Калейдоскоп

Когда спустя неделю Ричаду принесли посылку из Надора, он непроизвольно вздрогнул. Вот уж чего-чего, а этого он не ожидал. Дик уже начал ходить по комнате, спускался вниз, навещал собственного коня, который так и жил себе на конюшне эра Рокэ. Пока выезжать куда-то Дик все равно не мог пока. Плечо еще ныло, не то из-за пули, не то из-за неудачного средства, которым рану первоначально обработали. Рукой шевелить все еще было сложновато. Эра Эмиля и эра Рокэ не было в особняке — им требовалось решить какие-то дела. Дик, впрочем, не скучал, ему дали доступ в библиотеку и он там просиживал до вечера. Несколько писем графа Штанцлера Дик отдал вестнику, заявив, что не станет их читать и вообще, не пристало оруженосцу общаться с кансильером, не тот статус. Откуда Дик это взял, он и сам не понял, но по крайней мере, граф Штанцлер перестал писать. Дик и сам не знал, почему так дистанцировался от друга отца. Было что-то в этой вежливой улыбке, мягких словах и заверениях что-то скользкое. И почему-то раньше он не замечал этого, старательно выполняя то, что ему внушали. И эр Август всецело был на стороне эреа Окделл еще там, в Надоре. «Герцогине виднее, Дикон, ты обязан всецело ее слушать и подчиняться», — вспомнил юноша его слова и непроизвольно поежился. Он только начал выбираться из того кокона, в котором жил начиная с гибели отца. Посылка из Надора лежала на столе вместе с письмом. По-хорошему, ее надо было открыть и все-таки посмотреть, что там было. Дик ловил себя на том, что непроизвольно тянул, в ожидании возвращения эра Рокэ или эра Эмиля. Эр Лионель собирался заглянуть уже вечером. Колыбельная Дика пошла ему на пользу, во всяком случае, следующие пару дней головные боли его не беспокоили. «Что же могла эреа Окделл прислать в письме? Возможно ли то, что граф Штанцлер написал ей о том, что я отказался отвечать на его послания?» — Дик все-таки заставил себя подойти к столу. Он и сам не понимал, почему так реагировал на посылку из дома. Это могла быть не герцогиня Окделл, а Айрис отправила что-то. Возможно, все же решила тайком и написать письмо, не обязательно, что это дело рук графа. «Надо все-таки посмотреть. Я не должен так реагировать. Да и в конце концов, что может быть плохого в послании из дома? Не станет же герцогиня устранять меня…ну не должна по крайней мере», — Дик потер нос и решительно потянулся к посылке. На то чтобы ее открыть ушло несколько минут. Дик несколько озадаченно смотрел на кинжал с гербом оленя на рукояти. И что вот это должно было означать? С трудом Дик смог вытащить его из ножен, поразившись чистоте лезвия. По нему еще бежала какая-то вязь. Судя по всему, кинжал еще неплохо заточен, Дик пальцем проверил и ойкнул, когда разрезал палец. По детской привычке, он слизнул выступившую кровь, после чего аккуратно убрал кинжал обратно. Это точно был не кинжал отца, и герб другой, и сталь отличалась. Похоже было, что этот кинжал предназначался кому-то из Савиньяков. Но почему он пришел из Надора-то? Положив кинжал на стол, Дик все-таки взялся за письмо. Он не сильно хотел его читать, поскольку представлял, что там могло быть. Герцогиня Окделл не церемонилась в выражениях. Но опять-таки, невозможно всю жизнь избегать неприятных посланий. Дик все-таки герцог, пусть пока все-таки больше номинальный, чем настоящий. И так бояться писем выглядит очень по-детски. Несколько раз глубоко вздохнув, Дик решительно открыл письмо. И не удивился, узнав знакомый почерк. Герцогиня Окделл, как и предполагалось, отправила послание. «Я очень недовольна вами, Ричард», — было первым, что прочитал юноша. Ни короткой приветственной строки, ничего, герцогиня приступила к делу сразу же. Впрочем, ничего хорошего он и так не ждал. И робкая надежда, что Айрис отправила письмо тут же угасла — едва ли у нее получилось бы сделать это незаметно. Слуги докладывали герцогине о любом их взаимодействии, даже о невинных шалостях — началось это после гибели отца. И с тех пор, кажется Мирабелла Окделл, делала все, чтобы они не общались так, как положено, вообще-то близким родственникам, как хотел их отец. «Дик, Айри у тебя единственная сестра, не забывай об этом. Какие бы каверзы она не творила», — временами повторял Эгмонт, когда в очередной раз растаскивал детей после крупной ссоры. Дик в ответ пыхтел сердитым кабанчиком, а Айрис в запальчивости заявляла, что такой противоестественный брат ей не нужен, повторяя слова матери. Каждый раз после этого отец каменел, словно слышал что-то очень оскорбительное. Айрис, впрочем, он не наказывал, а шел выяснять отношения с герцогиней. Дик не слишком-то понимал, что сестра имела в виду говоря о противоестественности. Это потом выяснил, почему она так говорила. И сейчас, даже когда стало легче, он не собирался говорить о своем знании тому же эру Эмилю. У того более правильных родных хватало. Вздохнув, Дик буквально заставил вернуться себя к письму. Палец, к тому же, ни с того ни с сего, начал пульсировать — Дик специально посмотрел, но кроме небольшого разреза ничего на нем не увидел. Ничего серьезного, неаккуратно коснулся лезвия. Вздохнув, Дик вернулся к письму. Он не сомневался, что ему выскажет герцогиня. И ничуть не удивился, когда прочитал