***
Небо потемнело, и озеро стало напоминать черный мрамор. Похолодало, и пора было возвращаться, но Хидан продолжал сидеть на берегу. После разговора с сестрой он так и не доехал до дома, а бездумно колесил по округе, пока не добрался до озера. Там он миновал кафе и обустроенный пляж, где часто проводил время с семьей, и забрел, как ему казалось в какие-то дебри. К холмам, покрытыми пихтами и хвойными деревьями, он никогда прежде не бывал на этой стороне. Дикий пляж был пустым и тихим, хотя, цивилизация была совсем рядом. В отвесном склоне, ведущим к берегу, кто-то сделал ступени из железнодорожных шпал, значит недалеко отсюда и загородные дома. Хидану нравился этот вид, нравилось уединение. Он думал о своей жизни, и мысль о том, что ему придется порвать с Конан, делалась невыносимой. Как он может сказать ей, что все кончено? Даже если Конан больше его не любит, как он скажет ей: «уходи»? Он не может сказать это женщине, с которой был вместе больше десяти лет! Конан, его Конан, которая всегда его поддерживала. Конан, которая ждала его возвращения со службы. Конан, которая помогала ему собирать материал для его дипломной работы. Конан, которая никогда не смирится с несправедливостью. Конан, которая рыдала из-за убийства слонов в Индии. Конан… Конан… Конан… Он знал, что если жена ему все расскажет — он простит ее. Все мы совершаем ошибки. Некоторые из них становятся нашими священными иконами, перед которыми мы всю жизнь пытаемся искупить грехи. Хидан не мог себе представить, как, после стольких лет вместе, они с Конан разойдутся, и будут делать вид, будто их никогда не было в жизни друг друга. Он задрал очки на лоб, и потер усталые глаза. Нужно ехать домой, отоспаться, а потом принимать решения на свежую голову. Хидан поднялся с песка, отряхивая джинсы. Подобрал плоский камень, и швырнул его в воду, надеясь, что он, прежде чем пойти на дно, подпрыгнет, и оставит на воде несколько «блинчиков». Вот черт, не получилось! Следующий камень, сделав всего два подскока на воде, тоже пошел на дно. Как же так?.. Раньше он мог оставить на воде восемь, а иногда и с десяток таких «следов». Он даже сыновьям показывал, как это делается, они устраивали соревнования… Ветер принес запах сигаретного дыма. Со стороны холма послышался шум, по лестнице из шпал кто-то спускался. — Профессор? — раздался за спиной знакомый голос.***
Дело об убийстве Эя Узумаки разваливалось прямо на глазах. Зацепки никуда не вели, отрабатывая со своей командой версию за версией, Какузу отметал их одну за другой. К середине июля сроки активного расследования истекут, и это дело благополучно перейдет в висяки. Все складывалась именно так, как он и рассчитывал. Сегодня он не задерживался на работе и вернулся домой непривычно рано. Доев последний контейнер с едой, оставшийся после визита Каруи, он бросил в машинку накопившуюся стирку. Какузу хотел расслабиться в своем кресле со стаканом виски в руке, но из-за гудящей стиралки начинала болеть голова, поэтому он вышел во двор. Там тоже не мешало б прибраться, подстричь хотя бы траву, но Какузу упрямо прошел мимо, закрывая глаза на стихийно разраставшийся сад и сорняки. Раньше Каруи следила за домом, а одному ему не хватало сил и терпения возиться со всем этим бытом и облагораживать свой участок. Пусть будет как есть. Он закурил, спускаясь по лестнице из шпал к озеру. На берегу, он увидел парня, бросавшего камни, безуспешно пытавшегося заставить камень «бежать» по воде. Присмотревшись, Какузу понял, что это его недавний знакомый. — Профессор? — позвал Какузу, подходя к кромке воды. — Пытаетесь сделать «блинчики»? — он усмехнулся. — У вас ужасная техника. Хидан повернулся к нему, сбитый с толку внезапной встречей. По его лицу было видно, что он не ожидал увидеть здесь Какузу: в домашней одежде и резиновых тапках, непринужденно расхаживающего по берегу с сигаретой в зубах. — Я живу здесь, — он кивнул на лестницу на холме. — А вы тут, какими судьбами? Гуляете? — Типа того, — с кислой миной ответил он. Еще один камень с громким «бултых!» исчез под водой. — Да что за твою мать! — в сердцах выругался Хидан. Какузу выдохнул дым через ноздри и подобрал с песка камень. Швырнул его в воду, и тот побежал по поверхности с тихим плеском, сделав не меньше шести прыжков. — Ого, — Хидан поджал губы, признавая свое поражение. — Да вы профи. — Мой личный рекорд — четырнадцать, — решил похвастаться Какузу. — В юности я был знаком с ребятами, которые могли набить не меньше двадцати. — У вас было много друзей? — спросил Хидан, бросив очередной камень. — Друзей? — Какузу вскинул брови, удивленный внезапным вопросом. — Нет, не сказал бы. Знакомых — да, но ни одного человека из них я не могу назвать своим другом. Мы с женой росли в кварталах