***
Какузу открыл глаза, выныривая из удушливого сонного марева. Простыни стали влажными от пота, он лежал так, что казалось, будто сердце стучит в подушке. Перевернувшись на спину, он понял, что его разбудило. Ему снилось что-то очень приятное, раз он так возбудился. Какузу зажмурился, возбуждение причиняло дискомфорт. Последний раз в таком состоянии он просыпался в юности, когда его тело распирало от гормонов, и самоудовлетворением приходилось заниматься по несколько раз на дню. Что же ему привиделось? Какузу просунул руку под одеяло, и, обхватив ладонью свой разгоряченный член, попытался ухватиться в уме за обрывки сновидений, чтобы быстрее кончить. Выстиранные простыни режут глаза своей белизной, они покачиваются на ветру, пока Какузу проходит между ними. Ярко светит солнце, заливая своим золотым светом весь внутренний двор. Он приближается к последнему ряду бельевых веревок, за развешенным бельем стоит человек. Каруи? Какузу смотрит на высокий силуэт: расправленные плечи, прямую спину, покатые бедра… Человек за завесой простыней поворачивается, заводит руки за голову, Какузу загипнотизировано рассматривает контуры его тела, чувствуя, как его постепенно пронизывает желание обладать. Прикоснуться к этим изгибам, ощутить под ладонью тепло чужой кожи… Налетевший ветер раздувает простыни, как паруса, Какузу подходит ближе, сдвигает влажную ткань в сторону… Какузу прерывисто дышал, запрокинув голову, по виску скатилась капля липкого пота. Он обтер руку о простынь, и смотрел в потолок широко распахнутыми глазами, пытаясь принять тот факт, что такое возбуждение было вызвано любованием во сне отнюдь не женской фигурой.***
Дейдару разбудили приглушенные голоса. Близнецы уже проснулись, и сидели в противоположном углу чердака на груде пыльных коробок. -… а вдруг им это не понравится, и они больше не захотят с нами дружить? — обеспокоенно спросил Суигетсу. — Тогда не рассказывай, — Мангетсу пожал плечами. — Но я не хочу их обманывать, — недовольно отозвался его брат. — Ложь и молчание это не одно и то же, — хмыкнул Мангетсу. О чем они говорят? Дейдара зажмурился, после сна голова плохо соображала. Братья, заметив, что он проснулся, перестали секретничать, и уткнулись в книгу. Еще более странно. Суигетсу не любил читать. Дейдара перевернулся на бок, всем своим видом демонстрируя безразличие к их занятию, но вскоре понял, что больше поспать не сможет. Рот на груди требовал пищи, нужно идти на карьер. После случившегося с Ханой Дейдара там не появлялся несколько дней, откладывать больше нельзя. Он бесшумно соскользнул с разложенного на полу матраса, Кисаме все еще спал. Близнецы проводили его взглядом, но не стали задавать вопросов. На первом этаже Итачи и Саске помогали Микото развешивать занавески на кухне. В гостиной отец семейства занимался сборкой нового дивана. Глядя на расцветку, Дейдара скривился: если бы его родители увидели это аляпистое чудовище посреди гостиной, то были бы в ужасе. Он тихо проскользнул на улицу через заднюю дверь. Уже почти ничего не напоминало о случившемся недавно потопе. Улицы расчистили, дома обнесли новыми заборами, покрытые свежей краской. Только подъездная дорога была размыта, и пустоты на месте сломанных деревьев — последние следы бушевавшей здесь бури. Дейдара двигался привычным маршрутом. Миновав поле за домом, он подошел к разрытому котловану. Там все еще было сыро, на дне котлована плескалась грязная вода, работы пока не возобновились. Он стянул футболку, и повесил ее на ковш экскаватора. Когда он хотел спуститься вниз, то обратил внимание на свое тело, впервые увидев его при ярком солнечном свете. Кожа на руках стала сухой и покрылась трещинами. Дейдара взглянул на свое отражение в блестящем металлическом ковше, еще не испачканном глиной. Лица эти изменения пока не коснулись, на спине и груди трещин почти не было видно. Они не болели, но Дейдара все равно чувствовал себя некомфортно. Нужно будет поискать в комоде кофту с длинными рукавами.***
Хидан сидел перед зданием спортивного комплекса и напряженно следил за входом. Узнав имя владельца телефонного номера, он очень быстро нашел его в соцсетях, и теперь знал, как он выглядит. Он ожидал увидеть кого-нибудь широкоплечего, не по годам развитого задиру, наподобие парней, которые были в хоккейной команде у него в школе. Но на фото была серая мышь — задохлик в очках, и Хидана это озадачило. Наконец, Чоджуро — так завали этого парня, появился на ступеньках, ведущих к бассейну с сумкой на плече. Хидан весь подобрался и вышел из машины. Парень замер, и Хидану было хорошо знакомы чувства, которые он сейчас испытывал. Побывав на войне, он научился ощущать опасность всем своим телом, а средняя школа была неплохой репетицией перед армией. Не успеешь улизнуть или спрятаться — тебе конец. Со временем этот инстинкт притупился, но после ночи в лесу, чутье вновь обострилось. Чоджуро сбежал вниз по ступенькам, так и не дойдя до главного входа, и свернул за угол. Там он затаится за мусорными баками и будет ждать, когда опасность минует. Хороший трюк, Хидан тоже им в юности пользовался. Кивнув самому себе, Хидан зашел внутрь спортивного центра, но, не дойдя до ресепшена, пользуясь указателями, добрался до крыла, где был запасной выход. Он осторожно открыл дверь — выход располагался как раз возле рядов мусорных баков. Чоджуро выбрался из своего укрытия, и теперь выглядывал из-за угла, взвешивая в уме: стоит ли идти в бассейн сейчас? Хидан, особо не церемонясь, быстро подошел сзади и схватил парня зашкибот. Чоджуро втянул голову в плечи, на секунду