Долг — это глиняный сосуд. Он хранит то, что в него наливают, а это может быть все что угодно — от величайшего добра до величайшего зла.
Джон Фаулз
Есть люди-пчелы и люди-мухи. Зуко, без сомнения, относился ко вторым. Ничто не идеально, но люди-мухи, как истинные мухи, видят только дерьмо — и больше ничего. — Отвратительно, — он отпихнул тарелку, заметив кровь в мясе. Зуко терпеть не мог недожаренную дичь: брезговал. Теперь будет освещать залы дворца своей недовольной физиономией с час или два. Пока не найдется новый повод для возмущения. — Какая досада, — делано посетовала Азула, не потрудившись скрыть усмешку. Перед жалким братцем? Еще чего! Зуко метнул полный огня взгляд, что не потушило ее веселья. Все равно что лить смолу в костер. Уже должен был выучить ее излюбленные тактики и не попадаться на уловку так очевидно. Но Зуко то ли часто роняли головой в детстве, то ли он в целом человек недалекий, однако факт оставался фактом: он натыкался на ее провокации раз за разом, как мотылек слетается на пламя. Как рыба попадает в мелкие сети. Как та же недожаренная дичь угодила в капкан, будучи совсем недавно резвым кабанчиком. — Ну а ты, естественно, наслаждаешься, кровожадная Азула. — Я не только этой кровью наслаждаюсь, сердобольный Зу-Зу, — парировала она. Зуко осмотрел стол в поисках более сносного блюда и, судя по надменно вздернутой брови, ему ничего не приглянулось. Вздохнув, он сделал небольшой глоток чая. Слова о ее кровожадности и его сердоболии неприкаянно кружились над многочисленными столовыми приборами. Неприкаянно, потому что никто из них не признает такого о себе заявления. — Когда-нибудь тебе наскучит задирать меня. Все бессмысленное со временем самоустраняется. Ну-ну. Азула показательно положила в рот сочащийся кровью кусочек. Вкушала медленно и вызывающе — как только она умела. Даже на трапезах с временами угрюмым и озлобленным отцом позволяла себе столь игривую нерасторопность. В этом крылась одна постыдная причина, но Азула запретила себе задумываться о ней. Такие мысли пускали мутные круги по чистой глади ее вышколенного сознания. Подобной роскоши позволить себе она не могла. Азула молча доела, разглядывая Зуко в упор. Он стучал исцарапанным пальцем о край полуосушенной чаши. Разговор скорчился в муках, ведь Зуко утонул в мыслях о предстоящей осаде. Хоть Азула часто подтрунивала над братом, тешась его нервозностью и взвинченностью, она не перегибала палку, когда речь шла о военных действиях. На войне сражаются не иронией, а холодным рассудком. Разум Зуко и в мирное время представлял собой неспокойный вулкан. Не хватало еще взбурлить его до точки невозврата. Впрочем, жалеть брата тоже не собиралась. Наставлять, советовать — тем более. Осада крепости До Хван — его забота, пусть выкарабкивается из ямы неудач как может. Пусть учится держать себя в руках, не поддаваясь на провокации. Азула добивалась знаний и оттачивала умения сама, без чьей-либо поблажки, и терпеть не могла, когда другие пренебрегали дисциплиной и стараниями. Хотя опасения Зуко были справедливы: как-никак первая в жизни полномасштабная осада. Это как первый поцелуй, как первое опьянение — так же кружит голову. Азула поморщилась, осознав, что не познала ни того, ни другого. Сравнения напросились после бесконечной восторженной болтовни Тай Ли. Из ее рассказов она узнала все тонкости флирта и все оттенки рисового вина. Не сказать, что это возымело над Азулой какой-либо эффект. Ей не нужны эти бессмысленные слюнявые лобызания. Как и не нужно похмелье. Ничто не станет кружить ей голову — ее сила в хладнокровии, и силу стоит оберегать. Однако от захвата вражеской крепости она бы не отказалась. Хотя бы так прожить эти одурманенность и временную тишину в мыслях. Отсутствие внутренней гонки. Азула беззвучно хмыкнула и сделала глоток терпкого чая. Пока Зуко сослан в Царство Земли, ей предстоит ворошить раскаленной кочергой клубок дворцовых змей. К слову, о змеях. Следовало навестить самого проворного из них… Покончив с обедом, Азула извинилась, покидая стол до завершения чайной церемонии. Зуко