мигрантов, где было полно предрассудков и расистского дерьма. Хоть к тому моменту Коноха и присоединилась к остальному цивилизованному миру, было сложновато заводить друзей, если ты с акцентом и имеешь другого цвета кожу, — он косо улыбнулся. Хидан кивнул: он историк, и прекрасно осведомлен о периоде времени, про который рассказывал Какузу. Раздираемые войной государства на юге, нескончаемый поток беженцев, безработица, и захлестнувшая Коноху волна преступности. Сорок лет назад невозможно было спокойно пройти по улице вечером, или беззаботно беседовать в закатных лучах солнца, как они сейчас. — У вас все в порядке? — напрямую спросил Какузу, понимая, что никто осознанно не будет забредать в эту глушь вечером в одиночестве, чтобы поупражняться в швырянии камней. Хидан пребывал в прострации, одновременно находясь и рядом с ним, и где-то еще. Хидан замахнулся, чтобы бросить камень, и застыл, услышав вопрос. Несколько секунд он смотрел прямо перед собой, а потом швырнул камень со всей силы. — Моя жена мне изменяет. Мои дети мертвы. У меня уже давно ничего не в порядке. Ни-че-го, — произнес он по слогам в такт подпрыгивающему на воде камню. Он говорил спокойно и без надрыва, наверно, таким голосом он читал лекции студентам в своем университете. Какузу, молча, смотрел на темную воду. Он уже давно обнаружил, что человеку, пережившему настоящую трагедию, не нужна ничья жалость. Не стоит размениваться на эти чувства, жалость ценится дешево. Вся жалость этого мира не стоит и одного рье. — Моя бывшая жена тоже мне изменяла, — Какузу затянулся. — С менеджером ресторана, для которого шила скатерти и еще какую-то ерунду на заказ, — он выдохнул дым. — Я пришел домой, мы тогда только переехали в Коноху, — уточнил он. — А они были в нашей спальне, жена лежала под ним и скулила как собачонка. — И… что вы сделали? — Хидан растеряно смотрел на него. — Ничего не сделал, — ответил Какузу. — А что я должен был сделать? Выволочить жену за волосы из спальни? Пристрелить обоих? — Хидан не ответил. — Я просто ушел, и вел себя так, будто ничего не случилось. У нас была десятилетняя дочь, и мои злость и обида не должны влиять на нее, как и мои решения, — он облизал пальцы и зажал между ними дымящийся конец сигареты. — То, что происходило, было закономерностью. Ведь я давно и сам изменил жене со своей работой, — окурок полетел в кусты. Какузу прошел на кухню и тяжело опустился на табурет. Порез на лице кровоточил и саднил, его руки до сих пор подрагивали, вся рубаха была в крови. Дыхание никак не приходило в норму, он смотрел на капающую, на светлый линолеум кровь. Зачем он вернулся сюда?.. Сидит среди этой чистой посуды и белоснежных скатертей, чувствуя себя зверюга-зверюгой. — Ты мог хотя бы позвонить! — Каруи открыла кран. — Я чуть с ума не сошла! Всю ночь тебя жду, никто из твоих коллег не знает где ты! — она подошла к нему с мокрым полотенцем в руках. — Тут по телевизору говорят про эту перестрелку у ресторана, а ты даже трубку не берешь! — она прижала полотенце к порезу на его щеке. — Я был занят, — процедил Какузу. Он был на пределе, и если Каруи продолжит его допекать, то точно сорвется. Несмотря на ее интрижку с другим мужчиной, он по-прежнему любил ее. Он был готов играть роль отца и мужа, чтобы ее не разочаровать. Он знал, что Каруи хотела сохранить их брак, поэтому до сих пор не ушла. Хотя Какузу чувствовал, что сегодня он разочаровал ее окончательно. — Занят он был, вы посмотрите! — вспылила Каруи. — Дочка тоже увидела новости, бегает: «где папа? где папа?», а что я ей могу сказать?! Что папа у нас как министр, очень занят?! Достаточно было просто ответить по телефону, чтобы я знала, что ты живой! — полотенце медленно пропитывалось кровью. — Ты понимаешь, что я жду тебя, я волнуюсь!.. — А не нужно было меня ждать! — не выдержал Какузу и смахнул рукой со стола тарелку с фруктами. Тарелка разбилась, персики покатились по полу. — Ресторатора бы своего сюда пригласила, вместе бы «подождали»! Каруи скрипнула зубами, и отошла от него. — Вот что, Какузу, — она бросила окровавленное полотенце в раковину. — Хватит мне нервы трепать, мне это надоело. Работа всегда была для тебя важнее семьи, — Каруи втянула ноздрями воздух. — Вот и оставайся со своей работой. А я ухожу, — она вышла с кухни, так и не позволив себе расплакаться в его присутствии. Каруи, как и он, всегда была ужасно гордой. — Нам давно стоило разойтись, чтобы не мучить ни себя, ни друг друга, — Какузу сунул руки в карманы, и задумчиво смотрел на исчезающий в темноте противоположный берег. — Я хочу сказать, — он повернулся к Хидану, — что уходить из отношений, в которых вы чувствуете себя плохо, это не предательство, а здравый смысл. Когда вы женаты, вы знаете, что происходит в мире вашей женщины. Возможно, даже больше, чем нужно. Вы живете не только собственной, но и ее жизнью. Но если вы больше не часть ее мира, то не нужно там оставаться, и ждать, что вселенная вознаградит вас за самоотверженный выбор, — Какузу положил Хидану ладонь на плечо. — Не будьте таким же глупцом и упрямой псиной, как я, — он улыбнулся и разжал пальцы. Хидан кивнул, показывая, что услышал его. Когда он уходил в сторону своего дома, Хидан по-прежнему неподвижно стоял у кромки воды, до тех пор, пока тьма не поглотила его.***