зажмурился, ожидая оплеухи, но ее не последовало. — Я тебя не трону, — начал Хидан, не узнав собственный голос. В нем слышалась угроза — будто запахло бензином, готовым вспыхнуть от одной искры. — Но ты должен мне кое-что объяснить. Почему ты угрожал моему сыну, Суигетсу? — молчание. — Помнишь такого? — Хидан встряхнул парня. — Вы не из полиции, не буду я вам ничего говорить! — очкарик, неожиданно, ощетинился. — Вы не имеете права… — Я сейчас тебе твои «права» знаешь, куда засуну? — Хидан озверел, всего за секунду, все внутренние предохранители слетели ко всем чертям. — Выкладывай! — он схватил парнишку за грудки и припечатал к стене. — Что произошло? — в его сузившихся глазах Чоджуро увидел что-то такое, от чего у него на голове волосы зашевелились, и он понял: лучше сказать. — Тогда, в начале м-марта, — начал он дрожащим голосом. — В бассейне погиб один ребенок, п-помните? — Да, и что с того? — резко ответил Хидан. — Это, — Чоджуро тяжело дыша, поправил трясущейся рукой у себя на носу очки, — это был не несчастный случай.***
Суигетсу никогда не хотелось взрослеть. Ему нравилось жить в мире, наполненном магией, рыцарями, постоянными играми и весельем. Вещи были не просто вещами, а наделялись определенным значением и волшебной силой. Диван превращался в горы, пол — это лава, корзина для белья — сундук с сокровищами. Ему нравилось ощущать себя частью этого магического пространства, и жить как в сказке. Брат не понимал устройство этого мира, и Суигетсу отвел ему особую роль: он считал его спящим стражем, оракулом, к которому иногда можно прийти за советом, ну и списать домашку. И Суигетсу очень не любил, когда в этот мир вторгались посторонние. Забирали или портили предметы оттуда, меняли привычный порядок вещей. В такие моменты он так сильно сердился, что у него начиналась нервная чесотка, и скрипели зубы от злости. В первый раз он испытал это в детском саду. К ним в группу пришла странная девочка, которая не разговаривала, а только мычала, показывая пальцем на предметы. Она чем-то болела, поэтому не могла говорить, но Суигетсу было все равно. До тех пор пока она, мыча, не указала на его любимый стульчик с лягушкой, нарисованной на спинке. Это был трон его лягушечьего королевства, который бесцеремонно был передан незнакомке, с указанием, что она девочка, и ей нужно уступить. Суигетсу разревелся от обиды, но стульчик к нему так и не вернулся, и тогда он разозлился. Во время завтрака кто-то из ребят разбил чашку, и он успел подобрать несколько осколков, прежде чем их смели в мусорное ведро. Осколки он подложил в ботинки незнакомке, и когда все одевались на прогулку — она только мычала, показывая на свои ноги, которые ей зашнуровывала воспитательница. Позже, на улице, девочку, наконец, разули, и, глядя на кровавые пятна на ее белоснежных носках, Суигетсу чувствовал удовлетворение, которое не должен испытывать ни один ребенок. В первом классе, из-за очередной новенькой его пересадили за другую парту, несмотря на его протесты. Там было хорошее место, он сидел недалеко от аквариума с рыбками, с которыми мысленно плавал во время уроков. Он снова разозлился, и толкнул девчонку на лестнице, когда они шли в столовую. Девочка содрала ладони и колени, но она его заметила, и… указала на Мангетсу. Поскольку они с братом были неотличимы, она решила, что это он ее толкнул. Мангетсу тогда наказали, а Суигетсу так и не смог признаться, что это сделал он. Вечером он извинился перед братом, на что тот в недоумении ответил: — За что ты извиняешься? — Ну, тебя же из-за меня наказали, — Суигетсу виновато отвел глаза. — Теперь тебе нельзя смотреть телек и в компьютер играть… Тебе это разве неинтересно? — Мне все равно, — Мангетсу безразлично пожал плечами. И это было действительно так. Никакие лишения его не задевали, Мангетсу мог сидеть в углу, и «тупить в стену», так это состояние обычно называл Суигетсу, и не испытывать никакого дискомфорта по несколько часов к ряду. Суигетсу бы на его месте весь извелся, а тому хоть бы что. И в этот момент Суигетсу понял, что у Мангетсу тоже есть свой мир, свое королевство, но оно не снаружи, оно внутри, у него в голове. И во время подобных «наказаний», Мангетсу просто уходит туда. И такая непробиваемость была ему только на руку, когда требовалось проучить обидчиков. Мангетсу его за это не осуждал, но и не поддерживал. Ему было все равно. Бассейн для Суигетсу становился безграничным океаном. Он любил плаванье и быстро научился плавать разными стилями. Еще бассейн стал единственным местом, где он был первым. Мангетсу учился лучше него, у него были отличные оценки по всем предметам, а на рисование ему разрешили не приходить, учитывая его «особенности». Брата считали гением, часто ставили его в пример остальным. Суигетсу видел, что Мангетсу плевать на все эти титулы, он не прикладывал практически никаких усилий к учебе, она давалась ему легко. Он не завидовал брату, но ему не нравилось, что люди всегда видели его вторым. Мангетсу появился на свет на пять минут раньше, даже тут он его опередил, это не справедливо! У Суигетсу закрадывались подозрения, что во время плаванья брат ему поддается, но проведя несколько честных состязаний, он убедился, что это не так. Лучше него плавал только Кисаме, но с марта его перевели в группу юниоров, его показатели позволяли заниматься наравне с пятнадцатилетними ребятами. И Суигетсу, по праву занял свое первое место. Но все изменилось, когда в их секцию плаванья пришел Куросуки Райга. Эта детина была даже выше Кисаме, и он с легкостью обходил их всех. Ему было тринадцать, но этот