***
Когда Какузу прибыл в участок, он думал, что опоздал, и брифинг начали без него. Но оказалось, что Асума с Сасори еще не приехали. Когда он собирался позвонить одному из них, они, наконец, ввалились в здание. Оба всклокоченные, у Асумы на скуле разливался синяк, Какузу решил, что они подрались по пути сюда, и очень удивился, когда Асума, идя по коридору, принялся выкрикивать указания: — С сегодняшнего дня у нас полная информационная изоляция! Дело о смерти Чие Акасуны не обсуждать ни с кем! Ни с женами, ни с мужьями, ни, уж тем более, с журналистами! Если хоть крупица информации о текущем расследовании окажется в СМИ, я вас затаскаю по проверкам, крысы из служебных расследований из вас всю душу вытянут! Это всем понятно?! — он обвел взглядом сотрудников, выглядывающих из-за своих перегородок в опен-спейсе. Поймав на себе его взгляд, Фуу быстро закивала, и ее голубая челка растрепалась во все стороны. — Тогда всем спасибо за внимание, возвращайтесь к работе, — устало закончил Асума, проходя к себе в кабинет, кивком приглашая Какузу присоединиться. Асума захлопнул дверь, опустил на окнах жалюзи, и полез в стол, откуда достал начатую бутылку скотча. Только сейчас Какузу заметил, что руки его подрагивали, шеф явно был не в себе. Сасори тяжело опустился на стул, и закурил. Он был еще бледнее, чем вчера, на лице ярко проступали темные круги. — Не кури здесь, — обратился к нему Асума, отхлебнув прямо из бутылки, указав на висевший под потолком детектор дыма. — Иди на хрен, Асума, — Сасори глубоко затянулся и зажмурился. — Вот просто: иди на хрен! Пять минут назад ты нас чуть не убил, и это все, что тебя волнует?! — он выдохнул дым, облизал большой и указательный палец, и, все-таки, потушил сигарету. — Чуть не убил? — Какузу нахмурился. — Вы о чем, что вообще происходит? — Расскажи ему, что случилось, — Сасори кивнул Асуме. Он бросил окурок в урну, и откинулся на спинку стула, обхватив себя руками за плечи. Асума вернул бутылку на место, его руки, наконец, перестали дрожать. — По пути сюда мы чуть не попали в аварию, — начал Асума. — Точнее, так все выглядело со стороны.***
Раз воде не удалось смыть Коноху, теперь солнце будто пыталось выжечь ее с лица земли. На город опустилась ужасная жара, от беспощадного пекла земля трескалась, листья растений желтели, улицы превратились в раскаленную духовку. Находиться дома было невыносимо: прохладный воздух, гоняемый кондиционером, недолетал до душного чердака, а к полудню крыша прогревалась так, что на ней можно было жарить яичницу. Они решили построить шалаш в каком-нибудь укромном уголке на берегу озера, и, пока жара не спадет, поселиться там. Больше о еде можно было не беспокоиться, поэтому, прихватив старые простыни, и пару полезных мелочей для строительства, они отправились в путь. — Смотрите! — Суигетсу показал на обломки старого причала, выступавшего среди зарослей травы. — Там тень, и нашу палатку будет невидно! Участок, который им приглянулся, был сплошь покрыт густыми зарослями кустарничков и высокой травы, Кисаме приходилось высоко поднимать ноги, словно он шел по глубокому снегу. Он огляделся: место казалось ему знакомым. И, взглянув на обломки причала, он понял, почему. Кисаме медленно спустился к причалу: освещения тут не было, и озеро постепенно погружалось в сумерки. Небо серело, золотой ободок солнца был еле заметен на горизонте. Его привела сюда найденная на письменном столе записка: «Я знаю твой секрет». Секрет у Кисаме был один, и он быстро догадался от кого получил послание. Дом Карин располагался напротив участка Данзо, эта девчонка могла что-нибудь увидеть. Если это действительно так, то он не представлял, что будет делать, как заставить ее замолчать? Уповать на удачу, надеяться, что ей никто не поверит, если она всем расскажет? И зачем она позвала его сюда? Он ждал ее уже двадцать минут, нервно передвигая на руке резиновые браслеты, доставшиеся ему бесплатно, за покупки в торговом центре. Похоже, Карин вообще не придет, это какой-то дурацкий розыгрыш. Завтра мама будет работать у них в саду, тогда он сможет с ней встретиться и все узнать… Кусты справа от него затрещали, Кисаме с облегчением повернулся туда: ну, наконец-то, явилась! Но Карин из зарослей так к нему и не вышла. Он уже собирался окликнуть ее, когда его неожиданно ударили сзади по голове. Кисаме упал на четвереньки, коротко вскрикнув, боль опоясывала виски и сжимала череп, будто стальным жгутом. На глазах выступили слезы, он обхватил руками голову, чувствуя текущую между пальцев горячую кровь. Когда он попытался подняться, от удара под ребра его отбросило к краю причала, и он плюхнулся в воду. Ледяная вода обжигала, она на мгновение обострила все органы чувств, в ушах шумело, сердце бешено колотилось. Его куртка намокла и стала тяжелой, ботинки тоже тянули на дно, но он усердно греб руками и ногами, так как его научили, и быстро оказался на поверхности. Кисаме вынырнул, по лицу ручейками стекала вода, затылок пульсировал от боли. Он взглянул на причал: там было пусто, человек, избивавший его, уже ушел. Кто это был? Разве девчонка могла быть такой сильной? От холода у него начали стучать зубы, нужно срочно возвращаться на берег. Не успел он проплыть и пары метров, как услышал приближающийся гул. Кисаме повернулся на звук, и увидел стремительно приближающуюся к нему моторную лодку. Он закричал, но владелец лодки не услышал его из-за шума. Кисаме набрал воздуха в грудь и нырнул, но не успел уйти под воду достаточно глубоко, и винты мотора зацепили его. Боль ослепила его и обездвижила, он медленно опускался на дно. Когда белая пелена пропала, Кисаме смотрел сквозь толщу воды на широкое дно лодки, и силуэт склонившегося над озером человека, неясную фигуру в капюшоне. А потом все исчезло. Они воткнули в землю уцелевшие доски и натянули между ними принесенные простыни. — Круто! — Суигетсу довольно смотрел на раскинувшийся среди листвы шатер. — Это как жилье у индейцев, иглу! — Иглу у эскимосов, — поправил его Кисаме. — А это летнее иглу, — последнее, что любил делать Суигетсу — признавать свои ошибки. — У индейцев вигвам, а иглу строят из снега, — Мангетсу покачал головой, глядя на брата. — Может, для вас это и вигвам, а я буду называть наш дом — иглу! — Суигетсу продолжал стоять на своем. — Тогда ты неумный, — подвел итог спора Мангетсу. — Сам ты неумный! Братья продолжили препираться, Кисаме взглянул на Дейдару. Тот сидел на корточках, перед входом в шалаш и продолжал собирать из спичек модель Югакуре. Это занятие поглощало все его свободное время. Свет падал ему на шею, и в его лучах проявлялись прятавшиеся близко под кожей вены. Тонкие, синие. Кисаме казалось, что он видел, как они пульсировали. — Ты в порядке? — спросил он, подойдя к нему ближе. Дейдара удивленно вскинул голову. — Я про то, что ты все чаще уходишь от нас, и… я больше не могу увидеть наше будущее, — признался он. — Мне не снятся сны, даже вместе с Самехадой я не могу посмотреть, что нас ждет дальше. Как будто после этого лета все закончится, — озвучил он терзавшие его предчувствия. Ветер зашевелил траву вокруг них. Суигетсу дразнил брата и швырял в него водоросли, поднятые со дна, пока тот парил у него над головой. — Не думаю, что что-то сильно измениться, — Дейдара улыбнулся и приклеил следующую спичку к стене мельницы. — Мы же не на платформе девять и три четверти, куда мы отсюда денемся? Кисаме хотел ответить, что он, конечно, прав, и все же, смутное беспокойство не оставляло его. По воде разошлись круги, и на берег поднялась Самехада. Она стала еще крупнее с момента их последней встречи, и Кисаме интересовало, как долго она продолжит расти. Он подошел к рептилии, чтобы поздороваться, и, проведя ладонью по шипам на ее спине, понял, что именно его тревожило. Улыбка Дейдары была фальшивой.***
