиеся мышцы и вышел из комнаты в коридор дабы затем спуститься на кухню в поисках большего количества живительной влаги. Только вот его паранойя внезапно оправдала себя. Растрёпанные темные волосы, скучающий взгляд, бездонные зрачки, пронизывающие холодом и пушистая вязанная кофта. Стоп, что? Опустив голову и потерев глаза, застывший как олень в свете фар юноша вновь ткнулся взором в массивный силуэт брюнета, сидящего на угловом бархатном диване. На Нориаки он внимания не обращал, или делал вид, что не замечал, так как был чем-то увлечен. Не важно, в любом случае факт его присутствия уже сам по себе пугал и заставлял нервничать по поводу намерений и причин. — Твоя мать попросила. Даже не спрашивай почему я согласился, — тяжело вздохнув ответил он на не озвученный вопрос. Парень опустил плечи, немного расслабившись, но затем содрогнулся почти всем телом от кашля. Прикрыв рот ладонью, тот вернулся к своей изначальной задаче – выпить воды. Судя по головным болям, сухости, обмороку и температуре у него вполне могло быть нехилое обезвоживание, а по боли при кашле и прошлом питье возможно ещё и ангина в придачу. Стоя у кухонной тумбы с упором поясницей в ее край, парень одними губами беззвучно ругнулся, думая лишь об одном. «Серьёзно…?»