Сегодня по кабельному показывали фильмы про мстителей. Телевизор продолжал работать, правда, иногда изображение начинало рябить и искажаться, если они слишком громко разговаривали или хохотали. Пришлось отсесть от экрана подальше, чтобы насладиться фильмом. Было уже за полночь, когда мстители, наконец, добрались до хитреца Локи. В доме было темно, свет нигде не горел. Дейдара все думал о старике, о том, что он умер из-за него, испугавшись взрыва той злополучной петарды. То, что он сделал — очень плохо. Но ведь и тот старик не был хорошим человеком! И тот, кто гнался за Ханой — тоже. Если они погибли из-за его взрывов это хорошо или плохо? Ведь тогда они больше не смогут никому причинить зла. Дейдара следил взглядом за супер-героями, сражающимися с пришельцами. По сути, они ведь тоже убийцы. Да, они на стороне добра — но они безжалостно расправляются с инопланетянами, которые напали на землю, а сейчас Халк пытался замесить в кашу Локи, швыряя его об пол и стены. Если думать о себе, как о мстителе, то он все сделал правильно. Он помогал Хане, он на стороне добра, он хороший. Но Дейдара в прошлом не был супер-героем. С Оноки он просто хотел мелочно поквитаться, он никого не спасал и не защищал. То, что старик оказался мерзким злыднем — достаточное оправдание для его… убийства? Дейдара уже давно потерял нить происходящего на экране, погрузившись в свои мысли. Кисаме с Суигетсу обсуждали силу Халка, Мангетсу, подперев ладонью голову, равнодушно смотрел сцены после титров. Его отвлекла проехавшая мимо дома машина, свет ее фар на мгновение выхватил из синеватого полумрака гостиную даже сквозь шторы. Дейдара выпрямился и огляделся: неужели семейство Учиха уже вернулось так рано? Но шум мотора отдалялся, значит, можно не беспокоиться, это кто-то из соседей. Он хотел снова прислониться к подножью дивана, у которого они все это время сидели, когда в зазоре между шторами заметил стоящую возле забора неясную фигуру. Дейдара поднялся, чтобы лучше видеть. Так и есть, у калитки стоял человек, едва попадая под лучи уличного фонаря. — Что там? — Мангетсу тоже встал, и проследил за направлением его взгляда. — Там кто-то есть, — Дейдара показал пальцем на фигуру возле забора. Кисаме с Суигетсу притихли. Человек у калитки не двигался, и был не похож, на вышедшего погулять соседа или случайного прохожего. — Пойдемте наверх, — Кисаме выключил телевизор, а Мангетсу плотнее сомкнул шторы, даже не дотрагиваясь до них. — Но мы же еще не досмотрели! — разочарованно протянул Суигетсу. Они поднялись на второй этаж: сегодня и всю неделю они будут спать на большой кровати в спальне родителей. Дейдара и остальные прилипли к окну, отсюда внутренний двор был хорошо виден. Незнакомец, будто этого и ждал: он перелез через забор, и направился к дому. — Смотрите, их двое! — Суигетсу показал пальцем на человека, вышедшего с заднего двора со стороны кухни. — Что они тут делают? — незнакомцы остановились, и стали разговаривать, стоя посреди лужайки. — Наверняка это воры, — Кисаме нахмурился. — Узнали, что дома никого нет, и пришли сюда, чтобы его обчистить. — Если второй все время был поблизости, то он мог слышать работающий телевизор, — Дейдара отодвинул цветочный горшок, чтобы не загораживал обзор. — Они решат, что тут кто-то есть, и не полезут сюда. — Да даже если они и проберутся в дом, — Мангетсу зажег ночник на тумбочке. — Мы что, не сможем их выпроводить? На Мангетсу устремились удивленные взгляды. Никто над этим даже не задумывался. Дейдару порой поражала его самоуверенность, граничащая с грубостью. Пожалуй, только Мангетсу не встревожило появление незнакомцев в саду. — Они уходят! — Суигетсу ткнул пальцем на удаляющиеся фигуры. — Наверно увидели свет, который ты включил! — он показал брату большой палец. Незнакомцы ушли с участка, перепрыгнув через невысокий штакетник, оставив после себя массу вопросов. Когда они ложились спать, Дейдара, забираясь под одеяло, не выдержал и спросил: — Тебе когда-нибудь бывает страшно? Мангетсу на секунду завис, будто не понял вопроса. Потом повернулся к нему, и коротко ответил: — Нет.***
