Неотделим от меня

Аонунг ещё на раз проверяет сети. Пустой взгляд скользит по воде. По песку перламутром отливает солнце. Горячий шёпот на ухо, тёплые руки на кистях, вес чужого лука. Парень дёргается, сбрасывая наваждение. Нетейам, как водоросль цветущая в тёплой воде, заполонил собой все мысли. Куда бы парень ни пошёл, везде казалось, что за ним следят янтарные глаза. Что тонкие, сильные ноги шелестят где-то за спиной. И вот-вот синее руки обхватят, заберут в плен. И самым странным было то, что отчасти Аонунг хотел этого. И это пугало. Он избегал всё семейство лесных на’ви, ссылаясь на постоянную занятость. «Цирея прекрасно справится с их обучением». Проверить северные границы, сплавать с парнями на охоту, помочь в плетении сетей, помочь Сури с плетением нового маруи. И по новой. Если встречался кто из Салли — бежать, шипеть, делать вид, что не замечаешь. — Эй, Аонунг! — Ротхо машет огромной ладонью, привлекая внимание. — Чего тебе? — Ты не поверишь, сейчас зашёл посмотреть как там дела у наших лесных демонов, и… — Мне не интересно это, Ротхо, если это всё, я пойду дальше помогать Сури с kelku . — Да погоди, знаю я, что ты не переносишь пятипалых. Я не о том сейчас. Цирея стоит чернее ночи. Аонунг удивлённо выгибает бровь. Он и не помнит, когда в последний раз, его сестра была чем-то раздосадована. — Честно, я даже попробовал с ней поговорить, но она шикнула на меня и велела заняться, чем-то полезным. — Где она? — беспокойство ужом сдавливает рёбра. — На южной стороне пляжа. Кивая, парень ускоряется, быстро кидая прощание девушке за его спиной. Цирея всегда была солнцем их племени. Никто никогда не видел на’ви улыбчивее, чем она. Что же могло её так расстроить? « Если Ло’ак что-то натворил, я сотру его в порошок» — думает Аонунг, огибая женщину с ребёнком на руках. Девушка стоит, скрестив руки, глаза устремлены куда-то вдаль. Сведённые брови, напряжённые плечи, закусывает губу в задумчивости. — Улыбка красит тебя больше — кидает Аонунг, вставая рядом с сестрой, и убирая руки за спину. — А тебе больше идёт ответственность — колко отвечает Цирея, поджимая губы — Sempul просил… — Я прекрасно помню, не начинай читать мне нотации — тянет парень, следя взглядом за довольной Тук. — Не читала бы, если бы кое-кто им следовал. — Да что с тобой такое? — удивляется Аонунг, поворачиваясь к сестре всем телом — Я же знаю, что ты справишься с этой задачей, куда лучше меня! На этом моменте Цирея виновато опускает голову, обнимая себя руками. — Честно говоря, я тоже так думала. Она молчит с минуту. — Знаешь, Аонунг, страшно пережить то, что пережили эти на’ви. Потерять дом, прежде видя, как его поглощает огонь. Видеть смерть, нести смерть. Бежать, оставив друзей, родных — Цирея ведёт плечом, будто сбрасывая с себя мелькающие в глазах картины — Может даже оставив любовь? — спрашивает она, устремляя взгляд на брата. — К чему такие тревожные мысли? — удивляется парень, чувствуя, как растёт беспокойство. — Я говорю им расслабиться, когда их учили постоянно быть начеку. Говорю, выровнять дыхание, когда им советовали бежать со всех ног. Прошу очистить разум, когда они видели, как потухает взгляд, как душа отходит к Эйве. Я будто требую от них невозможного. Будто прошу их предать себя и свою родину — Цирея быстро моргает, стараясь не расплакаться. — Эй, tsmuke — Аонунг обхватывает плечи девушки — Ты не просишь их забыть своё прошлое, ты лишь пытаешься научить их жить в настоящем — улыбается парень, пытаясь приободрить. — Но у меня не получается — Цирея в беспомощности разводит руки. — А я вижу определённый успех. Вон — кивает он — посмотри на Тук, она прекрасно держится. Ло’ак в принципе безнадёжный — шлепок — Ай, да, ладно-ладно, у него тоже есть определённые успехи, я же вижу. — Это действительно так, да и Кири уже совершенно освоилась, хотя тут нет моей заслуги. — Но? — Но Нетейам — девушка снова грустнеет — Аонунг, я впервые сталкиваюсь с таким. — В чём дело? Он совершенно не умеет плавать? — спрашивает парень, глазами выискивая старшего Салли. — Нет, он прекрасно плавает, дыхание слушается его, он верно садится на илу. Когда я говорю расслабить тело, он поддаётся, точно глина в руках. Но вот разум… Он понимает, что я от него требую, и искренне пытается, но… — Не выходит? — Нет. Внешне спокойный, но внутри полный ураган. Я понимаю, ему как старшему всегда нужно быть готовым защищать, и потому позволить себе отпустить мысли — кажется роскошью. Я… — Цирея замирает, подбирая слова — не могу помочь ему обрести тишину. Прошу тебя, Аонунг, попробуй ты. — Почему ты решила, что именно со мной он сможет отпустить тревоги? — спрашивает парень, внутри зная, что сестра права. — Я не знаю, просто так чувствую — пожимает плечами девушка — Прошу тебя, Аонунг. Раздражённо шипя, сын Тоновари закатывает глаза. — Где он? — Вон на том выступе — тонкий палец указывает дорогу — Спасибо, tsmukan (брат)! Ныряя в воду, Аонунг растерянно думает о том, что совершенно не знает, что должен сделать, сказать, чтобы помочь Нетейаму. Он сидит, сгорбившись, и никак не реагируя