Калейдоскоп

Арно вернулся, когда у Дика уже начинала кружиться голова, зато слезы успели высохнуть. Его, герцога Окделла и Дика Катершванцы тут же переправили в Надор, несмотря на то, что ночь вовсю вступала в свои права. Герцог Окделл коротко распорядился подготовить комнаты для всех гостей как можно скорее и кинул на мальчишек такой взгляд, что Дик чуть не отнял руку у своего резонатора. Но Арно удержал, дерзко вздернув подбородок. Однако, вскоре комнаты были готовы, и Дикон снова расстался со своим резонатором… Так он думал, пока в темноте не заскрипела дверь. Ричард удивленно глядел на Арно в ночной рубашке, который казался в темноте белым привидением. — Т-ты чего? — недоуменно заморгал Дик. — Холодно… Да и не спится толком после всего этого, — Арно неопределенно повел плечами, будто не зная, что именно упомянуть причиной. У них сегодня было, из чего выбирать… Потрясений на месяц вперед как минимум. — Можно к тебе? — Если отец застанет тебя здесь, подозреваю, что нам неслабо достанется, — Дик не удержался и шмыгнул носом. Слез почти не осталось, хотя тело все еще вздрагивало. Он совсем ничего не понимал в поведении отца, и это ему не нравилось. — Разберемся, — Арно, кажется, этот факт нисколько не смутил. Дик моргнул еще мокрыми от слез ресницами и откинул одеяло, молча приглашая оказаться рядом. Ему и самому было холодно без своего резонатора. Чем насолили отцу Савиньяки, Дикон не знал. Но предполагал, что повод был ну очень весомым — раз он так себя повел. И только необходимость вынудила его смириться. Дик надеялся улучить момент и попытаться поговорить с отцом, но явно не в ближайшее время. — Прости… что все вот так вот… — Дик виновато посмотрел на Арно, когда тот оказался рядом и принялся уверенно укутывать их в теплое одеяло, мягкое и уютное. — Я не думал, что все может быть так, — неловко вздохнул он, пытаясь подобрать подходящие слова. Получалось у него неважно, но Дик искренне надеялся, что Арно его все-таки поймет. — Ничего, — Арно, со всех сторон подоткнув одеяло, обнял Дика и принялся гладить его по голове, как с ним самим делали Лионель и Эмиль. — Все будет хорошо. Вот увидишь, нет ничего лучше тепла рядом, чтобы все тревоги как рукой сняло. Мои старшие братья всегда так делают, когда им плохо, — уверенности в голосе юного Савиньяка было на двоих. — А значит, это помогает. Ну, Миль, может, и стал бы спать рядом просто так, но Ли — точно нет. — Да, тепло очень нужно, — тихо шмыгнул носом Дик позволяя себе прижаться к Арно и крепко его обнять, спрятав нос на плече своего резонатора. Теплое одеяло накрывало их обоих, что радовало — замерзнуть теперь не грозило совершенно точно. — Мой отец никогда раньше не был… таким, — заговорил Дик лишь через пару минут удобного сопения в плечо Арно. И ласковые поглаживания заставляли его довольно журиться, а тело наконец отпускало от дрожи и совершенно неправильного холода. Дику хотелось поговорить хоть о чем-нибудь, лишь бы нарушить тишину и разогнать темноту комнаты. Конечно, можно было бы закрыть глаза и попробовать уснуть, но Дик сомневался, что у него это сейчас получится. Очень непростые события пережили они с Арно перед возвращением в Надор. — Таким злым? — осторожно спросил Арно, крепче прижимая Дика к себе, будто стремясь защитить. — Да, — тихо откликнулся Дик, обоими руками цепляясь за Арно, словно его грозились у него вот-вот отобрать. — Он всегда вздыхал, когда я ему говорил, что мечтаю о резонаторе… ворчал, что я не понимаю своего счастья, и гладил по голове. Дик ненадолго замолк, устраиваясь удобнее. Плечо Арно было очень удобной подушкой, в которую можно было сопеть. Что юноша сейчас и делал, он не мог подобрать подходящих слов поведению отца… — Я тоже ничего не понимаю, — признал Арно. — Но теперь мы оба будем гладить тебя по голове. И надеюсь, все будет хорошо. *** Эгмонт прислушался у двери в комнату сына. Тихие голоса свидетельствовали о том, что мальчишки снова были там вдвоем. И снова не спали. С тех пор, как они прибыли в Надор, обоим юношам постоянно снились кошмары. Страх новой разлуки преследовал неотступно. Доходило до того, что Дик и Арно-младший будили друг друга по несколько раз за ночь и, заплаканные, уверяли шепотом, что они рядом и все в порядке. Нет, Эгмонт старался не зверствовать. По возможности просто не обращать на Савиньяка никакого внимания. Но это давалось Повелителю Скал с трудом. По-хорошему, увезти бы их в Сэ, где над ними не будет висеть мрачный призрак Эгмонта Окделла, чтобы успокоились… Только одна мысль сейчас расстаться с сыном, которого чуть не потерял из-за собственного упрямства, причиняла Эгмонту чуть ли не физическую боль. А тем более отдать мальчика в руки своего бывшего резонатора… Эгмонт боялся, что через месяц-другой у Савиньяков он сына вовсе не узнает. Ему до бессильного зубовного скрежета не нравилась эта перспектива. Разум говорил, что придется, но сердце протестовало. — …а летом по ночам на крыше звезды кажутся так близко, будто их можно рукой