— Что вы в этот момент почувствовали? — Гаара возвращается за стол. — Я сейчас говорю не о вашей мотивации, а о том, что было после, — он складывает пальцы домиком, не отводя от него изучающий взгляд. — Не знаю, — Хидан наморщил лоб. — Ну, то есть, я понимал, что то, что происходит неправильно, но… Не знаю, почему я не остановился, — он поднимает на Гаару растерянные глаза.- Я как будто в этот момент отупел. Мысли в голове были словно не свои, будто там, в комнате, был одновременно я и не я, — он перемешал воздух ладонями. — Вам доводилось ранее испытывать это чувство? — Хидан кивнул. — При каких обстоятельствах? — Когда мне приказали собрать в ящик то, что осталось от расчетного состава, после удара по нашей точке ракетой. — Извините, я не очень силен в этой терминологии, — Гаара на секунду отвел взгляд, пытаясь вспомнить что-то. — Вы говорите о некой военной технике? — Нет, — Хидан покачал головой. — Расчетный состав — это пять или семь человек, обслуживающих военную технику. В связи с рождением детей ему дали отпуск на месяц, чтобы провести время с семьей. Конан сразу заснула, она отключалась мгновенно, измученная плачем двух младенцев. Детская кроватка стояла у них в спальне, Хидан бесшумно приблизился к ней. Широкая, разделенная посередине перегородкой: специальная кровать для двойни — подарок его сестры. Хидан задумчиво смотрел на спящих детей, пытаясь отыскать в себе какие-то зачатки нежности. Осознать, что он теперь отец, что для них с Конан начался новый жизненный этап. Его пугало, что глядя на своих сыновей он не испытывал никакого эмоционального отклика. Он должен, обязан их полюбить! Это его продолжение, его… Хидан ощутил запах паленой плоти, на мгновение кроватка показалась ему ящиком для снарядов, куда совсем недавно он собирал останки своих товарищей. Среди них был и Джузо. Его повело, он ухватился за бортик, чтобы не упасть. Ребенок зашевелился от того, что кровать встряхнуло, Хидан разбудил его. Ох, если он заплачет, то разбудит Конан, а ведь она так устает. Хидан взял его на руки, понимая, что новорожденный существо хрупкое, и он должен быть осторожным. Прикасаясь к нему, к этому тельцу в голубой пижаме он никак не мог отделаться от ощущения мертвой плоти под пальцами, будто вытащил из того ящика с останками чью-то оторванную конечность, и теперь пытался ее баюкать. Голос разума твердил ему: «Спокойно. Это твой сын, относись к нему бережно. Но другой настойчиво повторял: «Брось! Брось эту мертвечину! Брось!» Ребенок завозился, захныкал. Хидан будто в трансе смотрел на него. В ушах раздавались отголоски выстрелов и взрывов, а то, как младенец дергался, напоминало ему сокращение мышц трупов, валяющихся под его ногами. Будто на оторванную руку или ногу кто-то натянул детскую пижаму, и теперь выдавал ее за младенца. «Нужно вернуть его на место. У Конан лучше получится его успокоить». «Брось! Брось! Зачем ты снова взял в руки останки своего лучшего друга?!» Хидан помнил теплую кровь под пальцами, тело Джузо еще не остыло. Его волосы липли к рукам, когда он нес его голову к тому проклятому ящику. Он плакал, давился слезами, из-за того что все вот так, и он не сможет нормально, по-человечески проводить своего друга. Кровь капала с торчавшего из шеи куска позвоночника, справа на черепе была вмятина, и Хидан видел розоватый мозг. Когда он положил его голову в ящик, ему казалось, что под грузом других останков, которые он складывал сверху, она треснет и рассыплется как яичная скорлупа. — Хидан? — сонный голос жены стал встревоженным. — Что ты делаешь? — Конан, кутаясь в халат, встала с постели. Хидан разжал руки, прежде чем успел объяснить жене, что ребенок ненастоящий. Это всего лишь яйцо в голубой пижаме. Хидан распахнул глаза и вскочил в постели, в панике устремив взгляд в тот угол, где раньше стояла детская кроватка. Там было пусто, и он медленно откинулся на подушку, с бешено колотящимся сердцем. Перед глазами он все еще видел испуганное лицо жены, ее слезы, когда она разговаривала с приехавшим на вызов врачом. — Хидан, — Конан вышла из дома, и села рядом с ними на ступеньки. — Что с тобой происходит? — она провела ладонью по его волосам. — Я сказала врачу, что не удержала ребенка во время кормления, не знаю, поверил ли он мне, — она судорожно вздохнула. — У нашего сына сотрясение мозга! — воскликнула она, ожидая от него хоть какой-то реакции. — Медики говорят, что в будущем возможны какие-то нарушения в развитии, ты это понимаешь?! — Конан по-прежнему призывала его к ответу. Хидан сидел на ступеньках, глядя на ночные улицы. Он не мог рассказать жене о Джузо, он уже причинил ей боль. Позже он будет вымаливать у нее прощение, его сердце оттает, и дети станут ему родными, а не потусторонними организмами, поселившимися у них в спальне. А сейчас его хватило только на то, чтобы устроить голову у жены на коленях, и повторять как мантру «прости, прости, прости», мысленно обращаясь к Джузо.***