Хидан остановился перед высоким зданием, больше похожим на средневековую крепость. Рядом с входом, был установлен плакат с объявлением. Первый этаж закрыт на ремонт и реставрацию. Приносим извинения за неудобства. Он огляделся: раньше киоск по продаже билетов располагался на улице. Может, кассу перенесли внутрь? Хидан с тоской смотрел на плакат, висевший на стене исторического музея: «Каменный век и первые поселенцы. Зарождение цивилизации». Он очень хотел попасть на эту выставку, но все свои сбережения потратил на поход в кино на прошлой неделе. Теперь, до начала следующего месяца, у мамаши денег не выпросить. Кагуя тоже была на мели, а больше в его окружении не было людей, у которых он решился бы попросить денег в долг. Оставалось только надеяться на чудо: вдруг по пути домой ему на голову свалятся пара сотен ре, или выставка не закроется до начала следующего месяца. — Ты был на этой выставке? — спросил его тайный приятель, поставив свой велосипед под дерево. В школе они делали вид, будто не знают друг друга, и тусовались только в «убежище». — Нет, — Хидан покачал головой. — Я без денег до начала следующего месяца, — он вывернул карманы куртки, демонстрируя в них пустоту. — В апреле схожу, у меня будет день рождения, думаю, мамаша расщедрится, и даст на пару сотен ре больше, чем обычно, — добавил Хидан, не особенно на это надеясь. — Идем, я за тебя заплачу, — его приятель направился ко входу в музей. — Ты же тащишься от этой темы с поселенцами, — он удивленно посмотрел на Хидана, застывшего в замешательстве. — Да, но мне нечем тебе возвращать, — возразил Хидан. — И вдруг нас кто-то увидит… — Да перестань, — тот поморщился, — это не так уж и дорого. И ты, правда, думаешь, что кто-то из наших тупых одноклассников ходит в музеи? — он усмехнулся. Хидан немного поколебался и согласился.***
Остальные окружили Самехаду, Дейдара оторвался от своего занятия, глядя, как Суигетсу забрался к ней на спину. — Теперь ты мой мустанг, помчимся с тобой по диким прериям! — он размахивал старой, выцветшей кепкой, будто ковбойской шляпой. — Самый быстрый динозавр на диком западе! Дейдара улыбнулся, на сей раз искренне. Кожа возле левого глаза натянулась, раздался хруст, и под нижним веком отвалился кусочек глины, которой он замазывал трещины на лице. Его тело трескалось, как глиняный сосуд, и теперь разрушалось. Он выбросил осколки в траву, выпустил из собранного на затылке хвоста несколько прядей, которые закроют лицо, и помогут сохранить его тайну. О собственной участи он думал меньше всего, теперь она его не пугала. Что с ним будет, не играло никакой роли, главное — он знает, как им его победить. Пока он еще не готов, но Дейдара чувствовал — этот день близко.***
— Обязательно так хлопать дверью? — раздраженно спросил Асума, когда Сасори уселся на заднем сиденье его машины. Когда они жили все вместе, он всегда садился сзади, оставляя место рядом с водителем их спутнице. Эта старая привычка сработала и сейчас. — Обязательно присесть мне на уши с утра? — Сасори наградил его убийственным взглядом, он не любил, когда его донимали разговорами сразу после пробуждения. — Кое-кто не выспался, — хмыкнул Асума, закуривая, — и срывает зло на других. — Я бы выспался, если бы кое-кто не храпел всю ночь как буйвол, — Сасори повторил его жест, закуривая, и пнул водительское кресло. — Ну, пардон, мне надо было тебя охранять, — ответил Асума, абсолютно не раскаиваясь. — Чтобы ходячие мертвецы не добрались до тебя раньше, чем ты закончишь анализ образцов крови, которые тебе передал Какузу. — Чем я и собираюсь заняться, если ты перестанешь нудеть, — огрызнулся Сасори, поставив на колени раскрытый ноутбук. Асума выдохнул дым и усмехнулся. Он взглянул на Сасори в зеркало заднего вида: брови сошлись к переносице, темная футболка из-под которой выглядывали полосы бинтов, бледный и растрепанный. Сейчас он выглядел моложе, и напоминал ему о временах, когда они лежали рядом в одной постели и передавали друг другу сигарету. Солнце, словно ухмыляясь, заглядывало внутрь сквозь жалюзи и раскрашивало полосами их обнаженные тела. Сасори поймал его взгляд в зеркале, несколько мгновений они смотрели друг на друга. Асума подумал, что до сих пор помнит все его привычки, его мимику, его реакцию на те или иные вещи. Он был уверен, что и Сасори ничего не забыл. Когда он хотел заговорить об этом, чужой голос неожиданно произнес: — Поезжай медленно. Асума подумал, что голос доносится из магнитолы, или Сасори включил в своем компьютере какой-то фильм. Боковым зрением он заметил странную тень, похожую на силуэт человека, сидящего рядом с ним на пассажирском сиденье. Он зажмурился, а когда открыл глаза — все было в порядке, кресло оказалось пустым. — Поезжай медленно, — повторил голос. — Чт. — Асума хотел спросить: «что за хрень ты там смотришь, Сасори?», но язык вдруг присох к небу, и он не смог произнести ни звука. Он удивленно смотрел, как повернул ключ зажигания, как руки легли на руль, а нога нажала на педаль газа. Все эти привычные действия он проделывал миллион раз, но сейчас все было по-другому. Асума впервые чувствовал себя зрителем, он будто пришел в кинотеатр в собственной голове, и смотрел 3-D фильм со своим участием. Машина тронулась с места, но Асума не чувствовал неровностей дороги, его тело покачивалось когда колеса попадали в выбоины, но его разум будто завис в невесомости, и не ощущал никаких колебаний внешнего мира. Сигарета выпала у него изо рта, на груди остались следы от пепла. Жена опять будет ворчать, что он испортил очередную рубашку. Но Асума не чувствовал ни привычной горечи табака во рту, ни запаха сигарет. Он хотел повернуться к Сасори, спросить, чувствует ли он сейчас себя так же странно, но тело не подчинилось ему. Он сидел, намертво влитый в водительское кресло, управляя машиной, не в силах отказаться от этой роли. За окном замелькали знакомые постройки, они скоро прибудут в участок. — Быстрее, — все тот же голос. — Тебе нужно ехать быстрее. Асума в ужасе смотрел, как стрелка на спидометре стремительно приближалась к максимальному значению. Он пытался отпустить руль, но не мог разжать руки, хотел переместить ногу на педаль тормоза, но, похоже, его тело потеряло соединение с мозгом, и двигалось само по себе. — Эй, мы только что проехали поворот к участку, — Сасори, наконец, оторвался от своего ноутбука, заметив, что он едут в другую сторону. — Асума! — прямо сейчас они проскочили на красный, едва не столкнувшись с автобусом. — Асума, ты что спятил?! Останови машину! Асума хотел ответить ему что да, похоже, он спятил. Какой-то тип нашептывает ему что делать, его тело теперь ему не подчиняется, но он не мог даже открыть рот. — Асума! — Сасори поднялся, и принялся трясти его за плечо. — Тормози! Тормози, черт бы тебя побрал! Ты слышишь меня?! — Сасори помахал ладонью перед его лицом. — Остановись! Время замедлилось, крик Сасори долетал откуда-то издалека. Мимо мелькали машины и люди, дома и деревья оставались позади. Коротко стриженый парень в военной форме возник перед ним на дороге, соединив ребра ладоней в форме буквы «Х», показывая ему крест. Асума не слышал его, но по губам прочел «Стой!» Девушка в спортивном костюме схватила его за руку, и они исчезли в тот момент, когда машина Асумы проехала сквозь них. Вместо незадачливой парочки на дороге возникла серебристая машина, с которой они вот-вот столкнуться лоб в лоб. Асума хотел закрыть глаза, но не мог, и смотрел, как стремительно к ним приближалась смерть. К счастью, водитель серебристого авто успел среагировать, и свернул в сторону в последнюю секунду. Когда он поравнялись, Асуме показалось, будто кто-то вытащил у него из ушей вату и снял с лица маску: в салон хлынули звуки и запахи. Магнитола неожиданно зашипела, Асума, морщась от неприятного шума, наконец, смог сбавить скорость, и вскоре они