на это только закатил глаза: ее извинения ему и даром не сдались. Так же, как его — Азуле. Это был отголосок их старой, полуистлевшей в памяти игры: притворяться нормальными. Здоровой семьей со здоровыми ценностями. Большая часть их детства и юности прошла в драках, соперничестве и попытках урвать кусок отцовской любви. Кто бы им сказал еще тогда, глупым и незрелым, что отец совсем не любящий родитель? Что в его бездонных карманах разума, наполненных золотом, кровью и трофеями поверженных, не найти теплоты к собственным детям. Им никто об этом не говорил, и они продолжали стараться. На всех званных ужинах и аудиенциях являли лишь послушание, учтивые манеры, отточенные приветствия, извинения и прощания. Раз за разом, на протяжении нескольких лет, пока Зуко не изгнали. За пределами всех трапез и приемов идеал семьи развеивался, словно потревоженная зола. До сегодняшнего обеда. Брату точно не нужна эта непрошенная дань прошлому. Азуле — тем более. Но лишний раз ковырнуть его не самые счастливые воспоминания — дело святое. Она шла тихими мрачными коридорами, донельзя довольная собой. Зуко до сих пор ощущает себя чужаком в родном доме. Ему бы помочь освоиться после более чем трехлетних скитаний, но она делала все с точностью до наоборот и получала от этого неимоверное удовольствие. Наверное, когда она родилась, мудрецы предрекли ей захватывать страны, блистать славой и портить жизнь собственному брату. Крыло, где располагались покои отца, безошибочно угадывалось по частым рядам светильников с обеих сторон. Их было так много, что в глазах рябило, но Азула уже давно к этому привыкла. Здесь также подпирало стены куда больше стражников, чем где-либо еще. Азула по обыденности вскинула взгляд на драконью голову над массивными дверями. Пока она приближалась, блики от светильников и тени двигались по позолоченной поверхности, придавая дракону живости. В глубине его рычащей пасти будто в самом деле зарождался огонь. Азула остановилась, сдержанно отреагировав на воинские приветствия. Ее взгляд любовно обводил каждый острый зуб, пока не наткнулся на внезапное несовершенство, какого в прошлый визит не было. — Хиро. — Слушаю, Ваше Высочество? — оживился стражник у самой двери. — Кто отвечает за левое крыло в этом сезоне? — Дворецкий Изао, Ваше Высочество, — покосился он на дракона, явно недоумевая, что могло захватить ее внимание. — Вели ему осмотреть голову как можно скорее. К следующему приему этого быть не должно. На краткий момент в тишине раздавалось лишь размеренное, слаженное, будто у одного организма, дыхание многочисленной стражи. Хиро неловко прочистил горло. — Прошу прощения? Азула выдержала внушительную паузу, гася раздражение. Она избегала несодержательных разговоров и ценила свое время — это так. Но больше всего ей претило бестолковое топтание вокруг поручения вместо того, чтобы тут же метнуться исполнять его. — Потертость на левом клыке снизу, — процедила она, распахивая двери. И заперла с грохотом, несмотря на то, что ступила на территорию отца. Она знала, что он в дальнем кабинете, и шум едва ли достигает его ушей. Азула медленно вдохнула и выдохнула, озираясь. Ни капли возмущения: все оставлено за порогом. Здесь она терпеливая и любящая дочь. Она рассматривала раскинувшийся справа сад сквозь разделенные шпросами окна. Квадратов ровно триста восемь. Азула когда-то посчитала, пока слушала очередное наставление отца. А затем посчитала еще раз. Сначала в одном квадрате, а по мере приближения и в нескольких, она заметила Зуко у пруда. Он стоял спиной к ней, задумчиво разглядывая тусклую, заросшую кувшинками гладь. Столь несвойственная ему отрешенность позабавила Азулу. Но дойдя наконец до стола отца, она отбросила всякое веселье и поклонилась. — Ты звал меня, отец, — певуче протянула она не то вопрос, не то утверждение. — Не слишком ли тут сперто? Я бы отворила ненадолго ставни. На самом деле здесь было гораздо свежее полного масляных светильников коридора. Но Азула уловила причину запаха, едва опустила взгляд. Вокруг отца громоздились стопки из старых