переросток мог сойти и за пятнадцатилетнего. — Почему он занимается вместе с нами? — спросил Суигетсу тренера. — Ему нужно к юниорам, там ему самое место! — По итогам месяца мы проведем отбор, — ответил тренер. — Если его показатели будут соответствовать уровню юниоров — Райга перейдет туда. — Да ты просто зассал, боишься потерять свое первое место, Хозуки, — Райга показал ему средний палец. — Ты слабак, смирись с этим, — насмешливо добавил он. Он не успел ответить, тренер свистнул в свой свисток, пресекая конфликт, и велел всем построиться. Суигетсу, стиснув зубы, шел к линии построения, раздирая ногтями локтевые сгибы. — После тренировки, — прошипел он Райге, став рядом с ним. — встретимся у раздевалки и выясним, кто из нас слабак. Райга, с ухмылкой, принял вызов. Когда все разошлись, они выстроились перед дорожками для плаванья. Вместе с Райгой пришел щуплый парень в плавательных очках, задранных на лоб — Чоджуро, они, вроде, были приятелями. Мангетсу сидел на скамейке, равнодушно глядя, на собравшихся. — Сто метров вольным стилем, — предложил Суигетсу. — Считай, что уже проиграл, сопляк, — Райга подошел к своей дорожке, и замер, готовясь к прыжку по команде Чоджуро. Тот дунул в свисток, и они бросились в воду. Суигетсу греб изо всех сил, он доплыл до противоположной стены бассейна, когда заметил, что Райга не оттолкнулся от нее ногами, а остановился в нескольких метрах, и повернул назад. — Ты жульничал! — Суигетсу вернулся к месту, откуда они начали свои соревнования, но не спешил выходить из воды. — Сокращаешь себе расстояние! Давай еще раз! Пусть мой брат и Чоджуро наблюдают за нами на противоположной стороне, чтоб все было по-честному! — Да пошел ты! — Райга снова показал ему средний палец. — Я выиграл! А ты слабак, тебе только с малышней, в лягушатнике барахтаться! — он подобрал лежащую у бортика дощечку для плаванья, и швырнул ее в Суигетсу. Суигетсу не успел уклониться, и дощечка ударила его по лицу. Он почувствовал во рту неприятный хруст, левую половину лица прошило болью. Из глаз брызнули слезы, а во рту появился привкус крови. Суигетсу сплюнул себе в ладонь кусочек переднего зуба. — Райга! — Чоджуро возмущенно смотрел на него, но Суигетсу видел, что он его боялся. Мангетсу встал, и медленно направился к Райге. Суигетсу утер кровь с подбородка, и смотрел на брата в упор: «Толкни его. Толкни его», мысленно обращался он к нему. Брат перехватил его взгляд, и понял все правильно, даже без слов. Мангетсу резко шагнул к Райге, и ударил его кулаком в живот. Когда того согнуло пополам от боли, он двумя руками столкнул его в воду. Суигетсу подплыл к нему, и вцепился этому увальню в плечи, не давая всплыть на поверхность. Его голова разрывалась от зубной боли, но вскоре, он перестал ее ощущать, даже когда Райга, сопротивляясь, заехал ему под ребра. Раздался плеск, Мангетсу, присоединился к нему, подплыл ближе, и стал помогать удерживать Райгу под водой. — Ре… ребята! Ребята, хватит! — испуганный голос Чоджуро эхом отскакивал от стен. — Хватит, ребята! Остановитесь! Суигетсу хотелось только одного — бить, бить, бить. Отпрянув от взмывшего в воздух кулака Райги, Суигетсу увидел лицо брата. Брата, которому не все равно, в этот момент Мангетсу был счастлив, и буквально заходился от восторга. — Прекратите! — Чоджуро метался взад вперед, заламывая руки. — Вас двое, вы его убьете! Вы его убьете! Вас двое!.. Суигетсу не обращал на Чоджуро никакого внимания. Внутри него что-то взорвалось, вспыхнуло, ослепило на миг, а следом перед глазами пронеслись картины: белые носки с кровавыми пятнами, девочка с содранными коленками, мальчик с разбитым носом, посмевший раздавить на дороге лягушку… И ему хотелось топить, колотить этого гада, упиться его кровью, превратить его лицо в фарш и все равно не останавливаться. Когда пальцы на ладони Райги перестали сжиматься и разжиматься, исчезнув под водой, они, наконец, отпустили его. Его тело покачивалось на воде, он лежал на поверхности лицом вниз, и, вне всяких сомнений, был уже мертв. — Это вы!.. — лицо Чоджуро покраснело, по щекам текли слезы. — Вы его убили! — он отступил назад, когда они стали выбираться из воды. — Я всем расскажу! Я… — Расскажи, — спокойно отозвался Мангетсу, помогая брату подняться на бортик бассейна. Он говорил тяжело, монотонно, не давая вставить слово. — Расскажи, как ты стоял здесь и ничего не сделал, — Чоджуро потупился. — Расскажи, что ты такой же преступник, как и мы, — он холодно взглянул на него, и вместе с Суигетсу прошел в раздевалку, оставляя Чоджуро наедине с несказанным и не сделанным. — Что?.. — потрясенно переспросил Хидан. — Это они?! Они утопили этого мальчика?! — Д-да, — Чоджуро кивнул. — Райга, конечно, был козлом, но нельзя же его вот так… Я рассказал об этом своим родителям, но они мне не поверили, — он зашмыгал носом. — Суигетсу же вот, — он покрутил пальцем у виска, — недалекий, ведет себя как детсадовец. Над ним все прикалывались из-за его любви к лягушкам, никто не воспринимал его всерьез! А его брат вечно заторможенный, будто не в себе. Как их можно заподозрить в убийстве?.. Меня мучила совесть, и я хотел, чтобы они сами во всем признались, поэтому стал отправлять Суигетсу те сообщения… — Эй! — Суигетсу подбежал к нему в раздевалке после уроков. Они были в разных классах, но учились в одной школе. — Ты — прикольный, и я против тебя ничего не имею, — Чоджуро удивленно смотрел на него: как он может вести себя так, будто ничего не случилось? — Перестань доставать меня этими сообщениями! — Вы убили человека! — зашипел на него Чоджуро. — По-твоему, это