— А это обязательно? — Дейдара с сомнением смотрел, на сидевшую на заднем дворе Самехаду. — У нас нет бассейна… — Наберем ей, целую ванную воды! — просиял Суигетсу. Утром во время завтрака Кисаме попробовал мысленно «призвать» Самехаду, и та откликнулась на его зов. Через час она уже пробралась в сад, и теперь ждала, когда ее впустят внутрь. — Покажем ей дом, — Кисаме вытирал рептилии лапы старым полотенцем. — Пока здесь никого нет, она может пожить с нами. Ей скучно сидеть в озере одной. Кисаме проводил экскурсию по дому, как будто это был дворец. Пафосным голосом объявляя: «Обратите внимание на эти обои. Сейчас мы находимся на том самом месте, где Саске упал и выбил себе передние зубы». Дейдара с Суигетсу смеялись, даже Мангетсу это показалось забавным. Самехада, вывалив из пасти розовый язык, не иначе, как от восхищения, ходила за ними из комнаты в комнату. — В этой комнате открывается восхитительный вид на свалку, — Кисаме и остальные стояли посредине гостевой спальни, из окна которой действительно были видны, стоявшие у подъездной дороги ряды мусорных баков. — Здесь вы можете увидеть раз…ные, — Кисаме запнулся, а потом замолчал, склонив голову на бок. На мгновение ему показалось, будто он взлетел, или кто-то отдалил картинку с комнатой, как в какой-нибудь компьютерной игре. Он видел дом целиком, каждую комнату, которую они только что прошли. Затем его сознание «опустилось» и снова заняло место в его теле. Он ухватился рукой за стену, от такого «скачка» закружилась голова. Быть одновременно здесь и везде оказалось непросто. Но он увидел главное: тех, кого в этом доме быть не должно. — Что с тобой? Ты в порядке? — остальные стали засыпать его вопросами, и Кисаме жестом велел им замолчать. Чужаки придут оттуда,— Самехада указала костяным хвостом в сторону северной части дома, где была расположена кухня.- Так бывает, когда смотришь не назад, а вперед,— пояснила она его состояние. Кисаме кивнул, он, наконец, понял, что только что случилось. Он видел будущее, которое вот-вот станет настоящим. — Те, кто приходил во двор ночью, — Кисаме быстрым шагом направился к лестнице. — Они скоро будут здесь. И словно в подтверждение его слов, на кухне послышался звон битого стекла.***
Хидан вышел во двор, чувствуя себя в приподнятом настроении. Они наконец-то расплатились за этот дом и погасили ипотеку. Теперь с деньгами станет свободнее, и Конан сможет постепенно заменить мебель на ту, которую хотела, и сделать ремонт в детской комнате. Возможно, они успеют заняться этим до того, как его отпуск закончится, он снова вернется на службу… Жена посадила цветы под окнами, и сейчас поливала их из садового шланга. Рядом с ней стоял Суигетсу с игрушечной лейкой, на которой, конечно же, была нарисована лягушка. Хидан обвел взглядом двор, и, наконец, нашел своего второго сына. Мангетсу сидел на корточках возле дерева и смотрел себе под ноги. Когда Хидан приблизился к нему, то увидел, что тот поймал бабочку. Он накрыл ее прозрачным стаканом, смотрел на нее сквозь стекло. Насекомое уже едва отрывалось от земли, оставшись без воздуха. Рядом с ним лежало несколько мертвых бабочек-капустниц, Мангетсу проделывал это не в первый раз. Сын повернулся к нему, а потом снова устремил взгляд на свою ловушку для бабочки. — Почему пауки не запутываются в своей паутине? — спросил он, ни к кому не обращаясь. Хидан подошел и убрал стакан, освобождая насекомое. Бабочка с трудом отлетела в сторону живой изгороди, и затерялась среди листвы. На него устремился спокойный, ничего не выражающий взгляд, Хидан давно понял, что э т о м у ребенку бесполезно объяснять, что он поступает плохо. Этот взгляд — его наказание, и его личное проклятье. — Вы заметили у своего сына склонность к жестокости, — Хидан кивнул. — Вы обсуждали это с женой? — Гаара сложил под столом ногу на ногу. — Нет, мы об этом не разговаривали, — Хидан покачал головой. — Думаю, Конан и так это знала. До пяти лет врачи думали, что у Мангетсу аутизм из-за той травмы головы полученной в раннем детстве. Он почти не разговаривал, и проявлял эмоции вяло и редко. Чужие прикосновения были ему неприятны, яркие цвета и громкие звуки его раздражали. — Это тяжело: растить двоих детей, тем более, если один из них с особенностями развития, — Гаара нахмурился. — Вас это не пугало? — К тому времени я повидал достаточно вещей, которых следовало бояться по-настоящему, — Хидан криво усмехнулся. — Скажем так: я понимал, почему это происходило, и старался держать ситуацию под контролем. Жена нашла с ним общий язык. Она забирала его с разных праздников и детских площадок раньше, чем ему могло там наскучить, в то время как Суигетсу был готов веселиться до утра. Со временем поведение Мангетсу выровнялось. Он стал лучше переносить контакты с другими людьми, а в учебе превосходил всех в своем классе, учителя даже считали его одаренным. — Но все это время вы были начеку, верно? — глаза Гаары на мгновение сузились. — На то была более весомая причина, чем охота на насекомых? — Да, — Хидан опустил взгляд. — Конан об этом не знает. Я не стал ей об этом рассказывать.***