пыльных свитков поверх новых писем и обращений. — Хлопочешь, прямо как старухи Ло и Ли, — незлобно поддел он, тем не менее не оторвав взгляд от крошащейся в руках рукописи. — Сдается мне, ты проводишь с ними много времени. — Я провожу? — притворно возмутилась Азула. — Это же ты приставил их нравоучать и поучать меня! Спустя минуту Озай все-таки посмотрел на нее взглядом, в котором без труда отражалась такая редкая и мимолетная отрада. Азула открыто улыбнулась известной только им шутке. Отец был чуть менее строг с ней, чем с Зуко, и однозначно считался с ее мнением и отмечал успехи. А еще изредка позволял потешаться над старыми учителями-советницами. Увы, скоро Ло и Ли умрут, и исчезнет единственный повод для непринужденного общения. Озай опустил рукопись на наименее заставленную часть стола и тщательно очистил кисть, прежде чем отложить в сторону. Все проделывалось в сосредоточенной тишине, которую Азула не стала прерывать вопросами. Кажется, она догадывалась, зачем он ее вызвал. Ее взгляд блуждал по бумажному хаосу, выискивая зацепки. Что-то, что она узнает первой и в очередной раз обойдет Зуко. Внезапно ее окатила волна неверия. Азула бросила все силы, чтобы не разоблачить себя, когда ощутила от крайней стопки слева что-то, отдаленно напоминающее женские притирания. Она резко вдохнула, чем привлекла взгляд отца, но больше ничем не выдала себя. Как хорошо, что не отворила ставни. Иначе хвост чужого присутствия выскользнул бы из ее рук с первой струей воздуха. Кем могла быть эта женщина? Безусловно, Азула ни с кем не целовалась и была далека от близости, что не мешало ей знать людские инстинкты. Неудивительно, что после шести лет с момента исчезновения матери у Озая появилась любовница. Это все естественно. Но держать ее надушенные свитки на своем рабочем столе среди куда более важных известий и поручений? Это сущее ребячество! Даже Зуко не теряет голову при виде девиц. Он вообще, казалось, признавал интерес только к Мэй. Азула прищурилась, пытаясь разглядеть содержимое рукописи с неудобного ракурса, но отец случайно смахнул соседнюю стопку и на чьи-то любовные послания свалилась куча писем. Она дернулась помочь — и воспользоваться шансом посмотреть! — но отец остановил ее. — Я позвал тебя из-за Зуко, — начал он без предисловий, видимо, посчитав, что приветственная часть затянулась. — Догадываешься, для чего? Азула заставила себя оторвать взгляд от погребенной за свитками тайны. — Помочь ему притереться во дворце? — усмехнулась она, подчеркивая этим нелепость подобной просьбы. — В некотором роде. Но прижиться не при дворе, а на поле боя. — После До Хван его ждет еще кампания? Это было что-то интригующее, но Азула взвешивала каждое слово и каждую эмоцию на своем лице, не торопясь с выводами. — Пусть сначала проявит себя на северо-западе и удержит крепость. Потом можно будет говорить о других завоеваниях. Азула вглядывалась в его закрытое выражение лица и сложенные в замок руки. Только такой близкий к нему человек, как она, мог считывать мельчайшие детали — даже если они тщательно утаиваются. — Кажется, я понимаю, о чем ты, — осторожно начала она. — Ты еще не готов полностью доверять Зуко. Он только вернулся домой после трех с лишним летнего изгнания. Отец сдержанно опустил подбородок — не полноценный кивок ее словам, а значит, она не попала в цель, а выстрелила догадкой где-то на пути к ней. — Если тебе нужен подробнейший рассказ о том, как он убил Аватара и помог мне захватить Ба Синг Се, я готова поделиться. — Мне достаточно того, что ты сообщила ранее, — он расцепил руки, и она удивилась, как за многочасовой бумажной работой у него не осталось и следа чернил на коже. — Теперь я хочу новых завоеваний. Под моим прямым командованием. И чтобы Страна Огня слышала о них и восхваляла их, а не получала новости из-за моря о том, как принцесса Азула нашла своего брата-оборванца и поделилась кусочком славы. Ей хотелось победоносно улыбнуться, ведь она снова обошла Зуко, но Азула воздержалась. Ликование внутри хлестало горячей лавой. — Более того, я хочу разлучить Зуко с