остановились возле закрытого кафе. Он обессилено откинулся на спинку кресла, все внутренности заходились, будто он пробежал марафон, мысли путались. Хлопнула дверца, Сасори вышел на улицу. Он стоял к машине спиной, его плечи дрожали. Асума в изнеможении провел ладонью по лицу. Надо же было так облажаться. Хотя он до сих пор не понимал, что на него нашло, и почему он внезапно решил свести счеты с жизнью. Он вышел из машины, мир был потрясающе реальным, собственное тело реагировало на импульсы, и откликалось в соответствии с его желаниями. Асума впервые подумал, что люди скользят по реальности, как по льду, но под некоторыми лед ломается. Под ним он проломился несколько минут назад. — Спасибо, — Асума дотронулся до плеча Сасори. Не самая блестящая фраза, но с адекватным началом он опоздал на пятнадцать лет. — Спасибо, что пытался меня остановить. Сасори дернул плечом, стряхивая его руку. Напряженный, скованный собственным бессилием, он злился сейчас на все. На ситуацию, в которой они оказались, на собственное одиночество, на бестактность Асумы, который в качестве утешения похлопывал его по плечу, будто он был животным. Смерть родителей, отсутствие друзей, гибель старухи, которая его воспитала — Сасори никогда не сможет смотреть на людей так, как раньше. — Идиот! — Сасори резко развернулся, в глазах блестели слезы. — Убить себя захотелось?! — он ударил его по лицу, голова Асумы запрокинулась набок. — Мне же мало вокруг смертей, ты еще тут!.. — он стиснул зубы и втянул носом воздух, пытаясь успокоиться. Хотелось возмутиться, сказать пафосное: «мне есть ради кого жить», но Асума решил сказать то, что было по-настоящему важно. — Я не понимаю, что случилось, — он развел руками. — Было ощущение, будто кто-то влез ко мне голову, и заставил гнать на бешеной скорости, — Сасори недоверчиво посмотрел на него. — Ты, правда, считаешь, что я бы позволил тебе умереть? Если бы я захотел сдохнуть, то сделал бы это в одиночестве. Чтобы ни ты, ни жена, ни дочь этого не видели. Сасори отвел взгляд. Он прекрасно знал, как Асума себя вел, когда после очередной жизненной подножки у него не было сил, чтобы встать. Однажды они чуть его не потеряли. Если бы друзья не нашли его в одном из притонов, Асума бы умер от сильнейшего алкогольного отравления. Он всегда уходил пить в одиночестве, чтобы избавить друзей от этого печального зрелища. Чтобы они не видели его жалким размазней, сидящим в луже собственной блевотины. Вопреки всему, в нем еще оставалось чувство гордости. — Я думаю, — продолжил Асума, — с твоей старухой произошло тоже самое. Кто-то заставил ее съесть эту тряпку, чтобы все выглядело, как «смерть от естественных причин», — процитировал он заключение медиков. Несколько мгновений они молчали. Сасори тряхнул головой, и открыл дверцу машины. — Если мы хотим со всем этим разобраться, нужно ехать в участок. И на этот раз, давай без фокусов, — Асума кивнул и вернулся за руль.***
Внутри пахло лаком, возле входа стояли банки с краской и выдвижная лестница. Проход в галерею, где раньше было начало осмотра, завесили полупрозрачной пленкой. — Простите, но эта часть экспозиции закрыта для осмотра, — к Хидану вышел высокий мужчина, с болтающимся на шее бейджем. — Вы можете посетить второй этаж. Из-за ремонтных работ вход временно перенесли в северное крыло. Вам нужно выйти на улицу, повернуть налево и там… — Меня не интересует экспозиция, — Хидан достал из кармана свернутый лист. — Я хочу узнать об этом символе, — он протянул мужчине нарисованный в круге треугольник. — Этот знак был изображен на местах многих преступлений, информация о нем поможет поймать убийцу. — Вы из полиции? — его собеседник нахмурился. — Нет, — Хидан покачал головой. — Но моих детей убил тот, кто оставляет эти знаки, — обычно он не пытался давить на жалость, и не использовал случившееся с его семьей как аргумент, но сегодня он готов поступиться принципами. — Поэтому я должен знать все. Мужчина задумчиво покрутил рисунок в руках, а потом вернул его Хидану. — Следуйте за мной, — он приподнял край полиэтиленовой пленки, загораживавшей проход в одну из галерей. Они прошли через пустой зал, и остановились перед закрытой дверью. — Сейчас, минуту, — Какаши, так смотритель музея ему представился, достал из кармана внушительную связку, — мне нужно найти ключ. Ключ. — Хидан! — недовольный голос матери донесся из передней. — Ты опять взял запасные ключи? Сколько раз повторять: если ты забыл ключи в своей комнате — возвращайся за ними, а не хватай те, что висят коридоре! — Я ничего не брал! — возмущенно ответил Хидан, выйдя на лестницу. — Мои ключи у меня! — он демонстративно вытянул из кармана свою связку. — Тогда где они? — мамаша уперла руки в боки. — Кагуя тоже клянется, что их не трогала! — А я откуда знаю? Сама куда-нибудь задевала, а теперь на нас сваливаешь! — огрызнулся он. — Он еще и дерзит! — мамаша вновь раскудахталась, что с каждым днем молодежь становится все дальше от бога. Хидан закатил глаза. — Они наверняка в щель межу полкой и шкафом упали, — в передней появился отец, со свернутой газетой в руках. — Когда будем делать генеральную уборку, я отодвину шкаф, и мы их достанем… Хидан возвращался к себе в комнату, думая о том, что мамаша любую мелочь готова раздуть до вселенской трагедии. Как только отец ее терпит?.. После случившегося с Кагуей, он больше ему не сочувствовал, а испытывал удивление, быстро сменявшееся разочарованием. Щелкнул замок, дверь со скрипом открылась. Хидана обдало смесью специфических запахов, которые бывают только в музеях: натертого канифолью паркета, пыли, старой бумаги и многого другого. От спертого воздуха его повело, голова закружилась. Нога запнулась о край завешанной тканью витрины, и ничто не могло удержать его от стремительного падения. Хидан вышел во внутренний двор, щурясь от непрекращающегося, моросящего дождя. Под ногами чавкала грязь, мир вокруг казался серым, капли глухо стучали по капюшону дождевика. Мамаша заставила его принести с огорода зелень для салата, и Хидан перепрыгивая между грядками, добрался до нужной. Он склонился над грядкой, и выдергивал зеленые пучки растений, глядя, как под ними появляется коричневая земля. Сегодня он даже не испытывал к этому занятию отвращения, это зрелище его успокаивало, настраивало мысли на медитативный лад. Он почти закончил, когда неожиданно кто-то толкнул его сзади. Хидан не успел выставить вперед руки, и упал лицом прямо в грязь. Земля прилипла к носу и подбородку, штаны намокли, он выругался, и перевернулся на спину, чтобы увидеть того, кто все это время стоял за ним. Шикамару. В непромокаемой куртке, с собранными в хвост волосами, он возвышался над Хиданом, распластанным в грязи. Пустой взгляд, непроницаемое лицо. Хидан подумал, что тот под кайфом, и в следующую секунду тяжелый ботинок Шикамару опустился ему на грудь, прижимая его к земле. От страха и отчаяния на Хидана нахлынула злость. — Какого черта ты здесь делаешь?! — окрысился он, пытаясь подняться. Если Шикамару надавит ногой сильнее, то сломает ему ребра. — Отвали от меня! — Ну, нет, я от тебя не отстану, — губы Шикамару расползлись в гаденькой ухмылке. — Из-за тебя, гнида, я буду торчать в школе еще один год, — грудь сдавило, Хидан вцепился пальцами в щиколотку Шикамару, не давая ему растоптать свою грудную клетку. — Так что, весь этот год ты будешь моей личной шлюхой, — кулаки Шикамару сжались сильнее, он ощерился, его глаза были золотистые и бессмысленные, как у рыси. — Я все равно тебя оттрахаю, — сквозь шум дождя Хидан услышал, как в доме захлопали двери, мамаше надоело ждать, когда он исполнит ее поручение. Шикамару убрал ногу, и отошел к дереву, за которым прятался все это время. — Еще увидимся, — он помахал ему рукой, и исчез за живой изгородью. Хидан сидел на земле, пытаясь отдышаться. Его трясло, он не просто влип, он угодил в самый настоящий ад. — Ну, где ты там? — Кагуя, держа над головой старый, детский зонтик с утятами, медленно шла к нему. — Мамаша уже кипишует, опять завела свою волынку, что оставит нас без денег в следующем месяце, — она остановилась рядом с ним. — Ой, ты упал, — сестра поморщилась, глядя на его испачканное лицо. — Иди, умойся, я сама ей все отнесу… Хидан кивал невпопад, он все еще находился там, несколькими минутами ранее, один на один с Шикамару. Что было бы, если б Кагуя не вышла? Он бы исполнил свою угрозу прямо здесь, оприходовал его между грядок?.. "— Еще увидимся." От этой фразы мороз пробежал вдоль позвоночника. Сердце Хидана все еще сжимала чужая холодная рука, когда он увидел в раскрытой ладони Шикамару запасной ключ от их дома. Ключ, исчезнувший после вечеринки, которую устроила Кагуя.***
