Неотделим от меня

Каждый день начинается с чувства непонимания, каждый сон заканчивается янтарными глазами. Ещё немного и Аонунг сойдёт с ума. По венам течёт раздражение в смеси с чем-то странно тягучим. — Эй — Ротхо машет перед лицом рукой, пытаясь привлечь внимание — Пандора взывает Аонунга, приём, ты опять где-то витаешь? Что с тобой в последнее время, а? Парень фыркает, убирая руку друга… Если бы он знал ответ на этот вопрос. — Что ты скачешь, как илу перед кормёжкой? — ворчит сын Тоновари, пиная лежавшую на песке ракушку. — Я спрашиваю, чем займёмся? Сури звала нас сегодня на ужин, ты явно ей небезразличен — ухмыляется подросток, нелепо шевеля бровями. Почему-то данная реплика выводи Аонунга из равновесия, и он не рассчитав силы, отвешивает другу подзатыльник. — Ауч, да за что? — орёт Ротхо, получая косые взгляды находящихся недалеко взрослых. Парни за спиной хихикают. Их компания никогда не отличалась тихим поведением. — Эй, смотрите, ненормальная загорает — хохотнул Око’а, указывая рукой в сторону расположившейся на мелководье Кири. Что-то тёмное расцветает в груди сына Тоновари. Ему иррационально хочется отомстить сестре Нетейама, за все те сны, в которых тёмно-синяя кожа словно магнит, тянула к себе, за все те мысли, которые заставляли шею покрываться красными пятнами. — Пойдём, узнаем, что она пытается там найти — хохотнул он, кивая компании. Девушка лежит на песке, опустив голову под воду, и кажется, смотрит непрерывно в одну точку. — Эй, дефектная — зовёт Ротхо. Кири поднимает голову и улыбается. Аонунг ощущает укол вины, но остановиться почему-то не может. — Что ты там ищешь, ненормальная? — спрашивает он, надеясь увидеть презрение в ясных глазах. Но сестра Нетейама удивляет всех. Она молча поднимается, стряхивая песок и проскальзывая мимо компании. — Ещё и глухая — кивает ей в след Аонунг. — Отстань от неё! — раздаётся за спиной звонкий голос младшего Салли. — Что неправильный, за сестрёнку заступаешься — парня несёт, он чувствует это, слова выскальзывают быстрее, чем он успевает подумать. Парни за спиной улюлюкают. Он видит, как надулись вены на шее Ло’ака, как прижались к голове его острые уши, как сжались кулаки. И понимает, что хочет получить удар, хочет выместить на ком-то всё своё замешательство, раздражение, скопившееся за всё время нахождение этой семейки на их острове. Аонунг делает шаг вперёд, накаляя ситуацию. Но вдруг за спиной младшего Салли раздаётся спокойный, уверенный, знакомый голос. Голос на’ви, косвенно виновного в сложившейся ситуации. И на сына вождя племени Меткаийна будто выливают кушак ледяной воды. Ярость испаряется, будто её и не было, раздражение стихает, и лишь вина змеёй обхватывает горло. Нетейам надвигался, глаза его бегали по лицам, оценивая ситуацию. Кири за его спиной показывала всем язык. — Что здесь происходит? Аонунг был готов опустить голову и начать оправдываться. Глаза выхватывали отдельные части — ноги, руки, пояс на теле, хвост, напряженные плечи. Но выше взгляд он не поднимал. — Старший пришёл — хохотнул Тогу, абсолютно не чувствуя напряжение повисшее в воздухе. Сын Тоновари моментально напрягается и машет рукой — не сейчас. Друзья удивленно замолкают, слушаются, переглядываясь между собой. Аонунг выпрямляется, встречаясь с лучистыми глазами. И это …. Будто первая гонка на илу. Глаза Нетейама сегодня другие, уверенность со странной смесью решительности, блестят радостью, будто… будто бы он рад его видеть? Хочется потрясти головой. «Быть такого не может» — проноситься у Аонунга в голове. Но следом в груди расползается тепло. И ему хочется глупо улыбнуться сыну Торука Макто. — Они обижали Кири — шипит младший Салли, где-то на периферии. Волшебство