Калейдоскоп

Дик из последних сил старался соответствовать девизу своего дома при осмотре. Лекарь, конечно, старался действовать осторожно, но его прикосновения ощущались. И особенно тем местом, каким он приложился об опустевший стеллаж домашней библиотеки. Братья Савиньяки находились рядом. Дик старательно жмурился, чтобы не видеть их взглядов. Вот только снисходительности ему и не хватало. Спину в очередной раз пронзило болью. Куда там следам от хлыста, которые хоть и привычно горели, но не пронзали тело раскаленным металлом. Только привычка сдерживаться и терпеть спасла сейчас Дика от совершенно неуместного крика. Пусть на глазах выступили слезы, вопить он не собирался. — По-хорошему бы юного эра показать бы более умелому лекарю, — вздохнул, наконец, старый надорец, заканчивая смазывать спину Дика какой-то прохладной мазью с приятным запахом. — Есть у меня подозрение, что какая-то внутренняя травма беспокоит его, но увы, точно сказать не могу. Не хватает знаний. Дик ничуть не удивился таким словам. Не так уж и много в Надоре было лекарей вообще, а уж после гибели его отца многие предпочли сменить место. Даже тот, которого Дик помнил с детства, после гибели Эгмонта появился лишь один раз — попрощаться, он отбывал в Придду, собираясь практиковать там. Да и климат там точно был мягче. Матушка тогда лишь поджала губы, но речь о низости людской и их неблагодарности довелось выслушать и без того растерянному и расстроенному Дику, на голову которого обрушилось осознание, что отец больше не вернется, что теперь надо было как-то учиться жить без него. Спина снова напомнила о себе, на этот раз от легкого касания. Усилием воли Дик остался на месте, хотя очень хотелось взвыть, а еще лучше — отшатнуться. Но увы, он не имел права позволить себе слабости, тем более, на глазах графов Савиньяков. Пусть они и были знакомы всего несколько часов, Дик усвоил, что им не нужно его доверие и привязанность. Покорность и отсутствие хлопот с ним до окончания срока опекунства, вот что наверняка ждал граф Лионель. В ином же случае, непременно последует наказание. Матушка и прежде то и дело повторяла, что теперь задача Дика была одна — проявлять максимальное почтение и уважение к Людям Чести, которые были так близки с его отцом. Вот только Дик так и не понял, почему и для чего он должен подчиняться тем, кто даже проститься с отцом не явился и пекся о собственном благополучии. Дик поневоле вспомнил графа Штанцлера и его разговор с матушкой перед появлением тех людей, забравших родовую библиотеку и один Создатель знает, что еще. Его не волновала судьба Дика, только выводила из себя невозможность контролировать нового герцога Окделла, должного стать оружием в чужих руках. Братья Савиньяк, хотя бы, не будут притворяться, что им ценен Ричард сам по себе. И лечили они его сейчас именно, как герцога Окделла, того, кто должен был вырасти в их условиях, по их указаниям. Дик и сам понимал, что в голове у него все больше возникает сумбур. Пусть они совсем недалеко уехали от родного дома, впереди ждала дорога в никуда, а он уже начал прокручивать в голове, что могло быть. И это оказалось неожиданно тяжело, утомительно и страшно. -…несколько дней, хотя бы, — Дик встряхнулся, осознав, что только что пропустил очередную рекомендацию лекаря. Погрузившись в размышления о собственной незавидной участи, он едва не упустил то, что творилось прямо сейчас. — В экипаже ехать возможно, но это будет болезненно. Дик едва не фыркнул от таких слов. Можно подумать, он не знал этого. Стоит свернуться компактнее, становится почти терпимо. До первой же кочки, корня, камня или любого другого препятствия, попавшего под колеса. — Я вам дам мазь, необходимо будет мазать дважды в день. Постельный режим, хотя бы дня три, — продолжил лекарь, позволив Дику, наконец, надеть на себя рубашку. И обращался он к Савиньякам, точно знал, что Дик не был волен сам принимать решения. От этого почему-то снова вспыхнули уши. Дик и не думал, что это могло быть так неприятно, не иметь возможности решать самому свою