— Так ты думаешь, что попал под гипноз? — спросил Какузу, опустившись на стоящий у стены стул. — Не знаю, — Асума на секунду зажмурился. — Самое худшее, что ты понимаешь, осознаешь все, что происходит, но не можешь это остановить. Ты просто заложник в собственном теле. Я говорю правду: он был там, и пытался заставить меня покончить с собой. Уверен, он и с Ханой поступил также… Какузу задумался: Хидан рассказывал ему, что ублюдок в капюшоне пытался довести его до самоубийства. Похоже, и здесь не обошлось без него. — Вы видели возле машины кого-нибудь постороннего? — спросил он, пытаясь найти подтверждение своей догадке. Сасори покачал головой, Асума задумался. — Когда я собирался отъехать от дома, — начал он, — мне показалось, что кто-то сидит рядом, на пассажирском сиденье. Но это ощущение быстро прошло. Ты ничего не заметил? — он обратился к Сасори. — Я был занят анализом ДНК, если ты вдруг забыл, — начал Сасори в своей обычной манере, — и не смотрел по сторонам. — Кстати об этом, — Какузу повернулся к Сасори, — когда будут результаты? Мне бы не хотелось тебя торопить, но чем быстрее мы… — Я все это понимаю, — раздраженно отозвался Сасори, — но образцы плохого качества, много посторонних примесей, — он водрузил на стол, принесенный с собой ноутбук. — Я смог выяснить, что ДНК принадлежит двум разным людям, — он уткнулся в монитор. — По первому могу сказать, что это мужчина, европеец, возраст от тридцати до сорока лет. Предположительно альбинос, поскольку меланина в его волосах и коже содержится ничтожно мало. Также… — Это Хозуки Хидан, — перебил его Какузу, выслушав краткое описание. — Я подобрал то копье в его доме, он именно так и выглядит. Что со вторым образцом? — Тут имеется некоторое сходство, — Сасори пролистывал длинный отчет. — Тоже мужчина, европеец со склонностью к альбинизму, но менее выраженной, как в первом случае. Возраст, — Сасори нахмурился, — это очень странно, но тут есть признаки того, что этот человек недавно вышел из пубертата, я бы не дал ему и двадцати. И в тоже время, я вижу возрастные изменения характерные для тридцатилетнего. — Может, химический узор на хромосомах первого и второго образца наложился друг на друга? — подал голос Асума. — Я это исключаю, — Сасори покачал головой. — Генетический код везде одинаковый, тут определенно кровь одного человека. Но все выглядит так, будто он получил рану, будучи подростком, — он сощурился, — а потом неожиданно… состарился? — Сасори обвел присутствующих непонимающим взглядом. — Проверь образцы через базу данных, — Асума включил свой компьютер, и застучал по клавишам, вводя пароль. — Раз уж они не слишком битые, и ты смог вытащить из них информацию, может, кого-нибудь и найдем. Они окружили компьютер Асумы, и вскоре первый образец крови был подтверждён — им оказался Хидан Хозуки. Второй образец, который должен был принадлежать тридцатилетнему человеку, идентифицировать не удалось. Сасори запустил сверку по образцам крови предполагаемого подростка, и все трое застыли в замешательстве. — Здесь какая-то ошибка, — Какузу нахмурился, глядя на высветившиеся на экране результаты. — Хидан Хозуки и Хидан Отсутсуки — это один и тот же человек! — Если бы все было так, то поиск выдал бы два результата, — возразил Асума. — Смена фамилии и возрастные изменения не влияют на состав ДНК. Какузу зарылся пальцами в волосы. Асума, конечно, был прав, он и сам знает, как устроена эта система, знает основы криминалистики. Что за чертовщина?! Неужели, Хидан притворяется, и не тот, за кого себя выдает?.. — Значит, Хидан, — задумчиво пробормотал Сасори, поднимаясь из-за стола. — Знакомое имя, — он повернулся к занявшему свое кресло Асуме. — Это же тот самый парень, который учился с нами в меде, на первом курсе! — В меде? — Какузу недоверчиво посмотрел на Сасори. — Хидан никогда не учился в мединституте. Он поступил на исторический факультет в университете, а в середине учебы ушел служить в армию! — от этих нестыковок у него голова шла кругом. — Я не помню никакого Хидана, — Асума удивленно вскинул брови. — Ты что-то путаешь. — Все ты прекрасно помнишь! — взвился Сасори, и толкнул Асуму в плечо. — «Блондин из библиотеки», вот как ты его все время называл! Он постоянно крутился возле нашей… — Что?! — Асума удивленно округлил глаза. — Так это тот самый тип?! — Ты не утруждал себя запоминанием чужих имен, а я его хорошо запомнил, — Сасори сощурился. — И она тоже. Что ты сидишь? — он недовольно взглянул на Асуму. — Звони своей жене, она все подтвердит! Какузу переводил уставший взгляд с одного коллеги на другого. Как только ему начало казаться, что он хоть что-то понимает в этом деле, его снова отбросило к самому началу.***
— Простите, я должен был сначала зажечь свет, — извинился перед ним Какаши, помогая Хидану подняться. — Из-за ремонта проводки, весь первый этаж обесточили, поэтому… — Все в порядке, — Хидан, без помощи Какаши встал, отряхнул руки. — Я сегодня без очков, у меня просто ужасное зрение, — он улыбнулся, пытаясь свести все к шутке. Какаши зажег большой, желтый ручной фонарь, и повел его через длинный зал. Вся мебель и витрины были завешаны темной тканью, и напоминали Хидану призраков. Какаши подошел к стеклянной витрине, снял с нее защитный чехол. — Знак, которым вы интересуетесь, — он осветил подставку, со стоящей на ней старой, раскрытой книгой, — является символом вечного голода. — Вечного голода? — Хидан смотрел на ветхие, пожелтевшие страницы, покрытые непонятными иероглифами. — Да, — Какаши кивнул. — Если углубиться в историю, то этот символ встречается в наскальных рисунках, относящихся к периоду жизни первых поселенцев. Рядом с ним обычно изображали духов воды, — Какаши натянул на ладони перчатки, щелкнул замок, и витрина открылась. Он осторожно пролистал страницы, и показал Хидану рисунок: знакомый треугольник в круге, и рядом с ним странное существо с четырьмя лапами, покрытое шипами, что делало его похожим на сосновую шишку. — Считалось, что эти создания стояли на страже между миром живых и миром мертвых, а вода, в которой они обитали, разделяла эту границу. Духи воды были слепы, что позволяло им непредвзято судить о человеческих душах, которые они пропускали на ту сторону. Загробный мир, ну, вы понимаете, — Хидан кивнул. — Однако, появился человек, который смог убить духа воды, и, съев его плоть, он обрел небывалое могущество. Люди стали считать его богом, называть его… — Джашином, — подсказал Хидан. Имя этого бога было ему хорошо знакомо. — У них даже была собственная религия, — Хидан заворожено смотрел на пожелтевшие страницы манускрипта, разложенного на витрине. Сам он испытывал отвращение к христианству из-за того, что веру в Христа в него втюхивали родители. Священное писание было неимоверно скучным, молитвы и походы в церковь его раздражали. Почему нужно посещать «дом бога»? Если молиться не в храме бог, что, не услышит? Почему нужно читать молитву, такую скучную, с кучей непонятных слов? Если молиться своими словами, то