пустяк?! — Райга был ублюдком! — огрызнулся Суигетсу. — Всем без него стало лучше! А твои сообщения я теперь даже не читаю — мы с братом поменялись телефонами. Он на эти смс-ки плевать хотел, как и на тебя. Оставь нас в покое! — Если вы не признаетесь — я сам расскажу учителям и вашим родителям правду, — пригрозил Чоджуро. — Только попробуй, — в этот момент Чоджуро казалось, что перед ним стоял Мангетсу. Его застывший, неподвижный взгляд всегда вселял в него ужас. — В общем зачете я плаваю лучше, чем ты, — напомнил Суигетсу, и скрылся за вешалками с одеждой. -Моя мама работает в фитнес-клубе «Акацуки» администратором, — продолжил Чоджуро. — Я пришел к клубу, чтобы ее встретить, и столкнулся там с матерью близнецов — вашей женой. Я хотел ей обо всем рассказать, она ведь лучше знает своих детей, но туда приехали вы, и… Сердце Хидана ухнуло, и полетело вниз, словно в лифте, у которого оборвались канаты. Он вспомнил промозглое начало марта, перекличку клаксонов на шоссе, ведущих к фитнес-клубу. Конан стоит перед стеклянными дверьми в своем наглухо застегнутом пальто, а рядом с ней очкарик в дурацкой полосатой шапке. — Ты хотел мне что-то сказать? — жена, приветливо улыбаясь, смотрит на смутившегося Чоджуро. Хидан вышел из машины, близнецы, тоже не стали дожидаться ее в салоне, и выбрались на тротуар. Заметив очкарика возле своей матери, их лица перекосились, и Хидан про себя удивился такой синхронности. В этот момент он вспомнил себя с сестрой, у них была похожая реакция на то, что им не нравилось. Хидан только теперь понимает, что за этой, открыто выраженной неприязнью скрывалось что-то большее. Напряженные позы, поднятые головы, тишина как натянутая струна: они будто готовились атаковать друг друга. Чоджуро уловил этот посыл, так ничего Конан не сказав. Они потом еще шутили, уж не хотел ли он позвать ее на свидание. Если бы он только знал, что скрывалось за этими взглядами на самом деле!.. — Мы занимались в разных группах по плаванью, и я думал, что мы не будем пересекаться в бассейне, — вздох, — но меня это не спасло. — Не спасло? — у Хидана голова шла кругом. — Они и тебя собирались?.. — он не мог произнести этого вслух, не мог признать, что его дети — безжалостные убийцы. Он задержался после занятий, обсуждая с тренером подготовку к предстоящим соревнованиям. Когда он прошел в раздевалку — там никого не было. Чоджуро открыл свой шкафчик, и свет в раздевалке внезапно погас. — Эй! — возмутился он. Не успел он подойти к выключателю, как его сбили с ног, и он упал на спину. В следующую секунду на грудь опустилось что-то тяжелое, и его придавило к полу. Свет снова зажегся. — Говорили же тебе: оставь нас в покое! — Чоджуро решил, что это Мангетсу прижимал его перевернутой скамейкой к полу, но увидев оскал с отколотым передним зубом, понял, что это Суигетсу. — Хочешь быть как Райга?! — свет снова погас. Чоджуро повернул голову в сторону, свет вновь зажегся. Он увидел Мангетсу, который равнодушно смотрел на него, распластавшегося на полу, и щелкал выключателем. — Никогда, — свет погас, — слышишь, никогда не приближайся к нашим предкам! — свет снова вспыхнул. Чоджуро хотелось заорать от ужаса: эти двое окончательно съехали с катушек, и не ведают, что творят. Он уже жалел, что связался с ними, и пытался вывести их на чистую воду. Перекошенное злобой лицо Суигетсу, нависшее над ним, будет сниться ему в кошмарах. За дверью раздались шаги, Суигетсу отпрянул в темноту, плюнув ему в лицо напоследок. Чоджуро спихнул с себя скамейку, сел с бешено колотящимся сердцем, утирая лицо. Сегодня он мог умереть. — После того случая в раздевалке, я больше не пытался заставить их сознаться, — Чоджуро окончательно обмяк, и, если бы Хидан его не удерживал, съехал бы вниз по стене. — А потом они погибли на старой железной дороге, — он утер нос рукавом. — Я думаю, это карма. Они заплатили за то, что сделали с Райгой… Хидан стоял как вкопанный, не в силах поверить в то, что услышал. Все его воспоминания, наполненные счастливыми детскими улыбками, покрылись трещинами, и медленно рассыпались, оседая внутри него как вулканический пепел. Когда он хотел задать еще один вопрос, его рывком оттащили от Чоджуро, и припечатали лицом к стене. На запястьях щелкнули наручники, и вежливый, хорошо знакомый голос произнес: — Пройдемте в участок.***
В воздухе пахло дерьмом, мочой, едким моющим средством — камеры предварительного заключения не самое приятное, что может случиться с вами в жизни. Где-то в дальнем конце коридора какой-то пьяный мужик во весь голос цитировал Евангелия от Иоанна: — Ибо так возлюбил Бог мир! Ибо так возлюбил Бог мир! Ибо так возлюбил Бог наш, мать его, мир! Какузу подошел к нужной камере, вздохнул, и опустился на корточки перед решеткой. — Профессор, — он покачал головой, глядя на Хидана. Тот сидел на скамейке, вытянув ноги, и с отсутствующим взглядом перекатывал между пальцев монетку. — Вы зашли слишком далеко, профессор, — Хидан не ответил. — В своих поисках истины вы бегаете ночью по лесу с топором, рассказываете про затопленные галереи, бросаетесь на людей, как берсерк, — Какузу пытался уловить на лице Хидана, хоть какую-то реакцию. — Видите, куда это вас привело? Сейчас это мелкое хулиганство, но последствия ваших необдуманных действий могут быть гораздо серьезнее. — Господь пожертвовал своим единственным сыном! Своим, единственным, мать его, сыном! — Собственно, сегодня, вы не сделали ничего такого, что я бы от вас не ожидал, — продолжил Какузу. — Я позвонил в службу охраны спортивного комплекса, и попросил связаться со мной, как