на всплеск воды рядом. Змеями вены, обвивают сильные руки. Янтарные глаза смотрят за горизонт. Такого Салли хочется оградить от всего, расправить пальцем складку между бровей, провести по лопаткам, заправить косичку за дернувшееся ухо. Но Аонунг позволяет себе только опустить руку на чужое плечо. — Цирея просила с тобой поговорить — брякает первое, что приходит на ум. Прошелестев что-то про то, что он в порядке,Нетейам снова уткнулся взглядом в горизонт. Парень смотрел на напряжённый профиль лесного на’ви. О чём он думал? Что чувствовал? Какие воспоминания беспокоили его юную голову? Тягучий янтарь — в нём была своя история, каждый момент был отпечатан на радужке, каждая царапина — невидимая чужому взгляду. И всё же, Аонунгу казалось, что он смог что-то рассмотреть. — Скучаешь по дому? Нетейам будто весь ослаб разом, раскрывая свою броню, показывая самое ценное, самое личное. — Да. Выдохнул он простую истину. Ту о которой его не спрашивал никто раньше, потому что нельзя, потому что надо двигаться дальше, потому что старший, потому что сильный. И будто вспоминая об этом, он дёргается, тело резко снова принимает каменное напряжение. — Наш дом теперь тут — улыбается. Закрыл броню. Аонунгу больно от этого, ему хочется сказать, что ему можно довериться, что можно с ним быть настоящим. Но слова застревают где-то на пол пути. «А почему он должен тебе открываться? Кто ты такой, чтобы он доверил себя тебе?» — думает сын Тоновари, лихорадочно соображая, что можно сделать. — Много думаешь — говорит очевидное, продолжая искать выход. Солнце мелькает, пробегает сквозь косички, оставляя танцующие следы на плечах Нетейама, и у парня появляется идея. Он рассказывает ему про океан. Ведь ты не сможешь почувствовать себя дома, пока не станешь частью окружения. Аонунг смотрит почти ласково, осторожно, голос делает мягче намерено. Ему важно не напугать Салли, важно показать ему свет. Сердце заходится от того, что он собирается сделать. Но медлить нельзя. Сейчас. Пока Нетейам смотрит, пока тянется к нему, пока заворожено слушает, не спуская тёплых глаз. Нужно спрятать его, нужно дать ему шанс взглянуть на всё под другим углом. Он зовёт его за собой, ласково называя демоном, тянет за руку. Главное не показать волнения, удержать внимание. И сын Джейка плывёт, будто под гипнозом. Он не вспоминает про кислород целые десять минут — и это уже большой успех. Аонунг аккуратно высвобождает руку, видя панику в глазах напротив. Улыбается, приободряя, и быстро двигается, ища маленького помощника. Когда он возвращается, Нетейам нетерпеливо поддаётся вперёд и это забавляет сына Тоновари. Возвращая себе внимание парня и его руку, Аонунг продолжает движение, пока не достигает дна. Он хлопает рядом с собой и наблюдает, как неуклюже выглядит лесной житель, пытаясь бороться с течением. И вот Нетейам возводит глаза вверх, удивлённо их распахивая. «Видит» — думает парень, чувствуя, как по венам струится беспричинная радость. Он тоже поднимает взгляд. Есть что-то интимное в том, что он привёл Нетейама сюда. Но сердце заходится и душа поёт. Аонунг списывает это на действие этого места, отмахиваясь от навязчивой идеи, что зудит где-то на подкорке сознания. Приплывая сюда, прячась от всего мира, он наконец находил гармонию с самим собой. И сейчас впервые доверив кому-то свою тайну, парень не испытывал ничего кроме тихого удовольствия. Но что-то вдруг меняется, необратимо, будто только что его судьба сделала свой решающий поворот. Аонунг вдруг ощущает руку на своих волосах и поворачивает голову, встречаясь с лучистыми глазами. Застывая, будто жертва перед хищником, он выжидает, силясь понять Салли. Тот выглядит так, будто ему только что подарили всё, о чём он только мог мечтать. Глаза его будто светятся изнутри, как и созвездия на его лице. «Неотразимый» — думает парень. Нетейам улыбается мягко, будто это он привёл сюда Аонунга. Будто это Аонунг нуждался в помощи, а не наоборот. Заправляя прядь в пучок, парень отпускает бабочку на своей спине. «Что?» — парень хмурится. Что такого понял Салли, что сейчас не мог понять он. Почему сидит так спокойно, будто что-то уже решил и теперь даёт шанс Аонунгу. Этот жест с кудряшкой. Что скрывает этот взгляд? Салли воплощает мягкость и аккуратность. Это заставляет напрячься ещё больше. «Он смотрит на меня так, будто нашёл свой свет» — думает парень. Проходит секунда, и он резко вскакивает, понимая, какая именно мысль его сейчас посетила. «Бежать!» — набатом стучит в голове, и Аонунг повинуется. Он скажет Нетейаму ещё пару общих фраз. Но мысли его будут на дне. А после сидя в окружении сестры и лесных на’ви, глаза его будут прикованы к старшему Салли. И у него появится ещё один повод не любить Ло’ака, когда напряжённая спина Нетейама будет удаляться. Следующим покинет риф Аонунг, чтобы вечером прийти домой, упасть на пол и немного глуповато улыбнутся. Ему всё ещё страшно, но он так хочет снова увидеть светящееся глаза Нетейама. Ну и конечно, прибить его младшего брата. Засыпая, парень чувствует легкую усталость и жажду следующего дня.