Айро. Благодаря вам двоим, мой предатель-брат наконец-то в тюрьме, но Айро провел подле Зуко все годы их скитаний, а это многое значит. Зуко может вспомнить об их лишениях и пережитых испытаниях, почувствовать благодарность за поддержку в прошлом. Боюсь, он не удержится и навестит его в камере. — Зуко не настолько глуп, чтобы помогать заключенному. — Естественно. Но он может попасться на глаза страже. Я не потерплю, если мой сын снова опорочит себя. Азула кивнула. Это был первый за последние годы серьезный разговор о Зуко. Озай давно не называл его при других «мой сын». Словно забыл, что это первенец, его наследный принц. — Понимаю. Зуко нужно проявить себя в До Хван и подтвердить лояльность… Но чего же ты ждешь от меня? Я не хочу быть его нянькой. Для этой роли сгодятся Ло и Ли. Отец хмыкнул, не глядя собрав в ровную стопку подписанные прошения, и отложил на самый дальний край стола. Из потревоженной кучи соскользнул вскрытый черный свиток. Азула приподняла брови. Она не была уверена, что когда-нибудь видела подобную бумагу. — Тебе не придется опускаться до этого. Зуко не хватает опыта войны, и взгляд со стороны признанного мастера в лице тебя будет кстати. Просто наблюдай за ним и его действиями. Как ведет за собой людей. Не дрогнет ли его рука в решающий момент. Не поддерживает ли с кем-то подозрительную переписку… — отец снова взялся за кисть, давая понять, что разговор исчерпан, и он не потерпит ее возражений. — Будь его мудростью и хладнокровием. Если ему потребуется стратегический совет, мягко направь его мысли в нужное русло. Азула прыснула, тем не менее продолжая настороженно вглядываться в черный свиток. — Я? Мягко? — Это и для тебя может стать нелишним уроком. Твоя жесткость отпугивает непосвященных, — Озай улыбнулся одним уголком губ, словно находил это веселым. — Ты женщина, и у тебя куда больше инструментов, чем ты можешь представить и какими сейчас пренебрегаешь. «Прямо как у той женщины, которая тебя охмурила?» Естественно, Азула утопила вопрос в подкожной лаве, которая совсем недавно была ликованием, а теперь превратилась в раздражение. — … Вот почему Ло и Ли до сих пор с тобой. — А я все гадала, когда этот разговор настигнет меня, — проворчала Азула. — Это ты так пытаешься подстелить соломку, прежде чем сосватать меня кому-нибудь? — Как всегда, смотришь вдаль. В его словах не было и тени иронии. Он в самом деле задумал слепить из нее образцовую супругу. Азула не стала вить дальше петлю своего недовольства. Сейчас стояли куда более важные задачи, к которым добавилась осада До Хван. Вернее, вся слава захвата вражеской крепости падет на Зуко — ей же остается наблюдать со стороны. И вынести отцу вердикт: годен — не годен. Ну и Агни с ним. Она не умрет от нехватки почестей и почитания. Даже если Зуко вернется на родину с победой, Азула все равно впереди. У нее за спиной три с лишним года плодотворного труда, пока брат скитался в опале. — Что это? — кивнула она на черную бумагу. — Чьи-то происки, — отмахнулся он, протянув ей свиток. Озай не выглядел ни заинтересованным, ни озабоченным — вероятно, это уже не первое послание. Удивительно, как оно прошло мимо секретаря. Развернув его, Азула не обнаружила ничего, кроме крохотного рисунка по центру. Охваченный пламенем мак. — И что это значит? — Мне некогда строить догадки, — ответил он, погрузившись в другое письмо. Это было… беспечно. Азула нахмурилась, перевернув свиток. На обратной стороне ожидаемо ничего не оказалось. — Могу я взять его с собой? Отец взмахнул рукой, не поднимая головы. Послание с мягким шорохом проскользнуло в ее рукав. Язык пощипывал ворох вопросов о душистых рукописях. Но, видя нежелание отца продолжать разговор, Азула поклонилась и беззвучно покинула кабинет. Она еще вернется к ним. Кем бы ни была эта женщина, ей следует основательно задуматься, прежде чем приближаться к Хозяину Огня Озаю. К человеку, чья жена пропала при неясных обстоятельствах. К человеку, который намеренно обжег лицо собственному сыну. К человеку, чья дочь не потерпит еще одного претендента на его внимание.