что, бог его не поймет? Очень странно, учитывая то, что он создатель всего сущего. Почему надо верить в какого-то непонятного деда на облаке, позволившего людям зверски замучить своего сына? Чем больше Хидан знакомился с христианством, тем больше убеждался, что в этой религии не было никакого бога. Все только страдают, и искупают свои грехи. И в тоже время, он всегда вспоминал о священнике в их приходе. Как у него светились его глаза и дрожали губы, когда он начинал говорить о святых и о боге. От его голоса вибрировали скамейки, когда он пел на латыни. Глядя на него, Хидану тоже хотелось верить во что-нибудь столь же неистово и беззаветно, чтобы вера сочилась буквально из всех пор и он, мог заражать других своей убежденностью. Он хотел верить в кого-то крутого. Настоящего бога, который сможет помочь и защитить от несправедливости. В бога, которому не нужно строить храмы и читать непонятные молитвы. В бога, который всегда услышит. Хидан взглянул на треугольник в круге — символ древнего идола, которому поклонялись первые поселенцы. Джашин был жестоким, но справедливым. Без всей это возвышенной святости и всепрощения. Он помогал племенам в трудные времена и защищал их от врагов. Правда, ему приносили человеческие жертвы, но Хидан был уверен: чтобы доказать свою веру, не нужно совершать убийство. Насилие творят люди, оправдывая его божьей волей. Он снова взглянул на символ, изображенный на ветхом пергаменте. Вечером, придя домой, он сделает себе из проволоки такой же. Наденет его на шею, и примет свою новую веру. — Но чтобы поддерживать в себе эту «божественную» силу, требовалось постоянно употреблять в пищу плоть водяных духов, — продолжил Какаши. — Люди истребили их всех, чем разозли верховных богов. Тут написано, что произошел «раскол земли» от их обрушившейся с неба ярости, — Какаши перевернул страницу. — Возможно, речь идет о стихийном бедствии: землетрясении или извержении вулкана, но я, лично, склоняюсь к падению метеорита. «Раскол земли» отделил мир живых от царства мертвых. Образовалась некая пустота, пространство, разделяющая эти два мира. И теперь, в наказание, души умерших не отправлялись в царство мертвых, а застревали в этом перешейке, прослойке между мирами, и были обречены на вечное скитание. — Лимб, — пробормотал Хидан, и Какаши кивнул. — Да, так это место принято называть в католицизме. На долгие годы история появления Джашина была позабыта, но обрела второе дыхание в шестнадцатом веке… — В разгар инквизиции? — Хидан нахмурился, припоминая, как яростно католическая церковь в этот период боролась с ересью. — Удивительно, но это так, — Какаши улыбнулся. — Данный манускрипт был найден среди руин храма в районе стоявшего когда-то в Долине завершения поселения — Югакуре. Был ли он изъят церковью, или оказался там случайно — трудно сказать. Он прошел через много рук, тут записи на множестве языков, даже на кириллице и древнеарабском. Из того, что мне удалось перевести, я узнал, что жители города, в том районе, где был возведен храм — бесследно исчезли в середине шестнадцатого века. Все ссылались на «нечистую силу», в манускрипте присутствует запись, что «их забрал человек из лимба». Хидан вспомнил полуразрушенный храм, который стал его укрытием в бурю. Так вот, значит, какая у него история. — Со времен первых поселенцев культ стал значительно искажен, — Какаши продолжал листать записи. — Его адепты считали, что для поддержания «божественной силы», нужно убивать людей, это превратилось в целый ритуал. — Жертвоприношение, — Хидан почувствовал, что внутренности у него скрутило. — Да, — Какаши кивнул. — Поэтому этот знак — символ вечного голода. Нужно постоянно «кормить» бога. Концепция культа такова, что Джашин это не недостижимое сверхсущество. Богом может стать каждый. Джашин это тот, кто несет божественную силу в себе. Тот, кто совершает ритуальные убийства. Существует некий цикл, в течение которого последователю культа нужно совершить убийство. Они делают приготовления, выбирают жертву, уносят ее в тайное место, потом моют, кормят или пытаются с ней общаться — оказывают почести перед жертвоприношением. Они могут заняться с ней сексом, и отчасти это попытка совокупиться с божеством, — Хидан невольно поморщился, вспомнив оборудованные загоны в затопленных галереях. Вот, для чего они были нужны. — Потом наступает кульминация — смерть жертвы, и Джашин внутри тебя преисполняется божественной силой. — А в чем проявлялась эта их «божественная сила»? — спросил Хидан. — Пока это все выглядит как руководство для серийных убийц. — Из того, что мне удалось перевести, — Какаши задумчиво листал записи, — следует, что эти люди могли «возвращать мертвых» и «были неподвластны времени». Возможно, имеется в виду вечная жизнь или что-то подобное. Там также присутствует описание Лимба. Думаю, Джашин может входить в него по собственному желанию, жить в двух мирах одновременно. Из его описания, я сделал вывод, что души, которые попадают в Лимб, переживают трансформацию. Потом, если они долго не принимают «пищу», то просто стираются, исчезают, и больше никогда не смогут попасть в загробный мир. — «Пищу»? — Хидан удивленно вскинул брови. — Но они же мертвы, им не нужна… — Вспомните легенды и страшилки из летнего лагеря, — Какаши косо усмехнулся. — Лесные эльфы похищают младенцев, заменяя их поленьями. Русалки топят моряков, болотные духи уводят путников в топи, и тому подобное. Вся эта нечисть — не что иное, как души, попавшие в Лимб, в которых не осталось ничего человеческого. Лимб постепенно пожирает их, и они исчезают, растворяются в нем. Это место питается кровью. Питается… кровью… Хидану не нравилась настольная лама. Старая, с уродливым желтым абажуром, в ней нельзя было регулировать направление света, поэтому, когда он включал ее, длинные тени от стола и спинки кровати, натягивались по полу и стенам комнаты как струны. Пока это старье не сломается, мамаша ни за что ее не заменит. Он достал из-под подушки мобильник: на подсвеченном зеленым светом дисплее отобразилось время — «2:06». Хидан лег на спину, прислушиваясь, не понимая, что его разбудило. В доме было тихо. Он хотел поиграть в «змейку», раз уж сна ни в одном глазу. Открыл в телефоне игру, и уставился на свою тень, отбрасываемую на стену. С ней что-то было не так. Вот он, лежащий по подушке, с телефоном в руке, ноги укрытые одеялом… и тень человека, стоящего у изножья кровати. От неожиданности Хидан выронил мобильник. По контурам на стене он понял, что это Шикамару. Потом он увидел, как его тень сопротивляется, когда он в ярости стал срывать с него одежду. Он бил и царапал его, пока Шикамару не начал наносить удары в ответ. Кровь бежала со лба и стекала в рот, когда он прижал его к постели. Хидан дернулся, раздался грохот, и он очнулся на полу своей спальни. Лампа перевернулась на бок, он запутался в одеяле и свалился с кровати. Шикамару в комнате не было, раны на лбу тоже. Ему это все приснилось. — Джашин, какого хрена?! — прошептал Хидан, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, в уголках глаз скопились слезы. Этот ублюдок преследовал его даже во сне. — А я могу ознакомиться с переводом? — Хидан смотрел на тени, разбегающиеся от фонаря Какаши, чувствуя, как к горлу подкатывает дурнота. — По правде сказать, официального перевода не существует, — Какаши виновато улыбнулся, и взъерошил волосы у себя на затылке. — Это был мой вольный перевод некоторых фрагментов манускрипта, которые показались мне наиболее интересными. Я занимался этим в свободное время, — вздох. — Но потом я женился, у нас трехлетний ребенок, и свободного времени у меня стало в разы меньше, — Хидан с пониманием кивнул. — Можно мне сфотографировать страницы манускрипта, для самостоятельного перевода? — Хидан достал из кармана мобильник. Какаши согласился, и следующие полчаса он осторожно перелистывал ветхие страницы, давая Хидану их заснять на свой телефон. — Я поищу дома свои наброски с переводом, — пообещал Какаши, когда они вместе шли к выходу. — Как мне вас найти? — спросил он, остановившись у двери. Хидан продиктовал ему свой номер, и хотел было уже уйти, но остановился. — Если… — он помедлил, и все же продолжил. — Если что-то случится, и вы не сможете со мной связаться, передайте все, что узнаете этому человеку, — он назвал Какаши номер Какузу.***