закончилось. Взгляд Нетейама отрывается от чужих глаз, переходя на брата. Он подходит к нему, чуть отодвигая его от компании, и возвращается к Аонунгу, смотря ему прямо в душу. — Она ваша сестра — говорит он всем, обращаясь только к нему. «У тебя же тоже есть сестра» — слышит его парень — относитесь к ней уважительнее. Взгляд его тяжелеет, искры лучистости таят в тягучей смоле. Он больше не друг, сейчас он старший брат и защитник, и от него веет холодом. От такого Нетейама становиться страшно, такому Нетейаму хочется подчиниться, но пресловутое желание коснуться его лица, попросить снова дарить только тепло, сбивает Аонунга с толку, и он опускает взгляд. Опять появляется этот на’ви и всё внутренне мироощущение взрывается, переворачивается, штормит, затягивая в пучины странных чувств. Это раздражает, это пугает, от этого становиться плохо и до одури хорошо. Безумие. «Vrrtep » — думает Аонунг, чувствуя, как из глубины снова поднимается ярость. Нетейам уже отходит, весь из себя спокойный. — Вся семейка ненормальная — рычит Аонунг, вкладывая весь свой яд в эти слова. Младший дёргается. Разворачивается. Глаза его подозрительно нехорошо блестят, но парню это нравится. Врезать младшему ему хотелось ещё очень давно. Резко сокращая расстояние Ло’ак вскидывает свои ладони. — Да, я ненормальный, у меня пять пальцев на руке, действительно странно. Он шевелит пальцами. Аонунг недоуменно следит за его движениями, чувствуя, как парни за спиной тоже подходят ближе, наблюдая. Старший пытается что-то сказать, но его игнорируют. Салли разворачивает руки, ладонями к себе. — Но зато я умею вот так, смотрите, меня этому научил отец — улыбается Ло’ак. Ещё секунда Аонунг смотрит, остаётся только один палец, он уже хочет пустить шуточку, как чувствует резкую боль в скуле, заставляющую его попятиться. Он смотрит удивленно на кулак младшего, и прижимает ладонь к лицу. А в следующую секунду, канат внутри рвётся, и он с рыком летит на паршивца. Парни за спиной гудят, пускаясь со своих мест. Что-то животное течёт по венам каждого. Аонунг не смотрит, куда он бьёт, он просто видит синюю кожу, и целиться прямо в неё. По телу вспышками разливается боль. Вдруг где-то сбоку что-то мелькает. Парень отвлекается и замирает, видя, как Нетейам плавно двигается, как быстро уходит от ударов. Кажется, будто кто-то поставил время на замедление, потому что Аонунг видит всё. Он видит смелую улыбку на губах на’ви, точно такую же как у его отца — Торука Макто, он видит как быстро пробегаются глаза, оценивая ситуацию, как выверяются шаги. Нетейам танцует. Ротхо падает на спину, когда Салли подсекает ему ноги. Внезапно в глаз прилетает кулак младшего. И это приводит парня в чувство. Пока Око’а прыгает на спину Ло’ака, он несется по направлению к старшему. Нетейам видит его, даже слишком рано, напасть незаметным уже не получится. «Успеет увернуться» — думает Аонунг, замахиваясь. Но парень почему-то застывает, неотрывно на него глядя, а потом резко дергается, когда кулак достигает цели. И вроде бы сыну Тоновари надо радоваться, как-никак, а именно он смог нанести удар старшему Салли, но в груди место радости, расползается сожаление. Ноги начинают дрожать, ему хочется упасть рядом с Нетейамом, взять его лицо в руки и …. Резко земля уходит из-под ног и вот уже Аонунг оказывается на песке. Старший Салли плотно держит его руки своими бёдрами, а плечи фиксирует руками. И это…красиво… Нетейам немного запыхавшийся, его скулы покраснели. На губах играет легкая улыбка. Мышцы напряжены до предела. Пояс на теле немного съехал, и парню жуть как хочется его поправить, он даже дёргается, но чужие ноги держат крепко. — Чшш — шепчет Нетейам, отпуская одну руку и