судьбу. Теперь он мог только ждать чужого решения. «Можно подумать, при матушке было иначе. Поводок просто передали в другие руки. Так и будут постоянно за него дергать, пока я жив», — устало подумал Дик, ловя себя на том, что будь его воля, родился бы где-нибудь за пределами Талига и совершенно точно не в знатной семье. Пусть тогда у него были бы заботы по выживанию, но они были бы простыми и привычными. Увернуться от прикосновения графа Лэкдеми получилось и в этот раз, хотя и с заметным трудом. Дик, чуть пошатываясь, побрел на улицу, вяло отмечая, что они снова задержатся. И как-то это еще аукнется для него, пока непонятно. -…найду постоялый двор, а ты заберешь покупки. И Миль… — Да? А мне понравилось, почему бы и не взять, — рассмеялись в ответ. Кажется, речь шла об окончательных покупках, но у Дика не было никаких сил слушать. Он молча побрел вслед за Савиньяками, никак не реагируя на попытки графа Лэкдеми завести общую беседу. Разговаривать не хотелось, и Дик решил, что мог себе позволить молчать. Он был не совсем ребенком, понимал, что на самом деле Надор и его особенности не интересуют ни опекуна, ни его брата. Попытки расспросить делаются исключительно из вежливости. В лавку к портному Дик заходить не стал. Ему и не предлагали, махнули рукой в сторону экипажа. Дик так же молча забрался внутрь и постарался устроиться почти так же -на боку, поджав ноги к груди, чтобы унять основную боль. Спина хоть немного, но перестала гореть, видимо, мазь начинала действовать. — Ли, ты вроде бы собирался искать место для ночлега? — услышал Дик голос графа Лэкдеми. Тот не задержался в лавке, расплатился, потом загрузил в экипаж какие-то свертки. Дик немедленно выпрямился, зло сверкнув глазами на попытку потрепать себя по голове. Они что, правда думают, что привяжут его к себе таким вот образом? Эмиль выставил перед собой ладони, спешно ретируясь обратно. А тяжелый взгляд Лионеля Дику понравился еще меньше. Старший старший Савиньяк был раздражен и не думал этого скрывать. Только переставшая гореть спина зачесалась от нехорошего предчувствия. Расслабляться было нельзя, ни к чему хорошему это не приведет. -…намучаемся. Не герцог, а дикий волчонок, — услышал Дик обрывок фразы Лионеля Савиньяка и напрягся еще больше. Спину дернуло болью, он закусил губу, чувствуя, как накатывает усталое опустошение. Столько всего случилось за один день, что явная неприязнь графа Савиньяка почти не удивила. -Ли, не надо. Сейчас найдем что-то приличное, выспишься и тогда уже будешь делать какие-то выводы, — Дик не удивился более дипломатичной фразе от графа Лэкдеми, но не обманывался такой наигранной мягкости. Близнецы были двумя гранями одного отражения. И если опекун решит, что конкретный герцог Окделл нарушил неписаные правила, его брат не станет вмешиваться. Не следовало обманываться на его счет. Дик закусил губу, укладываясь вновь только когда экипаж вновь двинулся. Было больно по-прежнему, но в этот раз давал знать о себе именно ушиб. «Интересно, он когда-нибудь пройдет?» — думал Дик, вновь вспоминая, с какой легкостью был отброшен к стеллажу. Солдат обладал немалой силой. И его новый опекун, наверно, может так же, отчего по спине Дика пробежали мурашки. Второго такого полета без последствий он точно не выдержит. Далеко ехать им, впрочем, не пришлось — постоялый двор подвернулся достаточно быстро. Дик покинул экипаж самостоятельно, проигнорировав предложение графа Лэкдеми о транспортировке и зло сверкнув глазами в его сторону. Ноги пока держат, обойдется без такого…унижения. Юный герцог вздохнул с облегчением, когда понял, что ему выделили отдельную комнату. Можно было завернуться в одеяло и теплую шкуру с головой и на несколько мгновений представить, что все это — дурной сон. Утро, конечно, возьмет свое, что-то там лекарь говорил о том, что мазь наносить придется дважды в день. Придется терпеть это. Но это все будет утром. Когда Эмиль заглянул с предложением перекусить, Дик крепко спал, завернувшись практически с головой. Только русая макушка торчала из-под шкуры.