только на их территории появится ваша машина. Как видите — не прогадал. — Хидан улыбнулся краем рта, значит, он все-таки его слушал. — Я вот, что пытаюсь понять, — Какузу встал, достал из кармана ключи. — Вы окончили школу, и поступили в университет на исторический факультет как Хидан Отсутсуки, — он подошел к двери. — А Хозуки — фамилия вашей жены, — ключ повернулся в замке. — Но во всех источниках скрыт или отсутствует отрезок вашей жизни протяженностью семь лет, — решетка отъехала в сторону. — В этот период будто не существовало ни Хидана Отсутсуки, ни Хидана Хозуки, — он и Хидан столкнулись взглядами. — Кто вы? Хидан медленно встал, и, глядя куда-то мимо Какузу, направился к выходу. — Ибо так возлюбил Бог мир! Ибо так возлюбил Бог мир! Ибо так возлюбил Бог наш гребаный мир! В конце коридора он остановился, будто прислушиваясь к проповедям сидящего в камере пьяницы. Какузу шел за ним, когда Хидан медленно повернулся и сказал: — Бундесвер. Какузу замер, Хидан скрылся за дверью. В этот момент Какузу понял, что общаясь с Хиданом, он будто разом поджигал все фитили и ждал, когда рванет. Вот только он был совершенно не готов к такому взрыву.***
Хидан шел по вечерним улицам, город казался ему чужим. После пребывания в КПЗ в носу до сих пор стоял едкий запах нечистот, он был благодарен Какузу, который отпустил его, не задавая лишних вопросов. Мрачные дома в строительных лесах, те, в которых горел свет, казались ему неуютными и зловещими, как костры в глухом лесу. Незаметно для него, он даже не понял, когда, жизнь его утекла сквозь пальцы и разбилась вдребезги. Все, что было у него: работа, семья, дом, одежда, отражение в зеркале — будто принадлежало кому-то другому, стройному, веселому парню, которого уже не вернешь. А он развалина, захватанная грязными пальцами, в которую вонзались осколки прошлого. Он шел по своей утраченной жизни, как призрак, стараясь нигде не оставить кровавых следов. Я хотел ей обо всем рассказать, она ведь лучше знает своих детей… Черт, он ведь тоже отец, и должен был заподозрить неладное! Но он видел зло только в Мангетсу — тот его никогда не скрывал. Он и представить себе не мог, что Суигетсу — его очарованный сказками и игрушками сын, коллекционер лягушек — способен на такое. Иногда его беспокоило, что Суигетсу ведет себя уж слишком по-детски, но он закрывал на это глаза, думая, что сын повзрослеет и выдурится. Хидан и сам отставал от сверстников, и порой не понимал происходящих вокруг него перемен. Однажды он вернулся в школу после летних каникул, а все девчонки в классе стали высоченными Годзиллами с формами и косметикой на лице. Ему, мечтавшему тогда о приставке, они казались пришельцами с другой планеты. Суигетсу же вот, недалекий!.. Над ним все прикалывались из-за его любви к лягушкам, никто не воспринимал его всерьез! Хидану было больно это слышать. Его сын, скорее всего, даже не понимал, что над ним просто потешаются, одноклассники считали его чудилой. Хидан не помнил, жаловался ли Суигетсу, что у него нет друзей, но он никогда не приглашал их к себе домой, а все дни рождения близнецов справлялись в узком семейном кругу. Конан несколько раз пыталась собрать «детский стол», но Суигетсу удавалось уговорить ее отвести его с братом в парк развлечений, или в торговый центр, к игровым автоматам. Они думали, что одноклассники поздравляли их в школе… Но все это время Суигетсу умело притворялся — что он нормальный, что он — не изгой! Подростки такие жестокие. Если бы рядом с Суигетсу не было брата, у которого на лице было написано, что с таким дурно обходиться не стоит — его бы просто затравили. А учителя бессильны в подобных делах, они не смогли бы его защитить. — Эй, ты же шаришь за историю? — от стены отделяется высокий старшеклассник. — Напиши мне реферат про новое время, французскую революцию и все такое. — Не буду я за тебя ничего писать! — огрызается Хидан. — Сам иди в библиотеку и пиши! Около его лица в стену вонзается кулак, красноречиво предлагая подумать над ответом еще раз. Мимо проходит учитель математики, с осуждением глядя на них, и ублюдок, приперший его к стенке, отходит в сторону. — В общем, мы договорились, — бросает он, прежде чем подняться по лестнице. Когда он отворачивается, Хидан показывает ему средний палец. Хидан беспомощно зарылся пальцами в волосы. Ну почему он был так слеп?! Если бы он заметил отклонения в поведении Суигетсу раньше, то мог бы предотвратить трагедию! Он повернулся к кованой ограде в хлопьях ржавчины, и вспомнил, то, что предпочел проигнорировать, тревожный звоночек, предвестник той самой бури. Учительница протягивает ему тетрадь, тогда дети учились в третьем классе начальной школы. — У вашего сына очень нестандартное мышление, — она сдержанно улыбается. — Я прочла много детских сочинений по сказке «Гензель и Гретель», но такую версию развития событий вижу впервые. — Мангетсу очень, — Хидан начал по привычке оправдываться, но его вдруг перебили. — Я говорю о Суигетсу. В работе Мангетсу типичные рассуждения о борьбе добра и зла. А здесь… даже не знаю, что сказать. Хидан открывает тетрадь. У Суигетсу пляшущий почерк, но вскоре он дочитал до того места, которое встревожило учительницу. «Я думаю, ведьма ни в чем не виновата. Она жила себе спокойно в лесу, а тут к ней пришли эти двое. Стали вести себя как хозяева, сломали ей домик! Поэтому мальчика она заперла, а девочку пожалела. Она просто увидела, что эти дети из себя представляют. Гензель и Гретель — злые и жадные!» Тогда Хидан просто удивился, но не обратил на этот случай должного внимания. Хотя ему