Они спустились на первый этаж. Стекло в двери, ведущей на задний двор, было разбито, а вскоре чужая рука возникла в образовавшейся прорехе, и уверенно расправлялась с замком. — Что делать будем? — взволновано спросил Дейдара. — Позвоним в полицию? — он вспомнил о проводном телефоне, висящем на стене кухни. — Угу, позвонил один такой, — Суигетсу покосился на брата. — Нет сигнала, мы не сможем с ними поговорить. Дверь открылась, и в дом прошли двое парней в темных куртках и кепках. — Я говорил тебе, что камера и наклейка «дом под охраной» — фальшивка, — усмехнулся тот, что в зеленой кепке. — Ты щас допиздишься, Кинкаку, — рыкнул второй. — Давай, пошевеливайся! Я на первом, ты на втором! Парни стремительно разошлись по комнатам. — Нам тоже нужно разделиться, — пока остальные пребывали в растерянности, Мангетсу думал над планом. — Чтобы не дать им ничего украсть, нужно напугать их, и они сами уберутся отсюда. — Я и Дейдара пойдем на второй этаж, — Кисаме перехватил инициативу. — Самехада с нами, — они побежали по ступенькам наверх. — Идем, он на кухне, — Мангетсу кивком показал на вход в комнату в виде арки, где уже вовсю хозяйничал чужак. Суигетсу помедлил, позволяя брату пройти первым. Тот всегда быстро ориентировался в каких-то новых, опасных ситуациях, и был хладнокровным. Суигетсу не считал себя трусом, однако он все равно колебался и испытывал сомнения перед неизвестностью. Но Мангетсу, казалось, не подчинялся страху, и жил по каким-то своим, собственным законам, которые Суигетсу не понимал. В этом году дети должны были пойти в школу, и покупку автомобиля снова пришлось отложить. К тому же, жена упорно не хотела получать права, несмотря на его доводы, что так ей будет гораздо удобнее. Хидан пообещал ей, что это последний год, когда он служит по контракту. Потом он осядет дома, все-таки приобретёт авто, и будет водить его сам. Листья еще не пожелтели, но уже чувствовалось, что это последние теплые деньки. Хидан услышал на улице крики: сыновья, кажется, ссорились, и вышел посмотреть, в чем дело. У пожилых соседей была собачонка, похожая на знаменитого Майло из голливудской комедии «Маска». Старики плохо следили за ней, она периодически забегала к ним во двор, пробираясь сквозь лаз, который сама же и раскопала возле забора. У собачонки был скверный характер: она лаяла, бросалась на прохожих, Конан несколько раз жаловалась, что не по размеру борзая псина пугает ее и детей. Пятнистая псина не давала мальчишкам забрать мяч, который, по ее собачьему мнению, упал на ее территорию. Она лаяла, скалила зубы, не давая, приблизится к красному мячу, находившемуся за ее спиной. — Кыш! Кыш! — Суигетсу топал ногой, как обычно отгоняют назойливых голубей, но собака не реагировала. — Уйди! Мангетсу, молча, стоял, вперив взгляд в газон под лапами животного. Прежде, чем Хидан успел к ним приблизиться, он ударил ногой собаку прямо, по просвечивающему сквозь шерсть розоватому брюху. Псина взвизгнула, издав короткий скулеж, отбежала от детей на пару метров, а потом, раскрыв зубастую пасть, уверенно пошла в атаку. Мангетсу хотел наподдать ей еще раз, но собака вцепилась ему зубами в кроссовок возле щиколотки. Суигетсу закричал, поднялась суматоха, из дома выбежала жена в халате и полотенцем, обмотанным вокруг головы — она только что вышла из душа. Хидан подцепил пса за ошейник, и оттащил к изгороди, вручая незадачливым соседям. — Если я еще раз увижу вашу собаку у себя во дворе — я ее пристрелю, — пообещал он седой женщине с морщинистым лицом, и ее мужу с козлиной бородкой. Был грандиозный скандал, Конан хотела добиться усыпления пса. Но из-за того, что никто не пострадал: псина так и не прокусила детский кроссовок, собака осталась в живых. Они периодически слышали ее лай на соседнем дворе, но больше Молли — так звали собаку, в честь ее сходства с киношным Майло, не высовывалась на их участок. Постепенно об этой неприятной истории забыли все, кроме Мангетсу. Хидан видел, что собака его раздражает. Тот всегда болезненно щурился, услышав ее лай, иногда зависал возле изгороди, рядом с местом, где произошла стычка с Молли и ее хозяевами. У него были проблемы с выражением эмоций, но злость Хидан научился распознавать на его лице — она всегда была настоящей. Хидан давно заметил, что перед тем, как засмеяться, или