продолжение. «Вы ведете себя неподобающе и отвратительно по отношению к человеку, которому обязаны всем, начиная с устройства в Лаик. То, что вы попали к Ворону не должно было расслаблять вас. Но, как мы с Айрис и предполагали, вы всего лишь жалкий мальчишка, готовый довериться любой протянутой руке. От вас не было никакого проку при рождении, так сейчас еще вы осмелились отстраниться от единственного настоящего друга вашего отца». Дик поморщился, чувствуя, как настроение привычно снижается. Он знал, что ничего хорошего из дома не пришлют. Поразила, впрочем, скорость, с которым Штанцлер оповестил герцогиню Окделл о «неподобающем поведении». О ранении Дика граф наверняка знал, но нисколько им не интересовался, решив, что от него никакой пользы. Стоило встать на ноги — сразу же заинтересовался. Наверно, стоило бы отложить письмо, но Дику было любопытно, откуда все-таки взялся кинжал с гербом Савиньяков. И он едва не хлопнул себя по лбу, незадолго до бунта отец именно его все время держал в руках, не выпуская ни на секунду. Только ножны, кажется, были другими. Почему кинжал прислали отцу, Дик не знал, подозревая, что и тут постарался граф Штанцлер, который, разумеется знал о противоестественном союзе. Для чего это знание кансильеру Дик не понимал, даже сейчас, а уж в детстве и подавно. Но то, что оказалось написано дальше в письме, заставило подкоситься ноги. Дик неловко рухнул в ближайшее кресло, ошеломленно моргая и пытаясь осмыслить, для чего именно вот это нужно было Штанцлеру. «Вы должны были пребывать в беспросветном отчаянии и наконец, использовать силу, дарованную им в качестве ужасного проклятия. Уж не знаю, кто и как внушил вам ложную надежду на новую жизнь, но это всего лишь мираж. Вы — отродье Леворукого, страшный отвратительный выродок Эгмонта Окделла, который наплевал на все законы природы. Ричард, вы не имеете права называться не то что герцогом, но даже человеком, раз оказались неспособны даже нормально страдать». Значит, все-таки он должен был сорваться здесь, как когда-то его предок. Того, впрочем, остановили, да и выбрал он уединенное место. Самого же Дика готовили стать убийцей множества людей, раз за разом ломая внутри стержень, заставляя прятать всю боль внутри, намеренно причиняя большую. Слезы с щек Дик смахнул на автомате. Эр Рокэ и эр Эмиль оказались к нему милосерднее, чем эреа Окделл, которая была с ним всю сознательную жизнь. А Айрис и вовсе была сестрой Дика, с которой, судя по всему, намеренно им не давали сближаться. «Может, хотя бы сейчас вы поступите, как положено и оправдаете надежду на вас всех достойнейших людей. Вам будет послан кинжал, с помощью которого вы должны будете совершить единственное, на что, судя по всему, оказались способны». Дик снова отложил письмо и потер лицо ладонью. Пожалуй, правда лучше бы дождался эра Рокэ или эра Эмиля. Подобное письмо читать было тяжело, снова в груди появлялся неприятный ком. Пусть и не было уже того ошеломляющего отчаяния. «Вы обязаны взять этот кинжал и незамедлительно убить себя в выделенной комнате. Это будет быстро — один удар и ваше бессмысленное существование завершится. Герцог Алва будет опорочен такой гибелью оруженосца, взятого совсем недавно. Так что раз уж вы не смогли убить своей силой короля и его наследников, сделайте хотя бы это.» Подписи не было, но Дик не сомневался, кто именно писал это письмо. Он растерянно потер щеки, пытаясь отойти от строк, которые словно плетью хлестали по нему. Следовало бы кинуть письмо в огонь, но Дик оставил его на столе. Пусть оно останется, может, он найдет в себе силы показать его эру Рокэ и эру Эмилю. А может и нет, такое стыдно было показывать. Другим пишут письма совсем иного содержания, не подстрекая на предательство, измену и бесславную смерть. — Дор Рикардо, — от неожиданного стука в дверь Дик едва не подскочил. — К вам граф Васспард, сказал, что хочет нанести визит. — Пусть заходит, — несколько ошеломленно откликнулся Дик, крутя в руке несчастный кинжал, который как-то сам собой перекочевал ему в руки. Не то чтобы он убивать себя собирался, вовсе нет. Дик помнил, с какой горечью и тоской смотрел на него отец. От пришедшей в голову мысли, Дик едва не подскочил в кресле. Может, попробовать расспросить металл…к примеру, об истории создания клинка. Так и ему станет легче, да и может, узнает что-то интересное. — Добрый день, герцог Окделл, — от звука знакомого голоса Дик вздрогнул, отгоняя все свои дальнейшие планы. — Доброго, — вздохнул Дик, надеясь, что сейчас не выглядит совсем уж разбитым, а слезы с щек удалось стереть. Не хотелось бы показывать бывшему однокорытнику свою слабость. — Садитесь куда-нибудь, не стойте на пороге. Эр Эмиль упоминал недавно, что писал Арно по поводу Дика. Это удивило, конечно, но если вспомнить в каком он был состоянии, неудивительно, что эр так поступил. Расспрашивать, о чем то письмо было, Дик счел неуместным. И вот, похоже, Арно написал тому, с кем дружил всю учебу. Валентин Придд явился лично и теперь смотрел на Дика внимательно, без привычного некоторого раздражения, в Лаик Дик свел попытки общения достаточно быстро. Что выйдет из этого визита было непонятно, поскольку Дик понятия не имел о чем им в принципе разговаривать.