стоило бы задуматься, почему Суигетсу стал на сторону ведьмы, и увидел ее, а не бедных детей жертвой. Почему он выбрал сторону зла?.. Она просто увидела, что эти дети из себя представляют. Хидан настолько задумался, что не заметил, как пришел к кладбищу. Он остановился напротив двух одинаковых могил, и, глядя на темные гранитные плиты, не знал, что мог бы сказать своим сыновьям, теперь, зная о них всю правду. Что ему жаль? Что за случившееся в бассейне и запугивания Чоджуро он их презирает? Что он не достоин, называть себя отцом? Что это его вина? Он не мог смириться с тем, что теперь они не только его сыновья, но еще и убийцы. И, несмотря на это, он по-прежнему их любил. Раздался стук, заскрипела ограда, и вскоре Хидан увидел идущую между могил Карин. Вся в черном, с корзиной цветов в руке, правая нога в ортезе, она сильно хромала, но все равно, упрямо двигалась вперед. Хидан слышал, что Кушину кто-то зарезал в лесу, а сама Карин чуть не утонула. Бедная девочка, у нее совсем не осталось близких. Что за проклятое место, эта Коноха, оно будто питается болью. Хидан подумал, что она пришла к сестре, но Карин остановилась между могилами близнецов, и поставила там свою корзину с цветами. — Ты одна здесь? — спросил Хидан оглядевшись. — Нет, — Карин покачала головой, — дядя ждет меня за воротами. — Рад, что ты поправилась, — Хидан покосился на ее ногу. — Перелом лодыжки, — Карин тоже опустила глаза на ортез. — Нога попала в водоворот, — вздох. — Это они меня оттуда вытащили, — Карин кивнула в сторону могил. — Они? — Хидан нахмурился, ему сейчас было совсем не до шуток. — Ага. Вы, конечно, мне не поверите, но я клянусь, что это правда. Когда я тонула, близнецы пришли мне на помощь. Я их не видела, но чувствовала, что они рядом. А потом, на берегу, Суигетсу сказал: «Ну, ты и кобыла, Карин, вымахала!», — она усмехнулась. — Честное слово. Я слышала его голос, прежде чем окончательно отключилась. — Да, — Хидан не сдержал улыбки, — действительно, на него похоже. — Жаль, что в последний год мы мало общались, — Карин погрустнела. — Но зато я знаю, что настоящие друзья остаются с нами даже после смерти.***
Какузу устроился за компьютером у себя в кабинете. Он не был уверен, что ему можно находиться здесь в отпуске, поэтому был рад, что Асума уже ушел. Он ввел в поисковую строку: «Бундесвер», и теперь ожидал, когда загрузятся результаты. То, что Бундесвер это отряд специального назначения, одна из структур обороны федерации, он знал и без гугла. Но семь лет назад было скандальное разбирательство, закрытый процесс на гаагском трибунале — Бундесвер судили за военные преступления и геноцид на территории Суны, куда силы обороны федерации были отправлены с миротворческой миссией. Пытки, ампутация здоровых конечностей, в Суне творился настоящий мрак, деятельность солдат Бундесвера приравнивали к преступлениям третьего рейха. Какузу включил старый выпуск новостей с репортажем об этих событиях, его интересовала запись, сделанная в тот день, когда был вынесен приговор. — И вот нам сообщают о вынесении приговора, — быстро тараторила блондинка-ведущая на фоне здания суда окруженного разгневанной толпой, требовавшей смертной казни. — Напоминаю, что перед судом предстало двадцать два человека. Из них: один был оправдан, двое приговорены к пожизненному заключению, остальным девятнадцати назначена смертельная инъекция. Общественность сочла решение суда слишком гуманным… Толпа ревела: " Казнить! Казнить! Казнить!», люди махали плакатами с надписями «Бундесвер, давай на укол», кто-то размахивал сунийским флагом. Какая-то девица в футболке «помни о жертвах» с фотографией незнакомых сунийцев сидела на плечах у своего парня, гневно потрясая кулаками. Неожиданно фокус камеры сместился с толпы на здание суда. Оттуда выходили разные чиновники и адвокаты. — Почему одного человека оправдали? Какую роль он сыграл в сунийской трагедии? Какие доказательства были предоставлены в суде? Что подтвердило его невиновность? — сыпали вопросами журналисты, протягивая свои микрофоны высокому мужчине с огненной шевелюрой. Какузу знал этого человека. Гаара — криминальный психолог, лучший в стране, а может, и в мире. Многие громкие дела были раскрыты с его участием, он просто мастерски мог влезть в голову подозреваемому. Какузу хотелось бы вместе с ним поработать, но он понимал, что здесь, в Конохе, ему, конечно, это не светит. — Я достаточно проанализировал личность и прошлое этого человека, чтобы с уверенностью утверждать: он не виновен в тех преступлениях, в которых его обвиняют, — Гаара, сунув руки в карманы своего бордового сюртука, общался с репортерами, под вспышки камер. — Кто он? Назовите его имя или звание! — загалдели журналисты. — Без комментариев, — Гаара шел вниз по ступенькам к парковке. — Без комментариев, — фраза, которую он отвечал на все дальнейшие вопросы. Какузу выключил запись, и сцепил пальцы перед лицом в замок. Значит, Хидан — единственный, кого оправдали во время того разбирательства. Не удивительно, что информация об этом засекречена: причастность к военным преступлениям, шокировавшим общественное сознание это не то, что принято выставлять напоказ. Какузу потянулся к сигаретной пачке. Он никогда бы не подумал, что профессор таит в себе такое. Хотя, что он мог об этом знать?.. Никому не дано понять, что происходит в промежутке, отделяющем тебя прежнего от тебя настоящего. Какузу не мог представить себе карту той части ада, где Хидан находился прямо сейчас. Нужно будет поговорить с ним, узнать, что он выяснил насчет тех угроз в адрес своих детей. Какузу