улыбнуться, Мангетсу всегда притормаживал, будто переваривал в голове происходящее, а потом выдавал реакцию, соответствующую месту и случаю. А потом он понял, что тот все время ориентировался на Суигетсу, и повторял за ним его мимику. Он всегда ждал, когда брат первым покажет свое отношение к ситуации, а затем копировал его эмоции. В тот день Конан с Суигетсу делали оригами. Поделки для детского сада, куда дети завтра отправятся в последний раз — впереди их ждала начальная школа. Мангетсу быстро сложил своего журавлика и ушел на улицу. Хидан читал последние новости в своем лэптопе. Было найдено массовое захоронение на юге страны, которое относили к периоду первых поселенцев, а его всегда очень интересовала эта тема. Он на мгновенье оторвался от экрана, так как мимо дома с грохотом проехал грузовик. Проводив красную фуру взглядом, Хидан хотел вернуться к чтению, когда заметил во дворе что-то странное. — Эй, ты что делаешь? — Мангетсу залез на забор, и пристально всматривался в кусты на соседнем участке. — Слезай, давай! — Хидан стоял на ступеньках, и кричал оттуда, но его никто не послушал. Забор был невысоким, и сын с легкостью через него перебрался во двор к соседям. — У тебя игрушка туда упала? — Хидан подошел ближе. Ответа не последовало, красный мяч лежал под деревом, и тревога Хидана нарастала все больше. Он несколько раз позвал его, но Мангетсу не откликался. Преисполнившись родительским гневом, Хидан перелез на соседний участок. — Домой, живо! — зашипел он, увидев среди кустов, светлую футболку сына. Шорохи, Хидан услышал треск веток и короткий скулеж. Он подался вперед, на звук, но остановился, когда скулеж собаки прервался коротким хрустом. Хидан втянул носом воздух, и отвел в сторону ветки. Молли лежала на земле кверху брюхом, ее лапы все еще подрагивали. Недалеко от нее валялся окровавленный камень — Мангетсу разбил им ей голову. Наверняка швырнул его, когда сидел на заборе, чтобы была возможность к ней приблизиться. Сейчас он наступил ногой на морду животного, и сломал собаке череп, тем самым прекратив ее мучения. Хидану хотелось втащить маленькому ублюдку, встряхнуть его, наорать, что нельзя так обращаться с животными. Но обезоруживающий, ясный взгляд пригвоздил его к месту и лишил дара речи. — Теперь все как надо, папа. Они вместе уйдут с соседского участка, Хидан задействует весь свой словарный запас, объясняя Мангетсу, что так нельзя поступать, и почему то, что он сделал с собакой — плохо. Им повезло, что соседей не было дома. Позже Хидан вернется, заберет еще не окоченевшее тело псины, и бросит останки Молли возле дороги, чтобы выглядело так, будто неугомонную собаку сбила машина. «Теперь все как надо, папа». Он не расскажет об этом жене, и они продолжат делать вид, что у них почти нормальная семья. — Маленький ублюдок быстро понял, что отличается от других, поэтому приспособился к обстоятельствам, — Хидан поморщился. — Вы называете своего малолетнего сына «ублюдком», — Гаара нахмурился. — Вы и к нему так обращались? — Слушайте, я осознаю, как ужасно это звучит, — Хидан скривился. — Но поймите, ребенок у нас с женой был один! Второй лишь им притворялся! — Ваша жена тоже так думала? — Я не знаю, — Хидан в изнеможении провел ладонью по лицу. — Я не мог к ней подойти и сказать: «Поздравляю, дорогая, мы вырастили психопата!» Я пытался его полюбить, клянусь, я был готов разбиться в лепешку, лишь бы он улыбнулся мне! Но он всегда был таким холодным, а я часто бывал в отъезде, — Хидан откинулся на спинку стула. — Я сейчас не оправдываюсь. Я действительно, к своим сыновьям отношусь очень хорошо, можете спросить у жены, — он шумно вздохнул. — И нет, я никогда не говорил Мангетсу, что он ублюдок, или кому-то еще, кроме вас. Просто иногда очень сложно сдержаться и назвать его поведение не ублюдским! — И что же делает его ублюдком? — Гаара дернул бровью. — То, что он с трудом распознает эмоции, и считывает их со своего брата? Среди близнецов это довольно распространённый феномен. Такие дети хорошо понимают друг друга, что позволяет им, обходится минимумом слов. Доказано существование специального интимного языка, на котором общаются близнецы друг с другом. Этот язык практически непонятен окружающим, так как дети при общении используют ими придуманные и только им понятные слова и фразы. Вы можете не понимать своего сына, но уверен, что его брат прекрасно его понимал. Происходит замкнутость друг на друге этого маленького коллектива. Суигетсу выходит за пределы этого круга, и контактирует с окружающими, а у его брата такой потребности может не быть. — Нет, вы меня не понимаете! — Хидан был в отчаянье. — Суигетсу не был жестоким! А его брат был! Более того, он наслаждался своей жестокостью! — Да, вы мне уже говорили об