потрогать, — услышал он голос младшего Савиньяка. — Матушка этого не одобряет, но, когда приезжают Ли и Миль, мы обязательно туда забираемся и считаем созвездия. Я тебе тоже покажу, вот увидишь… Эгмонт тихо зарычал в бессильной злости. Мальчишка был не виноват. Он успокаивал, как умел — красивыми сказками… Уж в этом Савиньяки преуспели. *** Эгмонт был вне себя от беспокойства. И от злости. Воистину, в узкой горной расщелине найти их мог только Повелитель Скал. Не загадка, как мальчишки здесь оказались — юности свойственно опрометчиво сбегать. А Эгмонт, к его несчастью, сделал все, чтобы Дикону захотелось ненадолго сбежать в родные горы, прихватив с собой резонатора. И Эгмонт не собирался отчитывать их за прогулку, если бы камни не начали беспокоиться и гудеть. Даже слабой искры магии, оставшейся у Эгмонта, хватило, чтобы понять — наследник в опасности. И Надор об этом беспокоится. Дик непроизвольно вжал голову в плечи, поймав взгляд отца. От атмосферы в родном доме хотелось сбежать, что они с Арно и сделали. В горах опасности для них Дик не видел, а показать ему было что. В узкой расщелине можно было спокойно ходить, пусть по довольно узкой кромке. Дикон очень хотел показать Арно легендарные горные эдельвейсы, что как раз в этот сезон начинали цвести. Они росли достаточно высоко и за ними в эти места лезли только самые отчаянные — кто хотел покорить возлюбленную или помочь болеющему — эдельвейсы были сильным средством, особенно в период цветения. Но вместо них их с Арно нашел отец. Выглядел Эгмонт Окделл привычно недовольным и откровенно мрачным. Дик непроизвольно засопел, но голову не опустил. Он не понимал поведения отца. — Выбираемся отсюда. Поговорим в более безопасном месте, — бросил Эгмонт мальчишкам, сверля младшего Арно тяжелым взглядом. Как же он все-таки походил на отца. Дик засопел, напрягшись от такого взгляда отца. Эгмонт менялся каждый раз, когда смотрел на Арно. Точно моментально закрывался, словно перед ним не резонатор сына, а какой-то враг, чудище, с которым герцог Окделл был бессилен справиться. И от этого по спине Дика бежали мурашки. Юноши, цепляясь за скалу, обреченно последовали за герцогом Окделлом. Узкая горная тропа зазмеилась под ногами. «Почему так? — обиженно думал Ричард. — Почему отец не понимает? Мы не сделали ничего плохого!» Хотелось плакать от обиды. Все же, они с отцом всегда были близки, а теперь, кажется, вся несправедливость мира обрушилась на одного-единственного Дика, выбивая из-под ног надежную почву. Он и не заметил, как действительно оступился. — Дик! — вскрикнул Арно, хватая его за руку. Не думая, не зная, что делать и как это опасно. Просто на инстинктах. Если бы здесь не было Эгмонта, оба мальчишки полетели бы в пропасть. Но он успел. Едва-едва. Успел схватить за пояс этого чертового Савиньяка и за руку — собственного сына, и втащить Дика на предательскую горную тропу. Сердце громко стучало. Он чуть не потерял Дика. Уже во второй раз. — Дикон, ты как? — Арно крепко прижимал резонатора к себе, беспокойно ерзая. — Ушибся немного, а так ничего, — смущенно засопел Ричард. — Прости, мне надо было быть внимательнее. — Тебе вообще не следовало находиться здесь, — не удержался Эгмонт. Голос его звучал холодно и резко. — Ты должен быть дома и заниматься тем, чем тебе и полагается, а не шататься по горам, чтобы показать Надор южанину! Если хочет переломать ноги в наших горах, может делать это сам! У Дика вспыхнули уши. Он с трудом привыкал к переменам в отце, но вот эти слова герцога хлестнули Дикона хуже плети. След от той мог зажить за какое-то время, а вот как быть с таким заявлением? Молчать юноша точно больше не мог. Он и так это делал куда дольше и больше, чем нужно. — Отец, чтобы вы знали, я сам предложил Арно прогуляться в горы, — щеки и уши уже пылали, но Дик не собирался сдаваться и отступать. Он вытянулся, чтобы казаться выше — хотя по сравнению с отцом все равно казался тощим и маленьким — вскинул голову и сверкнул глазами. — Потому что в замке оставаться невыносимо. Вы цепляетесь к Арно по малейшему поводу, думая, что я этого не вижу и не замечаю. А так нельзя, Арно — мой резонатор, часть меня, очень важная причем! Дик старался говорить так, чтобы отец понял — он не даст Арно в обиду только потому, что тот отцу по какой-то причине не понравился. Подобное поведение точно было не свойственно герцогу и неподобающе. Так Дика учил сам Эгмонт. А сейчас словно враз забыл все свои уроки. — Дикон, ты еще слишком юн, чтобы судить меня, — сверкнул глазами Эгмонт, стараясь сохранять самообладание. — Может и так. Но вы меня учили другому, — парировал Дик, показывая, что он мог быть не менее упрям, чем отец. Особенно в отстаивании дорогого человека. Глаза Эгмонта потемнели от гнева. Да если бы его здесь не оказалось, их бы обоих уже не было на свете! — Я запрещаю вам покидать замок. И свои комнаты, — отчеканил Эгмонт. — Подумаете о том, что вас могло сегодня не стать, в одиночестве. Общение… слишком застилает вам глаза.