хотелось быть рядом с Хиданом прежде, чем он опять впадет в какую-то крайность. На столе лежала папка с ярлыком «пока тебя не было». В нее Анко собирала документы, которые относятся к делам, числившимся за Какузу, несмотря на его отпуск. Он открыл ее — несколько справок, копии протоколов, полученный недавно факс… Какузу пробежался по нему глазами — он не помнил, чтобы запрашивал этот документ. Видимо, Анко совсем закружилась, и по ошибке положила его сюда. Нужно отнести его ей. Анко сидела у себя, обложившись бумагами. Было видно, что она давно не высыпалась, и даже потеряла несколько килограмм. Ну что ж, в активной фазе расследования они все выглядят примерно одинаково. — У мамочки так много работы, — она перелистывала какой-то отчет, и разговаривала по телефону со своей маленькой дочкой. — Я постараюсь приехать пораньше, — прямо сейчас прозвучала ложь, но Какузу ее за это не осуждал. Вскоре звонок завершился, и Какузу положил лист ей на стол. — А его везде искала, — Анко на секунду зажмурилась. — Спасибо, Какузу. Я тут совсем зашиваюсь, — она вышла из-за стола, подошла к полкам, и достала из-за толстой книги по криминалистике кофе из своих личных запасов. — Асума, конечно, поторопился, отправив тебя в отпуск. Я привыкла с тобой работать, а он взял, и забросил меня в самое пекло, я вообще не была к этому готова. — Бывает даже с лучшими из нас, — Какузу покачал головой, отказываясь от предложенного кофе. — Подозреваемый есть? — он кивнул на разложенные на столе бумаги. — Нихрена у меня нет! — Анко отхлебнула свой кофе. — Я все перерыла — у потенциальных подозреваемых железное алиби, а на месте преступления нет ни одного полезного отпечатка! Свидетелей тоже нет, кроме тех рабочих с виллы. А они не заметили ничего необычного в тот день, только туман над озером. — Туман над озером? — Какузу оседлал стул, и подобрал отчеты по вскрытию. — В такую жару? Анко лишь развела руками, она тоже не понимала, откуда они это взяли. Какузу рассматривал снимки с места преступления. Кушина лежала в корнях высокого дерева. В ее волосах запутались листья, на груди кровавая рана, к шортам прилипли травинки и кусочки коры. На правом бедре окружность, которую, по результатам экспертизы нанесли веткой. Рядом, видимо, хотели нарисовать вторую, но что-то пошло не так, и получилась лишь полукруглая царапина. — Наконец-то семейный юрист Узумаки прислал нам копию завещания, — Анко крутила в руках факс, который ей отдал Какузу. Какузу долистал до снимков с местом смерти Кушины — там было найдено больше всего следов крови. Место в тени под пихтами, трава примята, всюду алые пятна. Под деревьями была обнаружена ветка со следами крови, принадлежащей убитой, на ней же криминалисты обнаружили отпечатки пальцев Кушины. Похоже, она за нее ухватилась, когда упала, поэтому на ней остались эти следы. Какузу присмотрелся к деревьям — нижние ветки не обломаны, значит, Кушина подобрала ветку с земли. Для чего? Чтобы защищаться — она слишком тонкая. Но она вся в ее крови… Какузу снова достал фотографию, где была та непонятая рана на бедре. Что если… это не убийца, а Кушина сама нанесла себе эту рану? Она склонна к самоповреждению — сама себе вырезала лезвием «шлюха» на животе. Может и тут? Но что она хотела написать? Окружность, и незаконченная линия. Какузу взял блокнот Анко, и перерисовал в него круг и линии. Это не буква «О», видно, что она незакончена. Похоже на недорисованный знак бесконечности. Или на цифру 8. Или это… Какузу добавил несколько линий, и получилась бука «В». — Ничего себе, — Анко присвистнула. — Оказывается, Узумаки брату ни гроша не оставил. Все его состояние, акции, фабрика, должны перейти старшей дочери после ее совершеннолетия, а Карин… Какузу выпрямился на своем стуле. Теперь он понимал, почему возле клуба убили Таюю — ведь на ней был плащ Кушины, со спины их не различить. Это дядя Би встретил Кушину у остановки и пырнул ее ножом. Это дядя Би столкнул машину Какузу в воду тогда, на переправе. Если отвлечь всех смертью полицейского, то про Кушину быстро забудут. И прямо сейчас дядя Би являлся опекуном последней наследницы империи Узумаки. — Бери свой пистолет, поехали! — Какузу вскочил, и вместе с Анко бросился к выходу из участка.***
Кисаме проснулся вечером. Он чувствовал себя помятым и уставшим, и понимал, что скоро снова заснет. С помощью Самехады он смог показать остальным произошедшее в доме Ханы, это было похоже на раздачу вай-фая нескольким устройствам. Но он потратил на это все свои силы, и его «заряд» был почти на нуле, чтобы полностью восстановиться понадобится несколько дней. Остальные играли в монополию, но увидев, что он проснулся, расселись вокруг матраса, и, выжидающе уставились на него. — Что-нибудь случилось, пока я спал? — спросил он, проведя ладонью по лицу. Близнецы покачали головами, Дейдара натянул рукава кофты на свои ладони и не ответил. — Как нам рассказать полиции то, что мы выяснили про того типа? — спросил Суигетсу. — Из глины оставить сигнал не получится — нужно слепить целую картину. — Я бы мог, — отозвался Дейдара. — Но на это понадобится много времени. Вдруг он еще на кого-нибудь нападет? — Давайте расскажем не полиции, а нашему отцу, — предложил Мангетсу. — А он уже… — Ему не поверят, — перебил его Кисаме сиплым ото сна голосом. — Хане тоже не верили. — Нужно связаться именно с полицией, чтобы они сами увидели, что происходит. — Но как нам это сделать? — растеряно спросил Дейдара. — Придем мы в полицейский участок, и что дальше? Что мы им скажем? «Привет, тут один урод скрывается между мирами»? А главное, как нам им об этом сообщить? — Я знаю! — просиял Суигетсу. — Им нужно снять отпечатки пальцев с того окна, где мы видели, — он на секунду замялся, — видели всякие лица. Они же его руками трогали, — он растопырил пальцы на ладонях, показывая, как они прижимались к стеклу. — Хорошая идея, — кивнул Кисаме. — Те люди не были бестелесными серыми жителями, от них должны остаться следы на стекле. — Тогда, нам лучше не идти в участок, — все удивленно повернулись к Мангетсу. — Есть один полицейский, кажется, он с нашим отцом дружит. Лучше попробовать рассказать все ему. — Когда я увидел его у дома Ханы, — подхватил Дейдара, — то вспомнил, что он плавал в озере, в тот день, когда мы встретили Самехаду. — Значит, он живет совсем близко, — заключил Кисаме. — Тогда решено: завтра утром отправляемся к нему, — все закивали.