этом, — спокойно ответил Гаара. — Дети бывают жестокими и без какой-либо патологии. Хидан, оба ваших сына не идеальны. И при этом одного из них вы принимаете полностью, со всеми недостатками, а второго — нет. Вас возмущает то, что в нем недостаточно эмпатии, для вас этот фактор становится неприемлемым. Вас злит, что рядом с вами находится близкий человек, в котором недостаточно доброты и отзывчивости. При этом вы понимаете, что ваши претензии к ребенку абсурдны, но называете ублюдком жестокую личность, в которую может, заметьте, — Гаара поднял указательный палец, — может превратиться ваш сын, ведь его личность еще не сформирована. Так против кого вы воюете, Хидан? Что за личность вы так ненавидите, что готовы вытравить ее из родного сына? Кто этот человек, в которого может превратиться Мангетсу, если вы не сможете его «правильно воспитать»? — продолжил напирать Гаара. — Ублюдок, которого вы так боитесь? Хидан молчал, своими вопросами Гаара снова и снова бил его под дых. Комната маленькая и душная, у него больше не осталось сил, чтобы сопротивляться. — Вы прекрасно знаете его имя, — в голосе Гаары скользнуло сочувствие. — Этот человек — вы сами. Хидан уронил голову в сложенные перед лицом руки. Сидящий напротив Гаара будто вскрывал нарывы в его душе, извлекая наружу неприятное содержимое.***
Кинкаку широким шагом направился в спальню родителей, игнорируя детские комнаты. Он подошел к туалетному столику, выдвинул ящик, и достал оттуда шкатулку с украшениями. Прежде, чем он успел сунуть в карман нить с жемчугом, стул за его спиной с грохотом отъехал в сторону. — Э! — жулик обернулся, никого не увидев позади себя. — Гинкаку, получишь по зубам за такие приколы! — он снова попытался присвоить драгоценности, когда увидел в отражении зеркала, что подушка сама по себе оторвалась от постели и парила в воздухе. — Какого дьявола?!.. — пробормотал Кинкаку, широко распахнув удивленные глаза. Ему никто не ответил. Подушка проплыла по воздуху, и остановилась напротив него, после чего взорвалась с громким хлопком, в лицо вору полетели перья. Перья все еще порхали по комнате, когда Кинкаку вскрикнул, и выбежал в коридор. Но и там его поджидали новые неприятности. Он хотел подойти к лестнице, когда в конце коридора послышался шелест. Ковер приподнимался, под ним что-то двигалось, и стремительно приближалось к нему. Кинкаку видел странные очертания под бордовым ковролином, похожие на… — Крокодил! — заорал он. — Эти ненормальные держат в доме крокодила! «Крокодил» врезался в него, и сбил с ног. Незадачливый вор кое-как добрался до лестницы на четвереньках, и в ужасе побежал вниз. Ему казалось, что за спиной у него кто-то смеялся.***
Они спустились вниз, проверить, как дела у близнецов. На всю громкость играло радио, по дому разнесся голос гнусавого диктора: — А сейчас прослушайте знаменитое произведение Иоганна Штрауса: полька «Трик-трак»! В исполнении государственного оркестра, дирижирует… Грянули духовые вместе со скрипками, в такт происходившему на кухне хаосу. Мангетсу жонглировал тарелками, те парили под потолком, перемещаясь по кругу. Суигетсу раскачивался на дверце холодильника, рассыпая из коробки кукурузные хлопья. Охотник за столовым серебром, вытаращив глаза, смотрел на это «представление». К тому моменту у Суигетсу закончились хлопья, и в лицо вору ударила струя воды из крана, сбивая с головы кепку. — Тут приведения! — орал его напарник. — Гребаный дом с приведениями! Все это было ужасно смешно. Дейдара зачерпнул с пола хлопья, и они с хлопком рассыпались золотыми искрами. Неожиданно музыка сменилась шипением, выдвижные ящики задвигались, и вместо тарелок, в воздух поднялись ножи, нацелившись лезвиями в похитителей. — Эй-эй, хватит! — вмешался Кисаме, видя, что Мангетсу готов их отпустить. — Мы просто хотели их напугать, не более! Все ждали, что он уберет их, повисла напряженная тишина. Семь ножей продолжали ореолом висеть вокруг него в воздухе, при этом лицо Мангетсу ничего не выражало. Незадачливые воры, обмирая от страха, попятились, и с криками бросились прочь. — А я что, по-твоему, делаю? — Мангетсу повернулся к Кисаме, а вместе с ним и лезвия ножей сместились в его сторону. — Теперь их испугали достаточно и они больше сюда не сунутся, — словно в замедленной съемке ножи, по одному, отправлялись обратно, в ящик для столовых приборов. Кисаме не ответил. Ему казалось, что Мангетсу передумал проткнуть его всеми этими лезвиями в последний момент. Он бы этого не сделал, услышал он в голове голос Самехады, которая, как пылесос, ела с пола рассыпавшиеся хлопья. Кто-то отключил шипящее радио, с улицы донеслись звуки полицейской сирены. Остальные прилипли к окну, Кисаме задумчиво смотрел на Самехаду. Хотел бы он себе ее уверенность.