поправляя мешающее волосы — Попался. С губы его бежит струйка крови, и морской на’ви не может оторвать от них взгляд. Он зависает, глядя, как алая струйка спускается на подбородок, и сорвавшись вниз падает на грудь Аонунга. Парни застывают, время вокруг них, кажется, тоже. Зрачки Нетейама становятся такими большими, что в них можно увидеть отражение распластанного под ним на’ви. Кожа, которой они соприкасаются — горит, жжёт, хочется провести пальцами, остудить. Безумие. Аонунг уже открывает рот, чтобы сказать просто — да, попался — как откуда-то раздаётся бас. — Это что ещё тут происходит?! Взрослые пришли…. Сын Тоновари закрывает глаза, понимая в каком унизительном положении, он предстаёт перед своим народом. Нетейам дёргается, отрываясь от парня. Поднимается быстро, руку Аонунгу протягивает и рывком помогает встать. Слова о наказании доходят как через вату, глаза успевают выловить уходящий синий силуэт, а до ушей долетает — Ты старший, ты должен за ним следить! Хочется протянуть руку и остановить Нетейама, попросить не уходить, попросить помочь разобраться. Он устал, и запутался. — Ты меня вообще слушаешь? — взрывается Ронал, шипя на сына. — Да, sa'nu. И снова поток слов, ругани, отец качающий головой. Но Аонунг видел только капли алой крови на своей груди. Дома было пусто, родители ушли, высказав всё своё возмущение. Цирея наверняка возилась с младшей Салли. Её гнев Аонунг слышать не хотел. Плечи были тяжёлыми, тело тянуло вниз. Что-то зудело внутри, не давало покоя. Мысли вновь и вновь возвращались к драке. К Нетейаму, к грозному голосу и просьбе, уважать сестру. Прокручивая это в голове, парень бродил, проговаривал вслух какие-то части из диалога. Круг за кругом. Бессилие, раздражение. Ему хотелось увидеть этого странного на’ви. Заглянуть ему в глаза, понять, что за решимость кроется в этом взгляде, понять то, что другому было давно известно. Хотелось, просто увидеть… Аонунг мотает головой и срывает с волос ободок, откидывая его на пол. Волосы водопадом падают на плечи, и будто бы становиться немного легче. Парень зарывается в них руками, скрывается от остального мира. Но скрыться от себя у него не получается. Травы, лежащие перед ним на полу, оставила мама. Но что с ними делать, какие помогут облегчить боль? А может какие-то из этих трав смогут успокоить бурю внутри? Пол маруи скрипит, а через секунду раздаётся голос. — Аонунг? Парень вздрагивает, думая о том, что слишком уж реален голос для его мыслей. — Нетейам? — спрашивает он, поднимаясь. Старший Салли, стоит, слегка неуверенно оглядывая дом. А после смотрит на него, останавливаясь на ранках и синяках. — Пришёл помочь тебе обработать раны. Аонунгу хочется улыбнуться, сказать, что он только что думал о нём. Но выходит только злое: — Ты спятил? Ему страшно. Страшно находится рядом с этим на’ви, страшно смотреть в его глаза. Он теряет контроль каждый раз в их встрече. Нетейам кажется что-то говорит, а потом заходит в комнату, и садится около трав. Словно под гипнозом Аонунг садится тоже. И их глаза встречаются. Реакция парня напрягает, он замирает весь, чуть поддаваясь вперёд, зрачки разливаются из берегов. Так на него ещё никто и никогда не смотрел. И тут он понимает, что сидит совершенно беззащитный. С распущенными волосами его видят только родные, а сейчас перед ним сидит Салли. Парень дёргается, чтобы забрать волосы, скрыть себя, не показывать такое. Это ощущается как что-то слишком интимное, личное. Удушливый румянец неровными пятнами ложится на шею. Руки перехватывают. И ладони у Нетейама горячие, обжигающие. — Не нужно — говорит тихо, спокойно, глядя, казалось, прямо в душу. И Аонунг просто не может его не послушать. Он не может отказать вот