Какузу всегда смотрел на женщин, думая о том, могла бы с ними подружиться Каруи. Так ему было проще понять, с кем он имеет дело, и как себя вести. У жены Асумы определенно имелся вкус в одежде, она была очень женственной, с уложенными вьющимися волосами, аккуратным макияжем. По ее манере держаться Каруи бы про себя назвала ее «высокомерной сукой». У нее был взгляд как у Сасори — равнодушный, но дающий понять собеседнику, что он «полное говно». Каруи бы с ней не сошлась характерами, а сам Какузу чувствовал, что эта женщина была самодостаточной и очень неглупой. — Вы подрались пока ждали меня? — Куренай, так Асума представил Какузу свою жену, задержала взгляд на синяке, разливавшемся на скуле Асумы. Какузу отметил про себя, что она даже не удивилась. Сасори встал, уступив ей свой стул, Куренай кивнула ему, и села, заложив ногу на ногу. — У нас трудности с установлением личности преступника, — начал Какузу, устав смотреть, как эти двое перед ней расшаркиваются. — Поэтому нам нужна ваша помощь. Скажите, вы знакомы с Хиданом Отсутсуки? — Да, — Куренай расстегнула сумочку, и вытащила из нее две потрепанные тетрадки. — Мы немного общались на первом курсе. Но он так и не доучился в мединституте. В середине четвертого семестра он ушел, и с тех пор мы не виделись. — Как он выглядел? — Какузу склонил голову на бок. — Обычный парень, — Куренай пожала плечами. — Высокий, у него были светлые волосы, и он носил очки, — она описывала его точно так же, как стоящие позади Сасори и Асума. — Зачем я вам это рассказываю, — она улыбнулась и открыла принесенную тетрадь, — вы сами можете его увидеть. Куренай вытащила зажатый между листами снимок, и протянула его Какузу. Это был групповой снимок студентов-медиков. Какузу смотрел на длинные ряды парней и девушек в белых халатах. Вскоре он отыскал на снимке Сасори — тот стоял рядом с широкоплечим парнем намного выше него, и Какузу узнал в нем Асуму. Молодой, еще без своей фирменной бороды. У правого плеча Асумы стояла девушка: волосы собраны в хвост, тонкие черты лица и ни грамма косметики. Во времена студенчества Куренай выглядела как серая мышь, ни тени той роковой красотки, сидящей перед ним сейчас. — Он стоял здесь, — покрытый розовым лаком ноготь Куренай, указал Какузу на нужную область. Какузу взглянул на парня: определенно, это был не Хидан, у человека на фотографии было совсем другое лицо. Хорошо знакомое ему лицо. — В каком году была сделана эта фотография? — он оторвал взгляд от снимка. — Это был первый курс, 2007 год, — ответила Куренай. — Он был старше всех нас в группе, ему на тот момент было уже больше двадцати. Говорил, что из-за того, что ему приходилось много переезжать, он никак не мог доучиться. — И этот парень называл себя Хидан Отсутсуки? — Какузу нахмурился. Ему этот тип был знаком под другим именем. — Да, — она кивнула. — Ты разве его не помнишь? — обратилась Куренай к мужу. — Кое-кто у нас из паралимпийской сборной, имя не запомнил, — Сасори покосился на Асуму, и тот закатил глаза. — Так значит, теперь этот тип наш главный подозреваемый? — он выжидающе смотрел на Какузу. — Если рассуждать логически — да, это именно он, — Какузу, встал, и начал прохаживаться по кабинету. — Но на практике — этого быть не может, поскольку человек на фотографии давно мертв. Я лично его убил в конце 2008. Лицо Сасори стало непроницаемым, Куренай и Асума удивленно переглянулись. — Значит, это тот самый студент, из-за которого тебя перевели сюда? — Асума забрал у жены фотографию и задумчиво ее разглядывал. — Да, это он, — Какузу мучительно хотелось закурить. — Его звали Шоичи Мизуки. У меня было полно косвенных улик и показаний свидетелей, но я не мог прижать этого ублюдка. Ни один суд не будет рассматривать дело, основываясь на домыслах, и при отсутствии подлинных улик. Этот сукин сын просто играл с полицией и нашей судебной системой, — вспоминая об этом деле, на Какузу всегда накатывала злость. — Однажды мне это надоело, и я решил вытрясти из этого парня признание, узнать, куда он спрятал труп. Но он так ни в чем и не признался, и в итоге умер от потери крови. — Расскажите, какое преступление он совершил? — на лице Куренай ни один мускул не дрогнул. Все-таки, она жена полицейского, стоило отдать ей должное. — Это было не одно преступление, а целая серия, — Какузу остановился, и прислонился спиной к стене. — Он знакомился с девушками: выбирал заурядных, неуверенных в себе, с недостатками во внешности, проблемами в общении. Предпочитал одиночек, изгоев. Это был его фетиш. Между ними завязывался роман, а потом эти девушки исчезали. Когда это дело попало ко мне, на его счету было более десяти исчезновений. Но, уверен, их было намного больше, — Какузу сжал кулаки, когда перед глазами возникло ухмыляющееся, окровавленное лицо ублюдка. — Теперь понятно, почему он крутился вокруг меня, — Куренай недовольно поджала губы, и поправила браслет часов на запястье. Сасори хотел возразить, но она жестом прервала его. — Давай, не будем, — она покачала головой. — Образ жизни моей матери создал мне определенную репутацию. А когда я стала жить с двумя парнями, она еще больше укрепилась в глазах окружающих. — Зато этот тип потерял к тебе интерес, — Асума стучал по клавишам своего служебного компьютера. — После переезда к нам, ты больше не соответствовала его типажу. — Факт, — согласилась Куренай, откинувшись на спинку стула. — Поэтому он завел себе новую подружку, которая потом бесследно исчезла. — Исчезла? — Сасори нахмурился. — Если бы что-то подобное произошло, в институт бы приезжала полиция. Я ничего такого не помню, — он с подозрением уставился на Куренай. — Потому, что ее никто не искал, — Куренай сощурилась, — кроме меня. Когда я жила в общежитии, то делила комнату с девушкой по имени Рин Нохара. У нее не осталось близких родственников, она держалась сама по себе. Когда я потихоньку перетаскивала вещи в наш дом, она поделилась со мной, что встречается с парнем, и скоро они будут жить вместе. Она тоже готовилась переезжать, упаковывала вещи в коробки. От нашей старосты я узнала… — Старосты? — Асума подошел к принтеру, и ждал, когда тот закончит печать. — А это, та, у которой, — Асума прижал палец к носу, показывая свиной пятачок, — Как же ее звали?.. — он поморщился, вспоминая. — Нобуко, — подал голос Сасори. — Хотя из-за полноты, все называли ее Нобуко — четыре сиськи. Асума зажал рот ладонью, но Какузу все равно услышал сдавленный смех. Рядом с ним, ухмыляясь, стоял Сасори. — Хватит ржать! — Куренай хлопнула по плечу тетрадкой сначала Сасори, а потом своего мужа. — Мы здесь по серьезному делу! Какузу, склонив голову набок, наблюдал за перепалкой. Эта женщина сочетала в себе рациональность Асумы и токсичность Сасори. И в тоже время от нее исходила едва уловимая аура материнской заботы. Какузу понимал, почему Асума в ней нуждался. Почему они оба в ней нуждались. — Так вот, от Нобуко я узнала, что Рин встречается с Хиданом, — продолжила Куренай. — Я не предала этому значения, но через пару недель после моего переезда меня вызвала к себе комендант общежития. Она почему-то решила, что мы с Рин были близкими подругами, и спросила меня, когда она собирается забирать оставшиеся вещи. Я зашла в нашу комнату, и увидела, что она почти ничего не взяла. В одной из коробок я нашла ее личный дневник, — Куренай показала Какузу вторую