- На месте что-нибудь и придумаем. И, — он вздохнул, но все же решился. — Я хочу вам кое-что рассказать, — Кисаме опустил взгляд на складки старого пальто, служившего ему одеялом. — Когда в окне возникли те люди, я узнал одного из них. Это был… мой сосед, Данзо. Он умер. Умер из-за меня. — Мы… мы тоже видели! — сбивчиво заговорил Суигетсу, его брат кивнул. — Райга, ходил с нами в бассейн, мы поссорились, и, в общем… — Из-за нас он мертв, — закончил за него Мангетсу. — Тогда я тоже расскажу, — Дейдара поджал губы, отвел глаза. — Я хотел напугать петардой на улице одного старика. Из-за взрыва Оноки умер… Я тоже видел его в окне дома Ханы. Они несколько минут молчали, обдумывая услышанное. Кисаме испытывал облегчение от того, что признался, и больше не носил в себе этот груз вины. — Может, поэтому с нами это и происходит? — предположил он. — То, что мы попали сюда, и теперь теряем человеческий облик. Это как наказание за наши поступки. — А зачем они пришли к Хане? — спросил Суигетсу. — Она наверняка не знала этих людей! — Они появились в том окне, где был рисунок, — задумчиво продолжил Мангетсу. — Хана, может, их и не знала, но тому ублюдку точно что-то про них известно, он с ними как-то связан. Ребята начали обсуждать, что это все могло значить, и Кисаме не заметил, как снова заснул.***
Они приехали вовремя. Дядя Би готовился покинуть квартиру вместе с Карин, накаченной снотворным. Ее он бы спрятал в багажнике, а потом, ночью, сбросил бы девочку в озеро. — Хачиби Узумаки, — плотная фигура Анко застыла посреди дверного проема, так, что ни один Бундесвер не пройдет. — Вы арестованы по подозрению в убийстве Кушины Узумаки, и в покушении на убийство Карин Узумаки. Руки за голову, лицом к стене, — она прицелилась в него из своего пистолета. Увидев за ее спиной Какузу, он понял, что игра окончена, и сдался. Позже, они заполняли рапорт, и Анко спросила у него: — Как ты догадался, что рана на ее бедре — это недописанная буква? — Чутье, — ответил Какузу, усмехнувшись. — Моя дочь рассказывала, что у Кушины иногда случаются срывы, и она занимается самоповреждением, — решил он немного приврать, чтобы внести ясность. — Подумал, что и здесь произошло то же самое. Ну а потом, ты рассказала про завещание, и пазл сложился. — Вот представляешь, что было бы, если бы ты сегодня не появился в участке? — Анко ставила в документах свои подписи. — Он бы убил и Карин тоже, а потом объявил ее пропавшей. Прибрал к рукам деньги, и сбежал! — Какузу кивнул. — Делом вроде бы занимаюсь я, а на самом деле — его раскрыл ты, Какузу. — Не я, — он покачал головой. Он хотел сказать, что это профессор, ведь из-за него он оказался в нужное время в нужном месте. — Я официально в отпуске, — он поднял руки, будто сдается. Анко возмущенно на него посмотрела, а потом они засмеялись. — Почему ты решил стать полицейским? — спросила она, складывая бумаги в папку, которая завтра утром отправится к прокурору. — Ну, — Какузу задумался. — Я люблю решать трудные задачи. А еще представлял себя в детстве Шерлоком Холмсом, который раскрывает преступления вот так, — он щелкнул пальцами. — Никто же тогда не мог мне сказать, что работа в полиции — это сплошная бюрократия с бумагами, и постоянное копание в дерьме, — Какузу косо усмехнулся. — Ты прав, — Анко улыбнулась. — А я… даже не знаю, как объяснить. Помнишь, у нас тут хотели построить метро? — Какузу кивнул. — Разрыли тоннель и забросили. В детстве один придурок заманил меня в этот тоннель, сказал, что там прячется лиса с лисятами. Ну, я дурочка, и поверила, мне было тогда лет пять, — Какузу нахмурился. — Нет, того, о чем ты подумал, со мной не случилось. Тот тип связал меня и бросил, видимо хотел разделаться со мною позже. Но мне повезло, в тот день в этот тоннель забрел мальчишка, который меня освободил, и мы убежали. Я до сих пор помню, что ему было страшнее, чем мне, хотя он был старше, намного старше, — глаза Анко затуманились прошлым. — Родителям я тогда соврала, что заблудилась. Они меня потом целую неделю, никуда не отпускали. А я про себя решила, что обязательно найду этого типа, и отправлю его за решетку. И вот, я здесь, — Анко невесело усмехнулась. — Надо закругляться с этими бумагами, — она поморщилась. Какузу видел, что ей не терпелось вернуться домой, к мужу и дочери. — Иди, я доделаю, — Какузу решил забыть, что он в отпуске. — Тут немного осталось. — Спасибо, Какузу, — Анко повесила на плечо свою сумку. — Я поговорю с Асумой, чтобы он вернул тебя из этого отпуска. — Ненужно, — отказался он. — Пусть все остается как есть. Анко его еще раз поблагодарила, и вышла за дверь. Какузу в этот момент подумал, что будь его женой женщина вроде Анко, его жизнь была бы такой скучной, что он сам бы кого-нибудь убил.