такому Салли. Почему-то не может. А лесной на’ви уже тянется к травам, растирает их и наклоняется ещё ближе. Он тянется к скуле и тёплыми подушечками наносит средство на скулу. Больно. Аонунг дёргается, пытаясь уйти от прикосновения. — Эй, потише, потерпи немного — снова этот мягкий, вкрадчивый голос. Будто он для Салли хрупкое сокровище. Его руки скользят на шею, притягивают. И ток прошибает тело. Горячие руки, на холодной шее. Янтарные глаза в лазурные. Приоткрытые губы. Лёгкая полуулыбка напротив. А после ветерок на ранке. — Что ты делаешь? — собственный голос доходит до Аонунга словно через слой воды. — Дую тебе на рану. Отец так делал — объясняет Нетейам, улыбаясь так, что если бы они стояли, сын Тоновари бы позорно задрожал. — Мне перестать это делать? Парень моргает, пытаясь вспомнить, о чём был разговор. А руки Салли переходят на область глаза. — Ай, нет, нет — шипит Аонунг, вспоминая, о чём идёт речь — Vrrtep — говорит вслух. Нетейам будто самый лучший цахик, обрабатывает всё осторожно. Боль уходит. Мысли из головы тоже. Он поднимается, а внутри сна Тоновари что-то лопается, протестуя. И не отдавая себя отчёта, он вскидывает руки, останавливая. — Напугаешь кого, в таком виде — шепчет, не поднимая глаз. И Салли остаётся, садится послушно. Губы его расползаются в улыбке, и ранка лопается. — Говорю же, аккуратнее — шипит Аонунг, рукой находя маленькие лоскутки ткани. Сосредоточившись на губе, он старательно размазывает по ней травы, которые ему подаёт Нетейам. Парень под его руками замирает весь. Сын Тоновари поддаётся немного вперёд, чтобы получше рассмотреть поле работы. Глаза Салли почти чёрные, и лишь маленький янтарный ободок. — Тебя случайно по голове не били? — спрашивает Аонунг, чувствуя, как руки начинают трястись. Ранка снова лопается — Не улыбайся ты! Новый лоскуток плавно ложиться в руку. На’ви осторожно прикладывает его, задевая чужую кровь. — Чёрт — ворчит Аонунг, отправляя палец в рот. И замирают оба. Нетейам перестаёт дышать и переводит взгляд на чужие губы. И это слишком. Слишком. Последняя капля в чаше терпения морского на’ви. Не отдавая себе отчёта, он тянется к парню напротив. К груди будто прикрепили трос, а второй конец тонул в Салли. И он натягивается, сближая их всё сильнее. Нетейам будто порыв воздуха в преддверье дождя. Его хочется вдыхать, им хочется наслаждаться, к нему хочется идти и раствориться в нём. Его синяя кожа, будто самое глубокое морское дно, и россыпь звёзд на лице — это всё, будто создано для Аонунга. Будто его лазурь должна быть с этой синевой. Будто янтарь должен навсегда потопить небо. Дыхание задевает чужие губы и всё кружится. Непередаваемое чувство. Мир поставили на паузу. Всё замерло. Только море и лес. Только лес и море. Запах хвои и соли. То что не должно было столкнуться, приводит к крушению. И это приводит Аонунга в себя. Он отшатывается, чувствуя, как его затопляет паника. Воздух в груди резко заканчивается. Всё тело сжимает судорога. Хочется кричать. — Уходи! Уходи прочь! — рычит парень, теряясь в себе — Не приближайся! — кричит Нетейаму, говорит себе. — Всё хорошо, всё нормально — шепчет Салли, аккуратно поднимаясь и держа ладони открытыми, на виду у Аонунга — Не бойся — вкрадчиво, спокойно — Я ухожу. Аонунг — зовёт он, ловя неосмысленный чужой взгляд — Всё хорошо. — Уходи — отчаянно кричит морской на’ви. Больше всего желая, чтобы он остался. Пусть он останется. «Пусть он уйдёт» — судорожно думает Аонунг о себе. Сбежать надо от себя — набатом в голове. И страх. Он видит отголосок боли в чужих глазах. «Прости» — Проваливай! « Останься пожалуйста» — Не подходи ко мне больше! «Спаси меня» Салли уходит. — Я ничего уже не понимаю — выдыхает Аонунг.