потрепанную тетрадку. — В нем было много переживаний одинокой девушки, и на последней странице, был записан адрес, по которому она собиралась начать «новую жизнь». — Биргер-Ярлсгатан, дом сорок три, одиннадцатая квартира? — Какузу уже догадался, какой адрес записала бедная девушка. — Я прикончил этого ублюдка там. — Да, — Куренай покосилась на тетрадь. — Я приходила по этому адресу, но мне никто не открыл… — Что?! — возмутился Сасори. — Ты одна ходила в логово к этому типу?! — Конечно, я отправилась туда одна! — в тон ему ответила Куренай. — Если бы я рассказала вам, что подозреваю в исчезновении Рин этого парня, то, — она повернулась к Асуме, — ты бы начал ржать, и называть меня «Ненси Дрю», а ты, — она повернулась к Сасори, — ходил бы за мной попятам, и звонил каждый час. А потом подговорил бы его, — она кивнула в сторону своего мужа, — и вы вдвоем поколотили бы этого Хидана после занятий. — Ну, допустим, в первый раз я бы действительно посмеялся, — Асума подошел к пробковой доске, висевшей на стене, и стал развешивать там фотографии. — Но ты поступила очень опрометчиво, не рассказав нам об этом, — он покачал головой. — В итоге про Рин все забыли, решив, что она просто сбежала, и уехала в другой город, — продолжила Куренай. — Я хотела поговорить об этом с Хиданом, но тут у нас случился новый виток конфликта с твоим отцом, — она бросила быстрый взгляд на Асуму. — И я отложила это долгий ящик. Потом мы уехали в Каир, была длинная череда пьянок, а после я узнала, что беременна, — в этот момент Какузу заметил, что Асума и Сасори напряглись. — Из-за гормонов мозги стали набекрень, и я начала все записывать. В этот момент я вспомнила о Рин, ведь она тоже вела дневник. И тут мне пришла в голову мысль: встретиться с Хиданом и показать ему тест на беременность. Сказать, что я нашла его среди вещей Рин, и понаблюдать за его реакцией. Сейчас я понимаю, что это было глупо, — Куренай поморщилась, — но тогда мне казалось, что с помощью теста мне удастся вывести его на чистую воду. — О чем ты только думала?! — недовольно пробасил Асума. — А если бы он набросился на тебя? — На этот случай я взяла с собой обрез, который спрятала под дождевиком, — Куренай даже не изменилась в лице. — Откуда у нас в доме взялся обрез? — Асума с подозрением уставился на Сасори. — После того, как к нам приехал твой папаша, — вздохнул Сасори, — и того грандиозного скандала, ты ушел в запой, а она, — он метнул взгляд на Куренай, — взяла дробовик, и сказала: «Если он еще раз здесь появится, я его пристрелю», — глаза Асумы удивленно расширились. — Ночью она отпилила у дробовика дуло, и с тех пор хранила обрез у себя в комнате. Какузу взглянул на ее хрупкие руки: при выстреле дробовик лягается, как лошадь, эта женщина модернизировала его, чтобы уменьшить отдачу. Умная, а теперь еще и опасная. — Обрез оказался более весомым аргументом, при общении с людьми наподобие твоего отца, — хмыкнула Куренай. — Когда он появился в следующий раз, мы наконец-то пришли к обоюдному согласию, что он оставит тебя в покое. К тому же, когда твой папаша попытался качать права, Сасори показал ему бутылку химикатов, сказав, что заехал к нему на ферму и потравил там всех кур. — О боже, — Асума прижал ладонь к лицу. — Обычно я не подшучиваю над пожилыми людьми, — смеющиеся взгляды Сасори и Куренай встретились, — но твой старик это особый случай. Какузу смотрел на эту троицу: «наш, мы, нам…» Перед ним был единый организм, в котором границы личности незаметно стирались. Они прекрасно знали привычки и особенности друг друга. И если где-то возникала брешь, то ее тут же обступали и бросались на защиту «здоровые» клетки. Сейчас этой брешью стала внезапная смерть Чие. Она примерила Сасори и Асуму, а женщина, сидевшая между ними, притягивала их к себе, и они постепенно срастались в единое целое. — Так вы в итоге с ним встретились? — Какузу вернулся к основной теме разговора. — Да, — Куренай кивнула. — Я позвала его к нам, и мы с ним поговорили в беседке на улице. — А где в этот момент находились мы? — Асума нахмурился. — Я вообще не помню визита этого типа, — он вопросительно взглянул на Сасори, и тот покачал головой. — А я вам сейчас скажу, — Куренай пролистала свою тетрадь. Какузу подумал, что у нее наверняка хранится куча скриншотов из переписок с мужем, на случай «я такого не говорил». И что это очень в духе Сасори. — Вот! — Куренай нашла нужную страницу. — «Суббота, второе мая», — она зачитала вслух. — «Парни уехали в бар «Пошлая Молли», на встречу с…» Лица Сасори и Асумы перекосились страдальческими гримасами, возвращая им, воспоминая о том «великолепном» дне. — Ты мне тогда заблевал всю машину! — обратился к Сасори Асума. — Нельзя веселые колеса с алкоголем мешать! — Сказал человек, который останавливался через каждые десять минут, чтобы отлить, — парировал Сасори. — А потом заснул на очередной остановке в кустах, со спущенными штанами. — Ты бы на себя сначала посмотрел! — И что? — Не «чтокай» мне! — Хватит! — Куренай внезапно ощетинилась, и оба замолчали. — Суть в том, что вас тогда дома не было, и я могла с ним спокойно поговорить. Я показала ему свой тест на беременность, — Куренай повернулась к Какузу, — и сказала, что он был среди вещей Рин, придерживаясь своего плана. — И он, конечно, стал все отрицать, — догадался Какузу, и Куренай кивнула. — Он сказал, что не имеет к этому отношения, поскольку они с Рин не спали. Я ответила, что это странно: они собирались жить вместе, и мне не верилось, что между ними не было секса. Тем более, когда у парня есть собственная квартира, — Какузу про себя согласился с ее доводами. — Хидан ответил мне, что Рин все выдумала, и они расстались за неделю до ее исчезновения. Он еще так странно на меня посмотрел, — Куренай поморщилась. — А потом… дело в том, что я не помню, как он уходил, — она растерянно взглянула на Какузу. — Я будто заснула в беседке: очнулась на скамейке, на улице лил дождь, но Хидана нигде не было, наш участок был пуст. — Возможно, это была одна из его первых попыток использования гипноза, — предположил Какузу. — Что было дальше? Это ведь не конец истории? — он вцепился взглядом в задумчивую Куренай. — Потом… я оказалась в больнице, — по лицу Куренай пробежала тень. Сасори и Асума недовольно поджали губы, их позы стали закрытыми, Какузу видел, что эта тема им неприятна. — Ничего серьезного, небольшое сотрясение мозга, — она натянуто улыбнулась. — В это время ко мне в палату пришел полицейский, сообщив, что на стройке нового жилого квартала была найдена женская сумочка. Внутри которой обнаружили студенческий билет Рин Нохара. Полицейский спросил, известно ли мне что-нибудь об этом. Я рассказала ему все, что знала, и на этом история заканчивается, — она взглянула на своего мужа. — После этого Хидан ушел из меда, — Асума снова выводил на принтере целую стопку листов. — В конце мая 2008, я забирал свои документы, чтобы перейти в полицейскую академию, и видел этого парня в кабинете секретаря. Какузу задумался, пытаясь подвести в голове итоги того что он узнал. Он подошел к пробковой доске, разглядывая развешанные там фотографии. На всех снимках был один и тот же человек. Только его прическа иногда менялась: волосы то убирали в хвост, то оставляли распущенными, и очки на носу то появлялись, то исчезали. — Что это? — он повернулся к Асуме. — Пока вы беседовали, я сделал запрос в крупные медицинские учебные заведения нашей страны, — ответил Асума. — Куренай сказала, что этот парень много переезжал, и я предположил, что он продолжал учиться по медицинской специальности, — Асума подошел к доске. — Я сделал два запроса: по Хидану Отсутсуки и Мизуки Шоичи. И вот что у нас получилось: до конца 2008 Мизуки Шоичи сменил четыре медицинских вуза в разных городах, — Асума указал пальцем в ряд фотографий, полученных из личных дел студентов. Какузу кивнул, этот факт был ему известен. — В конце 2008 года, Мизуки исчезает, но уже в феврале 2009 появляется Хидан, который сменяет один медвуз за другим, не задерживаясь в них дольше, чем на полгода. Он расширяет свою географию, и к середине 2013 оказывается на противоположном конце страны. После этого след обрывается, — закончил Асума. — Он не обрывается, — Какузу втянул ноздрями воздух, и стиснул зубы в беззвучной злобе. — Этот парень украл чужую личность, и использовал ее как маску, — он вспомнил, как утром Хидан рассказал, что из университета, где он учился, пропало его личное дело. — В 2007 настоящий Хидан Отсутсуки женится, меняет фамилию на Хозуки, и отправляется служить в Бундесвер. Тем временем, этот ублюдок забирает его личное дело из университета, выдав себя за него. Внешне они немного похожи, и никто в администрации ничего не заподозрил. Лже-Хидан поступает в мед, знакомится с вами, — Какузу обвел взглядом притихшую троицу. — Проворачивает очередное убийство, и, поняв, что облажался и оставил слишком много следов, приезжает в столицу как Мизуки Шоичи. Там я выхожу на его след, и, в попытке докопаться до правды — убиваю его. Но он каким-то образом выживает, и продолжает свою деятельность как Хидан Отсутсуки. В 2013 происходит судебное разбирательство над участниками Бундесвера, и настоящего Хидана оправдывают и отпускают домой. Поэтому он больше не может быть вечным студентом — велик риск попасться, поскольку настоящий Хидан работает в сфере образования. — Ты уверен, что убил его тогда? — Асума потер подбородок. — Возможно, его подельник мог вызвать ему скорую, и его откачали. — Уверен, я несколько раз проверил пульс и дыхание, — мрачно отозвался Какузу. — Если сердцебиение слабое, то традиционными способами его невозможно засечь, — возразила Куренай. — Он был мертв, — четко, по слогам, произнес Какузу. Он уже терял терпение, ему не нравилось перед кем-то оправдываться. — Я убедился в этом неоднократно — после такого не выживают! — Тогда как ты объяснишь это? — Асума ткнул пальцем в фотографии, сделанные после 2008 года. — Он воскрес? Перед нами гребаный зомби? Сасори задумчиво рассматривал снимки, пока они спорили, и строили предположения, как лже-Хидан мог выжить. Он взял снимок, сделанный в 2007 году, и повесил его рядом фотографией, сделанной в 2013. Лицо его просветлело. — Вот же сукин сын, — пробормотал он, обведя взглядом все снимки. — Вы что, не видите? — он повернулся к остальным. — Вы, правда, этого не замечаете? — он вскинул брови. — Изволь объясниться Сасори, что мы должны увидеть? — Асума скептически взглянул на него. — То, что на снимках один и тот же человек всем очевидно. — Почему вы обращаете внимание на детали, но не видите целое?! — Сасори вышел из себя. — Между этими фотографиями семь лет разницы! — он ткнул пальцем в лицо лже-Хидана. — Что, по-вашему, должно было с ним произойти за эти семь лет?! Когда на него устремились недоумевающие взгляды, Сасори был готов рвать на себе волосы. — Да что б вас! — вспылил он. — Асума, в начале первого курса твой подбородок был гладким, как коленка, а потом твоя борода, чуть не стерла мое лицо к чертовой матери! — Сасори сверкнул глазами и повернулся к Куренай. — Тебя после второй беременности разносит от одного взгляда на булочку! — та нахмурилась. — А ты, — он уставился на Какузу, — к зиме зарастешь как Покахонтас, — он указал на его волосы. — Возрастной метаболизм, — пробормотала Куренай, и приблизилась к доске, разглядывая фотографии. — Ты ищешь возрастные изменения? — спросил Асума у жены, и та кивнула. Он погладил ее по спине, словно собаку, грубовато, но с любовью. — Только их тут нет, — Асума с сомнением обвел взглядом имеющиеся фотографии. — Именно! — выпалил Сасори. — Их! Тут! Нет! — отчеканил он. — Он не стареет, — Какузу ухватился за мысль медэксперта, и Сасори шумно выдохнул, от облегчения, что его, наконец, поняли.***
Они совещались до позднего вечера, чтобы выстроить план действий для дальнейшей поимки ублюдка в капюшоне. Когда Какузу вышел из участка и с облегчением закурил, то увидел поднимающегося по ступенькам Какаши. Одной рукой он прижимал к себе спящую трехлетнюю дочь, а в другой держал стопку листов. Какузу решил, что он приехал к жене: Анко готовилась к суду и участвовала в пресс-конференциях посвященных аресту Узумаки, дома она появлялась далеко за полночь. Он удивился, когда мужчина подошел к нему. — Хидан просил меня передать это вам, — объяснил Какаши, — если я не смогу с ним связаться. Он дал ваш номер телефона, и я вспомнил, что вы работаете вместе с моей женой, — он виновато улыбнулся. — Для него это очень важно, поэтому я и приехал. Какузу поблагодарил Какаши, забирая бумаги. Его очень напрягала эта фраза - «не сможет связаться». Он позвонил Хидану, но вместо гудков услышал автоответчик. Когда он, преисполненный тревогой, вбежал по ступенькам в дом, то увидел, что все в порядке. Хидан спал, лежа на кровати, раскинув руки и наклонив голову к плечу, как Иисус на кресте. Словно мертвый. На бледной коже, подобно синякам, выделялись соски. Грудная клетка поднималась при каждом вдохе. Именно в этом Какузу стремился убедиться в первую очередь — в том, что Хидан дышит. На постели вокруг него были разбросаны книги и скомканные бумаги. Раскрытый ноутбук опасно свесился с краю, и Какузу поставил его на стол. Карл вскинул голову, следя за перемещениями своего хозяина, и Какузу увидел, что ротвейлер пожевал одну из брошенных на полу книжек. — Карл! — прошептал Какузу, подцепил пса за ошейник, и вывел его из комнаты. Он закрыл дверь, и вышел на веранду, где устроился на ступеньках. Какузу закурил, глядя, как собаки, бегают по погружающемуся в темноту двору. В который раз за сегодняшний день он задумался: кого он пустил в свой дом? Жертву или убийцу? — Ты видишь Хидана жертвой, и мне очень не нравится, что ты смотришь на ситуацию так однобоко, — Асума сощурился. — Я понимаю, что тут замешано что-то личное, но не дай этому парню заморочить тебе голову, — его цепкий взгляд забирался Какузу под кожу, выискивая слабые струны, чтобы дергать за них, наблюдая за его реакцией. — По-твоему, Хидан убил собственных детей, Сакуру Харуно, бабку Сасори, и пытался избавиться от тебя? — Какузу не нравилось, что Асума выразил свое недоверие к его мнению. — Кто рассказал тебе про ублюдка в капюшоне? Хидан, — Асума принялся загибать пальцы. — Кто находился в доме, когда Хана покончила с собой? Хидан. Кто сообщил тебе приметы девочки, чью руку мы нашли возле университета? Хидан. Хидан — Хидан — Хидан, — в голосе Асумы проскользнули ехидные нотки Сасори. — Не слишком ли часто его имя всплывает в историях, связанных с необъяснимой смертью? — Какузу стиснул зубы, но промолчал. — И потом, тебя не удивляет, что серийный убийца, похищавший девушек, выбрал именно его личность для прикрытия? Не тебя, не меня, не того продавца гамбургеров на углу, а именно его? — голос Асумы стал жестким и непреклонным. — Поэтому, не надо делать из меня Цербера, ты и сам понимаешь, к чему сводятся все эти факты, — подвел итог Асума. — Этому парню известно куда больше, чем он тебе говорит. Какузу не мог с ним поспорить — теперь, увидев целиком всю картину, он понимал, что Хидан что-то скрывает. Завтра они это обсудят. Он покажет ему фотографию «двойника», и тогда Хидан точно не отвертится, Какузу непременно его расколет. Какузу вновь закурил, прокручивая в голове недавние события. Он не верил, что Хидан и ублюдок в капюшоне были заодно. К тому же, в этом деле была еще невидимая, третья сторона, которую Какузу про себя назвал «отряд мертвых». Он вспомнил звонок дочери, магниты на холодильнике, складывающиеся в слова. Сейчас у них не было четкой тактики, но Какузу был уверен: когда они будут близки к поимке ублюдка в капюшоне, им подскажут, что делать.